Последнее дело Блина

Глава 14 Пускай целуется с лягушкой

Дождь нахлестывал вовсю. По вершинам сосен гулял ветер, и весь лес шевелился, скрипел и стонал. Где-то с треском обломилась большая ветка или целое деревце. Аксакал бежал, согнувшись, огибая кусты. Он был уверен, что его не увидят и не услышат. Главное, не потерять направление, чтобы потом выйти на нужную тропинку.

Так, а какая тропинка нужная? Правая, решил Аксакал. Михал Михалыча он нашел неподалеку от левой, а тот шел на станцию. Значит, левая ведет к железной дороге, правая — к «Строителю».

Сейчас, убегая от сухого микроавтобуса, от надежных контрразведчиков с автоматами, он понял, почему инструктор шептал: «Хорошо». Конечно, хорошо остаться в живых, поглядев в глаза смерти; хорошо знать, что сейчас тебя подхватят на руки и отвезут в больницу, на чистые простыни.

Сзади прогудела машина. Звук едва слышался за шумом дождя. Что же контрразведчики не уезжают, ведь им надо спасать инструктора!

Аксакал встал под сосну, выбрал место посуше и, стряхнув с рюкзачка дождевую воду, достал рацию. Сквозь хвою все равно текло. Он сел на корточки, прикрывая рацию собой, включил ее, и сразу несколько голосов заговорили наперебой:

— Пятый на связи, вышел на исходную.

— Второй докладывает: вижу объект.

— Шестой вышел на исходную.

— Здесь Первый. Молчание! — перебила всех Митькина мама. — Второй, опишите объект.

— Объект, указанный в ориентировке. — Голос у Второго был немного удивленный. — Мужчина лет тридцати−тридцати пяти, восточного типа, синяя куртка, джинсы, с черным чемоданчиком, движется в сторону дачного поселка строителей.

— Берите его. Хватит ему двигаться, пускай теперь посидит, — усталым голосом сказала Митькина мама.

Аксакал понял, что ей хотелось услышать про совсем другой объект — про Митьку.

Опять загудела машина. Звук слышался уже с другой стороны: контрразведчики спешили отвезти раненого Михал Михалыча в больницу. Рация молчала, только трещали грозовые разряды. Потом вдали негромко хлестнул выстрел, и почти сразу же Второй сказал:

— Готово, Ольга Борисовна!

— Что за «готово»?! — вспыхнула Митькина мама. — Докладывайте по форме. Кто стрелял?

— Объект задержан, сделан один предупредительный выстрел, — молодцевато отрапортовал Второй и хихикнул. — У нас один раненый.

— А чего веселишься? — удивилась контрразведчица. — Кого зацепило, чем?

— Козырева. Объект в него шариковую ручку метнул. Вы спросите, куда попал!

— Куда?

— Как бы сказать поделикатнее? В левое полушарие. Только не головного мозга.

Было слышно, как где-то невдалеке от микрофона смеются несколько голосов и кто-то просит: «Товарищ лейтенант, покажите приемчик — «атака левым полушарием».

— Весельчаки, — осуждающе сказала Митькина мама. — Отбой всем номерам, собираемся к автобусу.

— Ольга Борисовна, — испугался Аксакал, — а как же Митек?

— Какой Митек? — металлическим голосом спросила контрразведчица. — Который нарушил приказ, убежал и сорвал операцию?

— Нет, — возразил Аксакал. — Митек, который нашел дачу и вот-вот найдет тайник.

— Пока он только лягушку нашел, — буркнула контрразведчица. — Вот пускай с ней и целуется, если мать слушать не желает. Когда увидишь его, скажи: «Мама тебя поздравляет с большим трудовым успехом».

Аксакал испугался.

— Как же так? Ольга Борисовна, вы что, даже не проверите, а вдруг это ТА дача?

— Пускай он Валере рассказывает про дачу. Валера проверит и доложит по команде. Спешить уже некуда. Мой единственный сын и так сделал все, чтобы я получила выговорешник.

Аксакал стиснул зубы: ах, вот о чем она думает! О выговоре от начальства! А Митек пускай мокнет, холодный и голодный!

Надеяться было не на кого.

Он спрятал рацию в рюкзак и пошел через стонущий лес, бормоча:

— Дура! Дура дурацкая! Выговора испугалась!

