Полет в прошлое

7. ПОГРЕБЕННАЯ ЭТРУРИЯ

Довольно часто мы видим, как современные научные и технические достижения помогают пролить новый свет на страницы самого отдаленного прошлого. Однако, пожалуй, самое сенсационное событие произошло весной 1961 г., когда итальянское телевидение позволило всем своим гражданам, не выходя из дома, заглянуть внутрь еще не вскрытой этрусской гробницы.

Сам премьер-министр Италии прибыл на место действия — к обширному некрополю близ древнего центра Таркуинии, примерно в сорока милях к северо-западу от Рима. И хотя лишь представителям властей да ученым-археологам разрешалось лично присутствовать при этом поразительном эксперименте, вместе с ними бесчисленные телезрители затаив дыхание следили, как из тьмы вырубленной в скале подземной гробницы проступали контуры настенной росписи. Около двух с половиной тысяч лет прошло с тех пор, как гробница была замурована, и, пока итальянские телеоператоры не установили свое оборудование, ни один человек не видел этих фресок, за исключением, может быть, алчных грабителей могил, проникших в подземелье в незапамятные времена.

Эта необычная телевизионная передача была как бы завершением целого ряда археологических поисков, связанных с использованием новых методов, Суть их прекрасно передал английский археолог Джон Брэдфорд: «Раскапывать, не прибегая по возможности к раскопкам». Это был значительный шаг вперед к «чистому» изучению погребенных памятников. Ни одна горсть земли не была стронута со своего места, и ничто не нарушило структуру подземной гробницы. Наконец, ни один археолог даже не прикоснулся к древним останкам: физический контакт был исключен. Подобный эксперимент стал возможен благодаря умелой комбинации целого ряда смелых технических новшеств. Но в основе всего была аэрофотосъемка.

Ученые не случайно выбрали для своего эксперимента захоронения этрусков. Этот таинственный народ создал первую в Италии могучую цивилизацию и претендовал на господство над всем полуостровом, пока римляне не начали его теснить в IV в. до н. э. Прошлое этрусков загадочно. Несмотря на раскопки, проводимые с эпохи Возрождения, а также найденные великолепные скульптуры и фрески (оказавшие, кстати, влияние на Донателло и Микеланджело), итальянцы имели об этом исчезнувшем народе весьма смутное представление. Само название древнего племени, некогда обитавшего в Этрурии (примерно современная Тоскана), на берегах Тирренского моря, от Арно до Тибра, вызывало скорее какие-то легендарные образы, а не облик реальных людей. Загадочность происхождения этрусков, а также язык, который не имеет практически сходства ни с одним из ныне известных языков, живых или мертвых, до сих пор сбивают с толку историков и филологов. Уже в древности этруски занимали умы греческих и латинских историков. Ливий и Вергилий неоднократно упоминают о них. Но, к сожалению, все основные труды, посвященные им, а также письменные памятники самих этрусков утрачены. А самое печальное — исчезла грамматика этрусского языка, составленная императором Клавдием.

Нет ничего удивительного, что все эти загадки, связанные с этрусками, окружили их ореолом таинственности. В XVIII в. они сделались даже предметом поклонения, которое достигло апогея в научных учреждениях различных городов Тосканы и получило название «этрускерия» и «этрускомапия». Великолепные произведения искусства этрусков всегда давали богатую пищу народной фантазии. Лучшие образцы были собраны в коллекциях Грегорианского музея в Ватикане, в Музее Виллы Джулия в Риме, в Археологическом музее Флоренции и во множестве музеев в самой Этрурии и близ нее — в Таркуинии, Черветери, Чиузи, Перуджии, Кортоне, Болонье, Ферраре и т. д. Прекрасные скульптуры до сих пор поражают удивительным сочетанием строгой архаичности и изысканной утонченности; неповторимый стиль этрусков как бы бросает вызов гармоничным пропорциям и олимпийскому покою, которые для нас неразрывно связаны с классическими канонами греков и римлян.

До Возрождения, которое расцвело во Флоренции, в сердце древней Этрурии, Италия мало что могла противопоставить таким шедеврам, как терракотовый Аполлон из Вейи, бронза Ареццо Чимаера, знаменитая Капитолийская волчица или рельеф с лошадьми из Таркуинии. А настенная роспись из гробниц Таркуинии, изображавшая с поразительной живостью и разнообразием быт и обряды этрусков, не переставала волновать художников с тех пор, как впервые вновь увидела свет.

Несомненно, что знакомство с экзотическим искусством Африки или доколумбовой Америки обострило наше восприятие и помогло лучше понять этрусков. Их странно вытянутые бронзовые статуэтки особенно привлекают нас сегодня, заставляя как бы предчувствовать произведения Модильяни, уроженца Ливорно, северной границы Тосканского побережья, или итало-швейцарского скульптора Агосто Джиакометти. Однако настоящий этрусский Ренессанс начался с 1955 г., когда в Цюрихе открылась международная выставка этрусского искусства, которая затем была показана во многих крупных городах Западной Европы — от Копенгагена до Кёльна, в Гааге, Париже, Милане. Тщательно продуманная и великолепно представленная коллекция лучших образцов этрусского искусства включала в себя непревзойденные ювелирные изделия, изысканную керамику (греческую, привозную и оригинальную, с черным орнаментом букчеро), разнообразное и удивительно искусно обработанное оружие, украшения и предметы домашнего обихода.

Почти все, что мы знаем об этрусках, нам поведали их обширные некрополи — города мертвых, окружавшие настоящие города, теперь такие же мертвые. На огромных кладбищах, например Монтероцци, близ Таркуинии, или Бандитачиа, под Черветери (этрусская Каере), захоронения происходили почти тысячу лет — с VIII в. до н. э. и долго еще после принятия христианства. Эти кладбища занимают площадь больше самих древних городов и состоят из отдельных примыкающих друг к другу погребальных участков. Пейзаж, окружающий первоначальные поселения этрусков, не имеет себе подобных во всей Италии. Характерно, что и города, и кладбища их располагались на длинных, узких грядах с плоскими вершинами. Эти параллельные гряды поднимаются над прибрежной равниной Маремма, вдоль которой народ мореплавателей, богатевший от разработок рудников Тосканы и Эльбы, строил свои порты. Сюда, если следовать общепринятой традиции, этруски приплыли со своей азиатской прародины (из Анатолии?) в самом начале I тысячелетия до н. э.

