Катрина вошла в свою квартиру, положила сумочку и ключи на маленький столик у двери, а затем направилась в спальню, чтобы снять с себя платье и сапоги, в которых она была на работе. День был долгий и напряженный, и не помогало то, что каждый раз при взгляде на вазу с розами, стоящую на стойке администратора, она думала о предложенной Блейком работе. Без сомнения, именно это и являлось его намерением.
А еще не стоит забывать о Мейсоне и его странном поведении. Он прибыл в салон в приподнятом настроении, с ее любимым завтраком, и это походило на предложение мира, которое она приветствовала. И хотя он увидел цветы и очень любезно поинтересовался о ее свидании с Блейком, ей хотелось, чтобы он выказал хоть каплю ревности. Что угодно, чтобы дать ей какой-то знак, что он может испытывать к ней нечто большее, чем просто дружеские чувства.
— А если бы он это сделал, то что тогда? — пробормотала она себе, сев на кровать, расшнуровала сапоги и стянула их.
Мейсон не знал, что такое моногамия, а она была женщиной одного мужчины. Конец истории.
Сняв платье и бюстгальтер, она надела мягкую хлопчатобумажную майку и удобные шорты для сна, а затем пошла на кухню, чтобы приготовить что-нибудь на ужин. Открыв холодильник, она просмотрела скудное содержимое. Боже, по дороге домой ей следовало зайти в продуктовый. Или хотя бы взять что-нибудь на вынос.
— Ладно, значит, яичница, — сказала она себе, поскольку выбор был ограничен.
Едва она потянулась за коробкой яиц, как в дверь позвонили.
Она вернулась в прихожую, посмотрела в глазок и увидела по ту сторону Мейсона — это напомнило ту последнюю ночь в Вегасе, когда он пришел в ее номер. Воспоминание о том, что произошло, когда она впустила его, заставило ее предательское сердце затрепетать. Катрина понятия не имела, что он здесь делает и чего хочет, но не могла его проигнорировать. Он, должно быть, видел ее машину, припаркованную на своем обычном месте.
Когда она открыла дверь, ее встретил восхитительный аромат, исходящий от коробки с пиццей в его руке из их любимой пиццерии. В другой руке он держал бумажный пакет из продуктового магазина.
Пикантный запах заставил ее желудок заурчать, и он ухмыльнулся, даже когда явно рассматривал ее майку и шорты горячим взглядом, от которого у нее покалывали груди.
— Колбаса, грибы и оливки, — объявил он ее любимые ингредиенты для пиццы. — Надеюсь, ты еще не ужинала.
Мейсон не впервые заявлялся к ней домой без предупреждения и с едой, и это казалось… нормальным. Как в старые добрые времена, и она не смогла перед этим устоять, хотя и задавалась вопросом: почему он пришел после полутора недель напряженности между ними.
Отступив назад, она впустила его в квартиру, а затем направилась на кухню.
— Вообще-то, ты спас меня от унылой яичницы. Пицца пахнет потрясающе.
Он поставил картонную коробку на прилавок вместе с пакетом и начал доставать оттуда продукты.
— Рут бир, чтобы все запить, и мороженое «Бен и Джерри» с соленой карамелью к фильму, который я взял нам напрокат, — сказал он, ставя пинту мороженого в морозильную камеру.
Катрина откинулась на стойку, внезапно почувствовав… усталость. И растерянность. Ход событий походил на воспоминания о лучших моментах с Мейсоном: пицца, любимое мороженое и страшный фильм. Сюда всегда входили обнимашки на диване, потому что у нее были отношения любви/ненависти к триллерам, и она неизбежно цеплялась за Мейсона во время кровавых моментов или утыкалась лицом ему в шею.
Но все это было раньше, а теперь она не знала, что со всем этим делать. И с переменой в его поведении. Особенно после того, насколько напряженными были отношения между ними последние полторы недели.
— Мейсон, что ты здесь делаешь? — выпалила она.
Он поставил тарелки, которые только что достал из шкафа, на стойку, затем подошел к ней, и от собственнического блеска в его голубых глазах у нее участился пульс. Казалось, в этот момент все стало по-другому: его веселость сменилась чем-то гораздо более возбуждающим.
Подойдя к ней, он оперся руками по обе стороны от того места, где она стояла, и наклонился достаточно близко, чтобы их грудь соприкоснулась, заставляя Катрину дрожать, а ее соски почти болезненно затвердеть.
