Порция красивого яда

3

Ощущение похмелья стало слишком привычным. На языке остается привкус алкоголя, который вызывает тошноту, но головная боль не дает мне встать, чтобы что-то предпринять. Я вслепую достаю телефон и вижу, что опоздал на час к открытию бара. Я бы сказал, что Кэм меня убьет, но он, наверное, в такой же ситуации, как и я.

Открываю телефон, и мои глаза расширяются, когда я вижу имя Лейкин. Но надежда на то, что она пыталась мне позвонить, умирает мучительной смертью, когда я понимаю, что это я пытался ей позвонить.

Двадцать семь раз.

К счастью, этот номер не принадлежит никому другому. Формально он не принадлежит и ей. Ее родители перевели номер на мой счет, когда мы поженились, и я скорее заплачу за него, чем отменю. По крайней мере, так я смогу слышать ее голос, когда она не отвечает.

Я знаю, это жалко. Чаще всего моя злость берет верх над чувством, что я скучаю по ней и расстроен ее уходом. Но когда я пьян, все ставки отменяются. Либо мне вообще все равно, либо я звоню ей — двадцать семь раз, по-видимому.

— Ты здесь, наверху, живой? — спрашивает знакомый голос.

Со стоном моя голова склоняется набок, когда Мали поднимается наверх. — Черт. Кэм здесь, не так ли?

Она ухмыляется. — Он здесь, и ты в беде. Бар должен был открыться более часа назад. На пляже несколько человек, страдающих от жажды.

— Всего десять утра, — ворчу я. — Их алкогольные задницы могут подождать.

— Забавно, что ты упомянул задницы алкоголиков… — Она подходит ближе, и я мгновенно сожалею о своих словах. — У тебя все в порядке?

Как ни удивительно, Мали стала одним из моих самых близких друзей с тех пор, как Лейкин ушла. Не берите в голову никаких идей. Она мне как сестра. Но мы опирались друг на друга, пока Кэм самоликвидировался. Я не думаю, что кто-то из нас хорошо воспринял ее отсутствие, но Кэм висел на волоске. И когда Мали попыталась обуздать его, это не сработало.

— К чему ты клонишь? — устало спрашиваю я.

Она ставит стакан воды и две таблетки Адвила рядом со мной. — Я просто беспокоюсь о тебе. Вот и все. Ты немного перебрал с алкоголем, а так как алкоголизм у тебя в семье… — Ее голос прерывается, и она вздыхает. — Я просто хочу убедиться, что ты знаешь, что делаешь.

Это не тот разговор, который я хочу вести. Не сейчас и никогда. Я никогда не понимал, почему мой отец бросил свою семью, чтобы постоянно напиваться. Если бы у меня был выбор между ними, я бы выбрал Лейкин без малейших колебаний. Но у меня не было возможности сделать этот выбор.

Схватив таблетки, я бросаю их в рот, быстро проглатываю, а затем поднимаюсь с кровати, чтобы пойти в душ. Но сначала мой взгляд встречается с Мали.

— Разница между ним и мной в том, что он ушел от своей семьи. Моя бросила меня.

Она хмурится, на ее лице читается сочувствие, но я отворачиваюсь, прежде чем признать это. Я пытался скрыть свою боль от всех вокруг меня, кроме моей мамы. Хотя Кэм знает, что моя мама больна, никто на самом деле не знает, насколько она больна. А Мали вообще ничего не знает. Она достаточно беспокоится обо мне. Я не хотел давать ей еще одну причину смотреть на меня так, будто заботиться обо мне — ее работа.

Это не так.

— Хейс, — печально говорит она.

— Скажи Кэму, что я спущусь через минуту, — отвечаю я, заходя в ванную.

Это не тот ответ, которого она хотела, но она не собирается спорить со мной прямо сейчас. — Ага.

У нас не в первый раз происходит разговор, подобный этому, когда она говорит мне, что мои действия и способы справиться с ситуацией нездоровые. Но, что вредно для здоровья, так это то, что за два года приходится проходить через такое количество дерьма, с которым некоторые люди справляются за всю свою чертову жизнь. И если, утопив все свои чувства в бутылке водки и паре кружек пива, удается немного притупить боль от этого, то спасибо, черт возьми, тому, кто создал алкоголь.