Судя по всему, этруски были уверены, что после смерти их ожидает такая же жизнь, как на земле, только в улучшенном, идеальном варианте. Поэтому прежде всего они старались обеспечить себе загробное блаженство. Во всяком случае, к этому стремилась привыкшая к роскоши и наслаждениям знать. Подобно многим другим народам, верящим в магию, этруски считали, что умершего в загробный мир должны сопровождать все те предметы, которые делали его жизнь радостной и приятной: снабженный всем необходимым, он будет счастлив и в вечной жизни. По всей видимости, изображения или модели предметов и орудий имели то же самое назначение: силой магии они должны были замелить покойному реальные вещи.

Стремясь обеспечить умершего всем необходимым, этруски превращали гробницы в настоящие склады всевозможного добра. Там находились как собственные великолепные изделия, так и полученные от народов, с которыми они торговали: от финикийцев, египтян, карфагенян, а главным образом от греков. Перед греками этруски преклонялись настолько, что иногда даже их собственное искусство становилось полностью эллинизированным и теряло всякую оригинальность. Поэтому не будет преувеличением сказать, что самые лучшие, наиболее сохранившиеся и наиболее многочисленные аттические чернофигурные и краснофигурные вазы получены нами из этрусских захоронений. Гробницы, высеченные в туфе или в аллювиальных отложениях, сберегли эти хрупкие сосуды.

Этрусские женщины в отличие от женщин других древних народов пользовались одинаковыми с мужчинами правами и тоже уходили в мир иной со всем необходимым: с золотыми заколками-фибулами, шкатулками, для косметики, браслетами, серьгами, диадемами, красиво изукрашенными зеркалами, губной помадой, всевозможной мебелью, а также утварью и посудой.

Таким образом, погребальные дары этрусков представляют собой почти полный набор предметов, отражающих их обычаи, вкусы, художественные идеалы, экономику, торговые связи, религиозные верования, повседневную жизнь и празднества. Необычайно живые, смело очерченные сценки на цветных фресках, которые вызвали такой восторг у зрителей на выставках 1955–1956 гг., возродили погибшую цивилизацию этрусков. Эта потрясающая картинная галерея рассказала нам о ней так же ярко, как мог бы это сделать живой свидетель, и во многом даже возместила утрату литературных текстов. Соответствие между погребальной утварью и реальными предметами так велико, что даже сами гробницы с прилегающими комнатами, колоннами, потолочными перекрытиями и оконными зеркалами являются как бы копиями этрусских домов. Кстати, это подтвердилось, когда в гробницах обнаружили глиняные модели домов. Теперь ученые считают, что центральное помещение этрусских гробниц-курганов является прообразом более позднего атриума римской гражданской архитектуры.

Поскольку эти погребения охватывают по времени всю эпоху этрусской цивилизации, по ним не только можно проследить развитие материальной культуры, но также определить периоды духовного подъема и упадка. Так, гробницы VII в., самые пышные и богатые, рассказывают о золотом веке Этрурии. В последующие столетия оптимизм и беззаботность постепенно уступают место более мрачному настроению… Все чаще и чаще появляются изображения мстительных богов, терзающих души усопших. Однсзремснно происходят значительные изменения в архитектуре подземных помещений. Короче говоря, этрусские гробницы дали археологам превосходный материал для реконструкции погибшей, но некогда полной жизни и блеска цивилизации.

К. сожалению, они оказались слишком заманчивой добычей для сводных братьев археологов — грабителей гробниц.

Когда в конце XIX в. археологи лишь начинали научные раскопки, большинство могильных холмов по всей Этрурии и в прилегающих районах было уже варварски разрыто гробокопателями. Первыми, кто посягнул на достояние умерших, были, по-видимому, пережившие их соседи. Судя по римскому своду законов времен Империи, ограбление могил было в то время таким же распространенным преступлением, как некогда в древнем Египте. В XV и XVI вв., когда прокатилась первая волна этрусских находок, римские папы бросились пополнять свои сокровищницы золотом из этих гробниц. Они действовали точно так же, как авантюристы и чиновники в Центральной Америке, которые «добывали» сверкающий металл из богатых доколумбовых погребений в Панаме. Рассказывают, что кардинал Фарнезе в 1546 г. извлек из некрополя Монтероцци огромное количество золотых предметов, общим несом более 6000 фунтов, и благочестиво употребил это золото на украшение базилики св. Иоанна Латеранского в Риме.

Постепенно случайные, эпизодические раскопки могильных холмов превратились в своего рода аристократический вид спорта, которому предавались военные, священники, а также местная или иностранная знать, предавались с таким же азартом, с каким современные англичане раскапывают «курганы друидов». Это небезвыгодное времяпрепровождение привело в 1836 г. к открытию самой богатой из доселе известных этрусских гробниц — так называемой гробницы Ретюлини — Галасси на кладбище Черветери. Назвали ее так в честь генерала Вириченцо Галасси и архиепископа Алессандро Реголини, которые руководили раскопками. Без всяких предосторожностей гробницу торопливо вскрыли всего за один день, и «археологи» проникли внутрь, сделав пролом в кровле. Никакой подробной описи в то время, конечно, сделано не было: первая заслуживающая внимания публикация об этом открытии появилась лишь через сто с лишним лет, в 1947 г., когда никто уже ничего не мог рассказать. Но сказочным сокровищем (более 650 предметов) — воистину гробница этрусского Тутанхамона, найденная в Италии в XIX в.! — ныне, можно любоваться в Музее Ватикана.

После этого открытия посыпались одна за другим: алчность явно подстегивала грабителей. Особенно привлекали любопытных посетителей фрески в гробницах Таркуинии. Однако многие из них вскоре были забыты, а другие быстро разрушились. Под открытым небом под влиянием сырости краски осыпались, многие куски были просто вырублены «любителями старины».

