Полет в прошлое

8. СПИНА: ПОТЕРЯННАЯ ЖЕМЧУЖИНА АДРИАТИКИ

Известно, что гробницы могут многое рассказать об искусстве, религии, экономике и общественной жизни этрусков, ибо между жилищами мертвых и живых существует бесспорная аналогия. Тем более досадно, что мы так мало знаем о самих этрусских городах. До последнего времени это было своего рода белым пятном археологии.

Многочисленные путешественники разных поколений оставили нам свои (импрессионистские) описания этрусских городов, но все они без исключения были заворожены странными сооружениями и великолепными сокровищами больших некрополей. То же самое можно сказать о большинстве ученых. Для тех и других посещение Таркуинии и Черветери или Вулчи до сих пор означает главным образом осмотр подземных гробниц. При этом почти никто не обращает внимания на развалины расположенных поблизости этрусских городов. Такому пренебрежению есть много причин, среди которых не последняя — давно установившийся определенный интерес антикваров и археологов к гробницам и их содержимому. Кладбища этрусков были настоящими Эльдорадо, так к чему тратить время на жалкие развалины домов и храмов, от которых почти ничего не осталось? Что могли они поведать о культуре исчезнувшего народа? Следует признать, что всеми нашими знаниями об этрусках, и не малыми, мы обязаны (если не считать немногих литературных источников) только их бесценным погребениям. Но рано или поздно справедливость должна была восторжествовать.

К счастью, за последние десятилетия наметились решительные сдвиги. Сначала с некоторой робостью, как заметил французский археолог Раймонд Блок, ученые приступили к изучению этрусских городов. Используя по примеру Брэдфорда аэрофотоснимки британских ВВС, директор британской археологической школы в Риме Дж. Б. Уорд Перкинс в послевоенные годы неустанно занимался поисками дорог, которые когда-то соединяли этрусские города. В то же время итальянский археолог М. Романеллн производил раскопки в Таркуинии. Позднее, в конце 50-х годов, Р. Барточини, главный хранитель (суперинтендант) древностей в Южной Этрурии, объявил о своем намерении полностью обследовать пустынное плато, где некогда находился город Вулчи. Для осуществления этого проекта предполагалось использовать все самые современные методы научной археологии, главным образом воздушное наблюдение, а также геофизические и геохимические исследования.

Этрусская цивилизация носила по преимуществу городской характер. Слава этрусских городов гремела по всей Италии и далеко за ее пределами. Даже после того как они давно пришли в упадок и исчезли, Тит Ливий писал: «Этрусские города были известны на всем протяжении Италии — от Альп до Мессинского пролива».

Города были настоящими жизненными центрами этрусков. Жак Ергон справедливо замечает в своей книге «Повседневная жизнь этрусков»: «Хотя этруски показали себя как умелые земледельцы и успешно противостояли стихиям, все же прежде всего они были градостроители, и именно в этом проявлялся их истинный дух».

В отличие от италийских племен, для которых поселения (в лучшем случае) были скоплением хижин, этруски рассматривали город как некое компактное органическое целое, в котором горожане были объединены общей духовной и светской властью. Они закладывали города в соответствии со строгими религиозными правилами, и освященная территория города разбивалась только согласно установленному плану. Хотя им приходилось иногда кое в чем от него отступать из-за особенностей местности, но в основном город обязательно отвечал определенным требованиям. Так, в городе должно было быть трое ворот и тройной храм, посвященный святой троице: Юпитеру, Юноне и Минерве (Тин, Упи и Меперва этрусков). Главные улицы пересекались под прямым углом и были ориентированы, так же как дамбы, расходящиеся от столицы инков Куско, на четыре стороны света. Для того чтобы точно определить направление, использовался специальный инструмент.

Когда этруски пришли в Рим (это название этрусское), он представлял собой скопление нескольких деревушек на соседствующих холмах. А когда им пришлось уйти после полутораста лет правления, Рим был уже настоящим городом.

По сути дела, этруски передали римлянам свое представление о городе. И Рим увековечил этот этрусский идеал города с его Капитолийским святилищем и священной, запретной pomérium, полоской земли вдоль стен, которую нельзя было распахивать или застраивать. До самого падения Римской империи римляне превыше всего ценили свой город, построенный по канонам этрусков. Даже римские колонисты соблюдали до мельчайших подробностей все правила, ритуалы и традиции, известные под латинским термином «limitatio» (установление). Поэтому большинство римских городов и укрепленных лагерей в Испании, Галлии, Сирии и в других провинциях являются, в сущности, отражением этрусского градостроительства.

Не так давно американцы (с помощью аэрофотосъемки) открыли и раскопали Козу, одну из ранних римских колоний на территории Италии. Это великолепный пример римского города, скопированного с этрусских образцов.

Римская разбивка полей в шахматном порядке, так называемая «центуриация», которая так неожиданно была обнаружена с воздуха в Далмации, Северной Африке, в различных областях Италии и в других местах, по сути дела, является развитием этрусской землемерной системы. Это легко установить, изучая методы планировки этрусков, которые, в свою очередь, видимо, подражали греческим и ближневосточным образцам.

