Последнее дело Блина

Глава 20 Последнее дело сыщика

Напарники лежали в бассейне и смотрели в черное небо с часто рассыпанными звездами. Отсюда уже понятно, что была ночь и они снова нарушали режим.

За день вода так прогрелась, что Аксакал ее не чувствовал. Казалось, он парит в невесомости. Вода пахла хлоркой. Подживающие мозоли на ногах приятно зудели.

— Хорошо, что нас не выгнали из лагеря, — сказал Аксакал.

— Ага.

— А какое лицо было у начальника, когда твоя мама — бац ему на стол наши благодарности с подписью генерала!

— Ага, — снова поддакнул Митек.

— Наверное, у тебя это не первая благодарность?

— Первая, — безразличным голосом сказал напарник. — Седая Борода, смотри на это проще. Начальник лагеря нас выгнал. Мамин генерал решил, что это несправедливо, но приказать «оставьте ребят» не имел права. Он же командует контрразведчиками, а не начальниками детских лагерей. Тогда генерал выдал нам эти благодарности, как записку от родителей, когда ты школу прогуляешь. А настоящим контрразведчикам он знаешь что сказал? «Благодарю за службу, а теперь разберем ваши ошибки». С мамы даже выговор не снял!

— За что ей выговор? — удивился Аксакал.

— За Синдикат. У оперативников это сплошь да рядом. Мама давно вычислила Таможенника, знала, кто он такой, поставила за ним наблюдение. Начальство говорит: «Почему не берете?» А она: «Доказательств мало. Возьмем его, подержим, и придется отпустить». Ей — хлоп! — выговор.

— А почему ты не сказал мне, что «жигуленок», где нам одеяло дали, был контрразведчицкий? — спросил Аксакал.

— А ты обиделся?

— Очень. Думал, как же так, ведь мы напарники, а Митек знал и не сказал!

— Ну и зря. Тогда и на Валеру с Петей надо обижаться: почему они шли за тобой от самого лагеря и ничего не сказали? А Валера с Петей должны обижаться на маму. Ведь она им не сказала, что разрешила мне сходить в «Строитель»… Это и есть служебная тайна: каждый знает не сколько хочется, а сколько для дела надо.

— А мне до сих пор не все ясно, — признался Аксакал. — Вот поймали Султана. Твоя мама говорит по рации: «Митек нам операцию сорвал. Отбой всем номерам, собираемся к автобусу». Я понимаю, она Таможенника успокаивала: дескать, мы уезжаем, вылавливай свой кокаин. Но откуда ей было знать, что дача — та самая, что Таможенник рядом и подслушивает наши разговоры? Его, что ли, выследили? Тогда зачем она отправила в «Строитель» тебя, а не какого-нибудь офицера?

— Мне всего не говорят, — начал со своего обычного присловья Митек и стал рассказывать.

Торговля наркотиками похожа на торговлю, скажем, шоколадками. Товар нужно покупать на «фабрике», хранить, продавать. Нужно платить продавцам, водителям, охранникам и грузчикам. Нужно все рассчитать, чтобы не остаться в убытке, а то продашь на рубль, а заплатить придется два.

Работа для тихого, скучноватого человека.

Но торговля наркотиками запрещена законом. Поэтому в расчет включаются расходы на запугивание, а то и на убийство людей, случайно узнавших лишнее. Поэтому рядовые торговцы, водители, охранники не знают своего хозяина.

У них, рядовых, есть свои ухищрения, чтобы не попасться милиции. Скажем, сидит уличный торговец на лавочке в парке. Бери его, обыскивай — ничего запретного не найдешь. Бумажка с дозой наркотика прилеплена жвачкой к сиденью лавочки, снизу. Наркоман дает ему деньги, торговец уходит. Только наркоман отлепляет жвачку, как появляется милиция. Все снято на видео. Но торговец говорит на суде: «Я ничего ему не продавал, а деньги взял взаймы». А наркоман: «Сижу я на скамейке. Вляпался в какую-то жвачку, и вдруг — налетают, руки за спину заламывают! Я на них самих в суд подам!»