Бок о бок с этими изыскателями продолжали свою лихорадочную деятельность грабители могил, превращая отдельные овечьи выгоны в «лунный», изрытый кратерами ландшафт. Один из очевидцев, английский путешественник Джордж Деннис, автор ранней классической монографии по археологии «Города и кладбища Этрурии» (1848), оставил нам печальное описание того, как ненасытные варвары перекапывали многие акры земли в поисках ценных предметов. При этом все остальное они безжалостно и сознательно уничтожали. Особое раздражение вызывала у них керамика, которую в те времена было трудно сбыть. В этом отношении последующие поколения грабителей могил достигли явного прогресса, уяснив, что на мировом рынке древностей почти любая этрусская вещица ценится на вес золота.

Тем не менее в наше время всевозрастающая мода на предметы этрусского искусства еще более усугубляет положение. Страсть к собирательству эстетических ценностей среди невежд, особенно богатых, неизбежно повышает спрос. Поэтому итальянские и иностранные дельцы сговариваются с местными грабителями могил, стремясь удовлетворить ненасытную потребность коллекционеров всех континентов. Сегодня считают, что из каждых ста обнаруженных гробниц девяносто девять уже ограблены. Ежегодно из Италии контрабандой вывозят всевозможные похищенные древности на сумму до десяти миллиардов долларов, нанося невосполнимый ущерб национальному доходу страны, а особенно ученым, для которых точное местонахождение предметов зачастую дороже их материальной ценности.

К. М. Леричи сделал авторитетное заявление, что в конце 50-х годов только на этрусских некрополях орудовали хорошо организованные банды, насчитывавшие до тысячи грабителей, не считая гораздо более многочисленных местных кладоискателей. Лишь на одном из участков древнего кладбища, где ученые успевали раскапывать в среднем одну гробницу за год, могильные воры ухитрились за десять лет ограбить триста!

«Эти цифры, — горько замечает Леричи, — говорят о неоспоримом, при всей его отвратительности, преимуществе частной инициативы».

Преступников поощряют и помогают им с виду респектабельные дельцы от искусства и их экстравагантные клиенты, которые стремятся любой ценой приобщиться к «культуре», хотя бы в глазах прихлебателей, нахально выставляя украденные древности в своих особняках. И ни итальянские власти, ни ученые почти ничего не могут сделать против этой организованной банды грабителей могил.

Но какой бы печальной ни казалась ситуация, отчаиваться все же не стоит. Прежде всего потому, что предметы из захоронений, независимо от их эстетической или материальной ценности, как правило, не являются уникальными. Большинство самых лучших образцов почти всех типов и почти из всех известных захоронений сегодня выставлены в национальных музеях. Кроме того, ограбленные гробницы, которые уже не привлекают грабителей, зачастую еще могут дать цепную информацию ученым. И, наконец, область распространения этрусской культуры — почти треть полуострова, начиная от Салерно и вплоть до долины р. По — настолько богата памятниками прошлого, что даже две тысячи лет грабежа не смогли ее полностью опустошить. Отдельные, некогда процветавшие поселения ныне забыты и потеряны, и вполне возможно, что ни ученые, ни грабители до них еще не добрались. Насколько нам известно, они до сих пор скрываются под плодородным слоем почвы и растительностью или под водой. Даже в самых известных, перерытых вдоль и поперек некрополях, таких, как Таркуиния, Черветери, Вулчи, Вейи, Чиузи и т. п., могут быть участки захоронений, которые до сих пор остались незамеченными.

И вот тут опять выступает на сцену аэрофотосъемка. Только она способна в кратчайший срок ответить на вопросы, возникшие в связи с необходимостью принять решительные меры по спасению гибнущих этрусских некрополей — как от грабителей могил, так и от не менее разрушительной послевоенной сельскохозяйственной экспансии.

С 1943 г. Джон Брэдфорд служил — в Италии, и там до своего увлечения исследованием юга полуострова он нашел время просмотреть аэрофотоснимки, сделанные английской авиаразведкой над территорией древней Этрурии. В отличие от послевоенных воздушных наблюдений, проведенных Брэдфордом на Тавольере, ни один из этих снимков не имел никакого отношения к археологии.

Каждый из них представлял собой часть огромной подробнейшей карты Италии последних военных лет, отснятой летчиками в чисто военных целях. Следует отметить, что условия, в которых авиаразведчикам приходилось снимать, отнюдь не способствовали увлечению археологией. И будь это несколькими годами раньше, на этих снимках, сделанных со значительной высоты (до пяти миль), вообще вряд ли удалось бы различить хоть какие-нибудь древние руины.

Однако за время войны фотографическая техника и оптические приборы настолько улучшились, что позволяли добиваться совершенной четкости и глубины изображения. Брэдфорду благодаря его настойчивости удалось познакомиться с исключительно красноречивыми аэрофотоснимками. Ценность заключенной в них информации поразила его. Поэтому после окончания войны он позаботился о том, чтобы эти снимки не выбросили в мусорную корзину, а затем, подробно изучив весь материал и добившись первых результатов, получил от британских ВВС разрешение опубликовать их. Так со статьи Джона Брэдфорда «Этрурия с птичьего полета», появившейся в 1947 г. в июньском номере журнала «Антиквити», началась новая эра этрускологии.

До сих пор археологи сосредоточивали все свое внимание на раскопках какой-нибудь одной гробницы либо отдельного ансамбля гробниц. Брэдфорда же главным образом интересовали план всего некрополя в целом, его границы, общее расположение, т. е. то, о чем никто не имел ясного представления. А как раз такие карты были необходимы, так как глубокая вспашка и интенсивные посадки виноградников и оливковых рощ грозили стереть с лица земли последние следы, видимые уже только с высоты. Фотографии авиаразведки представляли собой идеальный материал для их составления. После тщательного изучения, анализа снимков и наземной проверки Брэдфорд, посещавший Италию после 1945 г, почти ежегодно, смог составить достоверные планы обширных участков некрополей в Черветери и Таркуинии.

Короче говоря, аэрофотосъемка в изучении этрусских некрополей преследовала три цели. Во-первых, помочь археологам отыскать доселе неизвестные гробницы и определить точное местоположение уже известных, ранее описанных в литературе. Во-вторых, выявить погребальные дороги между различными некрополями и поселениями. И, наконец, в-третьих, воссоздать «общую картину расположения некрополей» на единой одномасштабной карте.

