Порция красивого яда

18

Моя челюсть практически лежит на полу, когда я смотрю на своего брата. В моей голове то и дело мелькали мысли о том, не застрелил ли Хейс Монти специально, но он не мог этого сделать. Он даже не стрелял в него.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

Его глаза на секунду закрываются, и он вздрагивает, как будто вспоминая момент выстрела. — Это был несчастный случай. После того как мы получили доказательства того, что он снимал вас с Мали, мы пытались прижать его к стенке, чтобы он уехал из города. Сначала он вел себя так, как будто собирался достойно принять поражение, но потом достал пистолет.

— Сначала он направил его на Хейса. Он говорил о том, что он тебя не заслуживает и что ты должна быть с таким человеком, как он. Но что-то укусило его за ногу, и это отвлекло его достаточно надолго, чтобы Хейс смог выхватить у него пистолет.

Хейс возвращается на диван, опускает голову на руки, но мне нужно это услышать.

Все это.

— Как только он отобрал у него пистолет, он бросил его мне, и я направил его на Монти. Хейс сказал ему, что все кончено, и что если он не оставит тебя и Мали в покое, то мы покажем тебе видеозаписи, и тогда ты все равно не захочешь иметь с ним ничего общего. Но потом я услышал крик Мали, и это меня напугало.

— И это заставило тебя нажать на курок, — закончила я за него.

Черт возьми. В этом столько смысла. У Хейса не было причин корить себя за смерть Монти, потому что он не был тем, кто это сделал. Он просто помог убрать место преступления.

Развернувшись лицом к Хейсу, я смотрю ему в глаза. — Я не понимаю. Почему ты сказал, что застрелил его?

— Он был еще на испытательном сроке, Лейкин. И его криминальное прошлое не отличалось особой чистотой, — объясняет он. — Если бы что-то пошло не так и нас поймали, у него не было бы ни единого шанса.

— Но ты мне солгал! — кричу я, чувствуя, что моя ярость растет с каждой минутой. "Ты позволил мне поверить, что это был ты!

— Я должен был.

— Чушь собачья! Ты мог бы мне сказать!

— Нет, не мог! — прорычал он в ответ. — Потому что, если бы все пошло прахом, и нас схватили бы за это, тебе пришлось бы выбирать между мной и своим братом! Я не собирался подвергать тебя такому испытанию!

Я насмехаюсь. — Значит, позволить мне думать, что ты мог кого-то убить, было для тебя лучшим вариантом?

Из него вырывается сухой смешок. — Это все ты. Я не виноват, что ты в меня не верила.

— О, отвали! Я знала, что ты не стрелял в него специально! Ты можешь быть мудаком, но ты не убийца. — Я останавливаюсь, качая головой. — Но ты мне солгал.

Он встает, вышагивая по полу гостиной. — Не надо мне этого дерьма. Ты тоже солгала! Ты не сказала мне ни о сообщениях, ни об угрозах, ни о том, что собиралась уйти из моей жизни!

— Это было другое! — У меня закипает кровь. — Если бы я знала, что ты не нажимал на курок, я бы, может быть, вообще не ушла!

— Ты думаешь, я этого не знаю? Что я об этом не думал? — кричит он. — Это мучило меня первые три месяца, пока тебя не было! Но даже если бы я мог вернуться, я бы все равно тебе не сказал! Мы женаты, а значит, по закону они не могут заставить тебя свидетельствовать против меня. Но то же самое не относится к Кэму. Этот закон не распространяется на братьев и сестер. Ненавидь меня за это, сколько хочешь, но я защищал Кэма и защищал тебя!

— И что, по-твоему, означал мой уход? — кричу я, наконец-то достигнув предела. — Я защищала тебя!

Кэм и Мали смотрят с широко раскрытыми глазами на то, как ссора, копившаяся последние несколько недель, наконец-то разгорается, и понимают, что ничего не могут сделать, кроме как позволить этому случиться. Этого давно следовало ожидать, и ничего не получится, пока мы не разберемся с этим дерьмом. Но, учитывая то, как это происходит, я не знаю, останется ли от нас что-нибудь к концу.

