— Ты что, в свою Ирландию за жратвой мотался? — мрачно спросил Ренчер.
— Искал молочные коктейли, — с извиняющейся улыбкой ответил Джо.
— И это все? Это все, что ты мне принес?
— Еще кофе и две сладкие булочки. — И он разложил все это на столе перед Ренчером.
— Зачем мне эти гребаные булочки? Я что, выгляжу так, будто мне нужно набирать вес?
— Ты выглядишь проголодавшимся. Где остальные? У меня тут еще два кофе.
— Прошло уже два часа, как ты ушел за едой, и они, как это странно для тебя ни прозвучит, отправились по своим полицейским делам.
— Ладно, вернемся к работе. — Джо сел за стол, открыл на компьютере файл с адресной книгой и стал отыскивать номер телефона Рубина Малера.
Тот взял трубку еще до того, как Джо услышал первый гудок.
— Рубин, это Джо Лаккези.
— Привет, Джо. — Его голос звучал несколько настороженно.
— Не волнуйся, наш общий друг на меня не выходил: я по другому вопросу. Ты помнишь дело Уильяма Ането?
— Да, о нем много писали.
— Точно. Так вот, мы считаем, что это дело может быть связано с двумя недавними убийствами — одно в верхней части Уэст-Сайда, другое в Сохо. Может, посмотришь наши досье? Наверняка там есть из чего составить психологический портрет убийцы. Да и вообще всегда полезно посмотреть на дело свежим взглядом.
— Конечно, никаких проблем. Я попозже заскочу к вам в офис.
Джо повернулся к компьютеру и кликнул свою любимую иконку — ручку и чернильницу, открывавшую программу, с помощью которой можно создавать новостные сообщения, журналы, рекламные листовки, брошюры. Она была заполнена шаблонами, выполненными в ярких, сверкающих тонах, с фотографиями счастливых, улыбающихся людей. Он создал собственный шаблон ЖЕРТВЫ и новый файл. Открыл файл iPhoto и перетащил в новый документ фотографии — по одному снимку каждого потерпевшего, сделанному, когда они еще были живы, с улыбающимися и не изуродованными до неузнаваемости лицами. Чем дольше Джо рассматривал этих троих, с которыми он вполне мог пересечься на улице, или выпивать в баре, или стоять в очереди в бакалейной лавке, тем ближе они ему становились. Эти парни перестали быть для него просто мертвыми телами, которыми он вынужден заниматься по долгу службы.
Зазвонил телефон.
— Это Марк Бранэм, «Голубой альянс». Вы мне звонили?
— Привет, спасибо, что перезвонили мне, Марк. Как дела?
— Страшно занят. Подходит годовщина со дня смерти Уильяма Ането, и мы хотим чем-нибудь помочь его семье. Вы по этому поводу звонили?
— Вроде того. Мы сейчас просто беседуем, неофициально, о'кей?
— Конечно, Джо.
— Мы считаем, что это дело может быть связано с парочкой других убийств, случившихся в последние несколько месяцев.
Марк с шумом втянул в себя воздух:
— Да ну?! Жертвы — голубые?
— Не совсем… Мы сейчас изучаем такой вопрос: не мог ли кто-то из них отойти от этих дел…
— Чтобы сегодня — гомик, а завтра — бисексуал?
— Ну да. Может, кто-то пробовал и то и другое одновременно.
— И какие у вас есть версии?
— У нас есть два предположения. Убийце по вкусу жесткие игры с партнером, это однажды завело его слишком далеко и очень ему понравилось. Или же этот парень просто вращается в среде геев, потому и жертвы его — голубые.
— Он вполне может оказаться классическим гомофобом с агрессивными наклонностями, который в поддатом виде склеил себе партнера, а потом винит в этом именно того, кого снял, и изливает на него все, что у него накопилось в душе за добрый десяток лет. Я не раз встречал такие случаи нападений и избиений, правда, не убийств. Но жертвы были очень здорово избиты. У вас как раз такое?
— Да. Лица буквально в кровавую кашу превратились.
