Бывало ли у вас ощущение, что вы находитесь на грани между стабильностью и эпическим срывом? Вы знаете, что одно неверное движение — и вы сорветесь в пропасть, но вы также знаете, что если вы перестанете двигаться, то и тогда вам конец. Поэтому ты продолжаешь делать шаги, убеждая себя и всех вокруг, что с тобой все в порядке, и чертовски надеясь, что выживешь.
Такова моя жизнь во все времена.
Нет ни одного момента, когда бы все успокоилось. Нет времени, когда я могу перевести дух. Я вынужден учиться функционировать в хаосе. Это единственный выход, который у меня есть.
Я прислоняюсь к барной стойке, делая вид, что слушаю Финна, рассказывающего об идеальных волнах, которые он нашел на днях. Сегодня у меня действительно не хватает терпения на него, особенно когда он спрашивает, где сегодня все эти красотки, но он покупает пиво, а Кэм сказал, что выгнать его — плохо для бизнеса.
Иногда мне нравится, когда он рассуждает здраво. А иногда мне хочется сказать ему, чтобы он отвалил и делал то, что я хочу.
— Ты должен был это видеть, братан, — продолжает Финн. — Труба была просто убийственной!
Он разворачивает свой телефон, чтобы показать мне фотографию, которую сделал его друг, и я настолько измотан, что даже не думаю остановить себя, прежде чем рассмеяться.
— Чувак, эта хрень закрылась еще до того, как ты в нее вошел. Неудивительно, что ты выдохся.
Финн закатывает глаза, отключает телефон и кладет его на барную стойку. — Неважно. Волны здесь все равно дерьмовые.
Это первая правдивая вещь, которую он сказал за весь вечер. — Тебе лучше поехать в Калифорнию. Там серфинг намного лучше.
— Не, не могу, — говорит он. — Я там жил, и у меня есть несколько неоплаченных судебных ордеров. Если я вернусь, меня посадят.
У меня пересохло во рту. — Что?
Он пожимает плечами, как будто это не имеет значения. — Просто несколько дерьмовых обвинений. Ничего серьезного.
То, как он говорит об этом, заставляет меня поверить ему, но если я чему-то и научилась за последнее время, так это тому, что ничему не надо верить и все подвергать сомнению. Я достаю свой телефон и отправляю сообщение в наш групповой чат.
Проверьте Финна. Судя по всему, у него «несколько судебных ордеров» на западном побережье. Может, это и ерунда, но проверить стоит.
Положив телефон, я поднимаю голову и вижу, что он наблюдает за мной. Это немного жутковато, но, опять же, он не самый нормальный из парней. Кэм думает, что ему просто скучно и у него нет друзей, и, возможно, он прав. А может быть, ему так скучно, что нужно чем-то себя развлечь.
Мой телефон звонит, и я ожидаю, что это будет ответ на отправленное мной сообщение, но его нет. Вместо этого сообщение от человека, которого я не хочу сейчас слышать. Это также исключает Финна, потому что он стоит прямо передо мной, положив телефон лицом вниз на барную стойку.
Сейчас 10 вечера. Ты знаешь, где твоя жена?
Я чувствую, как мой желудок скручивается, когда приходит фотография. На ней Лейкин стоит посреди кладбища, и она совершенно одна.
Черт возьми.
Глупо ли было оставлять какого-то пляжного бездельника ответственным за мой бар? Безусловно. Но если у Кэма с этим проблемы, ему следовало подумать об этом, прежде чем позволять Лейкин совершать такие безрассудные поступки. Я смотрю на приложение, которое показывает все наши местоположения, и вижу, что Кэм и Мали находятся через дорогу от того места, где она сейчас, но это, на мой взгляд, недостаточно близко.
Сердце замирает в горле, когда мой грузовик летит по дороге. Если меня сейчас увидит полицейский, меня в конце концов арестуют, потому что он обязательно остановит меня за то, что я выехал на встречную полосу, чтобы объехать человека, который едет на скорости ниже установленной. И мне все равно, сколько светофоров окажется за моей спиной — я не остановлюсь, пока не доберусь до Лейкин.
— Давай, давай, давай.