Я включаю душ и направляю горячую воду на лицо, позволяя своим мыслям вернуться к тому моменту, когда ушла Лейкин. Это не то место, куда я часто хожу, но, возможно, мне следует, потому что каждый раз, когда я это делаю, я становлюсь немного злее.

В течение шести месяцев я пытался найти ее. Сначала мне помогали Кэм и Мали, выслеживая любую зацепку, которую я мог найти о том, куда она могла пойти. Мы даже вернулись к хакеру и заплатили ему, чтобы он попытался отследить ее телефон, но безуспешно. Все наши попытки заканчивались ничем. И вот настал день, когда родители Кэма получили письмо.

В нем было несколько страниц, объясняющих, что ей пришлось уехать, чтобы чего-то добиться, и она не могла этого сделать здесь. Конечно, она не могла рассказать им, что произошло. Это секрет, который мы все унесем с собой в могилу. Но она извинилась за то, что ушла так внезапно и не попрощалась.

Это первый раз в моей жизни, когда я ревную ее к родителям. Они получили хорошо написанное и полностью продуманное письмо, в то время как я получил три жалких слова, нацарапанных на обороте нашей свадебной фотографии. Это было несправедливо. Это все еще не так. Я отдал ей все, а все, что получил взамен, — это боль и кучу грязных воспоминаний.

После этого письма Кэм прекратила поиски, и Мали вскоре последовала его примеру. Их главной заботой было то, что кто-то похитил ее и обставил все так, будто она ушла по собственному желанию. Но знания того, что она в безопасности — этого было достаточно для них, чтобы позволить ей жить своей жизнью и уйти от кошмара, который мучает каждого из нас.

Но я продолжал искать, по крайней мере, до того телефонного звонка.

Прошло полгода после ее ухода, и этого номера не было в моем телефоне, но чувство, которое я испытал, когда увидел, как он звонит, подсказало мне, что надо ответить. И я ответил.

Сначала в трубке была тишина, только звук дыхания, но я знал, что это она. Впервые за последние месяцы моя грудь наполнилась надеждой.

— Лейкин, — сказал я, в моем голосе звучала ранимость.

Но меня встретила тишина. Я попытался разобрать фоновый шум, чтобы хоть как-то понять, где она может быть, но не смог.

Через несколько минут тишины я попробовал снова. — Детка, поговори со мной.

Зря я это сделал, потому что последовавшие за этим слова всегда будут такими же болезненными, как и в тот момент.

— Ты должен перестать искать меня, — сказала она, и тут же звонок оборвался.

Шесть месяцев я неустанно искал ее, а она так и не захотела, чтобы ее нашли. И если я думал, что три слова, нацарапанные ее почерком, причиняют боль, то они меркли по сравнению с тем, что я почувствовал, когда услышал эти семь слов. Я думал, что умру. Я действительно думал об этом, потому что жизнь без нее меня не интересовала. Но каким-то образом мне удалось выстоять.

А через три недели я стоял в больничной палате, когда у моей мамы обнаружили рак.

Знаете, как говорят, когда идет дождь, что он льет как из ведра.

Так вот, я живу в атмосфере постоянного ливня.

Самое приятное в выходные дни — это то, что когда в баре много народу, можно легко отвлечься. Люди приходят после целого дня, проведенного на солнце, и хотят выпить, чтобы охладиться. На улице еще не так жарко, но солнце может быть беспощадным, а океан еще слишком холодный, чтобы в нем купаться.

В первые несколько недель лета прошлого года мы недооценили количество продаваемой нами бутилированной воды. Нет необходимости говорить о том, что в этом году мы это исправили. По крайней мере, половина наших летних продаж — безалкогольные.

Мысленно я пытаюсь придумать, как заработать дополнительные деньги, чтобы покрыть рост расходов моей мамы. Оказывается, мне следовало посмотреть на эти документы. Не то чтобы у меня была другая реакция на то, какой уход ей следует обеспечить, но я бы лучше понимал, на что соглашаюсь. Может быть, для кого-то пара тысяч в месяц и не так уж много, но для разорившегося владельца бара, который уже платит почти десять тысяч только за ее комнату, это имеет значение.

Дополнительный счет будет непростым, но я найду способ его оплатить.

— Снаружи крутой байк, — говорит только что вошедший серфер. — Он твой?

Я киваю, улыбаясь, чтобы выглядеть дружелюбно. — Так и есть.