Этруски никогда не стремились распространить свою власть на окружающие территории, создать государство. Может быть, именно поэтому им в конечном счете не удалось объединить Апеннинский полуостров, чего добились их более грубые и практичные преемники. Этрурия до конца оставалась россыпью отдельных суверенных городов, связанных между собой в конфедерацию из двенадцати городов. Причем это объединение, видимо, носило скорее религиозный, чем политический, характер. Из-за скудости исторических текстов никто даже не знает, какие именно города входили в эту конфедерацию. Очевидно, членами се были прежде всего наиболее значительные древние центры, такие, как Таркуиния, Вейн, Вулчи, Чиузи и Каре. «Церемониальной», или культовой, столицей была Вольсиния, современная Больсена, где французские археологи под руководством Р. Блока вели успешные раскопки с 1946 г. У каждого из этих городов была своя славная история. Греки и римляне глубоко их почитали. И задолго до того, как в моду вошло посылать своих отпрысков для обучения в Афины или на Родос, римские аристократы получали утонченное светское образование в Каре.

Древние авторы подробно сообщают нам о малейших беспорядках в греческих колониях в Южной Италии. И в то же время мы знаем ничтожно мало о том, что происходило в самих этрусских городах, в метрополиях. В письменных источниках почти ничего нет об этрусских правящих династиях, о политических изменениях, борьбе за власть, социальных трениях или военных действиях — здесь нам приходится рассчитывать лишь на археологию.

Мы знаем, хотя и в общих чертах, границы этрусской экспансии на юге, знаем о столкновениях этрусков с греческими колониями в Сицилии и с самой Грецией, а позднее — с Римом. Однако о самих вновь основанных этрусских городах в Кампании (на юг они распространились вплоть до Салерно и были, видимо, объединены в другую конфедерацию из двенадцати городов) сведения наши неопределенны. Единственное исключение составляла могущественная Капуа на Вольтурно, во она существовала, наверное, уже в VIII в. до н. э.

Еще меньше нам известно о другом направлении этрусской экспансии конца VI в. до н. э. — о жизненно важном историческом движении этрусков на север, через Апеннины, в долину р. По. Здесь возникла новая Этрурия, костяком которой стала такая же традиционная конфедерация из двенадцати городов. Но что это были за города, сейчас можно только гадать. Известно лишь, что в их числе была Болонья, бывшее новое поселение, которое этруски называли Фельсина. Возможно, Равенна, а также Пьяченца (Плацентиз), где до сих пор готовят знаменитую баранью печенку, и, наконец, Атрия (Адрия) — некогда такой же, как Равенна, морской порт, по имени которого названо Адриатическое море.

Вполне возможно, что одним из этих этрусских городов была Мантуя, где родился Вергилий. И еще одно явно этрусское поселение традиционного городского типа обнаружено близ современного Марцаботто, примерно в двадцати милях к юго-западу от Болоньи. Поскольку оно находилось на берегу р. Рено, на пути этрусков из Фьезоле на север, это был, по-видимому, первый основанный ими тралсапеипинский город. Значение его, несомненно, велико. К тому же он считался одним из немногих тщательно изученных этрусских городов, поскольку раскопки здесь велись с 60-х годов XIX в. Но, несмотря на все это, даже само его название до сих нор не установлено.

Зато нет никаких сомнений в том, как назывался другой северный город этрусков — Спина в устье По. Слава его и значение были так велики, что древние авторы, прежде всего географы первого столетия нашей эры, наперебой пели ему хвалу. Но Спина задала загадку иного рода. Прекрасный мирный город бесследноисчез с лица земли, и никто толком не знал, где он находился.

Расцвет Спины падает на V в. до н. э., когда она была главным портом северной части Адриатики и контролировала всю береговую и заморскую торговлю в этом районе. Судя по многочисленным источникам, это был космополитический центр, где этрусские правители свободно общались со средним классом греческих торговцев иммигрантов и со скромными местными жителями — венецианцами, умбрами и лигурами. Именно в этот период Адриатика и долина р. По стали для этрусков новым окном в мир, новым рынком, который полностью компенсировал ущерб, причиняемый им греческими городами в Южной Италии. Отсюда открывался прямой морской путь в Афины. На пирсах Спины выгружали прекраснейшие керамические изделия греческих мастеров золотого века, века Фемистокла и Перикла. Часть их оставалась в городе, часть перепродавалась дальше. Спина, а также родственная ей Атрия широко пользовались такими удивительно благоприятными экономическими условиями.

Позади этих городов простиралась необычайно плодородная долина р. По, где этруски собирали богатейшие урожаи пшеницы: они были искусными ирригаторами и опытными земледельцами. Добыча соли по всему побережью тоже была значительным подспорьем и одной из основных статей экспорта. Таким образом. Спина должна была играть главную роль во всей континентальной или по крайней мере трансальпийской торговле.

Ряд находок свидетельствует о том, что через Спину шла торговля балтийским янтарем, который пользовался большим спросом у народов Средиземноморья и древности и до сих пор дорого ценится в венецианских антикварных лавках. Именно через Спину и другие падавианские города, которые контролировали альпийские караванные пути, греческие и этрусские изделия, в частности керамика и ювелирные украшения, доходили до отдаленной Скандинавии, Британских островов и французской Галлии. Рунические письмена, самый первый алфавит, появившийся в Северной Европе, возможно, происходят от северного варианта этрусской письменности. И далеко не последнюю роль сыграло распространение этрусской культуры на север в решающий, гальштатский (от Гальштата в Австрии) период европейского железного века. Влияние этрусков ощущалось на всем континенте.

