Порочный сексуальный татуировщик

Глава 4

В момент, когда их губы соприкоснулись, волна обжигающего тепла ударила прямо в член Мейсона, и слово «друзья» перестало быть к ним применимо. Потому что друг не стал бы завладевать горячими, сладкими губами этой женщины и целовать их до синяков. Друг не стал бы наматывать на кулак длинные светлые волосы, чтобы контролировать наклон ее головы и глубину поцелуя. И, Иисусе, подруга определенно не стала бы скользить рукой по его плоскому животу, обхватывать пальцами его твердый член и крепко сжимать его.

Именно тогда Мейсон решил, что если он попадет в ад за то, что прикоснулся к Катрине, осквернил ее, то заберет с собой воспоминания об их горячих утехах, чтобы фантазировать снова и снова.

Их языки переплелись, двигаясь глубоко и дико, и с гортанным, примитивным рычанием он прижался твердым, как камень, членом к ладони Катрины, умирая от желания ощутить, как ее пальцы стискивают его обнаженную плоть, лаская его, пока он не кончит от ее руки.

Из-за растущего к ней аппетита, соблазнения ее рта стало недостаточно. Он хотел большего. С последним медленным и тщательным движением языка и сексуальным, соблазнительным укусом ее нижней губы, от которого она охнула и начала извиваться, Мейсон, наконец, прервал поцелуй и уткнулся лицом в теплый изгиб ее шеи.

От Катрины исходил привычный легкий аромат гвоздики и специй, который соответствовал ее смелому характеру и вызывал у него мысли о сексе с ней каждый раз, когда он вдыхал возбуждающий запах. Уткнувшись носом в ее шею, он провел по ней зубами, и она с чувственным стоном откинула голову назад, предоставляя ему желанный доступ.

Ублюдок внутри него воспользовался приглашением. Он потянул за концы шнуровки спереди корсета, пока те не развязались, ослабляя топ. Взявшись за обе стороны, он грубо дернул лиф вниз, и, поскольку бюстгальтера на ней не было, ее упругая, полная грудь сразу же оказалась перед его жадным взглядом.

Он накрыл ладонями пышную плоть, разминая ее и слегка пощипывая затвердевшие соски, пока Катрина не начала тяжело дышать и беспокойно извиваться. Такая чертовски страстная и отзывчивая. Он пожирал ее глазами, и от желания попробовать ее на вкус у него потекли слюнки. Дьявол, сидящий на его левом плече, прошептал ему на ухо, чтобы он это сделал.

Мейсон итак зашел далеко, и хотя понимал, что должен остановить это безумие, в тот момент, когда Катрина запустила руки в его волосы и направила его рот к своим великолепным сиськам, не смог отказаться. Наклонил голову и провел языком по твердому соску. Она снова бесстыдно подалась к нему, в этот момент его нога протиснулась между ее бедер. Он укусил ее грудь, а затем втянул ее глубоко в рот. Вцепившись в его волосы с такой силой, что кожа голова загорелась, она дерзко выгнула спину и оседлала его бедро, пытаясь достичь оргазма.

Бл*ть, если она не перестанет тереться, он кончит в гребаные джинсы — а такого не происходило со школы. Трение о его ноющий член было таким сильным и интенсивным, что ему отчаянно захотелось проникнуть в нее. Настолько глубоко, чтобы она никогда не забыла, что он владел ею, хотя бы несколько кратких минут.

Будучи настоящим эгоистом, Мейсон брал все, что мог.

Он отпустил ее сосок и, не обращая внимания на ее протестующий звук, отвел ее руки от своих волос и развернул ее лицом к стене. Прижав ее руки к поверхности, он толкнул ее вперед, пока она не прильнула к прохладной стене обнаженной грудью. В этой позе ее спина выгнулась, а восхитительная задница выдвинулась назад, как подношение.

Он провел ладонью вдоль ее позвоночника и по мягкой, эластичной коже брюк, скрывавших ее идеальную задницу, и подумывал поддаться желанию выпустить немного своей сексуальной агрессии так, как ему больше всего нравилось. И если быть честным с самим собой, ему было любопытно узнать ее реакцию на шлепок по заднице просто ради удовольствия, а не в качестве наказания, как ранее.

Прежде чем он успел передумать, он опустил ладонь и шлепнул ее по ягодице, достаточно сильно, чтобы почувствовать боль. Она втянула воздух и застонала, протяжно и низко, мягкий звук был наполнен безошибочным желанием.

