— Китти-Кэт, мы летим в Лас-Вегас, — объявил Мейсон Кинкейд, потирая в предвкушении ладони. — Город грехов — идеальное место для развлечений и веселья. Как думаешь, в какие неприятности нам посчастливится там влипнуть?
Катрина Сэндс пристегнула ремень безопасности и поудобнее устроилась в кожаном кресле первого класса рядом с Мейсоном — ее лучшим другом и школьным товарищем с четырнадцати лет. Она нисколько не удивилась, что он уже составлял мысленный список всех диких и безрассудных приключений, ожидавших его в таком свободном городе, как Лас-Вегас. Мейсон Кинкейд — нарушитель правил, искатель острых ощущений и потакающий своим желаниям плохой мальчик, полностью поглощенный удовольствиями и их мгновенным удовлетворением. Судя по всему, что она слышала о городе, который никогда не спит, там Мейсон был бы в своей стихии.
«Ох, какая радость», — подумала она со смиренным вздохом. Не то чтобы она была ханжой. Отнюдь. Просто не была в восторге наблюдать за тем, как ее лучший друг, как кобель, носится по всему Вегасу. Этого зрелища ей с лихвой хватало каждый день.
Она повернула голову и встретилась с ярко-голубым взглядом Мейсона.
— Ты же понимаешь, что эта поездка не только для тебя и твоего члена? Что мы едем в Вегас, потому что твой брат Клэй женится на Саманте? — напомнила она об одной важной детали.
Уголки его губ приподнялись в снисходительной усмешке.
— Конечно, я понимаю, что завтра днем мой брат наденет старые добрые оковы брака. Но это не значит, что все выходные будут посвящены одной лишь свадьбе. На самом деле, сегодня вечером мы с Леви планируем увести Клэя куда-нибудь и убедиться, что он проведет свой последний холостяцкий вечер стильно.
Прекрасная возможность для Мейсона повеселиться с на все согласной женщиной, готовой провести ночь в его гостиничном номере. Так Мейсон и действовал. Сколько она его знала, он жил под девизом «поматросил и бросил», когда дело касалось женщин, и всегда следил за тем, чтобы они заранее знали условия. Никаких обещаний, никаких обязательств и ничего более длительного, чем разовый перепихон.
И каждый раз, когда Катрина наблюдала за этим, внутри нее умирала частичка надежды. Надежды, что однажды Мейсон разглядит в ней нечто большее, чем просто лучшего друга и женщину, обладающую личными и профессиональными качествами. Но мужчина не обращал внимания на ее глубокие чувства к нему, а она не хотела говорить ему о них, рискуя получить болезненный отказ. Гораздо проще и безопаснее для них обоих оставаться во френдзоне.
Она знала его двенадцать лет и искренне верила, что Мейсон Кинкейд не способен на серьезные отношения ни с одной женщиной. И ей действительно нетрудно было понять причины, учитывая его детство — отца он не знал, а мать больше заботила следующая доза, чем родные дети. Мейсон, возможно, был мастером отношения «мне плевать на всё и вся», но Катрина одна из немногих знала, сколько боли и обиды на самом деле скрывается за этим беззаботным поведением.
Посадка на коммерческий рейс, на котором они летели в Лас-Вегас, завершилась, и одна из бортпроводниц начала закрывать багажные полки, а другая объявила о необходимости перевести все электронные устройства в режим полета. Симпатичная брюнетка-стюардесса остановилась рядом с местом Мейсона у прохода и положила руку ему на плечо.
Он взглянул на нее, и женщина улыбнулась, слегка покраснев, когда он направил в ее сторону всю мощь своей мужской сексуальности. Да, Мейсон оказывал потрясающий эффект на женщин. Благодаря великолепным чертам лица, сексуальной улыбке, от которой плавились трусики, и татуировкам плохого мальчика, обвивавших обе мускулистые руки, он притягивал к себе женщин непреодолимой силой.
И придурок прекрасно об этом знал и без колебаний использовал свое обаяние в своих интересах.
— Сэр, прошу вас пристегнуть ремень безопасности, — сказала она очень мило, когда ее рука заметно сжала его мускулистое плечо.