Марк снова со свистом втянул в себя воздух:
— Да, скверно. Так чем я могу помочь?
— Во-первых, пока что помалкивайте об этом. И второе — вы знаете клуб «Три Би»?
— «Bed, Bad and Beyond»?[10] Знаю. Уильям Ането был там в свой последний вечер.
— Я хотел бы переговорить с владельцем клуба, кто бы он ни был, но без лишнего шума.
— Значит, вам нужен Бак Торенс. Ночью он учредитель компании, промоутер, днем — избалованный вниманием соучастник. Зоомагазин «Dawg On It»[11] в Челси. Восьмая авеню, между Двадцать первой и Двадцать второй улицами. Он хороший малый. Никаких заскоков. Скажите ему, что вы мой друг и что вы пришли по поводу годовщины смерти Ането. Если будете расспрашивать про двоих других, можете сказать, что это были приятели жертвы. Или что-нибудь еще, не важно. В любом случае он умеет держать язык за зубами.
— Спасибо, Марк. Мы съездим к нему завтра. Как там Кевин?
— Отлично. А как Анна?
— Неплохо. Держитесь там.
— И вы тоже.
Джо вышел из офиса и, вместо того чтобы отправиться прямиком домой, решил нанести визит Старине Нику. Единственная причина, по которой он так поступил, была внезапная грусть — Джо ощутил ее, проезжая через Бенсонхёрст. Этот район теперь выглядел, будто кто-то намеренно уничтожил здесь все следы его детства — ни старых зданий, ни знакомых лиц.
Джо свернул с Восемьдесят шестой улицы налево и двинулся своим особым маршрутом — мимо дома, в котором вырос, мимо старого дома Дэнни, мимо дома родителей Джины.
Дом, в котором он прожил четыре года вместе с матерью и сестрой после развода родителей, Джо объехал стороной. Для него это было тяжкое время: три года он переживал, что у матери рак, и еще целый год жил, осознавая, что ей не выкарабкаться. Джо постоянно возил ее в больницу на процедуры, слабую и едва стоявшую на ногах, и привозил обратно еще более ослабевшую.
Он вспомнил их первое посещение больницы «Кингс Каунти», когда ему было четырнадцать. Мать сказала ему, что это обычный очередной медосмотр. Его, подростка, раздражало, что она все время держит его за руку, будто какого-нибудь маменькина сынка, но мать сжимала ладонь Джо так сильно, что приходилось мириться с этим. Он ждал перед кабинетом врача, не зная, что там, внутри, его тридцатишестилетней матери сейчас ставят диагноз — рак груди.
На самом деле в «Кингс Каунти» он бывал и раньше — приходил сюда после очередной крупной драки. В таких случаях он всегда болтался снаружи и ждал, пока во двор выйдет передохнуть молодой интерн. Этот парень, появляясь там, укоризненно качал головой при виде Джо с разбитой губой или бровью. Потом тайком отводил его в пустой кабинет, чтобы обработать ему раны своими огромными и осторожными руками.
Джо понимал, что ему больно будет даже просто проехать мимо их старого дома. Однажды он проделал такое, и вдруг ему показалось, что его мать сходит вниз по лестнице. Мария Лаккези была женщина маленькая и полненькая. И всегда носила красное пальто. Женщина, которую Джо тогда увидел, была так на нее похожа, что он даже притормозил. А потом подъехал к тротуару и остановился. И долго сидел, опустив голову на рулевое колесо, старше возрастом, чем была его мать, когда умерла, и плакал, как ребенок, по женщине, один одобрительный взгляд которой значил для него больше, чем все остальное в жизни.
Джо подъехал к маленькому домику вроде фермерского, принадлежащему семейству Никотеро, и пошел к входной двери. Позвонил и услышал знакомое шарканье шлепанцев Старины Ника.
— Привет, старина, — сказал тот, обнимая Джо. — Какой приятный сюрприз!
— Я весь в сплошной ностальгии сюда приехал.
— Вот и хорошо — по крайней мере не за тем, чтобы сообщить мне, что Бобби плохо себя вел в школе.