С культурной и экономической точек зрения Спина в доримской истории Северной Италии играла роль этрусской Венеции. Как мы увидим дальше, эта аналогия далеко не беспочвенна.

Для древних одним из основных критериев процветания и славы города был размер его ежегодных подношений Дельфийскому оракулу. Дары Спины считались в эллинском мире щедрыми и редкостными, и эллины восхищались ими еще долго после того, как сам город Спина исчез с исторической арены, даже столетия спустя.

Эти богатейшие дары долго еще прославляли Спину и заставляли людей думать о том, как же она погибла.

Несмотря на великолепное положение этого города, расцвет его длился, по-видимому, недолго — вряд ли более одного столетия. К началу IV в. до н. э. город быстро начал приходить в упадок. Подобно многим городам собственно этрусским или таким, как Рим, Спина тоже страдала от опустошительных набегов галлов. Город угасал; в I в. и. э. Страбон упоминает уже лишь о небольшом поселении. Роковую роль сыграли, по-видимому, не столько галлы, которые частично приобщались к этрусской цивилизации, сколько стихийные силы природы. Именно они медленно, но верно стирали с лица земли адриатические города метрополии. «Завистливая природа» — излюбленная метафора археологов-популяризаторов. Наступление джунглей, наводнения, землетрясения, эпидемии и прочие апокалипсические явления не раз превращали в руины гордые создания человеческих рук. Главным же врагом Спины стали илистые наносы р. По. С каждым годом они все больше удаляли море от города. Важнейшая водная артерия закупоривалась. Уже в IV в. до и. э. Спина находилась примерно в двух милях от моря, по все же была с ним связана судоходным каналом. К I в. н. э. это расстояние увеличилось до десяти миль. Подобно Равенне, которая тоже когда-то была важным портом Адриатики, Спина оказалась полностью отрезанной от моря, и жители покинули обреченный город.

В XII в. река По прорвала дамбу, и русло ее сместилось на север, к Венеции. Вся прежняя география дельты оказалась измененной. То место, где некогда разноязычные жители Спины разгружали и нагружали в своих гаванях парусные корабли со всего Средиземноморья, теперь превратилось в заболоченную низину с илистыми озерками и мелкими лагунами. Почва постепенно оседала, и город, очевидно, ушел под воду. На поверхности не осталось никаких строений, и никто уже не помнил о них.

Поскольку все внешние ориентиры исчезли, весьма трудно было определить точное местонахождение Спины, тем более что древние литературные источники и этом отношении оказались путаными, а порой и во обще противоречивыми.

Однако благодаря все тем же античным источникам о самой Спине никогда не забывали. Имя ее неоднократно упоминает Боккаччо. И, начиная с одного из первых гуманистов из Форли, с Флавио Биондо, поиски потерянного города становятся страстью многих людей на протяжении столетий.

В XIX в. итальянский бард Кардуччи в своей знаменитой оде оплакал судьбу Спины, царицы Адриатики, чей голос умолк, задушенный беспощадным временем. Его звонкие стихи как бы призывали археологов к действию. Но не обошлось без скептиков. Они удивлялись, почему такой великий, если верить преданиям, город до сих пор никак не удается отыскать, несмотря на все усилия. Может быть, он относится к тому же разряду, что и Атлантида — легендарный исчезнувший город из красивого сказания? Предание об Атлантиде распространено по всему Средиземноморью, по не имеет под собой никакой фактической основы. Может быть, и Спина тоже?.. В самом деле, древние авторы что-то уж слишком туманно пишут о пеласгах, якобы первых поселенцах Спины, и почему-то называют в числе основателей города потомков различных олимпийских богов. Повествования их напоминают скорее пересказ классических мифов, особенно в той части, где говорится о прибытии первых кораблей из Греции или Трои.

Так родилась одна из довольно логичных гипотез: если Спина когда-либо действительно существовала, то скорее всего это был небольшой порт Фельсины, расположенный в устье р. Рено, недалеко от Равенны. Многие ученые удовлетворились таким объяснением, которое более или менее соответствовало имеющимся фактам, а главное — избавляло их от необходимости продолжать хлопотные и трудные поиски. Нечего и говорить, что эта гипотеза ничуть не разубедила ярых сторонников Спины. Они мужественно отстаивали свою точку зрения.

Однако первый шаг к разрешению этой проблемы был сделан вовсе не археологами. В данном случае широко разрекламированные проекты мелиоративных работ и аграрных реформ — то, от чего у археологов обычно подскакивает кровяное давление, — оказались их лучшими союзниками.

Уже в 1913 г. был выдвинут план осушения заболоченной низины в южной части современной дельты р. По, поблизости от Комаккьо, живописного средневекового городка, расположенного на островах, примерно в тридцати милях к востоку от Феррары. Когда-то Комаккьо знавал лучшие дни, но теперь он был удален от моря и окружен лишь болотами и лагунами. Оставшиеся в нем жители кое-как кормились рыбной ловлей в окрестных водах. Мелиоративные работы сулили им всяческие выгоды от вновь отвоеванных земель.

Осушение началось в конце 1919 г. с долины Треббия. Когда между только что прорытыми осушительными каналами появились пригодные для обработки участки, агрономы начали производить на них пробные посадки. И при первых же шагах обнаружили древние гробницы.