— Круто. Я хотел мотоцикл, но мне некуда будет поставить мою доску. Он протягивает мне руку. — Я Финн.

— Хейс, — отвечаю я. — Да, доски для серфинга и мотоциклы не создают хорошую команду.

— Я знаю. Черт возьми, это отстой. Но если акула когда-нибудь откусит мне руку и я больше не смогу заниматься серфингом, я куплю мотоцикл.

Мали поднимает взгляд с пустым выражением лица. — Если у тебя нет руки, как, черт возьми, ты собираешься ездить на мотоцикле?

Он смотрит на нее, его глаза блестят, когда он понимает, что привлек внимание красивой девушки. — Я Финн. А ты кто?

— Та, у кого не хватает терпения на глупости.

Она возвращается к листанию своего журнала, как будто ее ничто не беспокоит, и меня это нисколько не удивляет. Если бы я не знал, что она безнадежно привязана к моему лучшему другу, даже после того, как он все испортил, я бы подумал, что она асексуальна. Но я слышал достаточно, чтобы понять, что это не так.

— Мали, — тихо говорю я, подходя к ней. — Что я говорил тебе об оскорблении клиентов?

Она хмыкает. — Детка, ты платишь мне недостаточно, чтобы я прикусила язык. На самом деле, ты мне вообще не платишь.

Она права, мы ей не платим. Она приходит потусоваться и притворяется, что помогает, хотя на самом деле ей просто скучно в выходные. И после всего, через что она прошла, она больше никому не доверяет. Не то чтобы я ее винил. У всех нас есть проблемы, возникшие тем летом.

Райли и Кэм возвращаются, смеясь над чем-то, и я не упускаю из виду звук отвращения, который издает Мали. Они с Райли никогда не ладили, и она не пытается скрыть своего презрения. Сначала я подумал, что это из-за того, что Райли, возможно, неравнодушна к Кэму. Но это оказалось не так. Наоборот, это потому, что Райли неравнодушна ко мне. И пусть Лейкин уже нет, но любовь Мали к ней глубока. Она всегда будет заботиться о своей лучшей подруге, даже когда я пытаюсь сказать ей, что у Лейкин больше нет на меня никаких прав — что, как мы оба знаем, является гребаной ложью.

Я смотрю, как она поджимает губы, когда ей приходит в голову идея, и мне становиться страшно, к чему это приведет.

— Райли! — Мали зовет ее так, словно они лучшие друзья. — Это Финн. Финн, это Райли. Вам двоим было бы здорово вместе.

Райли смотрит скептически, в то время как Финн улыбается ей. — Что заставляет тебя так думать?

— Вы оба до безобразия бестолковые.

Кэм давится водой, а я усмехаюсь. — Способ приукрасить это.

Она поднимает брови, глядя на меня. — По-твоему, я похожа на Вилли Вонку?

Боже, однажды она убьет кого-нибудь своим нахальством. Я просто надеюсь, что буду там, чтобы увидеть это. С другой стороны, этим человеком вполне могу быть я.

Райли скрещивает руки на груди и свирепо смотрит на нас с Кэмом. — Ты издеваешься надо мной? Ты не собираешься отчитать ее за то, что она так со мной разговаривает?

Мы с Кэмом смотрим друг на друга, затем на Мали, которая знает, что в этом месте ей сойдет с рук практически все, и мы оба качаем головами, глядя куда угодно, только не на Райли, поскольку нам нужно заняться делами.

— Сука, — ворчит Райли.

Если бы мы были в другом месте, я бы беспокоился, что Мали пойдет за ней, но тут она знает, что лучше.

— Для тебя я Мисс Сука. Уважай старших, идиотка.

Да, в какой-то момент они все равно набросятся друг на друга.

Выйдя на улицу на перекур, я смотрю на мотоцикл, которым ранее восхищался Финн. Он прав — он прекрасен. Это была импульсивная покупка после отъезда Лейкин — моя собственная версия экстремальной терапии, если это можно так назвать. Я опустошил свой счет и выкинул все деньги на этот байк.

Насыщенная красная краска сверкает в солнечном свете, а выхлопные трубы урчат, когда я завожу его. Мали обвиняла меня в том, что я гонюсь за адреналином, который испытывал, когда еще был с Лейкин, и в чем-то она была права. Этот мотоцикл давал мне ту остроту ощущений, которых мне не хватало, а иногда и сейчас дает, но уже не в такой степени.