— Заявляю на тебя права, Китти-Кэт, — его слова звучали так же собственнически, как и грохочущий голос. — Вот, что я здесь делаю.
Ошеломленная его заявлением, она открыла рот, затем закрыла его. Она ожидала, что он скажет что-то вроде: «Я пришел, чтобы вернуть нашу прежнюю дружбу», а не то, что он планировал преследовать ее или заявлять на нее права. Хотя ее тело было готово позволить Мейсону отметить его так, как ему заблагорассудится, но сердце и разум отнеслись к его заявлению гораздо более практично.
— Я не хочу быть твоей приятельницей по траху, когда тебе это будет удобно. — Ей не понравился намек на сомнение, прокравшийся в ее голос, но она ничего не могла поделать со своими чувствами. — Или стать новой засечкой на твоем ремне.
— Я тоже этого не хочу. Клянусь. Я хочу тебя. Только тебя, — сказал он, положив руки ей на талию и прижавшись к ней бедрами. Он одарил ее очаровательной улыбкой, скрывавшей внезапный намек на нервозность в его взгляде. — И чтобы доказать это, я достану новый ремень с твоим именем, и я определенно хочу трахнуть тебя снова, но не как приятельницу по траху.
Катрина с трудом сглотнула, пытаясь переварить все, особенно тот факт, что, по всей видимости, он хочет быть эксклюзивной парой, хотя Мейсон не заводил отношений. Никогда.
В замешательстве она покачала головой.
— Не понимаю…
— Мне тоже трудно все это понять, — честно признался он. — Но в одном уверен точно: я не могу вынести мысли о том, что другой мужчина прикасается к тебе. Не после всего, что произошло в Вегасе. Вчера ты встречалась с Блейком, и я чувствовал себя таким чертовски несчастным и ревнивым, что у меня чуть не открылась язва. А потом эти чертовы цветы весь день мозолили мне глаза… — замолчав, он раздраженно стиснул челюсти. — Полагаю, их послал Блейк?
Она кивнула.
— Да.
Но чего Мейсон не знал, так это того, что записка, которую приложил Блейк, носила вовсе не романтический характер, а скорее представляла собой приятное сообщение о надежде, что она станет частью команды «Кавано и Циммермана».
Мейсон нахмурился, и его руки сжались на ее талии.
— Если бы Блейк оказался рядом, могу гарантировать, что мы бы подрались из-за тебя, и я бы победил.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Я понятия не имела, что ты ревнуешь.
На его лице отразилась очаровательная застенчивость.
— Потому что я старался не быть засранцем в этой ситуации, что давалось мне чертовски тяжело. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Скажи мне только одно. Нужно ли мне беспокоиться или ревновать к Блейку?
— Нет, — честно выпалила она.
В романтическом плане у нее не было к Блейку никакого интереса или влечения. Но Катрина не была готова рассказать Мейсону о предложенной работе, пока не приняла какое-то решение.
Он вздохнул с облегчением.
— Хорошо.
Она закусила губу, зная, что ей нужно выразить собственные опасения, и, честно говоря, она все еще была ошеломлена направлением их разговора. Ведь это Мейсон. Мейсон пришел к ней и просит дать ему шанс. Это было все, о чем она когда-либо надеялась или мечтала, и все же…
— Нужно ли мне беспокоиться о… других женщинах? — Справедливый вопрос, учитывая его послужной список, и ей требовалось его заверение.
— Нет, тебе не нужно беспокоиться о других женщинах, — искренне ответил он, и уголок его губ приподнялся в кривой ухмылке. — С Вегаса я не был ни с кем, кроме тебя. Моему члену не нужен никто, кроме тебя, Китти-Кэт.
Она слегка рассмеялась, хотя циничная часть ее рассудка прошептала ей: как долго?
— Ммм, как… романтично?
— Зато, правда. — Он обхватил ее лицо ладонями, в его взгляде безошибочно читались тепло и привязанность. — С тобой я хочу, чтобы все было по-другому, но для меня это неизведанная территория. Можем мы просто действовать медленно и спокойно и посмотреть, к чему это приведет?
Он не просил о вечности, хотя Катрина и не ожидала от него этого, учитывая, что все это было для него в новинку. И поскольку она прекрасно понимала, что во всем этом не было никаких гарантий, она также точно знала, что стоит на кону — ее чувства и вероятность разбитого сердца, если Мейсон решит, что он не создан для серьезных отношений. Не говоря уже о разрушенной дружбе, которой она так дорожила и которая так много для нее значила.