Несомненное сходство этих гробниц и найденных в них предметов с этрусскими погребениями в Северной Италии, в частности близ Болоньи и Марцаботто, убедило власти в чрезвычайной важности открытия. Гробницы находились под водой много веков, и можно было надеяться, что они окажутся неразграбленными. Поэтому официальные раскопки поручили вести специалистам местного археологического общества — сначала доктору Аугусто Негриоли, а затем директору департамента древностей в Эмилии профессору Сальваторе Ауриджемма. Работы продолжались до 1935 г. К тому времени было открыто более тысячи двухсот гробниц, не считая множества других, разграбленных предприимчивыми жителями Комаккьо.

Сразу же стало ясно, что ученые натолкнулись на весьма обширный некрополь. Среди множества находок были и гранулированные золотые серьги, и бронзовые подсвечники типично этрусского стиля, и янтарные ожерелья, и египетские сосуды из стекла и алебастра, и великолепные краснофигурные аттические кратеры — большие чаши для вина. Для того чтобы разместить все эти сокровища, пришлось занять дворец в Ферраре, построенный в эпоху Возрождения но приказу Людовика Сфорцы. Отныне он стал называться Феррарским национальным музеем археологии, и вскоре его до предела заполнили предметы древнего искусства. Это одна из лучших коллекций во всей Италии.

Археологи без труда определили возраст различных находок: он колебался от V до IV в. до и. э. Большое количество аттической утвари свидетельствовало не только о пристрастии этрусков к изделиям Эллады, но и о том, что здесь было погребено немало греков. Это со всей очевидностью подтверждали многочисленные надписи на греческом языке. Не случайно древние авторы называли Спину и другие северные этрусские города греческими. По-видимому, эти адриатические портовые города привлекали множество греческих ремесленников и торговцев, которые составляли как бы средний класс между правящей этрусской аристократией и слугами и рабами из местного населения.

Не оставалось никаких сомнений: греко-этрусский некрополь в долине Треббия, судя по его размерам и богатству, мог принадлежать только какому-то большому городу. Как правило, этрусские кладбища находились поблизости от городов, по в данном случае, к вящей досаде ученых, такого города нигде по соседству обнаружить не удавалось, Еще в 1924 г. доктор Негриоли без колебаний объявил, что во вновь найденном некрополе погребены обитатели Спины. Об этом говорило все: значительная греческая прослойка, литературные ссылки, богатство погребений, обширность некрополя, характерные черты большого международного города-порта и, наконец, даты — от V до III в. до н. э. Но где же сама Спина?

И на этот раз этруски ускользнули от нас, оставив нам только свои гробницы. Именно поэтому поиски исчезнувшей Спины следовало продолжать. И они продолжались.

Одно было несомненно: Спина находилась где-то поблизости. Однако, несмотря на самые радужные прогнозы, поиски долго не давали никаких результатов. Ученые бесцеремонно выкапывали мертвецов Спины, но сама Спина оставалась погребенной. И еще долгие годы после 1935-го Спина считалась городом-призраком.

Почти два десятилетия спустя, точнее, в 1953 г., на рынке древностей вдруг появилось большое количество предметов, которые вызвали интерес этрускологов. Эти предметы очень уж походили на греко-этрусские изделия из Феррарского музея. А между тем считалось, что некрополь в долине Треббин был фактически очищен. Откуда же тогда эти предметы?

К счастью, тайна была вскоре раскрыта, потому что появление новых предметов древности совпало с началом осушительных работ близ того же Комаккьо. в районе так называемой долины Пеги, к югу от долины Треббии.

Эксперты обратились к властям. Итальянские власти откликнулись мгновенно. С решительностью, которой могли бы позавидовать другие страны, чьи древности подвергаются постоянной угрозе разграбления, власти изъяли из землепользования обширный район и целиком отдали его археологам. Итальянская администрация даже приказала изменить направление уже запроектированной дамбы, чтобы сохранить в первозданном виде весь прилегающий участок.

Однако на этот раз перед археологами стояла поистине необычайная по трудности задача. Вновь найденный некрополь в долине Пеги все еще находился под тридцати-сорокадюймовым слоем воды. Для того чтобы добраться до гробниц, многие из которых находились в шести футах от поверхности, надо было еще преодолеть слой ила и грязи. При таких условиях обычные способы раскопок не подходили.

Трудности усугублялись еще и тем, что добраться до самого некрополя было вовсе не просто. Уровень воды, как правило, был слишком низок, чтобы пользоваться лодками, и слишком высок и грозил различными опасностями, чтобы дойти вброд. В этих условиях все преимущества были на стороне местных рыбаков, издавна приспособившихся ловить здесь угрей.

Побывавшая на месте американский археолог Сапипа Гова так описывает уникальную технику этих изобретательных воров»; «Они привязывают к рукам и ногам короткие деревянные дощечки и ползут на четвереньках по трясине. Время от времени они прощупывают ил шестами со стальными наконечниками и гак отыскивают свою добычу».

В конце концов над этим районом был установлен более или менее эффективный контроль. Осушительные работы продолжались, и вскоре археологи приступили к ответственнейшей и невероятно трудной операции, и ходе которой им помимо всего прочего приходилось соперничать со своими нечистыми на руку конкурентами.

В 1954 г. начались регулярные раскопки под руководством профессора Паоло Энрико Ариаса из Катанийского университета. Ему помогал Нерео Алфиери, который со следующего года стал главным вдохновителем поисков потерянной Спины.