Шины моего грузовика отрываются от земли, когда я перелетаю через холм, и я почти теряю управление, когда он приземляется. Но это не замедляет меня. Я слышу звук заноса на асфальте, когда делаю поворот, и, наконец, в поле зрения появляется кладбище.
Я нажимаю на тормоза и бросаю машину на парковку, выпрыгивая из нее.
Она должна быть где-то здесь.
Из-за высоких каменных плит и мавзолея в центре мне трудно что-либо разглядеть. И больше всего я боюсь, что увижу ее телефон где-нибудь на земле, а Лейкина нигде не окажется.
Невозможно отследить ее местонахождение без телефона.
— Лейкин! — кричу я, но ничего не слышу в ответ. — Черт!
Паника охватывает меня, и я продолжаю оглядываться по сторонам, выкрикивая ее имя. Вот почему я не хочу, чтобы она ходила куда-то одна. Это небезопасно! И вообще, какого черта она делает на кладбище? Это просто напрашивается на то, чтобы случилось что-то ужасное.
— Лейкин! — снова кричу я, и, милостью Божьей, на этот раз получаю ответ.
— Эйч.
Повернувшись, я вижу, что она стоит там, совершенно невредимая. Облегчение захлестывает все мое тело, смывая бешеную тревогу. Несмотря на то, что я сейчас безумно зол, я не могу удержаться от того, чтобы не подойти к ней и не заключить ее в свои объятия.
Когда ее тело прижимается к моему, я чувствую, что мое кровяное давление падает ближе к нормальному уровню, но не настолько, чтобы игнорировать, какого черта она здесь делает.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — с болью спрашиваю я. — Тебя могли убить!
Она хмурится, и я вижу, что она понимает, насколько это было глупо. — Я пыталась покончить с этим. Ты пытаешься взять на себя так много, и ты утверждаешь, что с тобой все в порядке, но я знаю, что это не так. Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо.
Я беру ее лицо в свои руки и смотрю ей в глаза. — Лейкин, если с тобой что-то случится, я больше никогда не смогу быть в порядке.
У нее текут слезы, и я вижу, что она расстроена. Мы все расстроены. Это последнее, с чем мы хотели бы иметь дело. Но то, что она рискует своей жизнью, чтобы спасти мою, — это не выход.
И все же, как бы я ни был зол на нее сейчас, я не могу удержаться от того, чтобы не прижаться к ее губам. Она вздыхает, и ее руки ложатся на мои.
Неудивительно, что мы оба были на взводе. Когда в доме есть Кэм и Мали, секс практически невозможен. Мы по-прежнему используем любую возможность, но это уже не то. Я скучаю по тому времени, когда мы проводили весь день друг с другом. Когда мы перемещались по всему дому, не в силах удержать руки при себе.
— Ты доведешь меня до сердечного приступа, — говорю я ей, в моем тоне чуть меньше яда, чем она, наверное, заслуживает. — Никогда больше не делай ничего подобного. Хорошо? Это не стоит того, чтобы рисковать.
Она кивает, прижимаясь своим лбом к моему. — Хорошо, но ты тоже должен немного отдать. Ты не можешь взять все на себя в одиночку.
Я не могу удержаться от ухмылки. — Разве не это ты пыталась сделать сегодня вечером?
— Нет, — кивает она в сторону улицы. — За мной присматривали.
Оглянувшись, я вижу Кэма и Мали в окне многоэтажного дома, похожих на парочку ужасных шпионов. Их мог бы увидеть даже слепой. И когда я вижу бинокль, который Кэм держит у своего лица, я показываю ему средний палец.
С его задницей я разберусь позже.
— Лей, — говорю я. — Что, блядь, они собирались делать, если бы кто-то появился и попытался тебя схватить? Выпрыгнуть из окна?
Она усмехается, понимая, насколько это чудовищно глупо.
— Или, может быть, они отвлекутся от тебя, чтобы спуститься по лестнице. — Я огрызаюсь, когда наступает момент озарения. — Нет, я знаю. Они будут ждать лифта. Действительно не торопясь.
Лейкин закатывает глаза. — Ладно, я поняла. Это было глупо.
— Это мягко сказано, детка, — говорю я ей, а затем прижимаю поцелуй к ее голове. — Но мы будем работать над этим.