Сказать по совести, Блинков-младший был сильно виноват.

Операция шла, как задумали контрразведчики. Раз Султан появился поблизости от лагеря, значит, он клюнул на Митькино письмо. Вряд ли нечаянная встреча с Михал Михалычем заставила Султана изменить свои планы. Он был уверен, что инструктора, убитого или тяжело раненного, не найдут в лесу по крайней мере до завтра. А Султану и не нужно было столько времени. Ему оставалось украсть записную книжку и найти тайник. После этого Султан отправился бы к Таможеннику, надеясь продать ему кокаин. Только тогда, а не раньше, нужно было брать обоих.

Но по какой-то причине Султан пошел не к лагерю за книжкой, а в «Строитель». Может быть, он просто хотел переждать собиравшийся дождь на даче Прохора. Если он бывал там раньше, то знаком со сторожем. Туда же, в «Строитель», сунулся Митек, и контрразведчикам пришлось задержать Султана раньше времени.

Выходит, операция сорвалась из-за Митьки. Но это не значит, что его нужно бросать!

Аксакал все еще злился на контрразведчицу, но должен был признать, что она спасла Митьку от встречи с убийцей и не побоялась выговора.

В лесу стало светлее и тише. Дождевые тучи отнесло дальше, к Старице. Там еще погромыхивало, а над Аксакалом в кронах сосен мелькало ясное небо.

С куста вспорхнула какая-то длинноносая птичка, склюнула вылезшего из земли дождевого червяка и, не боясь Аксакала, зашагала впереди. Время от времени она пролетала несколько метров, а потом снова шла пешком, со смешной важностью вскидывая лапки, как солдат, идущий строевым шагом.

Аксакал засмотрелся на птичку и не сразу заметил, что лес поредел. Еще минута, и он вышел к ограде из ржавой стальной сетки. За ней теснились одинаковые садовые домики.

Вдалеке, возвышаясь над крышами, маячило несколько двухэтажных особняков. Один из них сразу бросился Аксакалу в глаза. Кирпич красный, оконные рамы белые, водосточная труба из красной меди немного потускнела, но все еще блестит на солнце.

Аксакал свернул в заржавевшую распахнутую калитку и зашагал по улицам поселка, одинаковым, как тетрадные клеточки.

За крайними домиками сверкнула мутная после дождя река. Багровое закатное солнце висело над ней, цепляясь за верхушки леса на том берегу. Особняки стояли в ряд; к ним вела отдельная дорога.

Дача из красного кирпича была последней в ряду. Рамы сверху полукругом, плитки на дорожках шестигранные… Все приметы совпадали.

Аксакал столько искал эту дачу, столько думал о ней, что сейчас не удивился и не обрадовался. На душе было немного тоскливо оттого, что приключение кончилось. Еще минут пятнадцать, и он разыщет Митьку, а потом вернется с ним в лагерь и заживет обычной жизнью отдыхающего. Дочитает книжку про пиратов, запишется в секцию к Валентинычу и будет учиться плавать по-настоящему, а не только держаться на воде…

Он подошел поближе и увидел ангела!

То ли ветеринар Прохор был плохо образованным человеком, то ли нарочно засекретил от посторонних людей запись в своей книжке. Но то, что называлось в его шифровке ангелом, оказалось статуей амура — божка любви с луком и стрелами в колчане и с маленькими крылышками за спиной.

Солнце просвечивало сквозь тонкие пальчики божка. Статуя была из настоящего мрамора. Теперь ясно, почему ее не оказалось на фотокарточках, найденных у Прохора: на зиму нежного амура накрывали ящиком. Ящик-то был, и Митек с Аксакалом гадали, то ли он от мебели, то ли под ним фонтан.

«Сто десять шагов на С, шестнадцать по Ф», — вспомнил шифровку Аксакал. Солнце на закате, значит, север справа… Он еще раз взглянул на особняк и охнул.

На окне колыхнулась занавеска. В доме кто-то был!

Видимо, «желтый свет», о котором говорил Михал Михалыч, включается не только у тренированных людей. В следующее мгновение Аксакал уже шел мимо, похлестывая себя по ноге сорванной веточкой и фальшиво насвистывая. А еще через секунду он осознал, что веточка — не веточка, а стебель крапивы. Как она оказалась в руке, Аксакал не помнил.