Нepeo Алфиери был сам уроженцем Адриатического побережья. Он родился в Анконе, в старом морском порту к юго-востоку от Равенны. Для нас уже нет ничего удивительного в том, что этот известный итальянский археолог начал свою карьеру с должности топографа и только через историческую географию пришел к археологии. Его докторская диссертация, защищенная в 1937 г. в Болонском университете, была посвящена топографии древней Анконы. Несколько лет итальянский ученый занимался уточнением местоположения исторических поселений в окрестностях своего родного города. Одним из первых проектов Алфиери было обследование долины р. Метауро, к северу от Анконы, где младший брат Ганнибала, Гасдрубал, разгромил римлян в 207 г. до н. э. и сам нашел смерть в этой битве.

Алфиери быстро научился извлекать пользу из местных поверий для поисков древних развалин. Существует легенда о том, как им был обнаружен забытый римский храм: он попросил пастуха показать ему местную «святыню», и пастух привел его к руинам.

Сразу же после второй мировой войны Алфиери был прикомандирован к главному хранителю древностей Анконы. Вот тут-то и обнаружилось его истинное призвание, едва он соприкоснулся с загадкой потерянной Спины. Древняя дельта р. По, особенно в заболоченном районе Комаккьо, где проходили мелиоративные работы, сразу привлекла его внимание. Его опытный глаз топографа сразу определил, что во всей исследованной вдоль и поперек Италии вряд ли найдется такое же благодатное для археологов поле. Он был убежден, что где-то здесь, под мутными водами лагун или среди безжизненных болот, скрывается легендарная Спина. И только он, именно он отыщет ее! Лишь тот, кто способен отыскивать стертые следы прошлого на местности, где нет никаких внешних ориентиров, может раскрыть эту тайну. Алфиери не пугали ни физические, ни финансовые затруднения: он был готов ко всему. Спина влекла его. И вот он покинул свой родной город и перевелся работать в Эмилию.

Со временем эта жертва была вознаграждена: Алфиери назначили директором Феррарского музея. Но перед этим прошли годы безрезультатных поисков. Прежде чем сделаться правой рукой Ариаса, он тщетно пытался самостоятельно подобрать ключ к тайне потерянного города. Он изучал и заново восстанавливал записи древних, вновь и вновь исследовал район вокруг Комаккьо и долины Треббии, делал пробные раскопы траншеями и шурфами и неутомимо рылся в средневековых манускриптах, надеясь найти хоть какой-нибудь намек, хоть какую-нибудь связь между этрусским городом и средневековьем, воспоминаниями тех, кто остался жив в те темные века, или их потомков.

Особенно же упорно Алфиери старался восстановить древнюю карту местности с ее прежней береговой линией и старыми рукавами р. По, карту тех времен, когда Спина царила над волнами Адриатики. И в этом отношении ему удалось сделать ценные открытия. По рядам параллельно расположенных дюн он определил стадии наступления суши на море. Теперь у него появилась уверенность, что, учтя подъем речных берегов, вызванный постоянными отложениями наносов в дельте над и под уровнем моря, он сможет найти место где находился город. Кроме того, Алфиери уточнил прежнее русло По. И ему стало ясно, что некрополь долины Треббии располагался некогда на гребне вытянутой песчаной косы. Где-то поблизости, на такой же примерно возвышенности, недалеко от старого речного русла, и должна была стоять Спина. Однако участок этот был слишком велик и но большей части все еще оставался под водой. Желанная цель по-прежнему ускользала от археологов.

В 1954 г., когда регулярные раскопки в долине Неги обнаружили настоящие сокровища искусства, о Спине снова заговорили во всем мире. Каких только слухов не было об этих раскопках! Многие подозревали, что профессор Ариас и его помощник давно уже обнаружили город, но предпочитают хранить это открытие в тайне. Однако местные жители были лучше осведомлены. Они утверждали, что если кто-нибудь когда-нибудь и отыщет Спину, то скорее всего это будут вездесущие ловцы угрей из Комаккьо, которые всегда добирались первыми до античных сокровищ своего района.

Работа Ариаса и Алфиери проходила в тяжелейших условиях. Физические трудности, с которыми они сталкивались в долине Треббин, здесь усугублялись сильной заболоченностью почвы. Чтобы вести раскопки, приходилось зачастую не выкапывать, а выуживать предметы. Траншеи почти сразу же обваливались. Два археолога вначале могли рассчитывать лишь на «трех землекопов, на три бадьи и три лопаты» — начало куда как скромное! Правда, в последующие сезоны на помощь Алфиери пришло много добровольцев из Италии и из-за границы.

Постепенно они совершенствовали технику работ. Например, они установили, что погребенные предметы быстрее и легче не откапывать лопатами, а отмывать брандспойтом. Правда, при этом трудно было вести тщательные научные изыскания, требующие точной фиксации каждой находки на месте. Но главное — опередить грабителей, которые действовали по ночам. В таком темпе археологам случалось за день вскрывать до пятнадцати гробниц. Весьма эффективную помощь оказывала им сколоченная из четырех досок рама: она удерживала воду и грязь при раскопке отдельных могил. И к концу сезона, когда работы из-за холодов пришлось остановить, они смогли передать Феррарскому музею ценнейшие находки из 342 гробниц. В следующем году «урожай» был еще богаче, а к 1963 г. количество раскопанных погребений перевалило за три тысячи.