Но Катрина также знала, что если не воспользуется этим шансом, всегда будет оглядываться назад и жалеть, а также задаваться вопросом: а что, если? Она столько лет любила этого мужчину, и впервые в своей жизни он пытался открыться для более глубоких, близких и интимных отношений, на что требовалось время. Время, которое он был готов уделить для отношений с ней. Чего он никогда раньше не делал для другой женщины, и Катрина не могла отрицать, что шла на это с опаской и осторожностью.
— Ты просто смотришь на меня своими большими, широко раскрытыми глазами, а я понятия не имею, о чем ты думаешь, — сказал он, поглаживая большими пальцами ее щеку, заставляя осознать, насколько затянулось ее молчание — очевидно, достаточно надолго, чтобы вызвать у него беспокойство. — Но мне нужно, чтобы ты сказала «да», что ты дашь мне шанс.
На этот раз она не колебалась.
— Да, — сказала она, и ее охватило волнение при мысли о том, что она принадлежит ему.
Со вздохом облегчения он притянул ее к себе и поцеловал, так медленно, глубоко и сладко, что ей стало больно. Он запустил одну руку в ее волосы и прижался пахом к ее бедрам, проведя языком по ее губам, прежде чем скользнуть внутрь. Его жесткий стояк натягивал ширинку джинсов — и все из-за нее.
Понимание этого взволновало Катрину, и она расслабилась в его объятиях, проникнув руками под его футболку, чтобы коснуться твердого, мускулистого пресса. Чего ей хотелось еще больше, так это облизать его грудь и провести языком ниже, пока она не встанет на колени, а его член не окажется между ее губами.
Возбужденная этой мыслью, она дернула пуговицу его джинсов, но Мейсон перехватил ее запястья и остановил прежде, чем она успела проникнуть внутрь. Он закончил горячий поцелуй и посмотрел на нее, прижимая ее ладонь к выпуклости эрекции.
— Бл*ть, — выдохнул он, когда она крепко стиснула его через джинсовую ткань. — Вот что ты со мной делаешь, Китти-Кэт.
Ей понравилось, как это прозвучало. Что она способна сделать его таким твердым и нетерпеливым.
— Я могу гораздо больше, — сказала она и облизнула губы, чтобы никакой ошибки в том, о каком удовольствии шла речь, не было.
Он хрипло рассмеялся и поднял бровь.
— Ты используешь меня для секса? — спросил он с притворным возмущением.
Она улыбнулась, чувствуя себя до нелепости счастливой. И обнадеженной.
— Возможно.
Он застонал.
— Не верится, что эти слова слетают с моих губ, но я пришел сюда не в надежде на минет. Этим вечером я, вообще-то, надеялся на наше первое официальное свидание.
Это заявление вызвало у Катрины еще одно потрясение.
— Наше первое свидание — это пицца, мороженое и фильм ужасов?
Уголок его губ изогнулся, и он провел рукой по подбородку, покрытому легкой щетиной.
— Я не из тех, кто пьет вино и ужинает в ресторанах. Черт, я даже не люблю вино, но если ты этого хочешь, я отведу тебя куда угодно.
Прошлым вечером с Блейком Катрина поняла, что она тоже не из тех женщин, кто любит вино и ужины.
— То, что ты принес, абсолютно идеально. — И для них это так и было.
— Тогда, давай есть пиццу, пока она еще не остыла.
Пока Катрина разливала рут бир по стаканам со льдом, Мейсон занялся пиццей, и они отнесли все к маленькому обеденному столу, сев рядышком. Некоторое время обсуждали работу, их разговор тек легко, свободно и знакомо. И впервые за долгое время Катрина почувствовала себя счастливой. Она была очень рада возвращению ее лучшего друга, потому что ей не хватало такого непринужденного, приятного разговора с ним. Но она не могла отрицать внутреннее волнение, зная, что Мейсон действительно хотел чего-то большего.
Он съел два куска пиццы и потянулся за третьим, а она доедала второй кусок гораздо медленнее. Пока она жевала, выражение лица Мейсона изменилось на нечто более серьезное, а его брови нахмурились, казалось, он обдумывал какую-то мысль.
— Все в порядке? — спросила она, гадая, что происходит в его голове и о чем он думает.
