Последнее дело Блина

Глава 18 Костер на опушке

Они успели вовремя, чтобы увидеть самое обычное на посторонний взгляд зрелище. По деревенской улице тарахтел старый немощный мопед. На багажнике за спиной у одетого в ватник седока красовался оранжевый рюкзак.

Мирный селянин в ватнике был хозяином международного наркосиндиката, суперпреступником, который много лет не давался в руки контрразведке и милиции. Кокаина в его рюкзаке хватило бы, чтобы сделать наркоманами население небольшого города. Или чтобы посадить преступника лет на десять — смотря в чьи руки попадет наркотик. Но об этом сейчас знали только двое во всей стране. От них зависела судьба преступной организации, а главное — тысяч людей, которых может поманить и убить «снежок».

И одним из этих двоих был Аксакал!

Вот когда он до конца понял Митьку. Какой там Поля?! Кто он такой? Жалкий, надутый, с несмешными подлыми розыгрышами… Драться с ним — только время терять. Другое дело, что драться с Полями приходится. Но для них это главное: добиться, чтобы их боялись. А для тебя такие драки — невеселая обязанность честного человека, у которого полно настоящих важных дел.

Напарники помчались за маячившим впереди оранжевым рюкзаком. После подъема на гору они задыхались, как собаки в жару. Аксакал почти сразу же сбил пальцы о торчавший из земли камень, но даже не приостановился.

Оба чувствовали, что конец погони близок.

Солнце скрылось за лесом, и деревня была залита рыжим закатным светом. Таможенник уже как мог замел следы: переплыл реку, снял свой приметный плащ, пересел на мопед. Вымок он, конечно, до нитки: сидел под дождем, потом черпал воду бортом, когда втаскивал бидон. Лодка была полна воды, как ванна. А брюки на нем те же — заметные, светло-зеленые. Не успел переодеться в сухое, только для маскировки сменил плащ на ватник. Все говорило о том, что Таможенник едет куда-то недалеко. Не в Москву же он собрался, мокрый, на мопеде.

Блинков-младший свернул к забору и на бегу что-то сунул в ржавый почтовый ящик.

— Записка? — спросил Аксакал. — Там, что ли, милиционер живет?

— Там живет одинокая старуха. Видел, огородик в полном порядке, а забор покосился? Мужчина бы поправил… Я ей отдал сотню старика Михеича.

Блинков-младший лег и пополз. Аксакал тоже плюхнулся на живот.

— Правильно, — поддержал напарника Аксакал.

Ему было неприятно, что Митек взял деньги у красномордого уголовника. Хотя не взять было нельзя. «Послание от Султана», которое выдумал Митек для сторожа, пахло уголовщиной. Не каждый знает язык преступников, но каждый задумается, если незнакомец попросит его передать другому незнакомцу занимательную историю про «снежок с парафином». Кто мог согласиться на такое дело? Только дурак и жадина и только за деньги. Вот Митек и сыграл дурака и жадину перед «стариком Михеичем». А теперь его сторублевка пойдет старушке на молоко. Справедливо.

Выехав за околицу, мопед затарахтел по раскисшей полевой дороге. Тут напарникам здорово досталось. Дорога была разбита колесными тракторами, в колеях стояли мутные лужи. Ноги у Аксакала с Митькой так и разъезжались на глине. Один раз Блинков-младший не удержался, соскользнул в колею. Лужа оказалась ему по колено. Аксакал кинулся помогать напарнику и съехал сам.

Заляпанные грязью до ушей, они упрямо бежали по следу преступника. Аксакал как о постороннем человеке думал, что с утра не ел и не присаживался больше чем на полчаса. Но это совершенно не относилось к делу. Пускай ты голодный, пускай устал, но Таможенника надо выследить!

Мопед свернул на опушку леса и, мигнув оранжевым рюкзаком на багажнике, исчез среди деревьев.

— Одно. Из. Двух, — задыхаясь, в три приема выговорил Блинков-младший. — Или. У него. Там. Машина. Или. Место. Встречи.

— С кем?

— С торговцами.

Они добежали до того места, где отпечаток шин мопеда свернул на траву и пропал, и пошли шагом. След шин снова ненадолго показался на тропинке, идущей вдоль опушки, и нырнул в лес. Блинков-младший остановился. Он дышал уже ровнее.

— Слышишь?

— Нет.

— И я не слышу. А мопед трескучий. Таможенник где-то рядом. Заглушил мотор.

Блинков-младший сел на траву и достал из рюкзачка заскорузлые кроссовки.

— Обуться надо, а то в лесу босиком колко.

Нашли чистую лужицу и ополоснули ноги. На них не хотелось смотреть. На кроссовки тоже.