Найденные предметы по типу в стилю оказались сходными с ранее обнаруженными в долине Треббии. Без всякого сомнения, они относились к тому же периоду и оба некрополя явно принадлежали одному и тому же городу. Наконец, каждая новая находка все больше убеждала археологов, что этот ускользающий от них город был некогда крупной и богатой метрополией.

Здесь, как и в долине Треббии, они столкнулись с пестрой смесью греческих, этрусских, умбрийских и привозных восточных изделий. Некоторые краснофигурные вазы так живо напоминали такие же сосуды из крупнейших коллекций Берлина, Мюнхена, Бостона и Парижа, словно их изготовили одни и те же мастера. Отдельные шедевры казались расписанными самим великим Полигнотом. Многие повторяли мотивы знаменитого фриза Парфенона. Вереницы фигур на таких вазах обычно иллюстрировали различные греческие мифы. Иногда они давали новые версии известных легенд. Похоже, что у жителей Спины были свои излюбленные темы, например приключения Геракла и Тезея, битва с амазонками, гомеровский эпос, сражение кентавров с лапифами, Часто встречающееся изображение Диониса, особенно в окружении танцующих вакханок, позволяет предположить, что в Спине были широко распространены орфический и дионисийский культы.

Как и в долине Треббии, этрусская керамика встречалась здесь гораздо реже, но зато маленькие терракотовые сосуды в виде животных, служившие, видимо, флаконами для благовоний, были просто восхитительны. Чем-то они напоминали изысканные вазочки из перуанского Моче.

Местные умбрийские изделия из глины попадались главным образом в могилах бедняков. В них нет утонченности греческой или этрусской керамики, и тем не менее они привлекают нас абстрактным орнаментом и смелостью мазка, которой могут позавидовать художники-модернисты.

До сих пор не удалось окончательно установить типологию гробниц по этническим и социальным признакам или по способам погребения — захоронения или кремации. Предпринятые попытки пока не увенчались успехом. Однако не исключена возможность, что различный тип гробниц зависел от их расположения в некрополях, которые, если судить по аэрофотоснимкам, были строго геометрически распланированы по классической этрусской схеме.

Однако ни одна из этих гробниц, каким бы богатым ни было ее содержимое, не может даже сравниться по внешнему оформлению с погребениями древней Этрурии. Здесь нет ни могильных курганов, ни роскошных надгробных каменных памятников. Лишь изредка над могилой устанавливали стелу или клали хотя бы несколько камней. По-видимому, мертвецов редко хоронили в деревянных гробах или в саванах, но это и ишь предположение, потому что и дерево и ткани могли полностью разложиться. Только дважды в гробницах были обнаружены маленькие каменные саркофаги с пеплом. Почти полное отсутствие каменной облицовки и надгробных памятников можно, разумеется, объяснить тем, что почва вокруг была аллювиальная, наносная. Но, с другой стороны, разве нельзя было привезти в дельту По каменные брусья и блоки? Или не было в этом необходимости?

Несмотря на предельную простоту внешнего оформления могил, содержимое их отражает такую же типичную для этрусков заботу о загробном существовании, как гробницы Таркуинии или Черветери. В долине По умерших этрусков обязательно укладывали головой на северо-запад и снабжали всем необходимым. По остаткам пиши можно даже судить об их кулинарных вкусах. Погребальную утварь ставили справа, и независимо от класса или касты каждый умерший держал в руке бронзовый обол, чтобы заплатить корыстолюбивому Харону за переправу через Стикс.

Раскопки некрополя долины Пеги, сбор, классификация и передача находок в Феррарский археологический музей требовали огромной отдачи сил и времени. Однако все это не мешало Алфиери неустанно идти к его главной, высшей цели. Он знал, что приблизился к ней вплотную, и это его подстегивало, гем более что многое говорило о том, что южная часть некрополя долины Пеги, где захоронения были особенно многочисленны, по-видимому, располагалась ближе всего к некогда обитаемому городу. И тем не менее ни один из пробных раскопов не принес положительных результатов. На сей раз надежды ученого на удачу не оправдались.

И все же Алфиери сделал удивительное открытие, но совсем не в археологическом районе Комаккьо, а… в библиотеке. Однако это уже было не случайностью, а скорее следствием его неустанных поисков недостающего звена — какого-нибудь документа о поселении или даже об одиночном здании по соседству с некрополем долины Пеги, документа, относящегося к первым векам пашей эры или к началу средневековья.

Он исходил из давно известного постулата исторической географии: названия древних памятников (физиографических пли человеческих) зачастую сохраняются в местных наименованиях даже тогда, когда сам памятник, поселение или святилище, давно исчез, сровнялся с землей, а над ним возникли совершенно новые сооружения. Так, например, буддийские ступы воздвигали на руинах языческих храмов древней индийской цивилизации, так, церковь Ностра Сеньора де лос Ремедиос стоит на фундаменте доколумбовой пирамиды в Чолула и так, наконец, весь Мехико построен на месте разрушенного Теночтитлаиа.

В данном случае, учитывая, что вокруг простиралась заболоченная аллювиальная дельта По, выбор места для поселений был довольно ограниченным. Поэтому Алфиери предполагал, что здесь «закон привязанности к древним центрам поселений» был особенно категоричен. Однако же, если такой «притягательный древний центр» и существовал когда-то, то только до XII в., когда все, что оставалось от Спины или, возможно, от се преемника, должно было исчезнуть под водой новой лагуны, образовавшейся в результате катастрофического изменения русла р. По. Можно ли было надеяться, что о том отдаленном периоде сохранятся хоть какие-нибудь письменные сведения?