— Конечно. И зовите меня Мейсон, — сказал он, застегивая ремень на талии, его тон был таким же легким и кокетливым, как и подмигивание. — Поскольку я лечу первым классом, а вы будете меня обслуживать, мы могли бы обращаться друг к другу по имени.
Катрина закатила глаза, но стюардесса рассмеялась над двусмысленностью предложения и бросила на него откровенный взгляд, прежде чем перейти к передним креслам, где сидели Клэй и Саманта. Через проход от Мейсона сидел его младший брат Леви вместе с Тарой, которая работала барменом в баре Клэя «У Кинкейда». Билеты первого класса были делом рук Клэя, как и отдельные гостиничные номера для каждого в отеле «Белладжио».
Пока стюардесса, покачивая бедрами, шла до конца прохода, Мейсон, вытянув шею, все пялился на ее задницу.
Затем снова взглянул на Катрину со своей типичной волчьей ухмылкой и бесстыдным блеском в глазах.
— Как думаешь, она согласится принять меня в клуб любителей авиасекса? — спросил он, и Катрина знала, что это не совсем дразнящий вопрос.
Она предупреждающе прищурилась, потому что сама мысль о том, как Мейсон трахает какую-то цыпочку в нескольких футах от нее, была невыносима.
— Даже не думай об этом.
Он наклонился так близко, что их плечи соприкоснулись, а его губы оказались возле ее уха.
— С тобой не весело, Китти-Кэт.
От его теплого дыхания пряди ее светлых волос с фиолетовыми кончиками шевельнулись, и ей едва удалось подавить дрожь, пробежавшую по позвоночнику и заставившую ее соски неприятно затвердеть.
— Заниматься сексом в тесном туалете самолета — не мое представление о веселье.
Господи, может, она ханжа, подумала Катрина, нахмурившись. Или, может, просто прошло слишком много времени с тех пор, как она занималась сексом. Прошел почти год, и даже тот последний раз с парнем, с которым она встречалась, оставил ее неудовлетворенной.
— Там может быть тесно и горячо, — согласился он тоном, который был одновременно веселым и многозначительным. — Но это не обязательно плохо.
Она покачала головой.
— Ты такой…
— Знаю, знаю, — перебил он, прежде чем она успела договорить. — Я — кобель.
Он — кобель и даже не удосуживался это отрицать.
— Но к твоему сведению: ты же знаешь, что мне гораздо веселее, чем тебе.
Когда самолет начал удаляться от выхода на посадку, Мейсон снова сел ровно и с внезапно серьезным лицом стал ее изучать.
— Как ты веселилась в последнее время? — спросил он, будто считал, что она не способна хорошо проводить время. — И вообще, когда ты в последний раз трахалась?
От неожиданного вопроса Катрина открыла рот, снова его захлопнула и посмотрела ему в глаза. Да пошел он нахрен за то, что такой мудак.
Он ухмыльнулся.
— Ага, так я и думал.
У нее руки чесались убрать с его лица это самодовольное выражение.
— Какого хрена это значит?
— Просто ты в последнее время очень дерганая, — он пожал плечами. — Вся на нервах, немного резкая и раздражительная со мной.
Ох, ну что за чертов идиот. Ее нервозность связана с его распутством и неспособностью видеть то, что у него перед носом.
Она была его лучшим другом и знала все о его дерьмовом прошлом, его далеко не идеальном детстве и комплексах брошенного ребенка. И хотя она снова и снова доказывала, что никуда не уйдет и всегда будет рядом с ним, несмотря на собственных демонов и страдания, он воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся, не видя в ней никого больше, чем старую добрую Китти-Кэт.
Опять же, разве он виноват в том, что она любила его больше, чем просто друга или брата? Что он не способен ответить на ее чувства по разным причинам, главная из которых заключалась в том, что он был эмоционально сломлен и не знал, как подпустить кого-то близко к себе? Нет, она не могла его винить. По крайней мере, он был честен в том, кем был и на что способен.
Он не виноват, что она хотела большего. Вина за то, что она до сих пор надеялась, лежит на ней.
«Может, это часть проблемы», — подумала Катрина, выискивая на телефоне аудиокнигу, которую можно послушать во время полета. Мейсон так легко пользовался тем, что она все время рядом, всегда под рукой. Черт, кого она обманывала? Она облегчала ему задачу, и, возможно, пришло время переоценить свои чувства к лучшему другу и тот факт, что на них не ответят взаимностью.