Я обнимаю ее, когда начинаю вести нас обратно к своему грузовику, но мы делаем всего несколько шагов, прежде чем я слышу позади знакомые стоны Лейкин. Сначала я подумал, не обиделась ли она или не издевается ли надо мной, но когда я опустил взгляд и увидел, что она смотрит на меня с тем же растерянным выражением лица, что и я, у меня свело живот.
Мы оборачиваемся и видим, что на стену мавзолея проецируется видео.
Точнее, наше видео.
Мы с Лейкин в ужасе смотрим, как я ввожу в нее свой член, и звуки ее стонов заполняют пустое пространство.
— Я думала, ты сказал, что избавился от этого, — говорит она, ее голос дрожит.
В этом-то и проблема. — Да.
Мы помчались домой, а через несколько секунд после нас подъехали Кэм и Мали. Видео было только на флешке в моем сейфе. Я положил ее туда после того, как получил ее, и с тех пор не прикасался к ней. Я думал посмотреть его один раз, когда тоска по ней стала слишком тяжелой, но не смог. Не тогда, когда я знал, что она не давала согласия на запись.
Лейкин следует за мной, когда я вбегаю в дом и поднимаюсь по лестнице, направляясь прямо к нашему шкафу. Мой сейф стоит на полу в углу, и я достаю из кармана ключи, чтобы отпереть его. Как только дверца распахивается, я чувствую последствия очередного поражения от этого ублюдка.
На том месте, где когда-то лежала флешка, лежит конверт, похожий на все остальные.
Никогда бы не принял тебя за любителя порно.
Я сохраню это для своих одиноких вечеров.;)
Я не могу решить, что хуже: то, что он был в доме, или то, что он был там сегодня ночью, наедине с Лейкин. Ее могли так легко похитить, и у этих долбаных придурков с другой стороны улицы не было бы ни единого шанса добраться до нее, прежде чем она исчезнет.
Такое ощущение, что все, кого я люблю, находятся под угрозой, а я ничего не могу с этим поделать. Я уверен, что не помогло и то, что у моей мамы сегодня был один из приступов. Это случается время от времени, когда она забывает о том, что происходит, из-за рака в ее мозге. Врачи сказали, что это будет происходить все чаще по мере приближения к концу, и обычно я могу с этим справиться, но сегодня было тяжело.
Когда я вошел, первое, что она сделала, это спросила, где мой отец. Она сказала, что искала его и нигде не может найти. Пришлось напомнить ей о том, что произошло, и снова разбить ей сердце.
Думаю, в следующий раз я просто скажу ей, что он в магазине.
Достаточно того, что мне приходится беспокоиться о том, что какой-то психопат угрожает тем, кто мне дорог, и одновременно переживать из-за рака, который медленно убивает мою маму. А теперь, когда к этому списку добавляется Лейкин, безрассудно рискующая собой, становится только хуже.
— Не могу поверить, что ты оставил Финна за главного в баре, — говорит Кэм сквозь смех. — Я бы скорее оставил Мали за главную.
— Ай! — обиженно говорит она.
Я насмехаюсь, качая головой. — Можешь засунуть это себе в задницу. Я бы оставил это место в руках кого угодно, когда получил сообщение. О чем ты, блядь, думал?
— Меня заставили, — пытается он, но я на это не куплюсь. Я скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на него.
— Что? Они набросились на меня, а ты знаешь, какие они бывают.
Лейкин бросается на защиту брата, зная, что он делает только хуже. — Кэм хотел сказать, что мы все беспокоимся о тебе. Ты не можешь оставаться без сна, особенно при том стрессе, который ты испытываешь. Твой организм отключится. А что, если это случится, когда ты будешь один? Что тогда? Ты останешься беззащитным? — Слезы наполняют ее глаза, когда в них проникает страх. — Ты не можешь так рисковать. Не можешь.
Я вздыхаю и прижимаю ее к себе. — Шшш. Хорошо. Я понимаю.
— Правда? — настаивает Мали.
— Да, — резко отвечаю я. Она тоже в моем списке дерьма. — Я обещаю поспать, если вы, идиоты, пообещаете больше не позволять Лейкин рисковать своей жизнью. Что, черт возьми, вы собирались делать, если что-то пойдет не так?
