Последнее дело Блина

Глава 2 Что подслушал Аксакал

Хозяин кровати в неудобном углу Гоша Тепляков, прозванный во втором отряде Аксакалом, проснулся от тишины. Такое бывает с прошедшими войну солдатами. Аксакал просыпался от тишины уже год с тех пор, как гостил у папы на пограничной заставе и попал под обстрел.

Вряд ли хоть один мальчишка во всем лагере знал, что в Таджикистане стоят русские пограничники, охраняют афганскую границу. Никто этим просто не интересовался.

Когда Гошу спросили, как жизнь на границе, он ответил, что жил в погранотряде, а на границе бывал редко. «Пургу гонишь, Аксакал! — заявил Полковник. — Где ж погранотряду быть, как не на границе?!» Все согласились: действительно, где ж ему быть? Моряки на море, сухопутные войска на суше, пограничники на границе… Хотя на самом деле у границы стоят ЗАСТАВЫ погранотряда. Их много — например, Гошин отец служит на двенадцатой. А погранотряд, который называется Московский, стоит в четырехстах километрах от границы, под городом Душанбе.

Трудно объясняться с людьми, которые не знают самых простых для тебя вещей и не очень-то хотят слушать. Из-за ошибки Полковника Гошу стали считать неумелым вруном. Никто больше не спрашивал у него, как жизнь на границе. А жизнь там нелегкая.

В соседнем Афганистане больше двадцати лет, затухая и вспыхивая снова, идет война. Все, что построено, посеяно и выращено, взрывают, жгут и топчут. Но всем хочется есть, а боевикам — еще и покупать оружие. Самый простой способ заработать — бросить в кое-как вспаханную землю семена мака и конопли. Без ухода, без труда вырастут маковые коробочки и «травка»: марихуана, конопля, гашиш — у нее много названий. Из коробочек получают героин — тяжелый наркотик. Иногда с первого же укола он превращает здорового человека в наркомана. «Травка» — отрава полегче. Ее просто курят.

Афганским крестьянам не до мыслей о чужих людях, которых убьет их урожай. Они сами боятся умереть с голоду. Мак и коноплю за гроши продают бандитам. А те ищут покупателей побогаче в других странах. Тайком пересекая границы, переходя из рук в руки, афганский героин может оказаться и в Москве, и в Париже, и в Берлине.

Для того чтобы не пустить наркотики в Таджикистан, а оттуда — в Россию, и стоят на их пути русские пограничники.

Но пограничников мало, а горы огромны. По ночам и в утреннем тумане тайными тропами идут из Афганистана контрабандисты с грузом наркотиков, и не всех удается задержать.

Бывает, контрабандисты собирают целые караваны и решаются идти на прорыв. Они нападают на заставы пограничников и связывают их боем. Тем временем караван с наркотиками успевает пересечь границу и скрыться.

Так и случилось на двенадцатой заставе, когда Гоша гостил у отца.

В тот раз потери считались легкими: один убитый. О нем не писали в газетах и не говорили по телевизору.

Но Гоша был рядом с ним за минуту до гибели.

Он пил в столовой чай с пограничниками в белесых от солнца и высохшего пота пятнистых куртках. Кого-то поздравляли с днем рождения, и повар пел ему под гитару только что сочиненную нескладную песню. Потом он прислонил гитару к стулу и вышел на кухню за именинным пирогом. Все ждали повара с этим пирогом и не знали, что он уже никогда не вернется. Пущенная из гранатомета осколочная граната влетела в окно кухни. И не стало человека. От взрыва его гитара упала. Струны еще долго ныли, как будто ушедший навсегда хозяин сыграл последний неумелый аккорд.

После этого Гоша заболел. Врачи называли его болезнь длинными латинскими словами, но сам он знал, что болен страхом.

Он плохо спал и плохо учился, а вернее, не учился совсем, потому что все время думал о том поваре. Если бы повар задержался, чтобы спеть еще одну песню, то остался бы жив. А могло быть и так, что гранатометчик взял бы прицел чуть левее. Тогда граната угодила бы в окно столовой, и погибли бы все, кроме повара. А еще Гоша думал, что сам ходил на кухню за чайником всего за пять минут до взрыва. И что папа до сих пор служит на той заставе, где в стенах остались замазанные штукатуркой смертельные осколки.

