«Три недели абсолютного блаженства никогда не были такими чертовски приятными», — подумал Мейсон, проверяя инвентарь на своем рабочем месте и периодически поглядывая на Катрину. Она стояла у стойки администратора и разговаривала с Жасмин, указывая ей на что-то на экране компьютера. Мейсон уделил время на то, чтобы оценить, насколько великолепно и сексуально она выглядела сегодня в вишнево-красной юбке-карандаш, белой блузке на пуговицах и туфлях на шпильке с леопардовым принтом, которые добавляли дерзкий нюанс ее чопорному наряду.
С того вечера, когда он пришел к ней с пиццей, между ними очень многое изменилось и не только то, что Катрина теперь была его девушкой. Боже, ему нравилось, как это звучало. Еще больше нравилось то, что их отношения вернулись в нормальное русло, за исключением горячего секса в любое время. Что случалось часто. Он не мог насытиться ею и не думал, что когда-либо сможет, что шокировало, учитывая, что последние двенадцать лет он провел, погружаясь в бессмысленные связи в попытке убежать от болезненного прошлого. Он избегал любых эмоциональных связей с женщинами, потому что всегда боялся, что человек, с которым он был, в конце концов, увидит, насколько он сломлен, и уйдет.
Но Катрина… она прошла с ним через все и ни разу не усомнилась в их дружбе. Она знала все о его дерьмовом прошлом и не изгнала, и не исключила его из своей жизни. Она видела его в самые худшие времена, терпела его дикое и бунтарское поведение и все равно оставалась с ним.
И теперь она была его.
Как получилось так, что единственная женщина, с которой он отказывался быть из-за страха потерять ее, на самом деле была единственной, кто заставляла его чувствовать себя полноценным? Будто была его второй половинкой, о пропаже которой он до сих пор даже не подозревал. Она заставила его чувствовать себя спокойным и умиротворенным. В том смысле, что он сохранял сосредоточенность и устойчивость, а она вызывала в нем желание стать для нее лучшим мужчиной.
Катрина ему всегда нравилась, но за последние несколько недель он влюбился в нее, и это было самое лучшее чувство, которое он когда-либо испытывал. Прилив эмоций, который она вызывала в нем каждый божий день, был лучше, чем любой другой достигнутый им результат в чем угодно. Как бы глупо это ни звучало — и он никогда не признался бы в этом ни одному из своих братьев, — быть безумно влюбленным было лучшим наркотиком на свете.
Он ждал идеального момента, чтобы рассказать ей о своих чувствах и предложить переехать к нему, потому что, по его мнению, именно там было ее место. В его постели. В его жизни. Каждый день и ночь.
Нуждаясь в пополнении запасов для работы, Мейсон пошел на склад, взял коробку стерильных перчаток и еще контейнеров для биологически опасных отходов, которые они использовали для утилизации использованных игл. Он сунул под мышку рулон бумажных полотенец и, выходя со склада, услышал игривый смех Катрины, который побудил его еще раз взглянуть в ее сторону, чтобы узнать, что ее рассмешило.
Не что, а кто. Блейк Кавано.
Мужчина стоял у стойки регистрации, небрежно наклонившись к Катрине, выглядя таким же очаровательным и харизматичным, как всегда, когда разговаривал с ней, и Мейсон ничего не мог поделать, чтобы остановить стрелу ревности, пронзившую его сердце. Он не находился достаточно близко, чтобы расслышать их разговор, но это не имело значения, потому что все, о чем он мог думать, это то, что Катрина встречалась с этим парнем — ладно, пусть только один раз, но все же это было свидание, — и очевидно, Блейк все еще был увлечен ею.
«Отвали, засранец. Она моя», — собственнически подумал Мейсон, открывая ящик и складывая туда запасы. И каждый раз, когда Блейк вызывал у Катрины смех, кислота в желудке Мейсона разъедала все сильнее, и его внутреннему неандертальцу приходилось сопротивляться желанию бить себя кулаками в грудь и дать понять всем, что Катрина — его женщина.
Но вместо того, чтобы вступать в противостояние с Блейком, Мейсон решил справиться с ситуацией гораздо более подходящим образом. С Катриной. Слава богу, у него были перерывы между клиентами, что давало ему достаточно времени, чтобы должным образом наказать ее.
Вытащив из кармана сотовый, он набрал сообщение и отправил его ей.
Иди в туалет и сними трусики. Встретимся в моем кабинете. Немедленно.