Когда будет точно установлено число, местонахождение и планировка могильных холмов, археолог сможет наконец «с достаточной уверенностью разработать план- будущих раскопок и в зависимости от степени сохранности объекта рассчитывать на успех». Он сможет взглянуть на большие некрополи не только в надежде приумножить материальные свидетельства, но для того, чтобы различить новые черты этрусской цивилизации.

Исследования Брэдфорда основывались на знакомых нам принципах, они уже не составляли секрета. С тех пор как он использовал аэрофотосъемку над Средиземноморским побережьем, где тонкий слой почвы едва прикрывает вулканический! туф, можно было заранее предсказать, что воздушные поиски подземных сооружений здесь по знакомым приметам, таким, как различия в окраске злаков, травы и почвы, принесут ему несомненный успех. Удивительно то, что до Брэдфорда никто не опубликовал аэрофотоснимков этрусских некрополей, хотя незадолго до войны и раздавались голоса одиноких энтузиастов, веривших, что в Италии можно получить такие же результаты, какие получили Кроуфорд и Пуадебар.

Характерная особенность устройства этрусских гробниц позволяла легко их обнаруживать по «поверхностным приметам». Большинство погребений выглядело как сглаженные холмы с коническими насыпями посередине из породы, выброшенной из подземных покоев. Разумеется, все следы этих холмов давным-давно исчезли (благодаря деятельности людей и природе). Впрочем, кое-где они еще заметны, но их легко принять за естественные неровности почвы. Однако для аэрофотосъемки такие возвышения мало что значили. Гораздо больше примет открывали подпочвенные перемещения грунта. А ключом ко всему служило устройство подземных усыпальниц..

Под насыпными холмами обычно находился круглый погребальный покой — «барабан», либо высеченный в скальном грунте, либо сложенный из блоков вулканического туфа. Зачастую стенки цилиндрического покоя поднимали за счет дополнительных рядов блоков. Вокруг этого центрального сооружения, основы всего кургана, проходили канава или ров глубиной в несколько футов. Когда ветер и дожди начинали сглаживать курган, перегной и земля заполняли ров, а на вершине оставался щебень, который когда-то был выброшен из подземной камеры. Таким образом, над самой гробницей, даже совершенно сровненной с землей, растительность оказывается более редкой и увядает раньше: в конце весны или в начале лета она выглядит сверху как более бледный круг. В то же время на месте окружающего гробницу рва, где почва более плодородная, растительность гораздо пышнее, трава или злаки вызревают позднее, и этот ров сверху виден как темно-зеленое кольцо. Такие контрастные зоны растительности позволяют безошибочно определять местонахождение гробниц. При этом их размеры можно установить довольно точно, даже если изображения гробниц на фотографиях не превышают в диаметре миллиметра. На аэрофотосъемках британских ВВС Брэдфорд смог различить целые «галактики» гробниц: они покрывали Этрурию подобно россыпям беловатых злокачественных язв или нарывов. И э то же время на земле они были совершенно незаметны, особенно в неблагоприятные сезоны.

Кроме растительных примет здесь имелись и почвенные, хотя на этрусских некрополях их очертания обычно более размыты из-за рассеивания мелких скальных обломков. Тем не менее на отдельных участках, где гробницы высечены в гипсе или в другом беловатом грунте, эти приметы выделяются очень ярко на земле. Брэдфорд говорил, что после вспашки под зябь местоположение гробниц походило на круги, усыпанные снегом.

Но самое большое впечатление при изучении аэрофотоснимков на него произвела одна деталь: темный клин внутри погребального круга. Почти во всех светлых кругах имелись такие клинья, а в некоторых — даже по нескольку. Нетрудно было догадаться, что они означали. Каждый такой клин, несомненно, отмечал вход в гробницу, так называемый «дромос» — ступенчатый коридор, ведущий вниз, к центральной погребальной камере.

Под грузом насыпного холма эти коридоры посте пенно оседали, провалы заполняла более тяжелая почва, и, естественно, более густая и темная растительность над ними выдавала их месторасположение. Лишь из одном участке некрополя Черветери Брэдфорд насчитал на своих снимках более ста таких коридоров. Значение этих примет для археологических раскопок трудно переоценить.

Дальнейшие полевые изыскания помогли объяснить наличие нескольких входов в отдельные могильные холмы. По всей видимости, эти подземные ходы служили для последующих захоронений на протяжении нескольких поколений. Первоначально этруски погребали в одном мавзолее только членов одной семьи. Но в более поздний период они начали хоронить в своих усыпальницах всех представителей одного рода. Такие усыпальницы превращались в целые подземные дворцы с множеством покоев, где мертвецы лежали рядами на каменных скамьях вдоль стен, переходов и комнат. Именно такой подземный дворец запечатлел в своих незабываемых набросках Пиранези. А в нашем, раздираемом войнами XX веке подобные мавзолеи служили убежищами для живых людей.

Изучая свои аэрофотоснимки, Брэдфорд обнаружил не менее двух тысяч этрусских гробниц, буквально стертых с лица земли. Так, составляя карты двух наиболее известных этрусских некрополей — Монтероцци и Бандитачиа, он сумел в первом отметить около восьмисот практически доселе неизвестных гробниц, а во втором — почти вдвое меньше. Одновременно Брэдфорд изучил малоизвестные, пришедшие в запустение кладбища. Среди них наибольший интерес у него вызвал многообещающий некрополь Монте-Аббатоне (Абетоне) — обширный город мертвых, расположенный. так же как и Бандитачиа, на холмистом хребте напротив Черветери, но только по другую сторону. По сути дела, ученые до сих пор вскрыли там всего пять-шесть курганов, а для изучения с воздуха это скалистое плато, едва прикрытое тонким слоем почвы, оказалось удивительно благодатным. Все контрасты на нем выделялись необычайно ярко. Большую часть его занимали пастбища, травяные поляны, заросли дикорастущего кустарника. Эта естественная растительность неизменно и точно очерчивала входы в подземные усыпальницы. Особенно ярко выделялись ряды кустов, стоявшие как часовые над засыпанными проходами. На Монте-Аббатоне Брэдфорд выявил более шестисот стертых временем курганов. Как и в других некрополях, он определял их местонахождение, подсчитывал, измерял и составлял карты. После этого Брэдфорд приступил к сравнительному изучению больших кладбищ.