Мейсон положил скомканную салфетку на тарелку, отодвинул ее в сторону и повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
— Знаешь, я хотел кое о чем поговорить с тобой еще со времён Вегаса, но время было неподходящее.
За эти выходные произошло столько всего, что Катрина понятия не имела, к чему приведет этот разговор.
— Хорошо.
— Той последней ночью, когда мы были вместе… я почувствовал на твоем бедре шрамы, — сказал он, поднимая тему, которую она не хотела с ним обсуждать. Никогда. — Тогда ты не захотела об этом говорить, и я уважал твое желание.
Он смотрел на нее нежно, но пристально, и пицца в ее желудке внезапно превратилась в свинец. Ее захлестнул страх, и она отчаянно старалась не показать, что паникует. Он еще не задал ей вопрос, и она не собиралась раскрывать подробности, пока не узнает точно, что он хотел знать. И даже потом она не была уверена, сможет ли сказать ему правду.
Он взял ее за руку и провел большим пальцем по ее костяшкам.
— Я знаю все о порезах на твоей руке и об их причинах, — напомнил он о дне их встречи, и о том, как защищал ее, хотя в то время был для нее незнакомцем. — И я знаю, что после всего случившегося с твоим отчимом, ты ходила на терапию, чтобы помочь себе контролировать желание резаться. Тогда ты сказала мне, что все кончено, и больше никогда не сделаешь этого… ты обещала.
Она проглотила огромный ком, застрявший у нее в горле. Она дала обещание Мейсону, и на тот момент не собиралась его нарушать, потому что верила в себя. Но не ожидала, что несколько лет спустя еще одна цепочка разрушительных событий вернет ее в темное и пустынное место. Гнев и эмоциональная боль настолько ее поглотили, что единственным способом спастись и справиться с унижением и стыдом, было превратить все эти душевные страдания в физическую боль, которая гарантировала бы успокоение от мрачных мыслей. Хотя бы ненадолго.
Он медленно вздохнул.
— Мне нужно знать, когда ты порезала себя, — отвлек ее Мейсон от тревожных мыслей. — Недавно?
Его взгляд оставался непоколебим, его тон наполняло столько беспокойства и заботы, что Катрине хотелось заплакать и признаться во всей ужасной, мерзкой правде, которой она никогда ни с кем не делилась. Но она не хотела, чтобы он смотрел на нее по-другому, видел ее по-другому, поэтому довольствовалась расплывчатым, но правдивым ответом.
— Нет. Это случилось еще в старших классах. — В последний год учебы. Прямо перед выпускным.
Его пальцы продолжали гладить ее запястье, где брали свое начало татуировки-бабочки.
— Что заставило тебя снова порезаться?
«Твой на тот момент лучший друг изнасиловал меня», — подумала Катрина, но ужасные слова застряли у нее в горле.
— У меня случился рецидив, — честный ответ.
— Почему ты мне не сказала? — Нежность в его взгляде практически убивала ее.
Она отвела глаза от его слишком пристального взгляда, испытывая облегчение, что он не попросил объяснений причин ее действий.
— Потому что мне было… стыдно.
Его пальцы коснулись ее подбородка, чтобы она снова посмотрела на него, и на этот раз ее ответ, казалось, обеспокоил его.
— Катрина, я — твой лучший друг. Ты можешь делиться со мной всем, и я ненавижу, что ты одна прошла через что-то столь болезненное. Даже если это произошло еще в старших классах. И теперь, когда я твой… парень, — сказал он с легкой усмешкой. — Ладно, было странно впервые в жизни говорить это женщине. Я не хочу, чтобы ты чувствовала, что не можешь говорить со мной о чем-то. Я всегда рядом. Всегда. Понимаешь?
Она знала, что ворошить тайны далекого прошлого не принесет никакой пользы, разве что обнажит ее неуверенность и унижение. Коннор Стивенс исчез из их жизни восемь лет назад. После школы он пошел служить в морскую пехоту, и, насколько знала Катрина, Коннор и Мейсон потеряли связь друг с другом, так что у нее не было причин рассказывать о той части своего прошлого. Членовредительство действительно осталось позади, став лишь далеким воспоминанием.
— Пообещай мне, Катрина, — сказал Мейсон твердым тоном.
Она кивнула и выдавила из себя улыбку.
— Обещаю. — Она встала и начала собирать грязную посуду, отчаянно пытаясь уйти от разговора. — А теперь пойдем смотреть наш страшный фильм.