Кэм закатывает глаза. — Прямо за окном была водосточная труба. Я собирался спуститься по ней.
Ради всего святого. — Ты когда-нибудь пробовал скатиться по водосточной трубе?
— Нет.
Да, я так и думал. Я ущипнул себя за переносицу. — Неужели ты не понимаешь? Этот человек питается тем, что мы продолжаем скрывать друг от друга дерьмо. Они знают, что недостаточно сильны, чтобы противостоять нам всем вместе, поэтому они ждут, пока нас станет меньше. А если они настроят нас всех друг против друга, это будет самый простой способ уничтожить нас по одному.
— Они пытаются ослабить нас, — вслух признает Лейкин.
— Именно так, — говорю я. — И каждый секрет, который мы храним, дает им только больше силы.
Мы заключаем договор, прямо здесь и сейчас, о том, что не будем ничего скрывать друг от друга. Я также, возможно, вбил в их толстые черепа, что если они позволят Лейкин снова устроить подобное дерьмо, то беспокоиться им придется не о каком-то психопате, у которого слишком много свободного времени.
Судя по выражению их лиц, никто из них не хочет рисковать и проверять блефую ли я.
Хотел бы я сказать, что это единственный безрассудный поступок, который они совершили, но мы говорим о Лейкин и Мали. Они просто жаждут наказания, и когда мы с Кэмом входим в дом и обнаруживаем, что на диване сидит мужчина, которого мы никогда раньше не видели, я готов отдать их задницы в детский сад для взрослых, пока мы не можем за ними наблюдать.
— Кто это, блядь, такой? — спрашивает Кэм, когда мы оба замираем прямо перед дверью. — Кто, блядь, такой?
Мали закатывает глаза. — Это Генри. Он хакер.
Кэм фыркает. — Генри выглядит так, будто он печатает на пишущей машинке. И где, блядь, ты нашла хакера?
— Там, где любой бы нашел. В даркнете. Вот так, — просто отвечает она, как будто это не может заставить нас с Кэмом подавиться словами.
О, Боже. — Кэм, ты возьмешься за это?
Он качает головой. — Я слишком слаб, когда дело касается ее. Это сделаешь ты.
— Справедливое замечание.
Мои брови поднимаются, и я наклоняю голову в сторону, глядя на Мали, замечая, что Лейкин сидит в другом углу и хранит полное молчание. И что-то подсказывает мне, что попкорн, который лежит у нее на коленях, не случайно пришелся ко времени.
— Даренет? — спрашиваю я Мали, и она кивает. — С каких пор ты там бываешь?
Я достаточно наслышан об этом, чтобы понять, что это последнее место, где она должна быть. Держу пари, что она даже не подумала скрыть свой IP-адрес, закрыть камеру или закрыть все остальное на своем компьютере, прежде чем зайти на него. Это как Amazon для нелегального дерьма, которое вы не должны искать, и они не зря называют его «темной паутиной». Почти все, что там есть, — полный пиздец.
— С тех пор как кто-то решил нам отомстить и умеет держать обиду лучше, чем наш дорогой Кэм, — язвит она.
Кэм даже не замечает, что ему только что нанесли словесный удар. Он слишком занят тем, что оценивает Генри. Через мгновение он подходит и втискивается между Мали и Генри, заставляя их обоих подвинуться, когда он садится.
— Так-то лучше, — говорит он, довольный собой.
Тем временем я смотрю на Лейкин. Когда она видит, что я смотрю на нее, она замирает. Ее жевание прекращается, а глаза расширяются.
— Есть что-нибудь добавить? — спрашиваю я.
Она мило улыбается. — Я уже говорила тебе сегодня, что ты сексуальный и бог секса среди мужчин?
Да, определенно, утром я позвоню в детский сад для взрослых.
Повернувшись обратно к Мали, я выдыхаю весь воздух из легких. — Ну, раз уж ты так любезно пригласила в мой дом совершенно незнакомого человека из даркнета, я могу послушать, что у тебя есть.
Мали торжествующе ухмыляется и наклоняется вперед, чтобы посмотреть поверх Кэма. — Рассказывай, Генри, мой мальчик.