— Ладно, — говорит Хейс через минуту, но в его тоне звучит яд. — Допустим, эти два фактора уравновешивают друг друга. По этой части мы квиты.

Он делает пару шагов ко мне и смотрит на меня с таким возмущением в глазах, какого я раньше не видела. Даже когда я впервые появилась и пришла навестить его в больнице.

Он такой мрачный.

Злой.

Чертовски нестабильный.

— То, что ты защищала меня, оправдывает то, почему ты ушла, — усмехается он. — Но давай, попробуй оправдать то, как ты ушла. Скажи мне, почему это нормально, что ты ушла от меня так же, как мой отец.

Я перестаю дышать.

О. Мой. Бог.

Мои глаза наполняются слезами, когда я понимаю, что он прав. Я сделала это. Я даже не задумывалась об этом, потому что все происходило в таком чертовом вихре, и единственной моей мыслью было защитить Хейса. Я не сказала ему об этом, потому что прекрасно знала, что он бы боролся за то, чтобы я осталась здесь, и я бы не уехала.

Но я не понимала, что повторила один из худших моментов, которые когда-либо случались с ним.

— Эйч, — кричу я.

Он отступает назад, увеличивая расстояние между нами. — Да, спасибо за это.

Повернувшись, он берет ключи с тумбочки и направляется к двери.

— Куда ты идешь? — спрашивает Кэм.

— За чертовым баллончиком краски! Мне нужно закрасить это дерьмо!

Это официально: я самый худший человек на свете. Серьезно. Для таких, как я, есть отдельное место в аду. Неудивительно, что Хейс до сих пор не простил меня. Он и не должен меня прощать. Никогда.

Я уничтожила его.

Я на собственном опыте убедилась, насколько он испорчен тем, что его отец ушел. Он пытался скрыть это, но он был опустошен. Кэм несколько месяцев помогал ему пережить это. А потом я пошла и сделала то же самое.

Я все еще сижу, свернувшись клубочком в кресле, и плачу, думая о том, как сильно я его обидела. Честно говоря, если он больше никогда не захочет смотреть на меня, я не стану его винить. Этому нет оправдания.

Мали садится на диван рядом со мной и проводит пальцами по моим волосам.

— Он меня ненавидит, — говорю я ей.

Она вздыхает. — Нет, не ненавидит. Ему просто больно.

Но этого недостаточно. — Ну, он должен меня ненавидеть. Я ужасный человек. Он должен просто развестись со мной и найти кого-то получше.

— Пожалуйста, — говорит она. — Нет никого лучше тебя. Ну… кроме, может быть, меня.

Это должно было меня рассмешить, но я не думаю, что в данный момент что-то может это сделать. Я смотрю на нее сквозь мокрые от слез ресницы.

— Ты знала, что это Кэм застрелил Монти?

Она качает головой. — Нет, однако я знала, что он воспринимал ситуацию, когда ты ушла, как ситуацию с его отцом.

Я поворачиваюсь к ней всем телом. — Почему ты мне не сказала?

— Потому что какой от этого был бы толк? Посмотри на себя. Ты вся извелась из-за этого. Если бы я тебе сказала, ты была бы такой же, как сейчас, но ты была бы одна.

Я могла бы спорить и дальше, но какой в этом смысл? Это не сделает то, что я сделала, лучше. Ничто не сделает это лучше.

Ничто.

Когда Хейес вернулся, он закрасил граффити теми цветами, которые смог найти. Его грузовик и джип Кэма в итоге выглядят вполне нормально — черный цвет легче замазать. Но наши с Мали машины? Не очень.

— Завтра я поговорю с Эйденом и узнаю, сможет ли его отец отшлифовать и покрасить ее, — говорит он Мали.

— Это было бы здорово. Спасибо, Эйч.

Честно говоря, сейчас я меньше всего беспокоюсь о своей машине. Все мои приоритеты сейчас сосредоточены вокруг Хейса и того, как я могу исправить то, что я натворила.

— Лей, ты готова ехать? — спрашивает Кэм.