Пока она убиралась на кухне и складывала остатки пиццы в холодильник, Мейсон пошел в гостиную и включил фильм. К тому времени, как она закончила и присоединилась к нему, фильм ужасов был готов к просмотру. Диван у нее был широким, с придвижным пуфиком, что позволило им обоим откинуться на спинку рядом друг с другом. Она забралась на диван и приглушила свет, Мейсон же устроился возле нее.
Когда фильм начался, Катрина, не колеблясь, прижалась к Мейсону, но она не могла отрицать, что на этот раз ощущения отличались от тех дружественных, когда они обнимались во время просмотра фильма. Он обнял ее, чтобы ей было удобнее положить голову ему на грудь и переплести их ноги. Он играл с ее волосами, пропуская пряди между пальцами и время от времени проводя большим пальцем по ее шее, отчетливо заставляя ее осознавать медленный трепет горячего желания.
Ей гораздо больше нравилось обниматься с ним в статусе девушки, потому что теперь ей давался полный доступ, чтобы просунуть руку ему под футболку и водить пальцами по его напряженному прессу. В то время как он, казалось, был сосредоточен на фильме, она небрежно провела рукой по его подтянутому животу, вверх по груди, затем повернула голову и, когда ее пальцы коснулись твердого соска, оставила на его шее теплый, влажный поцелуй.
С молниеносной быстротой Мейсон схватил ее за руку и повернулся к ней всем телом, прижимая ее к мягким подушкам, наполовину накрывая ее тело. Глядя на нее сверху вниз, он изобразил гневное недовольство.
— Это, черт возьми, наше первое свидание, и я стараюсь вести себя прилично.
Она укусила его за подбородок, и он застонал.
— Мне гораздо больше нравится порочный Мейсон.
Он отпустил ее запястье и положил руку на ее талию под майкой.
— Из-за тебя очень сложно сосредоточиться на фильме.
— Знаю. — Она рассмеялась, счастливая вернуться к их игривому подшучиванию. — Вместо этого хочешь поцеловаться?
Его взгляд упал на ее губы, став голодным.
— Господи, ты, правда, думаешь, что я откажусь?
— Надеюсь, нет, — прошептала она, запустив пальцы за пояс его джинсов и притянув его к своим бедрам.
Соблазнительная, твердая эрекция прижалась к низу ее живота, и в ответ Катрина расслабилась еще больше.
— И если тебе очень повезет, я, возможно, даже позволю тебе добраться до четвертой базы, — поддразнила она.
Последнее, что она увидела, — его порочная ухмылка, прежде чем он захватил ее губы, погружая в обжигающий, плавящий трусики поцелуй, который мгновенно заставил ее беспокойно потереться о него. С каждой минутой поцелуи становились все жарче. Глубже. Требовательнее. Его рот клеймил, губы поглощали, а скольжение и вращение греховного языка сводили ее с ума и требовали большего.
Совершенно забыв о фильме, Катрина застонала и потянула верхнюю пуговицу его джинсов, желая рукой почувствовать его пульсацию, пока она будет его ласкать. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она прикасалась к нему, чувствовала движение его члена глубоко внутри себя, и ей очень хотелось повторить все снова.
Из горла Мейсона вырвалось утробное рычание, когда он прервал их поцелуй. Он смотрел на нее с явным плотским пламенем, сверкающим в его глазах.
— Я так понимаю, мы движемся ко второй базе?
Она прикусила опухшую нижнюю губу, нуждаясь в чем-то большем, чем просто ласка через одежду. Она хотела раздеться, чувствовать Мейсона кожа к коже.
— Я бы предпочла пропустить вторую базу и сразу перейти к третьей, — сказала Катрина, спешно задирая его футболку до груди.
Помогая ей, он приподнялся, чтобы стянуть ткань через голову, и бросил ее на пол позади себя.
— Для ясности: какова твоя версия третьей базы?
Она подняла на него взгляд и одарила знойной, соблазнительной улыбкой.
— Твой рот на моей обнаженной груди и твоя рука между моими ногами, — хрипло пояснила она. — Почти уверена, что оргазмы — это необходимое условие для прохождения третьей базы.
Он слегка усмехнулся.
— Верно подмечено. Сними шорты и трусики, чтобы я мог прикоснуться к тебе.