Словом, даже самого мелкого торговца трудно поймать на горячем, да и особого толку от этого нет. Один попадется, на его место возьмут другого. Преступная организация и не почувствует потери.

Нет, бить надо в мозговой центр! В того тихого-скучноватого, который все придумал и все знает: откуда берутся наркотики, кто их перевозит, где они хранятся, кто покупает и сбывает «порошок» не граммами, как уличные торговцы, а килограммами.

Беда в том, что этот самый опасный преступник на первый взгляд не совершает преступлений. «Порошка» он в глаза не видит. С торговцев денег не собирает. Никого не запугивает и уж тем более не убивает. За него все делают подручные. А организатор преступной группы может годами оставаться безнаказанным.

Так и было с Таможенником.

Он разъезжал в отличной машине, жил в роскошном особняке и не скрывался. Считалось, что его богатство — от жены, хозяйки магазина одежды.

Конечно, за ним следили. Но арест Прохора и Султана испугал хозяина Синдиката. Он вел незаметную, внешне честную жизнь и не спешил доставать кокаин из тайника.

Шли месяцы. Митькину маму ругал генерал: «У вас преступник на свободе разгуливает!».

И тогда контрразведчица устроила побег Прохору и Султану. Подробностей этого дела Митек не знал. Ясно одно: преступников манил тайник с кокаином на три миллиона долларов. Украсть его у Таможенника, продать — и можно, купив поддельные документы, перебраться за границу и жить безбедно.

Ни Прохор и Султан, ни Митькина мама не могли знать, что в первые же минуты побега старый контрабандист подвернет ступню.

Султан помог ему добраться до железной дороги. Тут бы и вскочить на ходу в товарный поезд, но Прохор не мог и наступить на больную ногу. Что было делать Султану? Бежать одному — не узнаешь, где спрятан кокаин, оставаться с Прохором — поймают обоих. И Султан стал избивать сообщника, выпытывая координаты тайника.

Он успел вымучить из него единственное слово: «дача».

Следившие за беглецами контрразведчики решили прекратить избиение. Вызвали милицейскую машину, чтобы пугнуть их мигалками… Никто не ожидал, что Султан сбросит покалеченного сообщника под поезд. Но такая уж у преступников «дружба». Султан решил, что теперь сам сможет найти кокаин, и не хотел, чтобы разозленный на него Прохор выдал тайник милиции.

Именно так было дело. Правда, позже Таможенник намекал торговцам, что Прохор убит по его приказу. Но это враки. Хозяин Синдиката просто хотел припугнуть непослушных.

А тогда Таможенник довольно быстро узнал о побеге, о гибели Прохора и понял: Султану известно о тайнике.

Таможенник догадывался, что сам находится под подозрением у контрразведчиков. Его мог погубить единственный телефонный звонок от беглого преступника. А Султан должен был позвонить обязательно! Может, он попытается продать Таможеннику его же собственный кокаин из тайника, потому что не знает других крупных наркоторговцев. Может, будет просто клянчить деньги. Для Таможенника нет особой разницы — так и так Султан по неосторожности выдаст его контрразведке!

Подумал Таможенник и сговорился со «стариком Михеичем». (Контрразведке, конечно же, известны настоящие имена и дачного сторожа, и Таможенника. Но, чтобы не было путаницы, пускай в этой книжке они остаются под кличками, которые дал им Блинков-младший.)

Митькина догадка была верной: Прохор действительно записал свою дачу на человека с преступным прошлым. Тот был счастлив жить в богатом особняке да еще и получать немного денег за работу сторожа. Таможенник встретился с ним тайком, в туалете аэропорта, и рассказал, что Прохора нет в живых. «Старик Михеич» и раньше считался законным хозяином дачи, но понимал, что Прохор может отнять ее, когда захочет. А теперь сторож почувствовал себя НАСТОЯЩИМ хозяином особняка стоимостью в сотню тысяч долларов!