— Мейсон, — прошептала она, его имя соблазнительно звучало в ее исполнении.

Ухмылка тронула уголки его губ. Ее восхитительная реакция распалила его еще сильнее.

— Ох, похоже, моя милая Китти-Кэт — порочная девочка, которая любит быть плохой.

Она вздрогнула и застонала, чертовски ошарашив его тихим, покорным признанием:

— Да.

В ее голосе слышалась уязвимая откровенность, и на мгновение Мейсону показалось, будто весь воздух покинул его легкие. Будто она только что поделилась с ним интимной тайной, о которой не знал ни один мужчина, и почему это вызвало в нем такое чертовски собственническое чувство? Ему не хотелось слишком много думать над ответом, и он направил эту эмоцию на то, что планировал сделать с ней дальше.

Подойдя к ней сзади, настолько близко, что его твердый, как сталь, член прижался к ее заднице, он положил руки ей на бедра.

— Раздвинь ноги шире, — приказал он, и ее немедленное подчинение наполнило его удовлетворением.

Он скользнул пальцами по поясу ее брюк вперед, расстегнул верхнюю пуговицу, а затем медленно опустил молнию. Проник кончиками пальцев под кружевной пояс трусиков, ровно настолько, чтобы поддразнить ее, а также дать возможность остановить то, что должно было произойти.

Ее дыхание участилось, Мейсон почувствовал, как мышцы ее живота трепещут под его ладонью в предвкушении. Он прижался губами к ее уху и хрипло произнес:

— Я буду ласкать твою нежную, влажную киску, пока ты не кончишь, — пообещал он и воспринял дрожь ее тела как разрешение продолжить.

Когда его длинные пальцы скользнули между ее раздвинутыми бедрами и почувствовали, насколько она мокрая, ему пришлось сдержать утробное рычание. Ее киска была такой опухшей, такой скользкой и горячей, что потребовалось всего несколько движений по клитору, чтобы подвести ее к грани оргазма… и остановиться. С криком потребности она задвигала бедрами взад и вперед, оседлав его руку, ее сексуальное миниатюрное тело отчаянно искало освобождения.

— Не останавливайся, — без стыда попросила она, тяжело дыша. — Пожалуйста, не останавливайся.

— Ты готова кончить? — выдохнул он ей в шею, тесно прижимаясь членом к ее заднице, испытывая боль от желания оказаться там, где находились его пальцы. Скоро.

— Да. — Голос ее звучал хрипло и с отчаянием. — Да.

Еще одно жесткое касание к тугому пучку нервов, и все ее тело начало вибрировать, и она охнула с низким, беспомощным стоном. Его пальцы покрыл прилив влаги, пока она жестко и соблазнительно вращала бедрами на его руке и тихо скулила от удовольствия.

Господи Иисусе, он умирал. Умирал от мучительной потребности проникнуть в нее. Умирал от желания почувствовать, как она сожмет его член, когда кончит в следующий раз. Он должен заполучить ее немедленно, подумал Мейсон, отводя руки от ее бедер, быстро расстегивая ширинку и стягивая джинсы, чтобы освободить пульсирующий член. Он достал презерватив, который лежал у него в переднем кармане, — да, кобель, которым он являлся, никогда не выходил без него из дома, — и трясущимися пальцами раскатал его по толстой, твердой эрекции.

Катрина оставалась все в той же позе, прижимая руки к стене, и он стянул ее кожаные штаны и трусики вниз, ровно настолько, чтобы получить доступ к нежной, опухшей киске. Он выровнял их бедра, направляя чувствительную головку члена между ее ног, пока не достиг шелковистой влаги ее входа. Она с готовностью подалась к нему, настолько нетерпеливая и жадная, что у него закружилась голова.

Как бы сильно ему ни хотелось врезаться в нее, как гребаный зверь, совесть заставила его остановиться. Он должен быть уверен, что их похоть и желание на сто процентов взаимны. Что она понимала, что делает и с кем.

Изо всех сил стараясь умерить свою импульсивную потребность доминировать, хотя, вероятно, он потерпит неудачу, потому что такова была его суть, он схватил ее за волосы и оттянул ее голову назад, прильнув губами к ее уху.

— Скажи мне, что ты этого хочешь, — грубо потребовал он. Ему нужно услышать, как она произнесет эти слова.