И все же Алфиери давно держал в руках путеводную нить. В средневековых записях из архива Равенской епархии неоднократно упоминалась церковь Санта-Мария в Падо Ветере. Этимология ясно указывала на ее местоположение на берегу старого русла По. \ что если это был тот самый древний исчезнувший рукав, который Алфиери нанес на свою карту близ долины Пеги?

28 июля 1956 г. Алфиери наконец обнаружил старую запись об этой самой церкви, где говорилось, что она стояла в местечке Патанелла, недалеко от берега Боргацци (одного из древних рукавов По). Поскольку расположение Патанеллы и Боргацци было уже хорошо известно, не составляло труда более или менее точно установить местонахождение церкви. Может быть, это и есть недостающее звено? Алфиери был уверен, что да. Сам он записал: «Уверенность в том, что мы приблизились вплотную к городу Спина, заставила меня начать поиски именно в этом месте».

Однако его ожидало горькое разочарование. Все предметы, которые ему удалось откопать в районе Патанеллы, оказались римского происхождения. И он не нашел самого главного — греко-этрусских изделий.

Как раз в эти дни, в конце лета 1956 г., Алфиери узнал, что некий инженер из Равенны, профессор Витале Валвассори, начал аэрофотосъемку трассы будущего осушительного канала, который должен был пройти через долину Пеги. Валвассори, ветеран второй мировой войны, летчик итальянских ВВС, в свое время фотографировал со своего «Штукаса» военные объекты союзников. После войны он продолжал совершенствовать технику аэрофотосъемки уже по своему собственному почину. Ему удалось сконструировать фотокамеру с автоматической экспозицией. Специальная оптика позволила ему получать цветные снимки широкого диапазона; в своей лаборатории он мог искусственно усиливать нужные цвета, применяя различные проявители и фильтры. На его фотоснимках идеально выделялись все контрасты почвенных и растительных примет.

Как только Алфиери услышал об этих экспериментах, он сразу же примчался в лабораторию Валвассори. О том, что произошло во время их встречи, лучше рассказать словами самого Алфиери: «Я приехал в Равенну, где профессор Витале Валвассори проявлял цветные фотоснимки, сделанные над долиной Пеги. С огромным волнением просмотрел я фотографии района Патанеллы и сразу же заметил всего в трехстах с небольшим футах от бывшей церкви типичные очертания древнего поселения. Па снимках были видны не только геометрические контуры городских кварталов, но и отчетливые берега широкого искусственного канала протяженностью около полутора миль, который этруски с их удивительным знанием гидротехники мастерски провели между прибрежными дюнами. От главного канала во все стороны расходились второстепенные водные артерии и ручейки. В этом отношении Спина напоминала Венецию».

Валвассорн сделал свои снимки с высоты 1200 футов. Но это было только началом. По предложению Алфиери Валвассори еще много раз летал над долиной Пеги на самолете итальянских ВВС, который пилотировал Уго Кассиголи. Финансировало это предприятие созданное в Ферраре новое общество ревнителей Спины — «Энте про Спина». В результате Валвассори получил множество четких черно-белых и цветных снимков, сделанных с небольшой высоты, при разном освещении и в разные времена года. Среди них есть настоящие шедевры аэрофотосъемки археологических руин. На них виден классический план Спины — о том, что это именно она, уже ни у кою не оставалось сомнений. Отчетливый план города с его каналами, площадями и прямоугольными кварталами домов, словно оттиснутый на заболоченной почве.

Самое большое впечатление производил главный канал шириной около 66 футов, по сравнению с которым недавно проложенные бульдозерами поперек него ирригационные каналы выглядели довольно жалкими. Этот канал мог служить прототипом Большого канала Венеции, с той лишь разницей, что главный капал Спины поворачивал под прямым углом и вел дальше к древнему побережью Адриатики.

Две другие главные водные артерии Спины были аналогичны этрусско-романским cardo и decumanus городской сети. Параллельно им тянулись многочисленные каналы меньших размеров. Спина, адриатический город в лагуне, во всех отношениях походил на Равенну, какой ее описал Страбон: «Деревянный город, вдоль и поперек пересеченный каналами; передвигаться по нему можно лишь по мостам и на лодках».

Двести с лишним фотоснимков, которые сделал Валвассори за несколько месяцев полетов, показывали, что Спина, как предсказал профессор Ариас, представляла собой целый конгломерат поселений с единым главным центром, множеством прилегающих «предместий» и портовыми кварталами это была геометрически правильная сеть каналов и островов. Такой план города вполне понятен, если учесть, что в лагуне было очень мало твердой земли, пригодной для строительства. Судя по аэрофотоснимкам. Спина занимала площадь от 740 до 850 акров. В городе могло жить до полумиллиона человек.