Потому что одно она знала наверняка: безответная любовь — охрененный отстой.
Мейсон коснулся ее обнаженной руки, и ее предательский пульс ускорился в несколько раз, когда она посмотрела на его мускулистое предплечье и темно-коричневый плетеный кожаный браслет, дважды обернутый вокруг запястья. Этот браслет она подарила ему на последний день рождения, и в комплекте с его племенными татуировками он смотрелся на нем чертовски сексуально.
Не обращая внимания на то, как ее тело распалилось во всех лишенных внимания местах, она подняла на него взгляд, и он игриво улыбнулся ей.
— Знаешь, возможно, тебе следует воспользоваться Городом грехов, найти какого-нибудь случайного парня, который поможет тебе снять напряжение и расслабиться.
Катрина не была уверена, шутил ли он или говорил серьезно, но сдержала раздраженную реплику, которая только подтвердила бы его мнение о ее нервозности, и вместо этого решила с ним согласиться.
— Да, возможно, так я и сделаю, — с энтузиазмом ответила она.
Трахаться со случайным незнакомцем было не в ее стиле, но Мейсону не обязательно было это знать.
Он удивленно моргнул. Очевидно, не ожидая, что она так охотно согласится на его непристойное предложение. За шоком быстро последовало легкое смятение, будто не был уверен, что чувствует по поводу ее интрижки на одну ночь, несмотря на то, что это он поднял эту тему.
«Ну и ладно», — подумала она, подавляя свое разочарование.
Покончив с разговором, она отвела взгляд от Мейсона, вставила в уши наушники и закрыла глаза, когда самолет помчался по взлетно-посадочной полосе и оторвался от земли. При первом рывке ее желудок опустился вниз, и она медленно и глубоко вдохнула, принимая очень трудное решение. То, с которым боролась последние несколько месяцев, но внезапно ставшим слишком очевидным.
После того, как счастливая парочка поженится и все вернутся из Вегаса, Катрине нужно будет кардинально изменить свою жизнь. Становилось все труднее и больнее изо дня в день находиться рядом с Мейсоном и наблюдать, как он переходит от одной женщины к другой. Настало время провести переоценку своей жизни, а также должность менеджера в «Чернилах», тату-салоне Мейсона.
А значит, отказаться от единственного мужчины, которого она хотела, но никогда не имела по-настоящему, кроме как дружила с ним и делилась секретами.
Какого черта? Озадаченно нахмурившись, Мейсон наблюдал за молчаливой отстраненностью Катрины от их разговора и ощутил это, когда она надела наушники, закрыла глаза и отгородилась от него. В одну минуту он дразнил ее, а в следующую, бац!, его молча отстранили — и это после того, как она слишком охотно согласилась на интрижку в Вегасе.
«Женщины», — подумал он, покачав головой. Боже, он никогда их не поймет.
Ладно, это утверждение не совсем правдиво. У него не возникало проблем с женщинами, когда они стояли на коленях и отсасывали ему, или умоляли трахать их сильнее и быстрее. Горячий, бессмысленный секс и взаимное удовольствие — да, это он понимал без труда. Черт, этот язык ему был понятен без слов.
Но выросшая за последние несколько месяцев раздражительность Катрины? Господи, он чувствовал себя так, будто шел на цыпочках по минному полю, и понятия не имел, как справиться с ситуацией или с ней, чтобы все не взорвалось у него перед носом.
Несмотря на все проблемы и ужасы, через которые ей пришлось пройти в своей жизни, Катрине всегда удавалось держать это дерьмо глубоко внутри и сохранять оптимизм. Она всегда могла вызвать у него улыбку в плохой день, или вызволить из депрессии, или отпустить шутку, когда он был не в настроении.
Но не в последнее время.
Так что же, черт возьми, с ней происходит? Катрина никогда не проявляла признаков предменструального синдрома, так что эта версия отпадала. Отношений у нее не было, поэтому ему не приходилось беспокоиться, что какой-то парень дурно с ней обращается. Впрочем, ее раздражение всегда было направлено на него, а ни на кого-то другого. С клиентами «Чернил» она была вежлива и весела. Даже шутила и поддразнивала других сотрудников салона, но когда он пытался присоединиться к веселью, игнорировала его и отключалась.