— Я хочу этого, — с энтузиазмом взмолилась Катрина, приподняв бедра и стремясь насадить себя на его член. — Трахни меня. Пожалуйста.

Свободной рукой он скользнул к ее обнаженной груди и щелкнул пальцем по тугому соску, заставив ее ахнуть, а тело вздрогнуть. О, да, ей это нравилось. Сильно.

— Как ты этого хочешь, Китти-Кэт? — прохрипел он.

Ее губы приоткрылись, ресницы с трепетом опустились, словно так она могла спрятаться от его проницательного взгляда.

— Очень жестко, — пробормотала она. — Грубо. Глубоко.

Он улыбнулся ей в щеку. Слава богу, потому что обычно он не был способен на медленные и нежные действия, и одно только ощущение скользких складок ее киски, трущихся о его стояк, подвело его к грани потери рассудка.

Стремясь удовлетворить их обоих, он не стал ждать ни секунды. С беспощадным толчком врезался в Катрину так сильно, что она приподнялась на цыпочках, приспосабливаясь к тому, как он все глубже вгонял в нее член, пока не погрузился по самые яйца. Их стоны удовольствия смешались, когда ее соблазнительное тело втянуло его внутрь, а он попытался выйти на несколько дюймов, чтобы снова врезаться в нее и дать им обоим то трение, которого они так жаждали, но ее узкий канал сжал его, как кулак.

— О, боже, — выдохнула она, хныкая и царапая стену, когда он начал вколачиваться на полную мощь, вырываясь и возвращаясь обратно с разрушительной точностью.

Она двигалась в противовес его неумолимому ритму, отводя бедра назад, когда он рвался вперед, бесстыдно насаживаясь на его член и принимая то, чего так жаждала. Это была самая горячая и сексуальная вещь, которую он когда-либо видел или ощущал.

Сжав ее волосы, Мейсон повернул ее голову и накрыл ее рот своими губами, впитывая все те декадентские звуки, которые она издавала, когда он проник языком глубоко, целуя ее так же тщательно, как и трахал. Похоть, пробежавшая по его венам вместе со знакомым потоком тепла, подсказала ему, что он вот-вот взорвется. Обычно именно здесь его разум отключался, внимание сосредотачивалось лишь на том, чтобы кончить и достичь того прилива адреналина, который шел с освобождением и последующим кайфом.

Но невозможно было избавиться от ошеломляющего ощущения того, как тесно он прижимался к Катрине, чувствуя с ней связь, выходящую за рамки физического единения. И это было чертовски приятно и чертовски правильно. Будто она создана для него и ни для кого другого.

Он застонал и вздрогнул, продолжая поглощать ее рот, хотя разум сопротивлялся мыслям, проносившимся в его голове. Так не должно быть. Он не должен чувствовать себя таким отчаянным и диким, и понимать, что этот непреодолимый голод не похож ни на что ранее испытанное с любой другой женщиной. Все дело было в Катрине. Она разрушила его самообладание, заставила почувствовать себя обезумевшим от примитивного желания отметить ее и заклеймить как свою, чтобы ни один другой мужчина никогда к ней не прикоснулся.

Моя. Она, черт возьми, только моя.

Именно эта последняя собственническая мысль, а также Катрина, простонавшая его имя ему в губы, отправили его за острую грань умопомрачительного оргазма. Желая, чтобы она вместе с ним достигла кульминации (еще одно, на что ему обычно было плевать, но для с ней имело значение), он коснулся ее между ног и сильно потер клитор. Откуда он знал, что ей это нужно?

Ее тело задрожало, она издала тихий крик удовольствия, ее райская киска сжала его член сильнее, пульсируя вокруг него, продлевая его оргазм. Шокирующая кульминация охватила его в самом возвышенном блаженстве, которое он когда-либо испытывал, настолько опьяняющем, что от горячего экстаза, пронзившего каждую клеточку его тела, затуманилось зрение. Полностью обессилев, он рухнул на нее с протяжным стоном. Прижав ее всем телом к стене, он тяжело дышал и пытался прийти в себя.

Но как только смог ясно соображать, первое, что пришло ему в голову, было: какого хрена я сделал?

Всякое удовольствие, которым он только что наслаждался, испарилось, сменившись чувством беспокойства, свернувшимся в его животе. Бл*ть. Ему нужна минутка, чтобы собраться с силами и справиться с тем, что они только что сделали, даже если сексуальное безумие было обоюдным.