В каждом некрополе нетрудно было различить множество отдельных погребальных курганов. Некоторые, самые крупные, достигали 135 футов в диаметре, но большинство не превышало 20–30. Со временем стало ясно, что эти огромные кладбища не были лишь беспорядочным скоплением могил. Все отчетливее и отчетливее вырисовывалась эволюция погребальных курганов, как по размерам, так и по архитектуре, а также общая организация и планировка некрополей.

Те, кто вновь открывал для себя древнюю Италию, идя по стопам Брэдфорда, в том числе и Кроуфорд, не придавали особого значения его этрусским изысканиям. Они казались им незначительными по сравнению с его уникальными открытиями римских оборонительных сооружений и неолитических стоянок. Возможно, в этом есть какая-то доля правды. В конце концов этрусская археология была вспаханным и перепаханным полем задолго до появления Брэдфорда. Огромное количество гробниц уже было исследовано.

Допустим, Брэдфорд обнаружил множество доселе неизвестных захоронений. Ну и что? — восклицали критики. — Допустим, благодаря ему мы найдем еще какие-нибудь сказочные сокровища или восхитительные произведения искусства. А дальше? Это лишь увеличит число музейных экспонатов и ни на шаг не продвинет науку, не расширит горизонт наших знаний.

Подобный критицизм поражает своей предвзятостью, в нем проглядывает также тенденция преуменьшить значение традиционной археологии, классического треугольника «боги — гробницы — ученые». Нельзя отмахиваться от возможности обогащения нашего эстетического наследия. Откуда мы знаем, может быть, еще одна находка заставит нас по-новому взглянуть на мир и вновь вдохновит художников, так же как в прошлом вдохновили их спасенные от гибели чудесные произведения этрусков? Кто посмеет утверждать, что химический синтез галлюциногенов или ЛСД дает нам больше, чем открытие доселе неизвестной картины Джорджоне? И, наконец, кто знает, может быть, в какой-нибудь из гробниц среди сокровищ вдруг обнаружатся памятники письменности? Каждый из них был бы бесценным дополнением к скудному запасу уцелевших этрусских текстов, которые именно из-за своей малочисленности и отрывочности не позволяют полностью понять язык этрусков, хотя все эти отрывки расшифрованы и давно прочтены. А вдруг найдут двуязычный текст на этрусском и каком-нибудь другом известном нам языке — латинском, греческом или финикийском?

Независимо от того, какую помощь оказали изыскания Брэдфорда научным раскопкам древней Этрурии, следует отметить, что его методы и цели имели мало общего с археологией старой школы. Он исходил из совершенно иного, прогрессивного представления о воздушной археологии. Как и в других районах, поиски отдельных объектов играли для него второстепенную роль. Главное же было выявить весь древний ландшафт в целом, определить его общие черты в пространстве и времени. Именно в этом свете следует рассматривать его основную задачу — составление карт целых некрополей с учетом их топографического расположения, взаимосвязей различных комплексов внутри каждого кладбища и сравнительное изучение городов мертвых. Находки отдельных гробниц значили для него мало. Другое дело — целые скопления гробниц с их характерной типологией и распределением, новые некрополи, подобные тому, который Брэдфорд обнаружил в Колле Понтоно, на полпути между Чивитавеккиней и Таркуинией, — вот это уже было настоящим открытием!

И, наконец, Брэдфорд одновременно со своими основными изысканиями смог совершить то, что было недоступно полевым археологам. Он сумел проследить общее развитие этрусских погребений — начиная с примитивных pozzetti (маленьких подземных колодцев или ям) и простых tumuletti arcaici (архаических могильников) до настоящих курганов, чьи размеры все возрастали по мере изменения самого характера погребений. Также Брэдфорд обнаружил следы ранних наземных четырехугольных гробниц — tombe a camera (гробниц со склепом). Подобно своим подземным аналогам, они тоже отражали стили городской архитектуры.

В сущности, одним из самых важных результатов революционных исследований Брэдфорда было установление несомненного сходства между этрусскими городами мертвых и городами живых. Поскольку этрусские города — частные жилища и даже храмы — в основном были деревянными, от них не осталось ничего, кроме остатков оборонительных стен. Взять хотя бы древний город Кере. Соседний некрополь дает о нем гораздо более полное представление, чем сам давно покинутый город, к тому же частично застроенный современными безликими зданиями. На плане, составленном по аэрофотоснимкам, отчетливо видны правильные ряды гробниц вдоль дорог и вокруг покрытых илом piazzetti, в точности похожих на вытянутые прямоугольные городские площади, с той лишь разницей, что на них выходят фасады гробниц, а не жилых домов. Такое характерное для города или имитирующее городской план расположение гробниц позволило Брэдфорду обнаружить главные артерии некрополя, т. е. «vie sepolcrali». Некоторые из них он смог проследить почти на всем их протяжении, вплоть до самого древнего города. Нет никакого сомнения, что когда-то по ним двигались похоронные процессии, спускаясь в долину, отделявшую город от некрополя, и поднимаясь по извилистой тропе на склон. Основные дороги к некрополю были когда-то вырублены в скальном грунте. Перегной заполнил их толстым слоем, и теперь на протяжении сотен ярдов над ними тянутся густые заросли кустарника, а параллельные ряды гробниц позволяют различить ответвления от главных дорог.

Следует, кстати, сказать, что Брэдфорд прекрасно представлял себе планировку этрусских городов, хотя аэрофотоснимки, которые были в его распоряжении, гораздо больше подходили для изучения их мрачных соседей — некрополей. Он не раз заявлял, что для исследования городских руин требуется нечто большее, чем обычная вертикальная аэрофотосъемка. Тем не менее ему удалось попутно обнаружить следы многочисленных засыпанных дорог, расходившихся некогда от древнего этрусского города Вулчи.