Мысли были такие черные, что Гошу отправили в Москву и стали от них лечить. Ему понравилось лечиться и жить в интернате, а сейчас нравилось в лагере. Кровать в неудобном углу он считал самой лучшей, потому что она далеко от окна. Прозвище Аксакал, которое в насмешку прицепил ему Полковник, Гоше тоже нравилось. Полковник, наверное, не знал, что «аксакал» по-русски значит «седая борода», старейшина — уважаемый человек.

Вообще, Гоше понравилось бы где угодно, лишь бы там не стреляли. Он скучал по отцу и по маме, которая служила в погранотряде связисткой. Но о том, чтобы вернуться к ним, думал с ужасом.

Во втором отряде он был самым тихим. Если бы кровать в углу опустела, этого никто бы не заметил.

Итак, Аксакал проснулся и стал слушать тишину. Никто не стрелял и, главное, не имел причин стрелять. Это было здорово.

Сначала тишина казалась полной, но, прислушавшись, можно было различить в ней множество мирных шумочков. Посвистывали носы, чесался во сне неряха Сладя. Цвиркали за приоткрытым окном какие-то ночные насекомые. В дощатой перегородке тикал жук-древоточец. А за перегородкой была комната воспитателя-диверсанта Пети, и оттуда чуть слышно доносились голоса. Из щели под дверью пробивался свет.

Аксакал знал, что не заснет и опять будет думать о поваре с гитарой. Чтобы отвлечься, он взял подушку и перелег головой поближе к щели. Голоса стали слышнее.

— Повезло мне, — говорил кому-то Петя. — Не успели проверить, как уже взяли в операцию.

Он помолчал и смущенно добавил:

— Извини. Мне-то, конечно, везение, а тебе…

— Да ладно, — ответил незнакомый мальчишеский голос. — Тейк ит изи.

— Что это значит?

— Дословно — «принимай это проще», а по-нашему говоря, не бери в голову. А у тебя с английским совсем плохо?

— Совсем, — признался воспитатель-диверсант.

— Придется подучить.

— Мне много чего придется подучить, — вздохнул Петя. — Я ведь почему хочу в контрразведку…

Аксакал почувствовал, что у него во рту пересохло, и сглотнул. Язык прилипал к нёбу. Вот это да! Весь отряд гадал, как диверсант оказался воспитателем, а теперь — новая загадка: как воспитатель станет контрразведчиком? Какая, спрашивается, связь?!

Из дальнейшего разговора Пети с незнакомцем многое стало ясно.

Контрразведка не прочь взять на службу бывшего армейского диверсанта, но сейчас Петю проверяют. Во все места, где он жил, учился и проходил военную службу, разослали запросы: знают ли там Петра Чернышева? А то вдруг он шпион с поддельными документами или преступник, скрывающий свое прошлое? Ответов иногда приходится ждать подолгу. Вот Петя и поступил на лето воспитателем в лагерь, чтобы не болтаться без дела. Здесь он встретил незнакомца. То ли по его просьбе, то ли еще почему, но Петю подключили к важной контрразведческой операции. Сразу, без проверки.

Аксакал терялся в догадках. По голосу незнакомец был мальчишкой, ну, точно мальчишкой! Ему от силы пятнадцать лет. Но пятнадцатилетних контрразведчиков не бывает. Ладно, дадим ему шестнадцать, даже восемнадцать. Кем он может быть? Рядовым, в лучшем случае сержантом. А Петю из-за него уже вроде как приняли на службу, обойдя все правила. Такие приказы отдают не сержанты. Их не каждый полковник отдает!

Поразмыслив, Аксакал решил, что незнакомец — лилипут. Поэтому и голос у него высокий, мальчишеский. В армию и в милицию лилипутов не берут. Аксакал это знал и сам не очень-то верил своей догадке. Но ничего лучше не приходило в голову. Армия и милиция — сами по себе, а в контрразведке, может, и есть секретные агенты-лилипуты, которые маскируются под детей.

— Все-таки я не понимаю, — сказал Петя. — Как твоя мать на это согласилась? Родного сына подставила…

— Почему подставила? — возразил незнакомец. — Возьмем Султана, и мне уже ничего не грозит. А так — что мне делать, всю жизнь от него прятаться?

— Почему всю жизнь? Его и без тебя возьмут.