Он осторожно оттолкнулся от миниатюрного тела Катрины, но она не сдвинулась с места, продолжая прижиматься к стене. Очень плохой знак. Бл*ть, бл*ть, бл*ть.

— Я сейчас, — пробормотал он, стремительно скрывшись в ванной, подозревая, что ей тоже нужно время побыть наедине.

Он позаботился о презервативе, застегнул джинсы и вымыл руки. В зеркало глядеться не осмеливался, потому что не был уверен, что хочет смотреть в глаза мудаку, потому что, несмотря на добровольное участие Катрины, он знал, что ему нельзя было с ней связываться. Но он все равно это сделал, потому что не мог контролировать свой проклятый член и непреодолимую потребность наконец получить то, чего жаждал столько лет.

Худшая часть? В спешке обладать киской Катрины, он взял ее сзади, как животное. Упустил возможность смотреть ей в глаза и видеть выражение ее лица, когда она кончит. Господи, когда что-то из этого имело для него значение? Никогда.

На его месте она могла представлять другого, кто бы по яйца погрузился в нее. Осознание этого разозлило Мейсона, особенно когда он вспомнил ее слова, сказанные ему в порыве страсти.

«Я хочу этого», сказала она. Не «я хочу тебя». Она хотела секса, но не с ним конкретно. Ее ответ довольно хорошо демонстрировал, что на его месте мог оказаться любой случайный парень, с которым он советовал ей познакомиться до прибытия в Вегас. Чтобы переспать с ним, потому что она была слишком дерганой.

Дрожащими пальцами он провел по волосам, ненавидя чувство вины и ненависти к себе, скручивающее его внутренности. Одно дело трахать женщин, которые соглашались на это по тем же причинам, что и он, и с которыми ему не приходилось сталкиваться ежедневно, и другое дело — воспользоваться своей лучшей подругой и единственным человеком в его жизни, не считая братьев, который значил для него всё.

Господи, он такой эгоистичный мудак и сволочь. Так почему же в этой ситуации должно быть иначе?

Понимая, что он провел в ванной уже слишком много времени, Мейсон вернулся в небольшую гостиную и нашел Катрину там, где ее оставил. Ее штаны снова были на месте, и она только что закончила завязывать шнуровку корсета, ее волосы беспорядочными локонами рассыпались по обнаженным плечам. На него она не смотрела, так что Мейсону было трудно прочитать ее эмоции, но это не помешало ему отметить ее легкий румянец, ставший его заслугой, и эти влажные, опухшие губы, которые он целовал и вкус которых все еще ощущался у него на языке.

Неловкое напряжение между ними было почти ощутимым. Мейсон, наверное, сотни раз занимался одноразовым сексом, но сейчас, с Катриной, полностью чувствовал себя не в своей тарелке. Изо всех сил пытался подыскать слова, чтобы все исправить, если это вообще возможно.

— Катрина, я…

Она подняла руку и прервала его, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, и наконец встретилась с ним взглядом.

— Не придавай этому большого значения, Мейсон, — сказала она ровным и нечитаемым тоном, как и выражение ее лица. — Это был просто секс, мы оба взрослые люди и пошли на это по обоюдному согласию, зная, что делаем.

Он слышал все ее слова, но его мысли сосредоточились только на: «это был просто секс». Это причиняло боль, не потому, что его эго или гордости был нанесен удар, а потому, что она казалась такой безразличной, когда он все еще пытался справиться с эмоциональными последствиями того, что они сделали. А он нихрена не отличался эмоциональностью.

Она продолжила, по-видимому, не обращая внимания на его смятение.

— Оргазмы были потрясающими и именно тем, что мне было нужно. Может, теперь я не буду такой дерганой, — добавила она со слишком натянутой улыбкой, прежде чем пройти небольшое расстояние до двери и открыть ее. — Увидимся завтра на свадьбе.

Потом она ушла, и тишина в номере стала оглушительной, оставив его в растерянности наедине с громким вопросом: «Какого хрена?».

В тихие минуты, прошедшие после ее ухода, он пришел к поразительному выводу. Вот каково это — оказаться жертвой быстрого и грязного траха.

И ему это не понравилось. Ни капельки.