Мейсон наблюдал, как Катрина взяла телефон, разблокировала экран и прочитала его сообщение. Очень медленно она повернула голову и посмотрела на него, широко раскрыв глаза и недоверчиво произнеся собственное молчаливое сообщение: «Ты шутишь?».
Он ухмыльнулся и набрал еще одно сообщение.
Не испытывай меня, детка, если только не предпочитаешь, чтобы я подошел к тебе, перекинул через плечо перед Богом и Блейком и сам, черт возьми, отнес тебя в кабинет. СДЕЛАЙ ЭТО СЕЙЧАС.
Закончив читать второе сообщение, она взглянула на Блейка и что-то ему сказала. Мужчина улыбнулся и кивнул, а затем направился к Калебу на назначенный сеанс. Не глядя на Мейсона, Катрина направилась в коридор, ведущий в туалет, а он пошел в кабинет дожидаться ее.
В помещении стоял большой деревянный стол, но на поверхности царил порядок, благодаря Катрине. Она всегда все организовывала и убирала, в то время как он имел обыкновение повсюду разбрасывать документы. Сейчас он по-настоящему оценил ее организаторские способности, поскольку это предоставляло ему плоскую, не загроможденную поверхность, на которой или рядом с которой (в зависимости от того, как пойдут дела) можно будет ее трахнуть.
Эта мысль заставила его член нетерпеливо запульсировать.
Он открыл средний ящик и вытащил деревянную линейку как раз в тот момент, когда Катрина проскользнула в кабинет — ее лицо раскраснелось от того, что, как знал Мейсон, было первым признаком возбуждения — и закрыла за собой дверь.
— Запри ее, — приказал он, увидев зажатую в ее кулачке белую ткань. — Затем подойди сюда и отдай мне трусики.
Она заперла дверь и подошла к нему на этих сексуальных, трахни-меня шпильках, ее прекрасные глаза тоже наполняло возбуждение и любопытство.
— Эмм, зачем ты это делаешь? — спросила она хриплым от желания голосом.
Все знали, что они с Катриной начали встречаться, но, что удивительно, они никогда не занимались сексом в салоне. Похоже, сейчас они исправят эту оплошность и получат массу удовольствия от того, что делают это там, где их могут поймать. И Катрина определенно не возражала. Но с другой стороны, он обнаружил, что она любит ролевые игры. Еще больше ей нравилось, когда он становился властным и напористым и брал контроль на себя. Боже, она была чертовски идеальна.
Мейсон протянул руку, и она на автомате уронила ему на ладонь кружевные стринги, которые он тут же сунул в передний карман джинсов.
— Ты серьезно спрашиваешь меня об этом?
Уголок ее губ изогнулся в озорной улыбке, делая его стояк еще жестче, чем раньше.
— Это как-то связано с моим разговором с Блейком? — спросила она очень невинно.
Мейсон ударил деревянной линейкой по ладони, и прямо на его глазах ее соски затвердели и натянули ткань блузки. О да, она уже возбудилась. Ее выдавала неровно вздымающаяся и опускающаяся грудь и то, как нетерпеливо она пробегала языком по нижней губе.
Он сузил глаза, притворяясь недовольным.
— Ты смеялась, улыбалась и флиртовала с ним.
— Это он флиртовал со мной, — сказала она с придыханием.
— И ты позволяла ему, хотя прекрасно знала, что я увижу. — Он кружил вокруг того места, где она стояла, пока не оказался позади нее, провел ладонью по сладкому изгибу ее задницы и сжал ее. — Тебя нужно наказать за то, что ты такая дразнилка, и напомнить, кому ты принадлежишь. И я благосклонно предоставлю тебе возможность выбрать наказание. Деревянная линейка или моя ладонь?
Она тихо застонала и повернула голову, чтобы посмотреть на него через плечо, ее глаза затуманились от пылающей в них похоти.
— Мейсон…
Он схватил ее за шелковистые локоны и потянул ее голову назад, пока его рот не оказался у ее уха.
— Выбирай, или я решу за тебя, — резко потребовал он и ударил деревянной линейкой по ее бедру.
Она подпрыгнула от неожиданности, и из ее горла вырвался удивленный писк.
— Твоя ладонь, — быстро ответила она.
Отпустив ее волосы, он снова встал перед ней и за ненадобностью отложил линейку.
— Подними юбку до талии. Покажи, что принадлежит мне.