Аксакал распустил шнурки и обулся. Кроссовки болтались на ногах, как домашние шлепанцы. Он этого и хотел. В тесной обуви с его сбитыми ногами было не пройти и шага, а так он кое-как, по-стариковски, двигал, за Митькой.

В воздухе пахнуло дымком.

— Сушится. Он тоже не железный, — с довольной улыбкой сказал Блинков-младший.

Запах дыма стал гуще. Напарники крались по шажку, обходя каждую ветку, которая могла треснуть под ногой.

Между деревьями показался густой белый столб — подмокшие от дождя ветки нещадно дымили. Блинков-младший лег и пополз. Аксакал тоже плюхнулся на живот и передернулся. Тонкая футболка в который раз успела подсохнуть и теперь снова промокла на влажной траве. Его стал бить озноб. Он завидовал Таможеннику, который греется себе у костра и в ус не дует.

Ползший впереди Блинков-младший замер. Таможенник был от них шагах в десяти, Аксакал не видел его, но ясно расслышал голос:

— Проезжаешь через Коломну и сворачиваешь на Озеры. Не озера, а О-зе-ры, город такой. Там понтонный мост через Оку. Проедешь мост, а за ним одна шоссейная дорога — вправо. Потом — налево в гору и еще раз налево. Засекай по спидометру пятнадцать километров…

Блинков-младший стал пятиться, отмахивая рукой: давай назад. Так же крадучись напарники отошли от поляны с костром.

— Отдыхаем, — сказал Митек. — Он звонил по «трубе», торговцев сюда вызвал. Из Москвы им ехать часа два, не меньше. — Митек помолчал и вздохнул. — Эх, пожалеешь, что не куришь. Зажигалочку бы сейчас!

— У нас бинокль есть, — напомнил Аксакал, — может, попробуем через линзы костер зажечь?

— Да что мы зажжем, когда солнце уже за лесом. Знаешь, Седая Борода, давай-ка тоже найдем себе полянку, я схожу к шоссе и попрошу у кого-нибудь огоньку.

— Нет, только вместе! Я тебя ни на шаг не отпущу, — сказал Аксакал. — А откуда ты знаешь, что здесь шоссе?

— Привет горячий! Таможенник же только что объяснял кому-то дорогу. Шоссе тут совсем недалеко.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что торговцы к нему поедут на красивых иномарочках. На грязной дороге они бы увязли.

Блинков-младший оказался прав. Пройдя совсем немного по перелеску, они увидели шоссе. Только оно было старое и разбитое. Машины по нему ходили редко, а останавливались еще реже.

Напарники битый час проторчали на обочине и за все время остановили только две машины. Огня никто не дал.

В конце концов Аксакал вскочил на подножку громыхавшего мимо трактора и выклянчил зажженную сигарету. На переговоры ушло много времени. Он просил спички, но у тракториста была зажигалка. Он просил ее продать (у Митьки были какие-то деньги), но тракторист не соглашался. Потом тракторист заметил, что Аксакал мокрый, и стал спрашивать, откуда он и что случилось. «Из Озер, — соврал Аксакал. — Я под дождь попал». После этого тракторист поделился с ним сигаретой, сказав, что умеючи от нее можно зажечь костер — случается, от окурков целые леса сгорают.

Тем временем трактор отъехал метров на сто. Спрыгнув на дорогу, Аксакал увидел, что напарнику тоже повезло. Блинков-младший стоял на обочине, сунув голову в окошко старого «жигуленка». Разговор продолжался долго. Подойдя ближе, Аксакал услышал, как водитель говорит:

— Возьми сам.

Блинков-младший выпрямился и пошел к багажнику. В зубах у него тоже была сигарета. Аксакал с облегчением выбросил свою. А Митек, открыв багажник, достал одеяло, хлопнул крышкой, и «жигуленок» сразу же умчался. Аксакал успел рассмотреть, что на заднем сиденье, прикрыв лицо газетой, дремлет женщина в сером платье.

— Живем, Седая Борода! На добрых людей попали. А спичек у них нет, только прикуриватель в машине, — сказал Митек и бросил одеяло Аксакалу.

Одеяло было знакомое, из темно-синего грубого сукна.

— Армейское, — буркнул Аксакал. — Воры твои «добрые люди». Легко досталось, легко отдали.

— Значит, это благородные воры. Робин Гуды, — весело ответил Митек.

По очереди подкуривая сигарету и кашляя от дыма, напарники отошли в перелесок и на первой же поляне сели разводить костер. От сигареты осталась уже половина.