Джо рассмеялся.
— Заходи, заходи. Патти дома нет. Я торчу на палубе в одиночестве.
Джо опустился на стул рядом со Стариной Ником возле маленького металлического столика.
— Ну и как тебе работается с Бобби? — Ник открыл бутылку пива и протянул ее гостю.
Джо отпил глоток.
— Хорошо работается. Мы отлично ладим.
— Да ну? А я думал иначе.
Джо посмотрел на него и улыбнулся:
— Почему же?
— Не вешай мне лапшу на уши, я и сам это неплохо умею. Вы слишком разные ребята, чтобы все время ладить. Ты по делу или так, для собственного удовольствия? Или у тебя есть какие-то проблемы?
Джо уставился в окно на маленький садик:
— Проблемы, говоришь… Анна меня сильно беспокоит.
— Что с ней?
— Она вроде как совсем потерялась… Сам знаешь, она все время торчит одна дома. А вчера собралась с силами и поехала на съемку, поработать. Доехала только до отеля, где проводилась фотосессия, а затем сбежала оттуда.
— А что произошло?
— Не думаю, что Анна мне все рассказывает. Вроде бы она вдруг почувствовала, что у нее почва уходит из-под ног. Анна схватила такси и вернулась домой. Отключила телефоны и ни слова не сказала своей начальнице. Даже сегодня телефоны не включила. Она же так и работу может потерять. Но Анна так напугана, что даже это ее не очень волнует.
— Так… Ну а теперь я хотел бы услышать о твоих проблемах.
— Извини, не понял?
— Ты мне про Анну рассказал. Ты всегда мне рассказываешь об Анне. Это нетрудно: у нее ведь столько проблем, верно? А у тебя их нет?
Джо нахмурился. И ничего не ответил.
— У нас с Патти бывало немало в жизни тяжелых периодов, — продолжил Ник. — И знаешь, какую самую серьезную ошибку я допускал в этих случаях? Я считал, что это она одна должна меняться.
Джо молча смотрел вниз, на трещины в полу.
— Ты ж не думаешь, что по-прежнему остаешься ее героем?
Джо пожал плечами.
— Давай-ка я тебе одну тайну открою. Я потратил слишком много времени, стараясь быть этаким рыцарем в сверкающих доспехах, готовым решить все проблемы вселенной. Но я же вовсе не такой. И никто таким быть не может, Джо. Патти, когда мы поженились, считала, что я для нее — единственный свет в окошке. Я был здоровенный мужик и крутой коп. Никто в округе не смел связываться с Виктором Никотеро. Мы шли вдвоем по улице, и я знал, что она гордится мной и чувствует себя под надежной защитой. И мне это, черт побери, страшно нравилось. Я был просто на верху блаженства. И вот она забеременела — это было до Бобби — и вовсе не чувствовала себя на верху блаженства. А все потому, что я пропадал в полицейском участке, продолжая бороться со вселенским злом и очень мало бывая дома. Дело кончилось тем, что она потеряла ребенка, и я ничем не смог ей помочь, поскольку меня в тот момент попросту с ней не было. Целый год после этого я чувствовал себя слабаком, который здорово подвел свою жену. И вот тогда она мне сказала: «Слава Богу, ты теперь не строишь из себя супермена. А вообще быть героем — это очень многое значит. Тут и сила характера, и жертвы, на которые он идет, а иногда надо просто пошутить или сохранить спокойствие. Но это не значит тратить все силы, думая, что можешь совладать со всем злом в мире, а потом злиться и впадать в отчаяние, когда понимаешь, что нет, не можешь. Мне не нужен такой обозлившийся и впавший в отчаяние муж. И я рада, что его больше нет». Вот что она мне сказала. А потом вышла из комнаты и снова занялась тем, что делала до этого.
— Патти совсем другая.
— Не скажи. Попробуй поговорить с Анной. Просто расскажи ей, что ты чувствуешь, но не злись при этом. Да-да, поговори с ней, пока дело не зашло слишком далеко.
— А если и впрямь зашло?