— Есть одна загвоздка, — сказал ему Таможенник. — Султан в бегах и скоро появится у тебя. Зачем тебе укрывать беглого преступника, тем более что он знает, на чьи деньги куплена дача? Если он попадется ментам, то может все рассказать. Тогда тебя посадят, а дачу отберут.

И «старик Михеич» легко согласился отравить Султана.

Но первое, что он сделал, когда вернулся домой, это… выпустил лягушек.

Еще в конце февраля Прохор откуда-то привез на дачу полсотни этих чудовищ величиной с котенка. Лягушки безобразно орали. Их надо было кормить живыми мальками, которых «старику Михеичу» приходилось ловить сачком в проруби. Прохор обещал, что это ненадолго. Лягушки, видите ли, дорогущие, съедобные, их заказал какой-то ресторан, и вот-вот оттуда приедет покупатель.

Но скоро Прохора посадили, а покупатель так и не приехал. Боясь нарушить приказ, сторож до лета кормил обжор и выпустил их, как только узнал о гибели Прохора. Попробовать дорогой лягушатинки «старик Михеич» так и не отважился.

Одна из этих лягушек, потрепанная кошкой, попала к профессору в банку. Что стало с остальными — неизвестно и неважно для нашего расследования.

А спустя несколько дней на даче действительно появился Султан. Он сразу же напал на «старика Михеича» и потребовал выдать место, где спрятан кокаин. По этой причине отравить «гостя» не удалось. Зато «старик Михеич» быстро убедил его в том, что Султан знал и так: в Синдикате у каждого было свое место. Сторож сторожил, Султан бил и стрелял, а Прохор получал и сдавал торговцам наркотики, никому не доверяя свои секреты.

— Скажешь, ты даже не пробовал найти тайник? — не поверил Султан. (А то, что тайник имелся, секретом не было: об этом говорили во время суда над Прохором, только доказать ничего не смогли.)

— Бесполезняк, — ответил «старик Михеич». — Я всю землю на участке прощупал стальным прутом, все стены простучал. Не знаю, где еще искать.

Тогда Султан, сам о том не подозревая, начал действовать по плану контрразведчиков. Скоро он позвонил «старику Михеичу» и вызвал его в Москву на тайную встречу. Султану был нужен сообщник.

— Лафа, Михеич! — сказал он, показывая Митькино письмо. — Пацан совсем дурачок: взял в лагерь записную книжку с шифровкой про тайник. А лагерь совсем рядом с дачей, в двух километрах. Только мне идти туда не с руки. Вот что, Михеич: я тебе пацана обрисую, а ты отнимешь у него книжку.

— А не кажется ли тебе, что все слишком легко? Книжка у пацана, пацан в лагере, лагерь у самой дачи… — заосторожничал старый уголовник.

Знал бы он, какие споры вызвала у контрразведчиков эта часть операции!

Блинкова-младшего нужно было отправить из Москвы (а то как бы он послал письмо маме, откуда? Не из собственной же квартиры). Лучше всего для этого подходил детский лагерь. Во-первых, там полно народу. Если даже Митек нос к носу столкнется с преступниками, они не отважатся напасть на него у всех на глазах. Во-вторых, в лагерь будет легко внедрить Митькину маму и Валеру. Никого не удивит появление новой библиотекарши и нового радиста. Ведь в летних лагерях работа временная, на три месяца.

А спорили контрразведчики как раз из-за того вопроса, который задал Султану осторожный «старик Михеич»: не слишком ли легко? Стоит ли выбирать для Блинкова-младшего лагерь поблизости от Старицы (где, как считалось, находится дача Прохора)? Не насторожит ли это Султана?

Конечно, можно было бы поселить Митьку хоть на Черном море. Но каждый лишний шаг беглого преступника был опасен для всех! И для милиционера, который мог остановить его для проверки документов, и для случайного прохожего, чей взгляд мог показаться Султану подозрительным, и для самого Султана. Ведь он мог погибнуть в перестрелке с милицейским патрулем, так и не приведя контрразведчиков к Таможеннику.

В конце концов решили: пускай Митек живет где-то поблизости от еще не найденной в тот момент дачи. Ничего, что это насторожит Султана.