Катрина дождалась, пока не оказалась за запертой дверью своего номера, прежде чем прислониться спиной к ближайшей стене и позволить себе по-настоящему осознать то, что только что произошло между ней и Мейсоном. Абсолютно потрясающий, умопомрачительный секс. Но она без сомнения знала, этот единственный яркий, незабываемый раз с Мейсоном, ее лучшим другом, навсегда изменит ее отношение к сексу с любым другим мужчиной в будущем.

Достаточно тяжело, что она была влюблена в Мейсона и знала, что он не отвечает взаимностью на ее романтические чувства, но теперь она знала, каково это — испытывать то изысканное удовольствие, которого она всегда жаждала. Страхи и тревоги всегда мешали ей вступать в отношения, в которых она могла отказаться от сексуального контроля в пользу мужчины, поэтому Катрина всегда стремилась встречаться с безопасными, милыми парнями, которые в равной степени были безопасными, милыми и ванильными в постели.

Однако Мейсону она доверилась инстинктивно, потому что он так долго был частью ее жизни. Она знала, что он никогда не переступит черту и не причинит ей физической боли. Если бы она сказала «стоп», вне всяких сомнений, он немедленно остановился, поэтому она попросила его — нет, умоляла, и от воспоминаний об этом ее щеки вспыхнули — взять ее жестко, глубоко и грубо. И, о, боже, он на все сто процентов выполнил ее просьбу. То, что у них произошло с Мейсоном, было, безусловно, самым горячим и приносящим удовольствие сексуальным опытом в ее жизни.

Жаль, что это не повторится. Мейсон не только не спал с одной девушкой дважды, но она видела, как на его лице отразилась паника после того, как он вышел из ванной, а также вина и сожаление в его взгляде. Меньше всего ей хотелось услышать от него извинения или сожаления за свой поступок, поэтому она поблагодарила Мейсона за оргазмы и заверила его, что вполне способна относиться к их связи как к случайной.

Да, эта ложь была мучительно болезненной, но необходимой, чтобы защитить ее сердце и эмоции. Будто такое возможно. Ее сердце уже было занято, а теперь все только усугубилось. Ее тело теперь никогда не будет также желать другого мужчину.

С усталым вздохом она оттолкнулась от стены и направилась в ванную комнату. Завтра ей предстоял долгий день: предсвадебные мероприятия с девушками и церемония во второй половине дня. Ей требовался горячий душ, чтобы расслабиться, а затем отоспаться, чтобы на фотографиях у нее не было под глазами темных кругов. Меньше всего ей нужно, чтобы друзья допытывались, что случилось. Уже плохо то, что ей придется придумывать объяснение тому, что произошло после того, как Мейсон уволок ее из бара, перекинув через плечо, как неандерталец.

Раздевшись, она вступила под струи душа, позволяя им намочить волосы и барабанить по спине. Закрыв глаза, она провела ладонью по бабочкам, вытатуированным на левой руке. Пальцы рассеянно проследили многочисленные шрамы, скрытые рисунком, старые раны являлись постоянным напоминанием о том, почему она тяготела к более пассивным мужчинам. И почему проявляла осторожность со своими сексуальными партнерами.

Ее паршивое детство наполняли эмоциональные потрясения, родители никогда по-настоящему не любили друг друга… или ее. Отец подал на развод, когда Катрине было тринадцать, и ушел к женщине, с которой крутил роман последние несколько лет, и больше никогда не поддерживал с Катриной связь. В таком юном возрасте она чувствовала себя одинокой и брошенной, особенно когда мама снова вышла замуж за первого попавшегося мужчину, проявившего к ней хоть какой-то интерес — автомеханика, который вызывал у Катрины тревожное чувство с их самой первой встречи. И вскоре она поняла причину.

Пока мама работала в вечернюю смену менеджером магазина, Катрина оставалась одна со своим новоиспеченным отчимом, и Оуэну не потребовалось много времени, чтобы показать свое истинное лицо. Он был устрашающего размера, оскорблял ее и делал неуместные замечания сексуального характера, от которых у нее мурашки бежали по коже. В тринадцать она рано расцвела, и он откровенно поглядывал на ее грудь, которую было трудно скрыть летом, при девяностаградусной жаре и влажности. Он намеренно задевал ее, как бы случайно касаясь, — по его словам, а не по ее, — поэтому она всегда запиралась в своей комнате и держалась от него подальше до возвращения матери домой.