Кэм смотрит на нее и медленно качает головой — молчаливый сигнал, что называть его иначе, чем по имени, строго запрещено. Но вряд ли это то, о чем он должен беспокоиться, когда я смотрю на Генри.
Наш новый друг из даркнета, судя по всему.
Если у меня и есть седые волосы, то только потому, что я женился на половине Тельмы и Луизы этого поколения.
— Мали сказала, что у вас была проблема с тем, что кто-то взломал камеры в вашем баре? — спросил он.
Я наклоняю голову вперед-назад. — Так и было, пока Кэм не вырвал камеры из стены.
Генри фыркнул. — Вряд ли это долгосрочное решение.
Ладно, я слушаю. — У тебя есть что-то получше?
— Если бы это было не так, меня бы здесь не было, — говорит он. — Если вы дадите мне доступ к этим записям, я смогу определить, кто это. Для того чтобы эти камеры передавали информацию на сервер, они используют определенный код. И когда кто-то подключается к ним, чтобы получить прямой доступ, он добавляет код в метаданные. Это происходит автоматически. Большинство людей даже не осознают, что они это делают.
— Значит, вы хотите, чтобы я предоставил вам доступ к системе камер моего бара, потому что вы, возможно, сможете узнать, кто взламывает камеры? — Вряд ли это звучит как хорошая сделка.
Он пожимает плечами. — С моей точки зрения, тебе нечего терять. Ваш приятель уже вырвал камеры из стены. Кроме того, если я не смогу их обнаружить, то меньшее, что я могу сделать, это заблокировать их сигнал и усилить ваш межсетевой экран, чтобы им было сложнее проникнуть обратно.
Что ж, в его словах есть смысл. Я не собирался ставить камеры обратно, пока не буду убежден, что все улажено. Ирония по поводу того, что с ними опаснее, не покидает меня и сейчас. Но не мешало бы сделать межсетевой экран посильнее, чтобы никто больше не смог в него проникнуть.
— Ладно, черт с ним, — говорю я ему. — Мали, иди и возьми мой компьютер.
— Я? Почему я?
Наклеив на лицо фальшивую улыбку, я подмигиваю ей. — Потому что ты так любишь компьютеры и даркнет.
Она хмыкает, встает и, ворча про себя, идет наверх за моим ноутбуком. Мы неловко молчим, пока ждем ее возвращения, и когда его взгляд переходит на Лейкин, я кашляю.
— Не смотри на нее.
Возможно, он просто выполняет работу, которую поручила ему Мали, но я не знаю этого человека. И пока он не докажет мне обратное, он просто какой-то гребаный чудак, который познакомился с кем-то в Интернете и пришел к ним домой. Наверное, он думал, что сорвал джек-пот, когда они открыли дверь.
Серьезно, мне интересно, действительно ли Кэм так сильно увлечен Мали, или же он переживет, если она, скажем так… исчезнет.
Мали спускается вниз и протягивает мне компьютер, одаривая меня своей лучшей улыбкой. Я усмехаюсь, открываю его и ввожу свой пароль. Вход на сервер занимает целую минуту, учитывая, что мы уже давно не заходили на него. Да и не было причин. Но как только я вошел, я передаю компьютер Генри.
— Хорошо, — говорю я ему. — Занимайся своими делами.
Он несет его на кухню, и мы все следуем за ним, стоя позади, когда он садится за остров. Я не беспокоюсь о том, что он может увидеть на экране. Мы уже стерли видеозапись, сделанную утром после инцидента с трупом. На ней все равно не было ничего полезного. Похоже, что камеры глючили. В одну секунду видео не было, а в следующую — было.
Я думаю, что у них был доступ, и они выключили их перед тем, как войти, и снова включили, когда ушли. А значит, я могу только представить, какие кадры у них есть. Но я полагаю, что это меньшее из того, что нас беспокоит, учитывая, как много у них есть информации о смерти Монти.
Генри нажимает несколько кнопок, и на правой стороне появляется куча кодов, похожих на тарабарщину, а видео остается на левой. Он начинает воспроизводить первый ролик и рассказывает, как код прокручивается в быстром темпе, а он ищет определенную строку, чтобы узнать, когда появится ответ.