Он хочет, чтобы я сегодня ночевала у него, и настаивает на том, чтобы мы проследили за Мали до дома, чтобы убедиться, что она добралась благополучно. Но я не готова идти. Пока не готова.

Я сижу на ступеньках крыльца, когда Хейс проходит мимо меня, чтобы войти в дом. Я думаю о том, чтобы ничего не говорить, но я не могу оставить все как есть.

— Хейс, — говорю я, вставая и поворачиваясь. — Я…

Но он прерывает меня прежде, чем я успеваю произнести еще одно слово. — Не надо. Пожалуйста.

Такое ощущение, что кто-то зажал мое сердце в тиски и сжимает его до тех пор, пока оно не разорвется. Между поражением в его глазах и болью в его голосе, я сломлена внутри.

Так же, как и он.

И все это из-за меня.

— Просто эта ночь была достаточно напряженной, — объясняет он. — Я просто не могу сейчас с этим справиться.

На глаза наворачиваются слезы, и я быстро вытираю их, стараясь быть сильной. — Ладно.

Стоя на месте, я смотрю, как он заходит в дом, в котором мы жили вместе, и закрывает за собой дверь. Моя нижняя губа дрожит, и как бы я ни старалась сдержаться, у меня не получается. Я ощущаю всю боль, которую причинила ему, и знаю, что она сожрет меня заживо.

Я собираюсь навсегда потерять самое лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Хейс и Кэм решают оставить бар закрытым еще на один день, пока они наводят порядок и меняют замки. Как бы мне ни хотелось, я решила сегодня не работать там и дать Хейсу немного пространства.

Кэм сначала был против, но я сказала ему, что это не его дело. Тогда он изменил курс и попросил меня хотя бы остаться в безопасном или общественном месте. Итак, половину дня я работаю в Starbucks, а вторую половину — в доме родителей, когда они возвращаются домой.

К концу дня я выматываюсь. Все как будто настигает меня, и единственное, что я хочу сейчас сделать, — это принять душ и переодеться во что-нибудь удобное. Кэм сказал, чтобы я не возвращалась в мотель одна. Он мне не доверяет. Но мне нужно что-то, чтобы я не чувствовала себя выброшенной на помойку.

Пока я еду в мотель, единственное, о чем я могу думать, — это Хейс. Мне нужно поговорить с ним. Искренне извиниться и сказать ему, что если он не может забыть об этом и не хочет, чтобы у нас все получилось, я пойму. Никаких обид.

Но я очень надеюсь, что он не выберет это.

Невозможно объяснить, как много он для меня значит. Поверьте, я много лет пыталась выразить это в песне. Такие чувства, с такой интенсивностью — это гарантированно стало бы платиной. Но все слова в словаре даже близко не подходят.

Я люблю его — этого недостаточно.

Он нужен мне — это тоже не то.

Все сонеты и поэмы мира меркнут по сравнению с тем, что я чувствую по отношению к нему.

Припарковав машину и выйдя из нее, я решаю попробовать позвонить ему. Прижав телефон к уху, я слушаю, как тот звонит, пока иду к своей комнате.

«Привет, это Хейс. Оставь сообщение или просто напиши мне, как нормальный человек».

Я усмехаюсь, заходя внутрь и закрывая дверь, ожидая звукового сигнала. Когда он прозвучит, я оставлю сообщение, которое, я даже не уверена, что он прослушает.

— Привет, Эйч. Слушай, я бы не хотела говорить об этом через твою голосовую почту. Это разговор для личной встречи. Но я не могу передать, как мне жаль. Клянусь, я бы никогда так не ушла, если бы заранее распознала эту связь. Обидеть тебя — это последнее, что я хотела сделать. Ты должен это знать. Ты должен знать, что я не стала бы намеренно разрывать тебя на части. Я лю…

Не успела я произнести слова, которые не произносила с ночи перед отъездом, как в комнате начался хаос. Кто-то стоит возле моего номера в мотеле, выбивая все окна в угловом блоке и разбрасывает осколки по комнате. И последнее, что записывает телефон, — это звук моего крика.