Крапиву он выкинул, обтер зудящую ладонь о джинсы и стал думать.

На север от ангела не было ничего на «Ф». Ни фермы, ни фабрики, ни филармонии. Дача стояла с краю. За ней начинался луг, обрезанный с двух сторон поворотом реки.

Может быть, «Ф» — это фиалки? Аксакал представил, как Прохор отсчитывает шестнадцать шагов по фиалкам. В начале марта, когда под Москвой еще лежал снег… Чепуха какая-то.

Он запретил себе думать о таинственной «Ф». Сейчас не это главное. На даче кто-то есть, а Митьки не видно. И то, и другое пахнет опасностью.

Скорее всего, Султан шел в «Строитель» не просто дождь переждать. У него тут сообщник — сторож, а то и сам Таможенник. Причем он ждет кого-то, поглядывает в окно.

Что же получается?

Раз Султана ждут на даче, значит, он побывал здесь еще с утра. И пошел к лагерю. Пошнырял вокруг забора, услышал, как по громкоговорителю разыскивали Блинкова и Теплякова… Разведка удалась. Теперь Султан твердо знал, что Митек живет в лагере (только ушел куда-то, но это неважно — найдется). Оставалось выкрасть или отнять записную книжку. Но Митек знает Султана в лицо и мог поднять крик. Поэтому Султан и возвращался на дачу: он хотел послать за книжкой сообщника!

Ладно. Султана поймали, и он уже неопасен. Сейчас главный вопрос — что он успел рассказать сообщнику. Может, Султан решил помалкивать до тех пор, пока сам не сходит на разведку. А может, рассказал все заранее и описал, как выглядит пацан, у которого нужно добыть записную книжку. Тогда Митькины дела плохи. Сообщник Султана мог увидеть его из окна и узнать. Аксакалу очень хотелось думать, что напарник убежал. В таком случае…

ЧТО СДЕЛАЛ БЫ В ТАКОМ СЛУЧАЕ ЛУЧШИЙ СЫЩИК ИЗ ВСЕХ ВОСЬМИКЛАССНИКОВ МОСКВЫ?

Разумнее всего было пойти к Валере и сказать, что дача — та самая, и пускай бы контрразведчики за ней последили. Но Митек весь день поступал неразумно: нарушил приказ, удрал от контрразведчиков и рацию с собой не взял. Если он продолжал в том же духе, то сейчас или сидит запертый в подвале особняка, или где-то прячется и ведет наблюдение.

Аксакал дошел до угла ограды и увидел в траве маленький ровно обрезанный листок бумаги. Нагнулся, поднял… Листок был от записной книжки, чистый, с единственной напечатанной буквой «У». Аксакал хорошо помнил, что Митек успел переписать из записной книжки Прохора все шифровки от «А» до «Т». Страничка на «У» была первой чистой из Митькиной книжки.

Ох, не случайно валялся в траве этот листок! Он говорил: «Чужие ничего не поймут, а ты, Седая Борода, должен сообразить, что здесь был твой напарник!»

«Без паники, — сказал себе Аксакал. — Был — это еще не значит, что его схватили».

Он огляделся. Куда мог деться напарник? Лес не годился для наблюдения за дачей Прохора — слишком далеко. Три садовых домика через дорогу выглядели пустыми. Там было где спрятаться. Вдоль реки, купая в воде нижние ветви, густо росли плакучие ивы. Шагах в ста река поворачивала, и там, на мыске, заросли были вовсе уж непролазные.

Аксакала пробирал озноб. Футболка успела подсохнуть на плечах, а со штанин еще капало. Он подумал, что сидеть в мокрых кустах — удовольствие ниже среднего. Скорее уж Митек спрятался от дождя на крыльце одного из садовых домиков.

К реке сбегала тропинка — наверное, та, на которой Кирилл Мефодьевич нашел «грудную, жабу». Дождь ненадолго превратил ее в русло ручья; сейчас вода сошла, оставив за собой ровный песок. Если Митек и спускался к реке, то его следы смыло.