Он говорит, что это легко, но что-то подсказывает мне, что это будет совсем не так.
Одно видео превращается в семь, и, честно говоря, мне это уже надоело. Либо этот парень понятия не имеет, что делает, либо наш маленький друг приложил все усилия, чтобы замести следы.
— Так, последняя попытка, — говорю я, переходя к видео, которое, как я знаю, они смотрели, потому что мне пришло сообщение. — Я точно знаю, что во время этой съемки их прослушивали, потому что они никак иначе не могли узнать, что я смотрю на Лейкин.
Она оглядывается на меня, уголки ее губ слегка приподнимаются. Боже, все было бы гораздо проще для меня, если бы я мог злиться на нее. Но я прекрасно понимаю, что имел в виду Кэм, когда говорил, что он слаб, когда дело касается Мали. У Лейкин тот же эффект.
Мы все вместе смотрим видео, ищем что-нибудь необычное в кодировке, на которую мы смотрели последние два часа, но ничего нет. Даже когда мы видим момент, когда Кэм выхватывает у меня телефон, я понимаю, что за мной следили.
— Да, здесь ты ничего не найдешь, — говорю я. — Если бы это было так, то это было бы там.
Генри хмыкает, нажимая еще несколько клавиш. — Это бессмысленно. Чтобы заблокировать этот код или удалить его из каждого видео, нужно быть очень опытным хакером.
— Ну да, — говорю я, — одни выигрывают, другие проигрывают.
Единственное, что это мне объяснило, так это то, почему хакер, которого мы использовали в деле Монти, был взломан, а затем убит. Им что-то от него было нужно, и, как только он закончил, они от него избавились.
Вернее, заставили нас избавиться от него.
— Спасибо за попытку, Генри, — говорю я, кладя руку ему на плечо. — Я ценю это.
На самом деле, нет. Он был относительно бесполезен, и я чувствую, что зря потратил последние два с половиной часа своей жизни. Но на данный момент все так, как есть.
Генри смотрит на меня, потом на Мали. — Эм, остается вопрос оплаты.
— Что?
Мали подталкивает меня. — Ты должен заплатить человеку.
Ты, наверное, издеваешься надо мной. — За что? Он ничего не сделал!
Генри возмущается, расправляя плечи. — Я сделал твой межсетевой экран почти непробиваемым.
— От чего? От дошкольника с айпадом? — насмехаюсь я. — Убирайся отсюда на хрен.
Лейкин оборачивается с неуверенным выражением лица. — Детка, учитывая все, с чем мы сейчас имеем дело, ты действительно хочешь оказаться на плохой стороне разъяренного хакера?
Мои плечи опускаются, и я начинаю размышлять о том, действительно ли Мали нуждается в защите, которую мы ей постоянно предоставляем, пока я достаю бумажник. Ведь работать на смене в одиночку не так уж безопасно, а прогулка по темному переулку ночью? Для нее это детская забава.
— Сколько?
— Сотня, — отвечает Генри.
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Мали, и она быстро отводит взгляд. Вытащив половину своих сегодняшних чаевых, я пересчитываю их, чтобы убедиться, что все правильно, и протягиваю ему.
— Вот, — говорю я, не скрывая сарказма в своем тоне. — Хорошего вам вечера.
Генри с радостью принимает их, говорит Мали и Лейкин, что был рад познакомиться с ними, а я следую за ним к двери. Когда он уходит, я наконец-то могу отказаться от этого гребаного образа хорошего парня. Я поворачиваюсь и мысленно бросаю кинжалы в Мали.
— Ну, он был милым, — говорит она.
— Он был гребаным мошенником, — говорю я ей. — О чем ты, блядь, думала? Ты не заходишь в даркнет и уж точно не приглашаешь случайных людей из него в этот чертов дом! Ты что, хочешь, чтобы тебя убили? Может, нам просто сделать это сейчас?
Она оглядывает меня с ног до головы и скрещивает руки на груди. — Это была хорошая идея, и он был очень авторитетным хакером.
— Он просто гик! — кричу я. — Этот парень не мог бы взломать доступ в публичную библиотеку.