Открытия Брэдфорда неизбежно должны были привести к новым наземным исследованиям и раскопкам этрусских гробниц. Результаты были положительные или отрицательные в зависимости от обстоятельств, но результаты были. Сам Брэдфорд придавал этим работам огромное значение и активно участвовал в них. Однако особенно знаменательными на этой стадии были не столько поразительные находки и даже не подтверждения открытий, сделанных с помощью воздушных наблюдений, сколько тот факт, что аэрофотосъемка потребовала и на земле применения совершенно новой техники, которая придала археологии небывалый размах. Это блестящее доказательство кумулятивного эффекта в науке: открывая новые горизонты, новая техника ставила новые проблемы, требовавшие новых решений. Не следует, однако, думать, что воздушную археологию оттеснили на задний план: скорее опа получила подкрепление.

В книге, посвященной воздушной археологии, мы не можем подробно останавливаться на всевозможных технических новшествах, но коротко рассказать о них необходимо, ибо они — ее прямое порождение.

Брэдфорд не раз подчеркивал, что одной из практических задач аэрофотосъемки над Этрурией были поиски и определение новых захоронений, почти незаметных на поверхности, потому что именно они могли избежать, по крайней мере в недавнем прошлом, алчного внимания грабителей могил. С той же целью необходимо было срочно уточнить местоположение некрополей, которым угрожали глубокая распашка или насаждение садов и виноградников. Отдельные такие участки, по мнению Брэдфорда, являлись весьма перспективными для дальнейших раскопок. В частности, он указывал на некрополь, расположенный к юго-востоку от Бандитачиа.

Именно здесь ведущий итальянский этрусколог профессор Паллоттино начал раскопки еще до того, как он познакомился с аэрофотоснимками Брэдфорда, «руководствуясь только наземными приметами». Но тогда ему удалось обнаружить лишь отдельные захоронения, — sepolcri sparsi. Позднее, в мае 1951 г., когда Брэдфорд опубликовал аэрофотоснимки этого района, Паллоттино организовал новую экспедицию, в сущности чтобы дать полевую практику своим студентам из Римского университета. На сей раз раскопки продолжались около трех недель.

Брэдфорд предполагал, что здесь могут быть сделаны «ценные находки», а также что эти гробницы уже вскрывались в далеком прошлом. Так оно и оказалось. В погребениях было найдено довольно много предметов, особенно привозной греческой керамики. Кроме того, Паллоттино отметил ряд интересных архитектурных деталей.

Современные раскопки, если вести их на должном уровне, — предприятие довольно дорогостоящее. Лишь в редчайших’ случаях научные открытия оправдывают произведенные расходы. Так, чтобы раскопать один могильный холм, нужно затратить многие сотни долларов. При этом зачастую случается, что деньги эти вылетают в трубу: гробница может оказаться пустой, в ней не найдут ничего интересного и вообще раскоп не будет иметь никакого научного значения. Учитывая возможную потерю времени и денег, лишь немногие учреждения, даже поддерживаемые влиятельными и богатыми меценатами, могут изредка позволить себе такую роскошь, как раскопки наугад. А ведь в этрусских некрополях расположены тысячи и сотни тысяч гробниц!

Безусловно, большинство из них было разграблено еще две тысячи лет назад. Конечно, интуиция может привести археолога на какое-нибудь менее заметное кладбище, которое, возможно, не так привлекло грабителей. Но и тут ни в чем нельзя быть заранее уверенным. Даже если предположить, что там сохранилась часть погребальной утвари, кто может поручиться, что будут найдены уникальные, по-настоящему ценные предметы, которые бы окупили и ваши затраты, и расходы ваших покровителей? А главное — эти средства можно было бы с гораздо большим толком потратить на раскопки какой-либо доселе неизвестной гробницы.

Но какой именно? Может быть, грабители, чьи методы гораздо менее ортодоксальны, а потому гораздо дешевле, уже успели побывать и здесь, ведомые чутьем на сокровища или бог весть откуда полученными тайными сведениями? Как опередить этих воров, которые обычно действуют под покровом темноты? И в довершение всего археологу приходится еще состязаться с землевладельцами, чьи проекты угрожают уничтожить последние следы древних захоронений.

Но ученых подстерегали и другие неприятности. Воздушная археология, несмотря на все ее чудесные достижения, тоже не всемогуща. Ограниченность ее методов в лучшем случае усложняла задачу археолога, привлеченного на данное место раскопок аэрофотоснимками. А в худшем… Дело в том, что почвенные приметы, в частности, со временем становятся все менее отчетливыми, а многократная вспашка делает их вообще расплывчатыми и недостоверными. Поэтому слепо доверяться им нельзя: они могут ввести в заблуждение.

Точно так же не всегда можно верить приметам, указывающим на входы в гробницы. Наконец, имеются группы маленьких погребальных склепов — так называемых pozzetti. По сути дела, это лишь ямы, которые на фотографиях зачастую неразличимы. Скопления таких погребений или иных небольших подземных сооружений не позволяют выделить отдельные гробницы: на аэрофотоснимках их трудно отличить от бесформенных, случайных пятен. А ведь как раз такие неприметные гробницы могли ускользнуть от внимания могильных воров; возможно, именно они и представляют наибольшую ценность. Упустить их из виду было бы непоправимой ошибкой.

Но не только небольшие размеры погребальных сооружений ограничивали возможности воздушной археологии. Многое зависело от глубины захоронений, характера почвы и покрывающей ее растительности. И тут не помогут ни сверхчувствительная пленка, ни сверхмощные объективы, ни самые современные светофильтры: при каком бы освещении вы ни вели съемку, эти глубинные захоронения не будут обнаружены. Многие полагают, что аэрофотосъемка выявила на этрусских кладбищах только половину гробниц.

Но даже в том случае, когда все приметы отчетливо зафиксированы на аэрофотоснимке, определить точное местонахождение объекта на земле, как мы уже убедились, не так-то легко. На фотографии все кажется предельно ясным. Но когда археолог прибывает на место, он видит перед собой только землю и растения, и больше ничего. Короче говоря, поиски приходится начинать сызнова.

Казалось бы, разрешить все эти сложнейшие археологические проблемы было попросту немыслимо. Однако помощь пришла со стороны других наук, которые помогли справиться с трудностями и дополнили воздушную археологию новыми чудодейственными орудиями.