Глядя на него из-под отяжелевших век, Катрина начала медленно поднимать подол, обнажая гладкие бедра и аккуратно подстриженную киску, нежные складки между этими великолепными ногами уже опухли и блестели от влаги. Он глубоко вдохнул. Бл*ть, он учуял, насколько она возбудилась, и кровь в его венах сгустилась от острого, неумолимого голода.
Не прерывая с ней зрительного контакта, Мейсон медленно провел пальцами по внутренней стороне ее бедра, пока они не погрузились в самый нежный, самый влажный и декадентский жар, с которым он когда-либо сталкивался.
— Для кого вся эта влага?
— Для тебя, — ответила она, ее ноги задрожали, когда он погрузился еще глубже, делая ее еще более влажной. — Только для тебя.
— Никогда этого не забывай, — хрипло сказал он, наслаждаясь тем, с какой легкостью она сдалась ему. Он сжал клитор двумя пальцами и нежно потянул, но достаточно сильно, чтобы она тихо застонала. — Это мое. Ты — моя.
Ее удивительные зеленые глаза расширились от жара и голода, отражая его ощущения.
— Да.
Он медленно провел пальцами по райскому местечку, принадлежавшему только ему, и пока она смотрела, поднес их к губам и втянул в рот ее манящий вкус.
— Ты такая чертовски сладкая, — пробормотал он, облизывая пальцы. — Как гребаные конфеты. Если бы тебе не надо было преподать урок, я бы уже стоял на коленях, уткнувшись лицом и языком в твою киску.
Катрина тяжело задышала, на ее лице отразилось то же самое желание, что сжигало его изнутри. Ему хотелось разорвать ее блузку и наброситься на ее грудь, сосать аппетитные соски, пока она не закричит, но после этого ей придется покинуть его кабинет, поэтому одежда должна остаться нетронутой, пока он будет развращать ее более приятными способами.
— Повернись и нагнись, руки на стол, — приказал он резко. — Хочу, чтобы твоя задница торчала вверх, пока я буду тебя наказывать.
Она без колебаний подчинилась, так стремясь угодить, зная, что в конечном итоге ее ждет полное удовлетворение. Как и всегда. Ее уязвимость перед ним, доверие, что он доставит ей удовольствие, взяв контроль в свои руки, представляли для него драгоценный подарок. И он никогда не примет его как должное. Нет, этой порочной, сексуальной игрой наслаждались оба, и шокировало то, что, каждый раз она становилась инициатором.
Мейсон провел ладонью по ее обнаженной попке, потратив мгновение на то, чтобы полюбоваться изгибами, прежде чем поднять руку и шлепнуть, достаточно сильно, чтобы ее плоть слегка вздрогнула. Катрина выгнула спину и ахнула от жгучего удара.
— Это за то, что даришь другому мужчине свою красивую улыбку и сладкий смех, которые принадлежат мне. — Он ударил по другой ягодице, его член запульсировал при виде отпечатка широкой ладони, проявившегося розоватым оттенком на ее бледной коже, и отметившим ее как свою. — А это за то, что заставила меня ревновать.
Она всхлипнула и переступила с ноги на ногу, потирая бедра друг о друга, чтобы, несомненно, облегчить боль между ними.
— Мейсон, пожалуйста… — тихо попросила она.
Закончив дразнить их обоих, Мейсон рванул молнию на джинсах и стянул их вместе с трусами до бедер, освобождая эрекцию.
— Раздвинь ноги пошире, Китти-Кэт, — приказал он, и пока она исполняла приказ, позаботился о презервативе.
Проведя головкой по ее влажному входу, он проник внутрь всего на несколько дюймов. Из нее вырвался жалобный стон, и она бесстыдно качнулась назад к нему, жаждая большего.
Чтобы дать им то, в чем оба отчаянно нуждались, он схватил ее за бедра и врезался одним резким толчком, погружаясь по самые яйца. Она заглушила крик от полноты ощущений, и Мейсон застонал от того, как ее стенки сжимались вокруг его члена, пока он входил и выходил из нее.
Внезапно Катрина приподнялась на руках, выгнув спину и выдвинув бедра еще дальше, заставляя его погружаться глубже с каждым толчком.
— Мейсон, — дико выдохнула она. — Я сейчас кончу так сильно… я закричу, — ее голос стал громче с приближающимся оргазмом, трепет которого он чувствовал членом.