Аксакал уже собирался повернуть к садовым домикам, как вдруг заметил еще один листок. Он лежал у ограды ближе к реке и был придавлен камушком… Камушком! Аксакал обрадовался этому серому обломку, как будто нашел алмаз. Первый листок из книжки Митек мог незаметно выбросить, когда его тащили в особняк. Но этот положил специально, положил не спеша. Конечно, преступники не стали бы ждать, пока он оставит сигнал своему напарнику. Значит, Митек на свободе!

Аксакал подошел к листку — тоже пустой, — и на самом берегу реки увидел третий. Этот был нанизан на обломанную ветку.

Вот и все. Маячки напарника привели его на берег, на узкую полоску сырого песка, и здесь кончились. Что хотел сказать Митек?

Ока показалась Аксакалу очень широкой. Он мысленно уложил поперек нее лагерные бассейны, и получилось три или даже четыре — точно больше семидесяти пяти метров.

На дальнем берегу возвышалась дощатая пирамида непонятного назначения, кое-как вымазанная белой краской. Напротив нее почти на середине реки плавала резиновая лодка. Сидевший в ней рыболов пытался встать на якорь в каком-то ему одному известном месте. Он бросал за борт трехлапую «кошку» на шнуре, но лодку все равно сносило течением. Тогда рыбачок выуживал «кошку» и, включив почти бесшумный моторчик, возвращался на то же место напротив пирамиды и снова бросал якорь за борт. От его брезентового плаща с капюшоном поднимался парок. Судя по всему, рыбачок и в дождь был здесь, на реке.

Аксакал хотел спросить, не видал ли он Митьку, но побоялся. Пришлось бы кричать, а дача была рядом. Сообщник Султана расслышал бы опасный вопрос даже скорее, чем рыбачок в его надвинутом на голову капюшоне.

Тут Аксакал сообразил, что искать напарника нужно поблизости от тайника. Дачная ограда была из стальных прутьев; он прекрасно видел ангела. Мысленно проложив линию на север, Аксакал прикинул, что от ангела до ограды шагов двадцать, стало быть, пятнадцать взрослых. Он пошел дальше, отсчитывая: двадцать один, двадцать два…

Сто сорок пятый шаг Аксакала — то есть примерно сто десятый взрослый — ничем не отличался, скажем, от пятидесятого. Он и раньше видел, что шифровка приведет его на луг и что поблизости нет ничего на букву «Ф». Прохор не записал, в какую сторону идти по этой или по этому «Ф». Налево — бултыхнешься в реку. Прямо — тоже бултыхнешься, потому что река здесь поворачивает. Остается идти вправо.

Он прошел двадцать шагов (то есть шестнадцать взрослых). Под ногами была такая же трава, как везде. Мокрая, между прочим. Пока Аксакал вышагивал по ней, у него в кроссовках опять начало хлюпать.

Нет, что-то здесь было не так. Или шифровка врала, или Аксакал неправильно ее понял. Пока у него выходило, что Прохор на открытом месте, среди снегов, зарывал мешок с кокаином в мерзлую землю. Ломом он ее долбил, что ли? Это было и трудно, и глупо: его же могли заметить. Пускай соседей не было, но ведь Прохор скрывал тайник от своего шофера. А тому ничего не стоило посмотреть в окно, чтобы увидеть, как хозяин ковыряется на заснеженном лугу.

Может, он зарыл кокаин на берегу? А что! Стоило проверить. Там невысокий обрывчик, с полметра. Если его подмыло водой, то Прохор мог просто затолкать мешок под берег и обрушить глыбу мерзлой земли.

Аксакал вернулся на место, с которого Прохор сворачивал на загадочную «Ф», и зашагал к реке.

Плотные заросли ивняка начинались уже метрах в пяти от берега. Проламываясь сквозь ветки с невысохшими каплями дождя, Аксакал снова промок так, что хоть выжимай. Прохору было легче — за зиму нападало снега, и он шел по верхушкам кустов. А скорее, подходил к тайнику со стороны реки по льду.

Через несколько шагов Аксакал уперся в сплошную упругую стену из веток.

— Иди сюда! — громким шепотом позвал Блинков-младший. Он высовывался из куста, живой, улыбающийся, мокрый с головы до пят.

«Митек!» — хотел заорать Аксакал, но ладонь напарника зажала ему рот.

— Тихо, Седая Борода. Хочешь познакомиться с Таможенником?