С самого начала все понимали: необходим иной способ разведки, более дешевый и быстрый, чем традиционные раскопки. Если бы только удалось заранее заглянуть в гробницу или получить о ней хоть какое-то предварительное представление, чтобы наверняка выбрать объект для подробнейшего исследования!

За разрешение этой сложной задачи взялся Леричи, итальянский промышленник, хорошо знакомый с техникой геофизических изысканий. Правда, не он был первый, кто применил геофизические методы для отыскания археологических объектов. Обычно эту честь приписывают английскому ученому Р. Дж. С. Аткинсону и американцу немецкого происхождения Гельмуту де Терра. Однако и у них были предшественники. Но Леричи можно по справедливости считать одним из первооткрывателей, ибо он раньше всех и совершенно самостоятельно разработал свои методы и приборы для исследования этрусских гробниц.

Новая технология, которую он ввел в археологические изыскания, оказалась настолько эффективной, что он на радостях создал особый фонд (по счастью, его семья владела сталеплавильным заводом в Северной Италии) и основал археологическое отделение при геофизическом факультете Миланского политехнического института. В основном Леричи опирался на римское отделение этого учреждения. За многие годы работ он не только возглавлял изыскания в погребенной Этрурии, но также совместно с экспедицией Пенсильванского университета участвовал в поисках потерянной греческой колонии Сибарис в Южной Италии. Наконец, Леричи вел археологические исследования в Судане, в Турции, где обнаружилось на анатолийских возвышенностях множество погребальных холмов, похожих на этрусские, а также в Болгарии, Испании и Иордании.

К. М. Леричи родился в 1890 г. в Вероне. Инженерное образование получил в Турине, позднее был тесно связан с Миланским политехникумом. Там он и основал свое отделение, или особую лабораторию, которая занималась главным образом изысканиями минеральных богатств, нефти, природного газа и воды. Рассказывают, что интерес к археологии у Леричи пробудился впервые, когда он по просьбе родственников делал проект семейного мавзолея. Для начала он решил ознакомиться с планами ранних сооружений такого рода и, естественно, заинтересовался различными итальянскими древностями. Отсюда — его увлечение этрусками, сначала переросшее в страсть, а затем ставшее самоцелью.

Когда Леричи знакомился с римскими коллекциями, он узнал о работах Брэдфорда, о составленных им подробных картах этрусских некрополей по аэрофотоснимкам времен второй мировой войны. Изящество и точность этого метода не могли не привлечь Леричи.

«Меня поразило, — писал он позднее, — как много можно узнать о том, что скрыто под землей, по наземным приметам, по изменениям растительности, по теням и пятнам, которые становятся видимыми сверху при косом солнечном освещении на рассвете или на закате… Можно сказать, аэрофотоснимки «заговорили» со мной на своем языке».

Но вскоре Леричи понял, что аэрофотоснимки давали далеко не полный ответ на множество вопросов. И тут ему, геофизику, представилась блестящая возможность применить в археологических целях те самые методы, которые он с успехом применял для поисков и изучения подземных естественных ресурсов.

Первый эксперимент Леричи и его сотрудники из Миланского политехнического института провели в 1954 г. Для этого они избрали место близ Фабриано, в Центральной Италии, где аэрофотосъемка ранее зафиксировала подземную гробницу. Сверху она выглядела как кольцо. И хотя наземный наблюдатель ничего в этом месте не мог различить, геофизическое «прощупывание» дало положительные результаты. Начались раскопки. И действительно, в этом месте была найдена подземная, выложенная из камней гробница с остатками сожженных человеческих костей и осколками глиняной посуды.

Воодушевленный этим и другими аналогичными опытами, Леричи в декабре 1954 г. созвал при римском департаменте древностей первую (в своем роде) конференцию, чтобы обсудить возможность применения в археологии методов воздушной разведки и геофизических изысканий. На конференцию собрались как итальянские археологи и инженеры, так и зарубежные специалисты. Среди ее участников был и Брэдфорд, а также Р. Барточини, главный смотритель (суперинтендант) древностей в Южной Этрурии. Именно он, несмотря на скептицизм итальянских профессиональных археологов, поддержал Леричи и приветствовал его участие в дальнейших исследованиях этрусских некрополей.

Впоследствии Леричи и его группа использовали для изучения этрусских гробниц три главных, последовательно применяемых метода, техническое оборудование для которых помещалось на маленьком грузовике или в автоприцепе.

Сам Леричи неустанно повторял, что в основе всего должны лежать воздушное наблюдение и аэрофотосъемка. Именно это, как правило, определяло выбор места для дальнейших работ.

Первая стадия его исследований — подтверждение пли дополнение данных воздушной разведки. Для этого использовались геофизические приборы, похожие на миноискатели времен войны. Наиболее простой из них — обыкновенный портативный потенциометр. Электроды погружаются в землю, между ними пропускается ток, и прибор фиксирует уровень сопротивления току различных участков почвы. А поскольку этот уровень, естественно, колеблется в зависимости от состава почвы — искусственных или природных включений, воздушных пазух, по графическим записям потенциометра можно определить точное местонахождение, размеры и даже глубину подземного сооружения.

В дополнение к электрическим методам использовались и другие, которые в определенных условиях оказывались более эффективными: сейсмическая разведка, акустическое прослушивание, измерения магнитного пиля и даже радиоактивности, т. с. такие же, как для изысканий рудных или нефтяных месторождений. Благодаря этим геофизическим тестам стало возможно определять не только точное местонахождение, но и размеры погребальных склепов.

Однако на этой стадии еще нельзя решить, стоит ли начинать раскопки, потому что, как мы уже говорили, содержимое гробницы может не оправдать затраченных усилий и расходов. И тут Леричи придумал нечто совершенно феноменальное.

Следующий его шаг был таков: с помощью небольшого электрического бура, приводимого в действие маленьким генератором, он делал отверстие в середине кровли подземного склепа. Это отверстие, по сути дела, не причиняло никаких разрушений. Диаметр его не превышал трех дюймов. В 1956 г. Леричи пригласил Брэдфорда принять участие в эксперименте такого рода на этрусских некрополях.