Внутри нее закружилось предвкушение, и она избавилась от упомянутых предметов одежды и скинула их на пол, оказавшись обнаженной ниже пояса. Когда он переместился, просунув обтянутое джинсами колено между ее ног, она прижала ладонь к его теплой обнаженной плоти, а ее возбуждение поднялось еще на несколько уровней. Боже, у него было великолепное тело. Татуированные руки. Точеная грудь и пресс. И член, доставляющий массу удовольствия. Да, и она не могла дождаться почувствовать его вновь.
Прежде чем Катрина успела скользнуть пальцами обратно к его поясу, Мейсон толкнул ее на спину и потянул вверх ее майку.
— Закинь руки за голову, чтобы я мог ее снять, — тихо приказал он.
Следуя указанию, она высоко подняла руки, и он стянул топ ей через голову. Но вместо того, чтобы снять его полностью, он обернул тонкие лямочки и ткань вокруг ее запястий, связывая их вместе. Одной рукой он прижал их к дивану над ее головой, полностью обнажив ее перед собой.
Катрина ощущала себя в равной степени уязвимой и возбужденной. Он успокоил первое чувство и разжег пламя второго, медленно и намеренно скользя взглядом от ее лица до бедер. Когда он, наконец, снова вернулся к ее глазам, на его лице отпечатались обожание и похоть.
Мейсон прижался лицом к ее шее, овевая горячим дыханием ее кожу, и провел языком влажную дорожку до ее уха.
— Я сделаю тебе чертовски приятно.
Она вздрогнула, ее грудь набухла, а дыхание участилось.
— Знаю. Ты всегда так делаешь, — сказала она и выразила свое желание: — Но я тоже хочу прикоснуться к тебе.
Он покачал головой, его темные шелковистые волосы задели ее обнаженное плечо, и он прикусил мочку ее уха.
— Вот почему я удерживаю твои руки. Так я могу в полной мере воспользоваться твоим нежным, сладким телом. Так я полностью контролирую твое удовольствие. Все, что требуется от тебя, — закрыть глаза и чувствовать.
Катрина уже и так много чего чувствовала. Физически — безусловно, но и эмоционально тоже: ее сердце было широко распахнуто и полностью принадлежало Мейсону. Оставив одну руку над ее головой, он переплел их пальцы, жест был настолько чувственный и интимный, что у нее защемило сердце.
Свободной рукой он обхватил ее грудь, сжимая и пощипывая пальцами жесткую горошинку, пока ее губы не разомкнулись в тихом стоне. Его горячий, влажный рот прижался к ее другому твердому соску. Язык кружил вокруг кончика, зубы причинили легкую боль, когда он слегка укусил ее, заставляя хныкать и выгибать спину, чтобы протолкнуть больше плоти между его губами. По-видимому, зная, чего она жаждет, Мейсон втянул ее грудь глубже, всасывая сильнее, и вызывая такое изысканное наслаждение, что это сводило ее с ума.
И заставило умолять.
— Мейсон, пожалуйста, — прохрипела она. — Мне нужно, чтобы твои пальцы опустились ниже.
Он усмехнулся, прижимаясь к ее груди, а его рука скользнула по ее трепещущему животу. Один палец обвел пупок, дразня и мучая.
— Здесь ниже? — пробормотал целиком и полностью плохой мальчик.
Катрина открыла глаза и попыталась взглянуть на него, но горячее, доминирующее выражение его лица лишь заставило ее осознать, что со связанными руками она была полностью в его власти.
— Дотронься до меня… между ног, — сказала она, задыхаясь.
Его пальцы ласкали внутреннюю часть ее бедра, минуя плачущую от боли киску.
— Здесь? — абсолютно невинно спросил он.
Она умирала, и каждое прикосновение его пальцев, где бы они ни находились, только усиливало пульсирующую потребность, которой он явно избегал.
— Мейсон…
— Может, тебе стоит говорить более конкретно, — предложил он с дьявольской ухмылкой, снова проводя языком по ее соску. — Давай, Китти-Кэт. Поговори со мной грязно. Расскажи во всех порочных подробностях, чего ты хочешь, чтобы я мог дать тебе это.
О, боже, о, боже, о, боже. Слова, кружащиеся у нее в голове, оказались во рту и, наконец, на кончике языка. Она произнесла их до того, как передумала.
— Ласкай пальцами мой клитор.
Он наградил ее удовлетворенной улыбкой.
— Видишь, не так уж и сложно, верно? — спросил он и, наконец, погладил пальцами твердый, чувствительный бугорок.