Все равно жадность преступника возьмет верх над осторожностью. Так и случилось.

— Ерунда, просто я везучий, — ответил «старику Михеичу» Султан. Его самого мучили подозрения, но до богатства было рукой подать, и он понадеялся на воровскую удачу. — Найдем кокаин, ты мне поможешь его перепрятать и получишь десять тысяч «зеленых».

— Сто, — решил поторговаться «старик Михеич».

Остановившись на пятидесяти, сообщники расстались. Оба поехали на дачу Прохора, но порознь. «Старик Михеич» отправился на вокзал и сел в электричку. А Султан, избегая людных мест, где можно было нарваться на милицию, еще долго выбирался из Москвы автобусами.

Это не помогло ему уйти от наблюдения. Контрразведчики следили за Султаном с того момента, как он появился в Митькином доме и достал письмо из почтового ящика. К сожалению, «старика Михеича» пришлось упустить. Наблюдавший за Султаном офицер не мог разорваться пополам, а когда он вызвал подмогу, было уже поздно. Примерно в то же время на дачу Прохора мчался Таможенник. Он знал от «старика Михеича» о первом приезде Султана и справедливо опасался, что уголовники сговорятся против него. Забыв об осторожности, Таможенник бросился сам выуживать кокаин из реки.

Дальнейшие события известны. Остановимся на том, что было неясно Аксакалу.

Когда Блинков-младший зашел к «библиотекарше» и они по картинке нашли в энциклопедии «грудную жабу», оказалось, что это лягушка-бык. Обитает она в Северной Америке. А Прохор получал кокаин из Южной. Это сбило с толку и контрразведчицу, и ее сына.

— Ну и что? Прохор всякими животными торговал, — сказал Блинков-младший, сам уже не особенно веря в свою правоту (хотя он был прав, прав!).

— Ты не понимаешь, — ответила мама, которая знала больше. — У Прохора была подставная фирма в Эквадоре. Закажет он кокаин — фирма пришлет кокаин в мешках с кофе, закажет обезьян — пришлет обезьян. Но в США у него такой фирмы не было. Кто ему отправил эту лягушку и, главное, зачем она ему понадобилась?

Контрразведчица не догадывалась об одном. Разбогатевший на контрабанде Прохор хотел заняться каким-нибудь уважаемым и доходным бизнесом. Он знал, что лягушиные лапки подаются во многих ресторанах мира и ценятся любителями вкусно поесть. Пятьдесят лягушек-быков Прохор где-то купил на пробу, чтобы посмотреть, как отнесется к этой новинке богатая московская публика. Если хорошо отнесется, то в будущем Прохор мог бы наладить торговлю лягушками.

Итак, Митькина мама не знала, зачем Прохору лягушка, а без этого версия сына выглядела пустой. Немало любителей держат дома тритонов, лягушек, черепашек. «Грудная жаба» могла сбежать от любого из них. Поэтому когда Митек стал отпрашиваться в «Строитель», контрразведчица отпустила его.

Надо еще знать, что Султан в тот момент не бродил вокруг лагеря, как думал Аксакал, а только подъезжал в электричке к железнодорожной плат форме, что между Старицей и «Строителем». За ним следили, и контрразведчица не опасались, что Митек и Султан столкнутся в лесу.

Словом, всем казалось, что Блинкову младшему ничто не грозит.

Он пошел в «Строитель» на всякий случаи, сильно сомневаясь в собственной версии. Мама осталась притворяться библиотекаршей. И тут ее одолели сомнения: а вдруг Митек не ошибся?

Контрразведчица позвонила бывшему шоферу Прохора, и тот вспомнил, что хозяин доставал больших лягушек для какого-то ресторана.

Значит, дача Прохора действительно в «Строителе»!

Это кое-что меняло в ходе операции. Контрразведчики наблюдали за всеми дорогами, чтобы Султану не удалось уйти, если даже он оторвется от следившего за ним офицера. А теперь, во-первых, стал ясен дальнейший маршрут Султана. Он пойдет в «Строитель», значит, ставшую «лишней» группу из Старицы можно подтянуть поближе. Во-вторых, оказалось, что в контрразведчицкой сети осталась дыра: водный путь через Оку не перекрыт!