Но, как мы уже говорили, злость друг на друга ничего не исправит. Это то, чего они хотят. Мы слабее, когда мы врозь, и если я злюсь на них, это подвергает риску всех нас.
Все было бы намного проще, если бы они не испытывали мое чертово терпение на каждом шагу.
— Возможно, это было не так уж и бессмысленно, в конце концов, — воскликнула Лейкин. — Кто-нибудь из нас проверял Райли?
— Райли? — Кэм кивает. — Я. А что?
Она нажимает пару кнопок на моем ноутбуке и перезапускает последнее видео, которое мы смотрели. — Пока все смотрели код, я смотрела видео, и не могла не заметить ее лицо, когда Хейс подошел поговорить со мной.
Мы наблюдаем за тем, как я смотрю на Лейкин и начинаю готовить ей напиток, прежде чем подойти к столу. Как только я подхожу к ней, она ставит видео на паузу и увеличивает изображение Райли. Она, конечно, смотрит на нас, но я не уверен, что это что-то доказывает.
— Я имею в виду, что, учитывая то, как она хочет залезть в штаны Хейса, я не вижу в этом ничего необычного, — говорит Кэм, высказывая мысли, которые я собирался оставить при себе.
Лейкин кивает и берет свой телефон. — Да, но посмотрите на фон этой фотографии с моего дня рождения.
Она показывает нам фотографию, сделанную Мали в тот момент, когда пробило полночь, а на заднем плане стоит Райли с тем же выражением лица.
— Она выглядит так, будто хочет моей смерти, — говорит Лейкин.
Выражение лица Мали говорит о том, что ее эго растет по мере того, как мы разговариваем. — Мне никогда не нравилась эта сучка.
Я закатываю глаза и обращаю внимание на Лейкин. — Детка, я все понимаю. Я правда понимаю. И мы будем иметь это в виду, но я не думаю, что это Райли. Правда, не думаю.
— Извини, сестренка, — говорит Кэм. — Я должен согласиться. Она хочет его. Уже больше года безрезультатно. Я не ожидаю, что она когда-нибудь будет счастлива, глядя на вас двоих. Особенно когда он смотрит на тебя так, как смотрит. Боже, даже меня тошнит от этого.
Я показал ему средний палец, прежде чем протянуть руку Лейкин. — Давай. Идем спать.
Она не выглядит убежденной, но все равно кивает, закрывает компьютер и идет со мной. Перед тем, как мы достигаем лестницы, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Мали.
— Кстати, ты должна мне сотню, — говорю я ей.
Нельзя отрицать, что она не в восторге от этого, но она все понимает и кивает.
Мы с Лейкин поднимаемся в нашу комнату, и как только мы заходим внутрь, я закрываю дверь. Наконец-то я чувствую, что могу отпустить часть стресса последних нескольких часов. Повернувшись, я снова беру Лейкин за руку и поворачиваю ее так, чтобы она оказалась лицом ко мне.
— Детка, — говорю я, стараясь сохранять спокойствие.
Она вздыхает. — Я знаю, что ты собираешься сказать, но ты должен знать, что это была идея Мали, и я не знала об этом, пока он не приехал.
— И ты не подумала сообщить мне, что какой-то случайный парень пришел к нам домой? — спрашиваю я. — Да ладно, Лей. Ты же намного умнее этого.
Она опускает голову и кивает. — Прости. Я просто так надеялась, что это сработает. Вы же собирались использовать хакера, пока не поняли, что он мертв.
— Это был настоящий хакер. Тот, который не ходит по домам, потому что он легальный.
Она вздрагивает от моего тона, и я снова сдерживаю свой гнев, прижимаясь поцелуем к ее лбу.
— Я не сержусь на тебя, Лей, — говорю я ей. — Но мне нужно, чтобы ты была осторожнее. Потерять тебя снова — значит уничтожить меня, а жить без тебя я больше не намерен. Так что больше никакого даркнета и никаких незнакомцев, входящих в эту дверь. Хорошо?
Кивнув, она обхватила меня за талию и положила голову мне на грудь, и я выдохнул, потому что это то, что мне было нужно.
Это то, в чем я всегда нуждаюсь.
Она.