Катрина ахнула, когда комочек нервов ожил под его умелым прикосновением, закрыла глаза и откинула голову назад, пока он творил свою магию. Ее бедра начали тереться о его руку, и глубоко внутри она ощутила пустоту. На этот раз порочная мольба последовала без колебаний.
— Трахни меня пальцами, — бесстыдно простонала она.
Она снова ахнула, когда он тут же наполнил ее двумя талантливыми пальцами, и ее дыхание замерло в горле. Он держал их неподвижно глубоко внутри, одновременно надавливая большим пальцем на клитор, оставляя ее на грани неудовлетворенности и возвышенного экстаза.
Его губы вернулись к ее уху, и мрачным и властным голосом он произнес:
— Детка, ты готова ради меня разлететься на части?
— Да, — взмолилась она.
Мейсон резко выдохнул и задействовал пальцы, двигая ими сильно и глубоко, в то время как большой палец быстро и безжалостно кружил по клитору. Катрину пронзило столько ощущений, что она сжала их переплетенные пальцы над своей головой, нуждаясь в опоре, поскольку ее трясло от силы кульминации.
Когда конечности перестали дрожать и она, наконец, пришла в себя от кайфа и открыла глаза, то обнаружила, что Мейсон наблюдает за ней. Он освободил ее запястья от майки, и Катрина медленно опустила руки вниз. Рука, которая только что доставила ей столько удовольствия, теперь лежала на ее животе, но нельзя было не заметить твердую выпуклость его эрекции за ширинкой джинсов, которая впивалась ей в бедро, напоминая, что она оказалась на шаг впереди него в этой игре в базы.
Томно улыбаясь и не обращая внимания на разворачивающиеся на заднем плане ужасы, она слегка повернулась и прижалась к Мейсону всем телом, как довольная кошка.
— Готов забить хоумран? — спросила она, скользя ладонями по его животу, более чем готовая ко второму раунду, но на этот раз с ним внутри себя.
Он остановил двигающиеся на юг руки, и вернул их к своей груди.
— Не сегодня, Китти-Кэт.
Она была ошеломлена, шокирована и растеряна.
— Почему?
По ее обнаженной коже пробежал холодок, и она вздрогнула, тогда Мейсон потянулся к пледу, который она всегда оставляла на спинке дивана, и накрыл ее, прижимая к себе.
Затем осторожно убрал с ее щеки несколько прядей и повернул ее лицо так, чтобы она смотрела прямо в его великолепные голубые глаза.
— Не сомневайся ни на секунду, что я хочу тебя, но у меня нет с собой презерватива, и я не рискну без него заняться сексом. Но самое главное, я пришел сюда не для этого, хотя не могу отрицать, что мне понравилось доводить тебя до оргазма. Чертовски горячо наблюдать, как ты кончаешь.
— О.
Ее разум пребывал в растерянности от всего, что она только что услышала. То, что он пришел не подготовленным к сексу, многое говорило о его истинных намерениях. И если вспомнить, то именно она выступила инициатором того, что только что произошло.
Его взгляд стал серьезным.
— И еще хочу тебе сказать… несмотря на свою репутацию, я регулярно прохожу обследования, и в последний раз это было как раз перед Вегасом. Я чист.
— Спасибо, что сказал, — оценила она его честность. Разговор был непростым, но важным. — И к твоему сведению: по состоянию на год назад, после моих последних отношений, я тоже чиста.
Он игриво ухмыльнулся.
— Я бы сказал, что этим вечером ты была немного грязной девчонкой, но в лучшем смысле этого слова, — напомнил он о ее грязных словах и том, как сильно они ее возбудили. — И мне это понравилось. Очень.
— Мне тоже, — призналась она, возвращая ему улыбку.
Катрина чувствовала себя с Мейсоном свободной быть той женщиной, которая приняла свою страстную натуру, которая могла наслаждаться более темными и запретными глубинами секса. Потому что доверяла этому мужчине и знала, что источник ее страсти кроется в удовольствии, а не в деградации.
Не желая думать о других унизительных воспоминаниях, ставших частью прошлого, которое она больше не хотела переживать, Катрина прижалась к Мейсону, и они вернулись к просмотру фильма. Ей нравилось, насколько защищенной и в безопасности она чувствовала себя с ним, хотя ни один другой мужчина даже и близко не подходил к тому, чтобы дать ей то чувство безопасности, которого она всегда жаждала.
И его ей не хотелось терять никогда.