— Со мной быстрее, — убежденно сказал незнакомец. — Он будет искать записную книжку, никуда не денется. А моя задача — подсунуть ему эту книжку, чтобы он думал, будто сам ее достал. Только и всего.

Воспитатель-диверсант охнул:

— Ты сам не понимаешь, что говоришь! Это не «только и всего», а конец всему! Султан — убийца, профессионал со спецназовской подготовкой. А если я за тобой не услежу? Если с ним не справлюсь?!

— Значит, не попадешь в контрразведку, — холодно ответил незнакомец. — Петя, давай не будем об этом. Думаешь, мне самому не страшно?

— Ладно, не будем. Тогда объясни все сначала. Я хочу разобраться, чтобы не работать вслепую. Почему все носятся с этой записной книжкой — и мафия, и контрразведка? Если она такая важная, то сняли бы копию.

— Так у меня и есть копия, причем неполная, а настоящая книжка уничтожена, — объяснил незнакомец. — Она, кстати, была электронная — знаешь, вроде маленького компьютера?

— А как она к тебе попала?

— Долго рассказывать. Если в двух словах, то я забрался к ее хозяину и переписал на бумагу все записи от «А» до «Т» — больше не успел. Записи в ней шифрованные, но шифр детский, от случайных людей. Я еще до контрразведки его расколол. Если почти везде написаны группы по семь букв, то ясно, что это московские телефоны, только цифры заменены буквами… А еще там есть координаты тайника: «На С сто десять шагов» и так далее. «С» — скорее всего, «Север». Хозяин книжки все шифровал простенько, чтобы делать подсчеты в уме. Любой другой человек разобрался бы на местности и нашел тайник если не за час, так за неделю. Задача в том, что МЫ НЕ ЗНАЕМ, ГДЕ ЭТА МЕСТНОСТЬ!

— А хозяина книжки не могли тряхнуть? — не то спросил, не то подсказал Петя.

— Хозяина Султан сбросил под поезд, — сообщил незнакомец. — Его кличка была Прохор. Позавчера ночью он вместе с Султаном бежал из заключения, а уже к утру…

— Насмерть?

— Ага. Тогда и возник вариант с книжкой.

Аксакал дрожал от любопытства. Он ждал, что Петя спросит о малопонятном «варианте с книжкой», но воспитатель-диверсант заговорил о другом:

— А вдруг Султан узнал у этого Прохора, где тайник? Тогда записная книжка ему не нужна. А мы тут будем дожидаться вчерашнего дня.

— Есть и такая версия, — согласился незнакомец. — Только не все в ней сходится. Когда они бежали, Прохор вывихнул ногу, а Султан его спасал от погони, тащил на себе. Добрались до железной дороги, и вдруг он кинулся на Прохора и давай его бить!

— Выпытывал, где тайник, — догадался Петя.

— Ну, конечно! Стал он пытать Прохора, и вдруг — милицейская машина! Султан его втащил на мост и столкнул под поезд, а потом сам спрыгнул. Только сам он попал на платформу с песком, а Прохор — между вагонами.

— Эти платформы длинные, если умеешь прыгать, то не промахнешься, — со знанием дела заметил воспитатель-диверсант. — Выходит, он сам не узнал, где тайник, и дружбана своего убил, чтобы милиция от него не узнала. Ну и волчара!.. А что там, в тайнике?

— О-о-о! — протянул незнакомец. — Для Султана там — всё. Все мечты. Вилла на берегу Карибского моря, бассейн для купания и еще один — с крокодилом, индейская прислуга и повар-китаец. В Латинской Америке лучше вообще-то вилла в горах. Там не так жарко для русского человека и не льет, когда в сельве сезон дождей.

— А сельва — это…

— …Джунгли, — подсказал незнакомец.

— Ты говоришь, как будто сам бывал в Латинской Америке, — заметил Петя.

— Бывал, — подтвердил незнакомец, — только не по этим делам. Смешно: мы жили на вилле у отставного прокурора и думали, что попали в плен к наркобарону. Бежали от него в сельву.

То, что услышал затем Аксакал, казалось невероятнее приключений Джеймса Бонда. Хотя бы потому, что Джеймс Бонд не был подростком, перешедшим в девятый класс.

Да, как и подозревал Аксакал, незнакомец оказался его ровесником, а не засекреченным лилипутом!