Пробная скважина, в зависимости от глубины захоронения, может достигать 20 футов. Помимо проникновения в гробницу, бурение позволяет отбирать образцы почвы на различных уровнях.

Третий этап был самым решающим и наиболее сложным. Чтобы осуществить его, Леричи создал в лаборатории своего института специальную фотокамеру. Она представляла собой длинную алюминиевую трубу диаметром около двух с половиной дюймов, которая легко проходила в пробуренное отверстие. В нижнем конце ее был укреплен миниатюрный фотоаппарат — немецкий «Минокс» шпионского образца — величиной с маленькую зажигалку. С его помощью можно было делать черно-белые или цветные снимки размером чуть больше, чем на восьмимиллиметровой пленке. Ниже этого фотоаппарата располагалась лампочка-вспышка. Управление камерой осуществлялось дистанционно, сверху. Как правило, камеру поворачивали по часовой стрелке двенадцать раз, каждый раз на тридцать градусов. Это позволяло сфотографировать «по кругу» все подземное помещение. Брэдфорд остроумно назвал метод Леричи «перископической фотосъемкой», и этот термин сейчас общепринят. Вот отрывок из его статьи в «Иллюстрейтед Лондон Ньюс», где он описывает это поразительное достижение: «Каждый вечер, закончив дневную работу, мы рассматривали негативы через фотоувеличитель. Все детали были удивительно четкими, и мы могли по ним с уверенностью судить, насколько ценна наша находка. По мере того как прокручивалась пленка и десятки кадров проходили на экране, перед нами представали интерьеры гробниц, в которые никто до нас не заглядывал в течение многих столетий. Мы были первыми! Мы видели настенные росписи, тела погребенных, вазы, поставленные вокруг. Это были, пожалуй, самые потрясающие «фильмы», какие мне когда-либо доводилось видеть».

Новый метод оправдал себя полностью. Он стал как бы продолжением волшебства воздушной археологии, способной сверху видеть скрытое под землей. Отныне основная цель исследовать подземные сооружения, не прибегая к раскопкам, — была достигнута. Изучение уцелевших в гробнице предметов позволяло сделать окончательный выбор объекта, заслуживающего полных исследований. Да и в дальнейшем, в процессе раскопок, перископическая фотосъемка не раз помогала археологам, точно указывая им вход в погребальную камеру.

Позднее в этот метод было внесено немало технических усовершенствований. Римские оптики создали специальный перископ с автономным освещением такой мощности, что археологи получили возможность непосредственно осматривать гробницы. Если же необходимы были снимки, к верхнему окуляру перископа легко крепился обыкновенный фотоаппарат. С появлением такого перископа оставался всего один маленький шаг, чтобы установить на нем телевизионную камеру, которая показывала зрителям еще не вскрытые погребения.

Перископическая археология Леричи проявила все свои достоинства уже в первый рабочий сезон 1956 г. Выявляя наиболее перспективные объекты, она сводила до минимума расходы и в то же время позволяла за кратчайший срок подробно и тщательно исследовать огромное количество подземных гробниц. А главное — для такой колоссальной работы требовалось всего два-три человека!

Воздушная археология указывала путь и стимулировала поиски, но возможности ее не были безграничны, и дальше эстафету принимала археология перископическая. Дополняя друг друга, они позволяли за несколько дней завершить исследования, которые в прежние времена потребовали бы многих лет, а то и всей жизни для проведения раскопок. И, наконец, появилась реальная возможность опережать грабителей могил и владельцев участков. Вряд ли какой-либо другой метод мог принести столь поразительные результаты, даже если бы деньги, время и рабочая сила не играли никакой роли.

Брэдфорд отмечал, что благодаря перископической фотосъемке он за двенадцать дней смог обследовать сорок гробниц. Но это было скромным началом. За сезон 1958–1959 гг. таким же способом было осмотрено 850 гробниц в одной Таркуинии, но лишь немногие из них были полностью раскопаны. Среди последних еще меньше оказалось неразграбленных, но все же в нескольких гробницах ученые обнаружили значительные коллекции погребальных предметов и утвари. В 1957 г. Брэдфорд смело заявил; «Воздушно-наземная археология откроет нам основные сокровища настенной живописи этрусков — это лишь вопрос времени и терпения».

Однако другие ученые не были столь оптимистичны. В самом деле, после знаменитой «Гробницы с быками», открытой в Таркуинии в 1892 г., несмотря на огромную работу, проделанную за последние десятилетия, в некрополях Этрурии больше не удавалось обнаружить ни одной гробницы с настенной росписью.

Но наконец в марте 1958 г. это произошло, и тоже в Таркуинии.

Однажды вечером, после трудового дня, маленькие цветные слайды «Минокса» показали на экране целую галерею изумительных настенных картин, пожалуй самых замечательных из найденных до сих пор в Этрурии. Они относились примерно к VI в. до н. э. и изображали атлетов, соревнующихся в различных видах спорта: в состязании на колесницах, в беге, в прыжках в длину, в метании диска и в танцах. Совершенно очевидно, что эти великолепные росписи изображали игры религиозного характера, по-видимому связанные с погребальными церемониями, но в них отражался радостный дух азартной спортивной борьбы.

Это погребение с настенной росписью было единодушно названо «Олимпийской гробницей» по двум причинам; во-первых, потому, что само содержание росписи подсказывало точное название, а во-вторых, по стечению обстоятельств именно в Италии должны были состояться Олимпийские игры 1960 г.

После этого всемирно известного открытия было обнаружено еще немало гробниц с настенной росписью с помощью все того же аппарата, который Леричи любит называть «волшебным оком Миноса». В одной Таркуинии, где в основном сосредоточены гробницы с росписью, экспедиции Леричи к 1965 г. обнаружили около пятидесяти таких гробниц, т. е. за несколько лет сделали в 2 раза больше, чем их предшественники за несколько столетий.

Поистине «око Миноса», проникающее под землю, и «глаз Дедала», взирающий с высоты, способны совместно творить чудеса! Среди мертвых городов Этрурии они открыли изумительные памятники одной из самых загадочных цивилизаций древнего Средиземноморья.