Митькина мама сходила в лагерный радиоузел к своему связному Валере, чтобы отдать нужные приказы. Не успела она вернуться в библиотеку, как туда ворвался Аксакал и стал спрашивать, какую книжку брал Блинков.

— «Жизнь животных», — подсказала контрразведчица, надеясь, что все остальное Аксакал сообразит сам.

Он и сообразил: догадался, как Митек, что дача Прохора в «Строителе», и отправился туда. А контрразведчица послала за ним Валеру и Петю с приказом тайно охранять напарников, но не вмешиваться без острой необходимости. (А такая необходимость возникла, когда Аксакал собрался тонуть посреди Оки. Петя уже было кинулся за ним вплавь, но увидел, что Аксакал с Митькой сами справились.)

Приказ Митькиной мамы, оказался нелишним. Позже Таможенник признался, что несколько раз видел напарников, но ему и в голову не пришло, что мальчишки могут помогать контрразведке. А за напарниками шли Валера и Петя. На открытых местах, где Таможенник мог издалека заметить наблюдение, они отставали на целые километры, надеясь, что Митек с Аксакалом не упустят преступника. И ведь не упустили!

Спросите, как Таможенник оказался у дачи?

Это было неприятное для контрразведчицы открытие.

Надвигалась гроза. Группы в лесу доложили, что сигнал радиомаячка в Митькиной записной книжке не слышен из-за помех. Потом оказалось, что Султан сошел с электрички раньше на одну остановку. Следивший за ним лейтенант довел преступника до открытого поля и вынужден был отстать. Из-за тех же радиопомех, вызванных грозой, лейтенант не смог связаться с товарищами, поджидавшими преступника на следующей остановке. На полчаса Султан вышел из-под наблюдения и за это время успел ранить Михал Михалыча…

Контрразведчица слушала эти тревожные новости по мощной рации, на время установленной в лагерном радиоузле. В тот момент она была уверена, что Таможенник в двухстах километрах от места событий, в своем особняке. За ним следила отдельная группа. Ее доклады были спокойными: пообедал на террасе, лег спать, включил телевизор — значит, встал… Митькина мама не сомневалась: Таможеннику известно, что Султан подбирается к тайнику. Неужели хозяин Синдиката спокойно расстанется с кокаином на три миллиона?!

— Проверьте! — не выдержала она.

Один из контрразведчиков перелез через забор и постучался в дверь особняка. Он придумал себе прикрытие: мол, хочу спросить дорогу к даче живущего поблизости композитора. Но спрашивать оказалось не у кого. Таможенник скрылся, судя по всему, уже давно. Сбивший наблюдателей с толку телевизор был с таймером и включился автоматически.

Стало ясно, что операция идет не вполне по плану, но все же Таможенника удалось выманить из норы. Мало того, есть возможность взять хозяина Синдиката с наркотиками в руках! Султан теперь только мешал. Да и нельзя было лишней минуты оставлять на свободе этого человека-зверя. Контрразведчица приказала взять его и сворачивать операцию.

Как правильно догадался Аксакал, команда «отбой всем номерам, собираемся к автобусу» была обманной — на тот случай, если Таможенник подслушивает радиопереговоры. А для Блинкова-младшего контрразведчица передала: «Поздравь моего сына с большим трудовым успехом». Еще, конечно, поругала его — опять же для Таможенника. Митек сумел правильно понять маму, и они с Аксакалом сделали все, как надо.

— Настало утро, и Шехерезада прекратила дозволенные речи, — закончил свой рассказ Блинков-младший.

Темное небо начинало бледнеть. Над бассейном поднимался туман. Вода остыла, и у Аксакала по груди бегали мурашки. Но вылезать, вытираться, идти в корпус не хотелось. Он чувствовал себя усталым и значительным, как памятник. И мысли ему приходили значительные.