Любопытно, что успех аэрофотосъемки Валвассори в данном случае обеспечил столь ненавистный археологам проект осушения дельты По, который только что начал осуществляться. Все та же «завистливая природа», пробужденная усилиями людей, начала великодушно раскрывать тайны погребенных временем деяний рук человеческих. Правда, целый год после осушения заболоченные земли долины Пеги оставались бесплодными и ничего никому не открывали. Но по прошествии этого времени осушенная поверхность начала постепенно зарастать высокой болотной травой. И тогда благодаря этой траве с необычайной отчетливостью проявились все особенности и различия в составе почвы. На аэрофотоснимках заиленные каналы, заполненные отбросами и плодородным перегноем и к тому же сохранившие большее количество влаги, выглядели как темно-зеленые полосы травы, в то время как площади и кварталы строений, располагавшиеся когда-то на бесплодных песчаных островках, ярко выделялись скудной желтоватой порослью. Этот примитивный грим города в лагуне позволил определить всю его планировку. Более контрастного чертежа нельзя было и желать.

Итак, местоположение Спины окончательно установлено, и то, что это Спина, почти ни у кого не вызывало сомнения.

После того как топографический анализ Алфиери ограничил район поисков окрестностями Патанеллы, а воздушная разведка Валвассори буквально, если можно так выразиться, подтвердила этот анализ, все указывало на то, что давно разыскиваемая этрусская метрополия наконец-то найдена. Однако археологи так и не обнаружили ни одной надписи, подтверждающей, что данный город является именно Спиной, как это произошло с тоже потерянным ханаанейским городом Угаритом. Там ученым повезло больше. Таким образом, все труды Алфиери оставались незавершенными, пока из-под земли не вырыли последнее, решающее доказательство.

И вот, в то время как Валвассори изучал аэрофотоснимки, чтобы окончательно установить местоположение и протяженность Спины по отношению к двум ее главным некрополям, Алфиери начал раскопки в Патанелле. И почти сразу же землекопы натолкнулись на деревянные столбы. А вскоре был обнаружен целый ряд таких столбов. Совершенно очевидно, что это были сваи, забитые в илистую почву до более твердого грунта, — свайный фундамент для строений, как в древней Равенне, современной Венеции или в соседних Комаккьо и Кьодже. Наконец-то было найдено неопровержимое доказательство — остатки этрусских домов, некогда стоявших на свайном фундаменте.

Дальнейшие раскопки выявили черепки различной керамики. Один из них — ручка от аттического скифоса (чаши для вина) — был особенно ценным. Удалось определить, что она относится к V–IV вв. до н. э., и но явилось окончательным доказательством. Глиняные осколки были той же самой эпохи, что и керамика Феррарского археологического музея: они неопровержимо свидетельствовали о том, что город и соседние некрополи существовали в одно и то же время.

Эти доказательства полностью удовлетворили Алфиери. Он сам признался, что если у него и оставались какие-либо сомнения, то теперь они окончательно рассеялись. И в этом его поддержали все коллеги-археологи, прибывшие со всех участков заболоченной равнины Комаккьо, чтобы своими глазами увидеть, как потонувший город этрусков появляется из мелеющих вод лагуны.

Однако нельзя сказать, что эпические поиски Спины завершены. Раскопки обширной городской зоны в 1960 г. только-только начинались, и при этом главное внимание было сосредоточено на древнехристианской церкви Санта-Мария и на позднем римском поселении. Кроме того, необходимо было срочно спасать от разграбления еще более значительные кладбища, обнаруженные поблизости с помощью аэрофотосъемки.

Вполне вероятно, что немногие сохранившиеся в городе предметы окажутся аналогичными ранее обнаруженным в захоронениях. И поскольку все жилые дома и общественные здания Спины были построены из дерева и кирпича, который по большей части разрушился под водой, трудно ожидать, что ученым удастся совершить какие-либо потрясающие открытия архитектурных памятников. Они не найдут там ни Парфенона, ни Пантеона, ни роскошных вилл, ни величественных дворцов. Тем не менее они могут обнаружить что-то непредвиденное, Спина была многонациональным городом, и там, возможно, сохранились двуязычные надписи. Но какими бы скудными ни оказались находки, все они, даже скромный план обычного жилого дома, неоценимы для науки, потому что сегодня мы еще слишком мало знаем о древних городах этрусков.

Однако гораздо значительнее всех отдельных погребенных руин была и остается сама Спина, наконец-то обнаруженная на заболоченной и теперь осушаемой равнине Пагаиеллы: вновь пробившаяся на свет растительность четко очертила геометрический план города. Благодаря сотрудничеству Алфиери и Валвассори безымянные руины близ Марцаботто перестали быть изолированным и малозначительным памятником этрусского градостроительства. На фотографиях Валвассори перед нами предстал подробнейший чертеж значительного города. Глядя на него, мы еще раз убеждаемся, с какой точностью римские колонисты, а позднее строители Римской империи следовали примеру древних этрусков. Влияние этрусской цивилизации на Рим проявляется в самых различных областях: в ритуалах, церемониях и в политических организациях, в спорте и в играх, в инженерном деле, в архитектуре и дорожном строительстве и, наконец, в черной магии Кстати, именно предсказания авгуров и гаруспиков играли решающую роль при закладке и планировке городов.

Таким образом, триумф римского градостроительства и колонизации оказался на деле торжеством этрусков. Короткий обзор показал нам, какой значительный след оставили римляне повсюду — от Британии до Сирии и Северной Африки. А теперь Спина привела нас к корням их великого и бессмертного наследия, к тому огромному вкладу, который внесли этруски в создание всей западной цивилизации, и уже это само по себе является еще одним триумфом воздушной археологии.