— Минуты на три, — определил Митек. — Если не успеем разжечь костер…

Аксакала била крупная дрожь, зуб на зуб не попадал. Не слушая напарника, он стал собирать ветки. Хоть бы одна сухая попалась во всем лесу! Ветки, травинки — все, что ни собирал Аксакал, тлело и пускало дымок, прикоснувшись к окурку, но загораться не хотело. Окурок таял.

— Погоди, у меня же ножик есть, — сообразил Блинков-младший.

Аксакал не понял, зачем здесь ножик, а Митек отошел к ближайшей березе и содрал с нее тонкую полупрозрачную пленочку.

— Должна загореться. Зажигай, я еще надеру.

Пленочки вспыхивали красным коптящим пламенем и моментально прогорали. Блинков-младший сдирал новые и подбрасывал; огонь то затухал, то разгорался снова. Без сожаления раскурочив записную книжку, которая еще недавно стоила три миллиона, Митек поджег красную пластиковую обложку. Она горела долго, корчась в огне. Собранные Аксакалом веточки успели подсохнуть и вспыхнули. Огонь настолько окреп, что жадно глотал даже отсыревшие толстые щепки. Густо повалил дым.

Кутаясь в краденое одеяло, напарники сидели у костра и наслаждались теплом. За редкими деревьями виднелась оранжевая полоска заката. Дневные насекомые умолкли, и все злее пищали комары.

— А где же маячок? — спросил Аксакал.

— Вот, в корешке был. — Блинков-младший протянул на ладони черную пластмассовую палочку. Не такая уж она была маленькая — с половинку карандаша.

— Думаешь, работает?

— А кто его знает? Будем надеяться. — И Блинков-младший, отойдя к дереву, пристроил палочку на высокой ветке с развилкой.

Аксакалу не хотелось надеяться на эту фитюльку, которая и раньше давала сигнал только на двести метров, а теперь еще побывала в воде.

— Может, попробуем высушить рацию? — предложил он.

— Без толку, Седая Борода. Динамик сделан из картона, он раскис давно.

— Тогда сбегаем в деревню.

— Зачем? Деревня маленькая, вряд ли там есть милиционер. А если есть, то что мы ему скажем: «Дяденька, в лесу наркомафия»? Знаешь, что сделает в таком случае самый умный, самый благоразумный милиционер?

— Поверит? — с большим сомнением предположил Аксакал.

— Может быть, — согласился напарник. — Только если он поверит, умный и благоразумный, то посадит нас под замок и станет звонить начальнику лагеря. А уж наркоторговцев ни за что не пойдет выслеживать в одиночку!

— Нельзя так плохо думать о людях, — буркнул Аксакал.

— Нет, Седая Борода, я думаю о людях очень хорошо. Просто у сельского милиционера не та выучка, чтобы отобрать у мафии тридцать кило кокаина и остаться в живых. И у нас не та выучка. Поэтому он, жалеючи, запрет нас в погреб, чтобы мы не совались под пули. А контрразведчикам потом, конечно, все расскажет, если спросят. Им и в голову не придет его ругать. У каждого своя работа, Седая Борода.

Сырые джинсы нагрелись и стали печь ногу. Аксакал повернулся к огню другим боком и спросил:

— А что мы вообще-то собираемся делать?

— Переписать номера машин, которые приедут за кокаином. Смотреть и слушать, чтобы потом все рассказать контрразведчикам, а если понадобится, то судьям.

Аксакал снова повернулся другим боком.

— Да что ты крутишься? — заметил его маневры Митек. — Раздевайся. Так скорее высохнешь.

Свою одежду он уже снял и сидел в одних трусах.

Распяленная на рогульке футболка висела рядом с костром, а джинсы Блинков-младший сушил в руках, суя их прямо в огонь.

— Сожжешь, — опасливо сказал Аксакал.

— Да нет, это же хлопок, он от искры не загорится. Смотри, штанины уже сухие.

Он вывернул джинсы наизнанку и стал сушить верхнюю часть.

Аксакал тоже разделся и наконец почувствовал, что согревается под колючим одеялом. По спине побежал озноб, пальцы ног стали теплыми, и мозоли заболели с новой силой. Джинсы он поднес поближе к огню, и от них повалил пар.

— Да, так лучше, — согласился Аксакал и хотел добавить, что научился от напарника очень многому и что ему будет жаль, если Митек уедет из лагеря, когда кончится операция.

Но тут ему в глаза ударил свет фар.

— Пацаны костер жгут, — сказал кто-то в темноте.

Свет скользнул вбок, и машина, тихо урча мотором, покатила в ту сторону, где, невидимый за перелеском, горел костер Таможенника.

— Дождались, — прошептал Митек.