— Справедливость — закон природы, — неторопливо изрек Аксакал. — Она срабатывает не всегда сразу, но обязательно!

— Объясни, Седая Борода! — потребовал Митек.

— Понимаешь, Белая Голова, справедливость — это не то, что ты выучил урок и тебе сразу поставили хорошую отметку. Ведь жизнь огромная, и за всем сразу в ней не уследишь и всем сразу отметки не поставишь. Когда на заставе убило повара, я больше всего мучился из-за того, что убийцу нельзя наказать. Мы не знаем, кто наводил гранатомет на окна, а он сам не знает, в кого попал. Постреляли друг в дружку, и контрабандисты убежали. После там нашли кровь, значит, наши тоже в кого-то попали. Может, в убийцу, а может, в кого другого. Из-за этого я думал, что во взрослой жизни вообще не может быть справедливости. А если жизнь такая несправедливая, то стоит ли жить?

— Ты так не говори! — испугался за Аксакала Митек. — Справедливости в жизни хоть отбавляй. Даже иногда хочется, чтоб ее было поменьше, и тогда можно было бы машину выиграть по пробкам от пепси. Вот мы поймали Таможенника — разве это не справедливо?

— Так и я про то же! — не поворачивая головы, улыбнулся Аксакал. — Того контрабандиста то ли наказали, то ли нет. Может, он давно в тюрьме сидит, только не за повара, а за что-нибудь другое. Но я точно знаю, что здесь мы с тобой помогли наказать других контрабандистов. И теперь мне спокойнее. Я здесь помог, а кто-то помог там, в Таджикистане, и в конце концов каждый получит, что заслужил! Вот это и есть справедливость — закон природы. Вроде лета: бывает, ждешь его, ждешь, думаешь: «Поскорей бы!» И оно наступает ОБЯЗАТЕЛЬНО!

— Можно поспорить, но я не хочу, — заметил Блинков-младший. — Мне это нравится: справедливость наступает, как лето. Самое главное, мы можем ей немножечко помочь.

— Я поступлю в училище погранвойск, как папа, — сказал Аксакал. — Окончу, попрошусь на двенадцатую заставу и буду служить, пока там стоят русские солдаты!

— Тебе сперва надо восьмой класс подогнать, — спустил его с небес на землю Блинков-младший.

Раньше Аксакал обижался на такие напоминания. Но сейчас он перестал чувствовать себя трусом, а заодно и двоечником. Конечно, в дневнике остались двойки и натянутые годовые трюндели. Это уже не переиграешь. А двоечника Теплякова не стало, и весь сказ!

— Я подгоню за лето, — пообещал он. — У нас в городке полно учительниц. Почему-то все офицеры женятся кто на учительницах, кто на медсестрах и только некоторые — на официантках. Я подгоню и буду нормально учиться в девятом, не сомневайся!

— А я никогда в тебе не сомневался, Седая Борода! — ответил Блинков-младший.

По бортику бассейна, по серому небу кралась тень.

— Усохни, Поля! — хором сказали напарники.

— Я не тону, — добавил Аксакал. — Когда надо будет кричать «Спасите», мы тебя позовем.

— Я больше не буду, — по-детски извинился бывший первый силач второго отряда и присел на бортик. — Блин, а правда, про тебя уже книжки пишут? Савостикова говорит, что у нее дома аж десять штук. А в лагерной библиотеке ни одной нет. Врет Савостикова?

В Полином голосе слышалась надежда.

— Врет, — не стал разочаровывать его Митек.

— Я так и думал, — с облегчением вздохнул Поля. — Она просто влюбилась в тебя и сочиняет.

— Конечно. Ты сам подумай: разве это имя для героя — Блин? То ли дело Бешеный, Слепой, Чужой…

— Слюнявый, — подсказал Аксакал.

— Ага. Слюнявый, Сопливый, Тупой…

Поля уходил, не дослушав. Главное он узнал: врет Савостикова.

— А мне жалко его, — сказал Блинков-младший, глядя в согнутую спину разжалованного Полковника. — Перед Саней с Ваней ходит на цыпочках, Максом командует, а дружить на равных не умеет. Знаешь, зачем он спрашивал про книжки?