Тревога от пребывания наедине с Оуэном обострилась до такой степени, что Катрина, наконец, рассказала маме о том, что происходит, доверившись единственному человеку, которому, по ее мнению, она могла доверять, который поверил бы ей и заставил бы ее чувствовать себя в безопасности. Вместо этого мать отнеслась к истории дочери скептически, и когда Кэрол Сэндс неохотно спросила Оуэна о его поведении, мудак представил все так, будто это Катрина приставала к нему. Ее мать всегда была неуверенна в себе, когда дело касалось мужчин, поэтому предпочла поверить Оуэну и вместо этого наказала Катрину.

Девушка была опустошена, и даже сейчас ощущала то ужасное, тошнотворное чувство в животе при воспоминании самодовольного лица Оуэна, а также осознание того, что ее родная мать решила судьбу Катрины.

Однажды ночью, несколько недель спустя, Оуэн выпил, и когда Катрина тихонько пробралась на кухню, чтобы что-нибудь поесть, он подошел к ней сзади и прижал к стойке. Именно тогда все ее страхи превратились в ужасающую реальность. В следующую секунду его рука до боли стиснула ее грудь, а другая проникла ей между ног, он обзывал ее шлюхой, потаскухой и дрянью и говорил, что она сама этого хочет.

Катрина вздрогнула от ужасающего воспоминания, инстинктивно скрестив руки на груди, позволяя струям воды ударять по плечам и стекать вниз. В свои почти четырнадцать она не отличалась силой, но, поскольку рефлексы Оуэна притупил выпитый им алкоголь, ей удалось повернуться к нему лицом. Когда его руки коснулись пуговицы на ее шортах, она изо всех сил врезала коленом ему в пах, и он рухнул на колени от боли.

Она не осталась смотреть, что будет дальше. Выскочив через парадную дверь, босиком побежала по улице в парк… и оставалась там до утра, когда удостоверилась, что Оуэн ушел на работу. Ее мать даже не узнала, что дочери всю ночь не было дома, и хотя Катрина чувствовала себя униженной и травмированной, матери ничего не сказала. К чему беспокоить ее, если она все равно ей не поверит?

То нападение положило начало ее членовредительству. Злясь и испытывая глубоко внутри сильную боль, она порезала левую руку по всей длине, от плеча до запястья — серия глубоких ран стала единственным выходом для ее эмоционального страдания. Физические страдания от порезов и наблюдение за кровоточащей раной приятно отвлекали от внутренних мучений. Таков был ее способ уйти от реальности и контролировать боль, когда не могла контролировать то, что могло произойти за запертой дверью ее спальни. Нет, тогда она не понимала своих действий, но теперь поняла.

Об этих шрамах Мейсон знал, они появились еще до того, как школьный учитель физкультуры увидел их и оказал ей помощь, необходимую для контроля над ее разрушительными побуждениями. Однако множество следов порезов вдоль левого бедра явились результатом другого нападения, о котором Мейсон даже не подозревал.

Катрина так и не смогла заставить себя признаться ему, что один из его друзей изнасиловал ее. Унижение и стыд были слишком непреодолимы, и она снова прибегла к порезам, чтобы избежать боли. К счастью, теперь она осознавала свою модель поведения и снова обратилась за помощью, но на этот раз эти шрамы стали физическим и постоянным напоминанием о том, почему она склонна опасаться мужчин определенного типа.

Она достаточно долго простояла под душем, погруженная в мрачные мысли, и вода стала чуть теплой. Не желая больше думать о удручающем прошлом, Катрина сосредоточилась на мытье волос, а затем начисто выскребла тело. Выйдя из душа и вытершись, она надела трусики и любимую поношенную футболку для сна, мягкую и удобную. Уставшая после долгого путешествия, посещения спа и истории с Мейсоном, она забралась в постель, решив хорошенько выспаться. Она определенно была измотана.

Позволив усталому телу погрузиться в матрас, девушка закрыла глаза и сосредоточилась на завтрашней свадьбе, решив устроить для Саманты и Клэя удивительный день. Это означало, что ей нужно вести себя так, словно между ней и Мейсоном все нормально, что она не занималась с ним лучшим сексом в ее жизни, и они по-прежнему лучшие друзья.

Так что, ей придется радостно улыбаться, запереть внутри бурлящую мешанину эмоций и показать Мейсону, что она полностью способна двигаться дальше после их разовой связи. И сделать это так легко, как только возможно.