Славка не ожидал моего появления в интернате.
— Ты что, с неба свалился? — захлопал он белесыми ресницами, близоруко щуря глаза.
А ты знаешь, что твой отец скоро вернется? — вопросом на вопрос ответил я ему. — Я отца проводил — на фронт он поехал... А вы ничего живете, с электричеством. Не то, что мы — при коптилке сидим.
— Тут поселок большой, депо,— пояснил Славка. — И школа тоже хорошая. Про моего отца ты правду сказал?
На кухне около плиты толпились девчонки и мальчишки. Вся плита была заставлена кастрюлями.
— Кашеварят, — на ухо шепнул Славка. — В столовке одной соей кормят, в рот уже не лезет.
— Вот это цветок так цветок! — присвистнул я от удивления, увидев в углу поставленную на табуреты огромную бочку. Со всех сторон бочки свешивались толстые зеленые плети с желтыми, чуть вытянутыми цветами.
— Это я огурцы посадил по новому методу, — как всегда засмущался Славка и потер переносицу. — В этой бочке земли, как в грядке, чуть не сорок ведер. Просверлил вокруг дыры, затолкал в них рассаду. Тепло, светло. Может, что получится, а? Вот только не знаю, как опыление провести.
Мы вышли в коридор. Там висела красочно разрисованная стенная газета «Интернатовец». Я остановился, начал рассматривать рисунки, и вдруг увидел: «В. Лапин. Убийца».
Он проплывал над нашею землей
Зловещею коричневою тенью,
Над беженской испуганной
толпой,
Которая была ему мишенью.
— Ты еще и стихи пишешь? — удивился я. — Мне небось об этом не говорил.
— Да это просто так, — покраснел Славка. — Сочинение в школе задавали, вот и получилось стихами. А потом его в газету переписали.
— Еще чего-нибудь нахимичил? — вспомнил я выражение Якова Андреевича. — Покажи.
— Некогда химичить, — вздохнул Славка, — времени не хватает. То металлолом собираем, то в депо помогаем. Вот эту штукенцию еще сделал, а больше ничего. — И Славка показал на стенные часы, над которыми висел электрический звонок.
— Как семь утра, так сам и звенит. Вот только, когда света нет, не работает.
Славка озабоченно потер переносицу и, извинившись, сказал:
— Надо воспитательнице про тебя сказать, а то у нас насчет этого строго. Пойдем к Софье Андреевне, она рядом живет.
Из соседнего дома слышалась музыка. Славка постучался, и мы вошли.
Симпатичная белокурая женщина, не отрываясь от ящика, похожего на пианино, сказала:
— Посидите, я сейчас доиграю.
Софья Андреевна играла, низко опустив голову. Ногами она попеременно нажимала на педали, а пальцами задумчиво перебирала белые клавиши. Музыка была грустная.
— Фисгармония, — шепнул Славка. — А это все старинные книги.
Три стены комнаты были заставлены стеклянными шкафами, сквозь стекло виднелись кожаные переплеты с золотым тиснением.
— Она в библиотеке, что ли, живет? — шепотом спросил я.
— Нет, это ей от деда осталось, — так же шепотом ответил Славка. — Он у нее был смотрителем народных училищ.
«Дворянка», — подумал я, украдкой заглядывая в соседнюю комнату. Там громко тикали огромные часы, а на стенах висели картины в золоченых рамах.
Софья Андреевна резко захлопнула крышку инструмента и поднялась.
— Что случилось, мальчики, я вас слушаю. Ты, кажется, Лапин, а это кто?
Славка объяснил, в чем дело.
— Порядок есть порядок, — тряхнула волосами Софья Андреевна. — Это же интернат, а не общежитие. — Она поправила прическу, пристально посмотрела на меня и строго закончила:
— Никаких исключений из правил делать не буду. Когда появляются исключения, падает дисциплина. Если согласны ночевать здесь, я пойду к соседям. Располагайтесь! — и, накинув платок, порывисто вышла за дверь.
— Видишь, какая она у нас, — улыбнулся Славка. — И строгая и добрая. Володька Степанов из нашего класса потерял хлебную карточку, так она с ним своим хлебом делится. Похоронная ей пришла, не находит себе места...
В четыре утра Славка проводил меня на поезд. Увидев, что я оставляю на столе консервы и сахар, он испуганно замахал руками:
— Что ты, что ты, убери сейчас же, а то мне нагорит! У нас ребята кто молоко привозит, кто картошку, но она ничего не берет. Однажды даже нажаловалась директору.
Мать тоже не очень обрадовалась подаркам.
— Мы-то перебьемся с хлеба на квас, а они на фронт едут. К тому же в магазин сегодня привезли сало-шпиг, карточки на жиры отоваривать будем. И картошки немного есть: Петр Михайлович ведерко принес. Отнекивалась, отнекивалась — все же заставил взять. — Мать замолчала, задумчиво посмотрела в окно. — Теперь-то я знаю, почему он в колхоз не шел — из-за председателя, из-за Сущина, который на отца донос написал. Оказывается, этот Сущин в тридцатые годы и кузнецовского брата в тюрьму упрятал, оттого и сыр-бор загорелся. Вот и пойди, разберись в людях.