— Это понятно, — не задумываясь ответил Аксакал. — Поля никак не может решить, крутой ты или нет. Если крутой, он будет набиваться к тебе в приятели, если такой же, как и все, устроит еще одну подлянку.

— Самое забавное — то, что я такой же, как все, — вздохнул Блинков-младший. — Просто я уже знаю, чего хочу в жизни, и ты знаешь, а Поля еще не знает.

— А чего ты хочешь?

— Я считал себя крутым, лучшим сыщиком из всех восьмиклассников Москвы, — продолжал Митек, будто не расслышал вопроса. — Сам так придумал. Других сыщиков-восьмиклассников я не знаю — может, их вообще нет, — вот и получается, что я лучший. Были дела, которые милиция не могла раскрыть, а я раскрыл. Мне казалось, что я все могу, все знаю. А потом раз сижу в подвале, запертый, а кругом полно банок с этикетками от лекарств. На самом деле в некоторых были наркотики, но я не мог отличить героин от аспирина. За спиной у меня стоял шкаф с документами. Если бы я сумел в них разобраться, то на Прохора в тот же час можно было надевать наручники. Но это были не документы с надписью «Совершенно секретно», как в кино, а какие-то бухгалтерские квитанции. Там цифры как цифры, на них не написано: «Эти деньги — преступные». Я в этих цифрах не смыслю ни уха ни рыла.

— Взрослые тоже не все знают, — вставил Аксакал.

Митек плеснул на него водой: «Не перебивай!»

— И вот после этого я стал вспоминать все свои дела. Как я их раскрывал? Залез туда, куда взрослый не залезет, подслушал разговор, или нашел пистолет, или спрятался в кузове и преступники сами привезли меня, куда надо. Хорошо это? Да нет, потому что не навсегда. Я уже не смогу, как в прошлом году, спрятаться в сундуке фокусника. Я в нем просто не помещусь! А пистолет я когда-то нашел случайно, потому что от меня убежал кролик. Но мне сейчас неинтересно играть с кроликом. Я подарил его одному второкласснику, то есть уже третьекласснику. Что там еще?

— Залез в кузов, — напомнил Аксакал.

— Тогда всем ребятам это казалось подвигом, а всем взрослым операм — глупостью. Взрослый опер не полезет в кузов, а приладит к машине радиомаячок и поедет за ней в километре. Он лишний раз не подставит голову. Для него это работа. А такой работы — совершать подвиги — нет и быть не должно. Моя мама пятнадцать лет в контрразведке и стреляла за все время раз пять-шесть, и то чаще всего в воздух. Ее ни разу не захватывали в заложники, а я попадаюсь сплошь да рядом. Она, думаю, совершала подвиги, но любит говорить, что если приходится совершать подвиг, значит, операция плохо продумана. Если бы она делала, как я, то ее давно бы не было в живых.

— Понятно, — сказал Аксакал. — У нас это называется воинская выучка.

— Вот именно, выучка! — обрадовался точному слову Блинков-младший. — У вас же в отряде не пошлют охранять границу не то что необученного бойца, но даже необученную собаку. А я лез во взрослые дела и кое-как справлялся, прочитав учебник криминалистики. Я не жалею, нет. Если можешь помочь человеку и не поможешь, то это просто подлость. А я помогал и родным, и друзьям, и просто хорошим людям. И себе, когда меня обвинили в преступлении. О чем тут жалеть? Я все делал, как мог. Но мог плохо. Короче, я перестаю искать приключений и начинаю учиться. У меня нет родителей-миллионеров, чтобы поступить в институт за деньги. К тому же я хочу в Академию контрразведки, а туда вообще за деньги не принимают, только за знания. Пять человек на место, отличники и то не все поступают. А у меня одни четверки за год.

Аксакал подумал о своих двойках и промолчал.

— Это все, — закончил Блинков-младший. — Конец моему последнему делу. Больше никаких расследований, пока не поступлю в Академию!

— Не зарекайся, — сказал Аксакал.