В точности, как сейчас.
Самолет наконец выровнялся, и Мейсон, в отчаянии запустив руку в волосы, взглянул на девушку. Ее глаза все еще были закрыты, что давало ему полную свободу по-настоящему оценить ее внешность. Ему нравились ее светлые волосы с фиолетовыми кончиками, ниспадавшие на плечи мягкими волнами. Фанк-стиль соответствовал ее уникальной личности, как и стиль в одежде. Сегодня она была одета в вылинявшие джинсы и длинную серую майку с черной кружевной окантовкой, придающей пикантности. Майка обнажала множество разноцветных татуировок-бабочек, покрывающих одну ее руку и шею.
Будучи сам татуировщиком, он мог честно сказать, что художница, которая набила татуировку на коже Катрины, проделала потрясающую работу — как с самим рисунком и татуировкой, так и с тем, что вернула Катрине чувство собственного достоинства. Мейсон был одним из немногих, кто знал о физических и эмоциональных шрамах, скрываемых замысловатым узором, и ему часто хотелось, чтобы это он набил ей эти чернила.
Его взгляд снова скользнул к ее лицу, неторопливо рассматривая ее нежные черты — изгиб длинных темных ресниц, милый, дерзкий носик, кремовая кожа и мягкие, полные губы, созданные для того, чтобы обхватывать мужской член.
Да, черт возьми, он подумал об этом.
Мейсон заглушил стон от жаркого порыва и тайного желания к своей лучшей подруге, заставившего его член дернуться от осознания. Конечно, это был не первый раз, когда он думал о Катрине в сексуальном плане. Черт, она бы взбесилась, узнай, что была его любимой фантазией, когда он просыпался с утренним стояком и обхватывал рукой член. Когда он дрочил, все, что требовалось, — это эротические мысленные образы ее стонов, и как она выгибается под ним, когда он погружался глубоко в ее тугую, влажную плоть, и каждый раз он кончал, причем быстро.
Эти мысли делали его гребаным извращенцем. Она была его лучшей подругой, и он ни за что не испортил бы это сексом. Никогда. Катрина слишком много значила для него, чтобы когда-либо пересечь эту черту, как бы сильно его член ни протестовал против его решения. Она была его опорой, единственным человеком, на которого, как он всегда знал, может положиться, что она будет рядом с ним, несмотря ни на что. Она знала о нем то, чего не знал никто другой, и принимала его, несмотря на все недостатки и слабости.
Самое главное, что она была единственной женщиной, которой Мейсон когда-либо доверял — все из-за его гребаной мамочки, с горечью подумал он — и он никогда не сделал бы ничего, что могло бы поставить под угрозу то, через что они прошли с Катриной, и то, чем делились как лучшие друзья.
Вот почему странность в ее поведении в последнее время вызывала у него беспокойство, и ему определенно не нравилось ощущение, будто она отдаляется от него. Что-то определенно было не так, и он должен признать, что мысль о потере Катрины в любом качестве пугала его до чертиков.
Он потер влажными ладонями обтянутые джинсами бедра, ненавидя неуверенность, становившуюся с каждым днем все сильнее и сильнее. Он не хотел паниковать, но с Катриной что-то происходило, и тот факт, что он не мог точно определить причину, сводил его с ума. По возвращении из поездки он выяснит, что именно вызывает перепады ее настроения.
У пассажиров первого класса была собственная бортпроводница, и Мейсон обратил внимание на женщину, которая флиртовала с ним ранее, а теперь принимала заказы на напитки, пробираясь по проходу к его ряду.
Когда она подошла к нему, он прочитал на бейджике ее имя «Тони», и она одарила его призывной улыбкой.
— Итак, Мейсон, я к вашим услугам, — сообщилась она, воспользовавшись его предыдущим кокетливым комментарием. — Что я могу вам предложить?
Он не заметил, как намеренно она опустила слово «выпить». О да, она определенно играла в его игру, и поскольку Катрина относилась к нему холодно, он приветствовал такое отвлечение.
— Что бы вы порекомендовали, Тони?
Она облизнула блестящие губы, ее карие глаза почти пожирали его.