— Не зашло. Понял? Не зашло! А теперь допивай свое пиво — тебе пора домой, к жене.
Джо въехал на подъездную дорожку у своего дома и выключил двигатель. Даже прожив здесь шесть месяцев, он всякий раз испытывал разочарование, приезжая домой. Джо снял это жилье, когда Анна еще находилась в Париже, прежде всего из-за невысокой арендной платы. Хозяин дома, бывший полицейский, объяснил свою щедрость так: он искренне желает помочь коллеге и вполне доверяет ему, чтобы самому в это время спокойно путешествовать по миру в качестве туриста.
И все же, если бы Джо проявил обычное для себя внимание ко всем деталям, то наверняка поискал бы другое пристанище. Но он приехал сюда после бессонной ночи и изрядной дозы болеутоляющих препаратов, поскольку испытал очередной приступ своей болезни. И когда он переступил порог этого кое-как, наспех отремонтированного дома, его вдруг охватило чувство облегчения и умиротворения. Джо сразу же представил себе, как они всей семьей ведут здесь размеренную, спокойную жизнь, что после кошмарных событий последнего времени и парижского неуюта показалось ему настоящим счастьем. Только три вещи привлекли его особое внимание: отделанные нержавейкой шкафчики в кухне, угловой диван кремового цвета в гостиной и старомодная кованая кровать в спальне. Все это было выдержано в стиле, который нравился Анне.
Потом Джо пришлось здорово потрудиться, чтобы придать дому более-менее приличный вид. Дэнни потратил немало времени, помогая ему, но начинал всегда с того, что орал: «Нет уж, приятель, Анну вместе с тобой я тут встречать не буду!» или «Ну все, ты попал!»
В тот день, когда они переехали сюда, Джо заметил, что приличный кремовый диван хозяин успел заменить на потрепанный оранжевый, а вместо кованой кровати стоит неказистая койка с дырявым матрасом, купленная по дешевке в магазине сниженных цен. Он с трепетом ждал реакции Анны, но ему повезло: жена после восьмичасового перелета из Парижа только оглянулась по сторонам, убедилась, что все вокруг вычищено и прибрано, и, утомленная, тут же уснула на раздолбанной кровати. Наутро дом предстал перед ней в своем истинном виде. Половицы и плинтусы были либо слишком длинные, либо слишком короткие, двери — слишком узкие, шкафы и шкафчики не закрывались. Некоторые двери висели на петлях, закрепленных всего парой шурупов. Дверная рама в спальне вылетела из стены при первом прикосновении к ней. Наверху, возле ванной, сквозь просевший пол был виден свет, горевший в кухне внизу.
Однако Анна поначалу не стала капризничать — ее очень тронуло, что Джо приложил столько усилий, дабы придать их жилищу хоть какой-то уют. Но в последующие месяцы он то и дело слышал из разных углов дома ее негодующие вопли — когда что-то ломалось, или отваливалось, или она стукалась головой о разного рода выступы в самых неожиданных местах.
— Это всего лишь я! — объявил Джо, привыкший успокаивать жену таким образом при возвращении домой. — Привет! — Он поцеловал ее в губы. — Как дела? Выглядишь ты отлично.
Анна была босиком, в джинсах и черном комби.
— Все в порядке. — Она провела рукой по затылку, приглаживая волосы.
— Ты в конце концов позвонила Кло?
— Да, и ты даже не поверишь, как мне повезло.
— Повезло?
— Именно! У фотографа, который должен был вчера снимать, появилась новая подружка, ей, кажется, года двадцать два. Как бы там ни было, она все и организовала. И фотограф предложил ее Кло в качестве замены меня, и той пришлось согласиться, поскольку она поставила его в неудобное положение со съемкой. А меня не выгнали.
— Вот это да!
— А ты думал, что меня попрут? — Она улыбнулась.
— Как тебе сказать…
— В общем, мы договорились с Кло, что пока я могу по-прежнему работать дома.
— Так это ж просто отлично!
— Именно так.
— Милая, я вот что хотел тебе сказать… Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— И я чувствую…
— Что ты чувствуешь?