Иисусе. Если бы они были у него дома, ему было бы насрать, кричи она хоть во все горло — черт, ему бы это охрененно понравилось. Но они были в его кабинете, а сотрудники и клиенты находились всего в нескольких ярдах, и Мейсон не позволит никому слышать ее страстные крики. Они принадлежали ему, как и она, и он не собирался ими делиться.
Прежде чем Катрина успела издать хоть звук, он нежно обвил пальцами ее шею, скользнул рукой вверх к челюсти, и повернул ее лицо в сторону. Его ожидающий рот накрыл ее губы как раз вовремя, чтобы заглушить любые громкие звуки, которые она могла бы издать. Их языки переплелись, ее стенки сжались вокруг его члена, когда она кончила, а он продолжал погружаться в нее — быстро, жестко и глубоко беря сзади.
Боже, он тоже не протянет долго. Она была такой сексуальной, такой раскованной, и внезапно его поразила глубина чувств к ней, что он мог хотеть, нуждаться и любить кого-то так же сильно, как любил Катрину. Открыто и всепоглощающе. Она владела его сердцем. Была второй половиной его души. И он не хотел жить без нее.
Эта мысль вызвала в нем горячий прилив адреналина, вызвав настолько сильный оргазм, что он был благодарен губам Катрины, заглушившим его хриплые крики, которые отразились бы от стен, если бы он все еще не целовал ее.
Обоим потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, но, в конце концов, Мейсон вышел из нее и избавился от презерватива. Она повернулась к нему и опустила подол юбки, но нельзя было отрицать розовый оттенок блаженства на ее лице, или блеск в глазах, выражавший чистое сексуальное удовлетворение.
В этот момент слова «Я люблю тебя» чуть не слетели с уст Мейсона, но он вовремя остановился. Как бы ему ни хотелось поделиться ими, он не хотел, чтобы это произошло в его кабинете после собственнического секса, сколько бы удовольствия это ни доставило им обоим. Он хотел остаться с Катриной наедине и полностью сосредоточился на ней, когда впервые откроет ей свои чувства. Он хотел сделать этот момент особенным и запоминающимся. Она этого заслуживала.
Катрина с сексуальной улыбкой заправила выбившуюся из-за пояса блузку.
— Если у меня будут такие проблемы каждый раз, когда я улыбаюсь другому мужчине, возможно, это будет происходить чаще.
— Чертова дразнилка, — сказал он, ухмыляясь ей в ответ.
Она не отрицала этого.
— Можно мне обратно мои трусики?
— Нет.
Ее рот открылся, и Мейсону потребовалось усилие, чтобы не рассмеяться.
— Считай это частью своего наказания, детка. — Он подцепил пальцами пояс ее юбки, притянул к себе и коснулся ее губ поцелуем. — Я хочу, чтобы ты чувствовала отпечатки моих ладоней каждый раз, когда юбка задевает твою задницу или ты садишься, а без трусиков ты обязательно будешь помнить до конца дня, кому принадлежишь, и что ты — моя.
Он собирался снова ее поцеловать, когда в дверь постучали. Забыв о внешнем мире, Катрина отпрыгнула назад, широко распахнув глаза и покраснев от смущения при осознании того, насколько близко они были к тому, чтобы их поймали.
— Мейсон? — позвала Жасмин с другой стороны двери и повернула ручку, но обнаружила, что та не открывается.
— Да? — небрежно ответил он, в то время как Катрина выглядела расстроенной, потому что была только одна причина, по которой они оба заперлись в кабинете.
— Тебя кое-кто хочет видеть, — сказала девушка.
— Сейчас выйду.
До следующего клиента у Мейсона оставалось около получаса, поэтому он предположил, что это поставщик, как случалось не однократно.
Прождав минуту, чтобы убедиться, что Жасмин ушла, он обратился к Катрине:
— Ты в порядке?
Как бы ему ни нравилось то, что только что произошло, перед уходом он хотел убедиться, что с ней все в порядке.
Она дерзко выгнула бровь.
— А что, я выгляжу так, будто меня только что отодрали?
В прошлом он использовал слово «отодрать» для бессмысленного перепихона, но сейчас, в этот момент с Катриной, он не хотел слышать такого.
— Нет, ты прекрасно выглядишь, — сказал он искренне.
Этот румянец на ее лице и мечтательный взгляд были его заслугой, и он чертовски этим гордился.
— Я выйду первым, а ты приходи, когда будешь готова, — сказал он и быстро поцеловал ее в губы, прежде чем покинуть кабинет.