— То, что я хотела бы порекомендовать, нет в меню авиакомпании.
Он усмехнулся, поняв предложение.
— В таком случае я возьму Спрайт… на данный момент.
Она записала заказ в блокноте, а затем взглянула мимо него на Катрину, которая ни на что не обращала внимания, ее глаза все еще оставались закрыты, и она что-то слушала в наушниках.
— А вашей девушке что-нибудь принести? — спросила Тони, любопытно приподняв бровь.
Девушке. Это слово было ему настолько чуждо, не только в отношении Катрины, но и потому, что он никогда не оставался с женщиной достаточно долго, чтобы вступить в романтические или интимные отношения, выходящие за рамки одноразового секса, что и подразумевало это слово. Но он знал, к чему клонит Тони, даже несмотря на то, что она не выглядела слишком обеспокоенной, если он не свободен.
— Она не моя девушка, — заверил он хорошенькой стюардессе, хотя от этих слов, произнесенных в присутствии Катрины, почувствовал странный и неожиданный момент сожаления, не имевший для него абсолютно никакого смысла.
Тони ухмыльнулась ему.
— Приятно знать.
— Не уверен, чего она хочет, поэтому попрошу ее вызвать вас, когда проснется. — Или что там делала Катрина. Она явно его игнорировала, и он не собирался беспокоить ее и рисковать вновь вызвать на себя ее раздражительность.
Тони повернулась к Леви и Таре и тоже приняла их заказы на напитки, а затем направилась обратно к камбузу в передней части самолета. Через несколько минут она появилась снова, держа поднос с напитками, и начала раздавать их с первого ряда, пока снова не подошла к Мейсону.
Она положила на его поднос записку и постучала по ней пальцем, привлекая его взгляд к цифрам на листе бумаги.
— Я застряла в Вегасе на все выходные, так что, если захочешь развлечься, позвони мне.
— Возможно, я так и сделаю, — ответил он, подмигнув. Он был уверен, что после завтрашней свадьбы у него появится куча свободного времени, и приятно знать, что у него будет все заранее намечено.
После ухода Тони, Мейсон поднял записку, чтобы Леви увидел номер телефона, и ухмыльнулся брату.
— Я даже еще не добрался до Вегаса, а уже получил номерок.
Леви закатил глаза.
— Серьезно, чувак?
— Ничего не могу поделать с тем, что женщины хотят меня. — Мейсон пожал плечами. — Не нужно завидовать только потому, что меня регулярно трахают.
— Ты такой дерзкий ублюдок, и я далек от зависти, — ответил Леви своим всегда серьезным тоном с оттенком веселья. — Это называется дискриминацией, но я не ожидаю, что ты поймешь значение такого сложного слова.
— Ха-ха. Оно означает, что ты чертовски скучен.
Мейсон не мог удержаться от подстрекания своего строгого, серьезного и правильного брата-полицейского. В то время как Мейсон в подростковом возрасте был бунтовщиком и дерзким мальчишкой (и у него до сих пор бывали моменты дикости и импульсивности), Леви был тихим, слишком серьезным ребенком, который никогда не попадал в неприятности. Он думал о последствиях, прежде чем действовать, никогда не употреблял алкоголь и, очевидно, не позволял своему члену сбивать его с истинного пути.
Это означало, что Леви пропускал массу удовольствий, а не в этом ли заключался смысл поездки в Вегас? Если, конечно, не считать женитьбу их брата.
— В этой поездке ты будешь нытиком? — спросил он Леви.
Прежде чем ответить, его брат допил остатки апельсинового сока.
— То, что я не гоняюсь за каждой юбкой, как ты, не означает, что я нытик.
Мейсон решил проверить эту теорию.
— Значит, ты поведешь Клэя в стриптиз-клуб в его последнюю ночь на свободе?
Прежде чем Леви успел ответить, Клэй перегнулся через подлокотник, высунув голову в проход, и включился в разговор, к которому, очевидно, прислушивался.
— Жаль разочаровывать тебя, Мейс, но мы не пойдем в стриптиз-клуб.
Мейсон вскинул руки вверх, разочаровавшись в обоих братьях.
— Видите, вот почему я не завязываю серьезных отношений. Подкаблучники лишают всех удовольствия от настоящего мальчишника.