Если говорить начистоту, то деньги мне нужны больше, чем мотоцикл. Какое-то время это было весело. И мне нравился весь этот образ байкера, который легко сочетался с владением баром. Но нужно чем-то жертвовать.

И если я получу за него достаточно, то смогу наверстать часть счетов за бар еще до того, как Кэм узнает о проблеме.

Есть что-то такое в том, чтобы найти потенциальное решение своих проблем. Это поднимает настроение и дает ощущение, что, возможно, все не так уж плохо. Этого недостаточно, чтобы избавиться от всех проблем, или даже недостаточно, чтобы мне не хотелось выпить, но это уже кое-что, и я приму все, что смогу получить в данный момент.

С заходом солнца бар начинает набирать обороты. В бар стекаются отдыхающие, готовые начать субботний вечер. На небольшой сцене, которую мы построили в углу, играет ди-джей, а Кэм разжигает костер на улице, чтобы люди могли посидеть вокруг него. Но хотя я люблю всех своих клиентов, всегда есть один, с которым возникают сложности.

— Эйч, — говорит Мали. — Какой, черт возьми, пароль от Wi-Fi?

Что? — Откуда, черт возьми, мне знать?

Она пожимает плечами. — Вон та книголюбка Барби хочет в последнюю минуту сделать задание на своем компьютере и ей нужен пароль от Wi-Fi, а вы, видимо, рекламируете бесплатный Wi-Fi на своем сайте.

— У нас есть веб-сайт? — усмехаюсь я. — Ради всего святого, кто вообще работает в баре?

Мали смеется и уходит, оставляя меня разбираться с этим. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть Кэма, идущего ко мне.

— Эй, ты знаешь пароль от Wi-Fi?

Его брови хмурятся. — Нет, а что?

Я киваю в сторону девушки, уткнувшейся лицом в компьютер в дальнем углу. — Ей это нужно, а наш сайт обещает бесплатный Wi-Fi. Ты знал, что у нас есть сайт?

Он закатывает глаза. — Без меня это место развалится. Он наверху. Я схожу за ним.

— Спасибо.

В это время Райли, Мали и я работаем в баре, справляясь с «закатной суетой», как мы это называем. Хотя, когда нас трое, это не так уж сложно. Мали удается случайно не подставить Райли подножку, а Райли держит при себе все свои ворчливые замечания по поводу того, что Мали стоит за барной стойкой. Но когда девушка из дальнего угла подходит и в очередной раз спрашивает пароль от Wi-Fi, я понимаю, что Кэма нет уже больше получаса.

— Мэл, ты не видела Кэма? — Она качает головой. — Райли?

Но она его тоже не видела.

Я передаю пиво ожидающему парню и иду наверх, думая, не застрял ли он в поисках пароля или еще чего-нибудь, но результат оказался гораздо хуже. Он стоит перед моим столом с открытым нижним ящиком и разложенными на нем просроченными счетами.

Я передаю пиво ожидающему парню и направляюсь наверх, гадая, не застрял ли он в поисках пароля или что-то в этом роде, но результат намного хуже. Он стоит перед моим столом, нижний ящик открыт, а на верхнем разложены все просроченные счета.

Ублюдок. — Кэм, я могу объяснить. Выслушай меня.

Он выглядит подавленным. — Чувак!

Я не так представлял себе происходящее дерьмо. Ну, это неправда. Я вообще не представлял, как это будет происходить, потому что в конце концов нашел решение.

— Я знаю! Я собираюсь это исправить, — говорю я ему. — Я продаю свой байк и—

— Твой байк? — говорит он, не веря своим ушам. — Эйч, здесь больше пятидесяти штук!

Иисус. Я так и не суммировал все это. Я слишком боялся, что это число только усилит мое беспокойство, и посмотрите на это — я был прав.

— Какого черта мы так отстали? — огрызается он. — У нас все было хорошо! Мы уже должны быть в плюсе! Ты знаешь, сколько баров закрываются всего через пять лет? Какого черта мы в минусе?

Моя голова падает вперед. — Я не оплачивал счета.

— Ни хрена себе, я это вижу! — Он бросает на пол несколько бумаг, которые держит в руках. — Да что с тобой, блядь, такое? Я знаю, что это была твоя идея, но это не просто твой гребаный бар! Это мой чертов заработок!