— Ну, просто… Мне кажется…
Тут они услышали скрежет ключа в замке входной двери и голоса в коридоре.
— Рано он нынче вернулся. — Анна повернулась в сторону двери.
Шон вошел в кухню и бросил сумку с книгами на пол.
— Мам, пап, это Тара.
Джо с большим трудом удержался, чтобы не взглянуть при этом на Анну. Таре на вид было лет семнадцать, блондинка, около шести футов ростом, жутко тощая, в очень низко сидящих джинсах и обтягивающей желтой майке с короткими рукавами. С руки ее свисала розовая сумка гигантских размеров.
— Привет, — сказала Тара, — рада познакомиться.
— И мы тоже, — кивнул Джо.
— Ага, — только и сумела вымолвить Анна.
— Я б и руки вам пожала, только я, типа, только что обклеилась. — И она помахала пальцами с накладными ногтями со свежим акриловым лаком на них.
— Очень мило, — сказала Анна.
— Я тоже так думаю. Мой папашка нынче, типа, вечеринку устраивает, ясно? Я с папашкой живу, понятно? Ну и вот, мне страшно захотелось выкинуть что-нибудь сногсшибательное. Там будет какой-то, типа, малый с телевидения, его приятель, ясно? А я этим и хочу заниматься — телевидением, ясно? Ну вот мы, типа, и таскались по городу. — Она улыбнулась Шону. — Бикини искали.
Шон попытался улыбнуться ей в ответ:
— А я купил несколько компакт-дисков.
— А вы что-нибудь себе нашли, Тара? — спросила Анна.
— Нашла. — Девица достала из сумки малюсенький бумажный пакетик и вытащила из него красную веревочку, которая оказалась верхней частью бикини, потом вынула оттуда красные узенькие трусики.
— Ух ты! — покачала головой Анна.
— Ага, — кивнул Джо и устремился к холодильнику.
— Ох, только поглядите на это! — Тара потерла пальцами свой загорелый локоть. — Это эти новые накладные ногти, ясно? Прилипают мгновенно и водой не смываются. «Сплеш Броунз» называется. Вам тоже надо такие прикупить.
— Спасибо за наводку, — серьезно поблагодарила Анна.
— Мы ко мне поднимемся, — объявил Шон.
— Ну ладно, пока, — сделала рукой Тара.
— Может, к ужину останетесь? — предложила Анна.
Тара посмотрела на нарезанную кубиками говядину:
— Э-э, нет, спасибо! Понимаете, я, типа, не ем красное мясо. Только белое. Или рыбу. Не всякую рыбу. Люциан, например, и всякое прочее, которое рыбой не слишком воняет. — Она передернула плечиками и двинулась следом за Шоном в холл, сунув руки в карманы джинсов.
Джо подошел к Анне, отпивая сок из пакета.
— Ну и что ты, типа, обо всем этом думаешь, и всякое прочее?
Анна покачала головой и улыбнулась:
— Шлюха.
— Да неужели?
— А что я еще могу сказать?
— Понятно. Странные у них, однако, отношения. Он таким несчастным выглядит, а она, типа, этого не замечает.
— Да ей на него наплевать.
— Почему же? Она ведь может оказаться шлюхой с добрым сердцем.
Анна засмеялась:
— Я просто хочу, чтобы он снова был счастлив. Не могу видеть его печальные глаза. А для нее он просто симпатичный парнишка.
— Бедный мальчик.
— Между прочим, она сейчас там, у него, будет мерить бикини.
— Хочешь, чтоб я им помешал? — Анна опять рассмеялась, а он обнял ее сзади и поцеловал в щеку. — Не волнуйся, она не в моем вкусе.
— И не во вкусе Шона.
— У парней в таком щенячьем возрасте еще нет вкуса. Это дело их матерей — давать советы насчет девушек.
— Нет, я бы никогда не стала ему кого-то навязывать.
И они замолчали, оба вспомнив об убитой подружке Шона, Кэти. Вот она была такая девушка, в которую сразу влюбилась вся семья.