— Что происходит? — спрашивает Мали.

Кэм фыркает и закатывает глаза. — Конечно, ты пришла, чтобы спасти его. Невероятно.

Если кто-то и не боится перечить Кэму, так это она. — Что, черт возьми, это должно означать?

— Это значит, что он разрушает свою жизнь, а ты, блядь, позволяешь ему это делать! — рычит Кэм, затем сосредотачивает свое внимание на мне. — Я знаю, что у тебя разбито сердце из-за моей сестры, но прошло почти два года! Двигайся, блядь, дальше!

Ладно, к черту это. — Это не из-за Лейкин, придурок!

— Да ну, фигня это! Иначе почему ты не платишь по счетам? Это наркотики? Мне нужно отвезти тебя в реабилитационный центр? Господи, да ты и так выпиваешь половину всего пива в этом месте. А теперь я должен беспокоиться о том, что ты выпьешь еще и весь этот гребаный бар?

— Кэм! — кричит Мали, но слишком поздно брать его под контроль.

— Пошел ты, — усмехаюсь я. — Я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как ты ругаешь меня, как будто ты намного лучше меня.

Я разворачиваюсь и направляюсь к лестнице, желая убраться отсюда нахрен, в то время как Кэм кричит у меня за спиной. — Каков муж, такова и жена, верно? Убегают, когда становится совсем хреново!

Мали снова кричит на него, но я не слышу, что она говорит, когда спускаюсь по лестнице и выхожу за дверь. Сворачивая за угол, я вижу свой байк, стоящий прямо рядом с моим грузовиком, и ну его к черту. Если я собираюсь продать его, я могу воспользоваться им в последний раз.

Надев шлем, я пристегиваю его и слушаю, как мотоцикл оживает. Я сдаю назад и поворачиваюсь, чтобы выехать с парковки, как раз в тот момент, когда Мали выбегает на улицу. Я уверен, что она кричит, чтобы я остановился, но она ничего не может сказать, чтобы удержать меня здесь и сейчас.

Выхлопная труба урчит, когда я сворачиваю на улицу. Прохладный ветер продувает сквозь мою толстовку, но это приятно. Это похоже на что-то. Что-то, что не является онемением, но и не болью. И я живу ради этого.

Я не знаю, где я ошибся. Было время, когда у меня было все. Все, чего я хотел, было прямо передо мной, и я думал, что мое «все» тоже хочет меня. Может быть, я неправильно понял выражение ее глаз или честность ее голоса, когда она призналась мне в любви. Черт возьми, я мог вообразить все это, насколько я знаю. Но как только она ушла, вся моя жизнь развалилась на кусочки. Как будто она была тем клеем, на котором все держалось, а теперь карма заставляет меня платить за все мои проступки, причем в десятикратном размере.

Два года назад у меня было все, а теперь я могу только стоять и смотреть, как у меня все это отнимают.

Двигатель становится громче, я мчусь по дороге, наблюдая, как мимо меня проплывает пляж, и я теряюсь в том времени, когда мне казалось, что я могу одолеть весь мир. Ради нее я бы так и сделал. Я хотел бы вернуться назад и остановить время. Я бы отмотал назад нашу брачную ночь и прожил ее снова и снова, потому что именно тогда мы были самыми счастливыми.

Когда рак не убивал мою маму.

Когда Лейкин была в моих объятиях.

Когда я наслаждался жизнью и смотрел, как сбываются мои мечты.

А теперь просто… что бы это ни было.

Я разгоняюсь чуть быстрее, и мое внимание привлекает пара на тротуаре. Он обнимает ее, а она откидывает голову назад, смеясь так, словно быть влюбленной — это самое прекрасное чувство на свете. Мало кто знает, что это чувство — ложь. Просто куча химикатов в мозгу, чтобы обмануть тебя и заставить думать, что это будет длиться вечно.

Оно погубит их так же, как погубило меня.

Я поворачиваюсь, чтобы снова сосредоточиться на дороге, но уже слишком поздно. Красный свет слишком близко, и даже если я нажму на тормоза и мотоцикл заскользит, потеряв управление, это не поможет. Байк выскальзывает из-под меня, я скольжу по земле, пока мы оба не врезаемся прямо во внедорожник, поворачивающий налево.

Я даже не успеваю почувствовать боль, как все вокруг погружается во тьму.