Последнее дело «ВАЛЕТОВ»

Глава 15. НОВЫЙ СЛЕД

Лавровский и Малинин прогуливались вдоль фигурной металлической решётки, отделяющей партер от бегового круга. Обсуждали события вчерашнего дня. Сергей рассказал о своём визите в сыскное. Алексей, в лицах, передал разговор с Карасёвым, напрочь развеявший возникшие было надежды на скорое завершение дела о мнимых детях Непобедимого-Молодца.

… — Робашевского в оборот надо брать, Аристарх Матвеевич.

— Ну и, что, Лёша, мы ему в вину поставим?

— Фальшивые аттестаты. Где он их взял?

— Где, где… На улице нашёл, когда околоток обходил.

— Михай-цыган у него на квартире прячется.

— Экое преступление! Приютил на несколько дней приятеля без прописки.

— Не просто приятеля — скрывающегося мошенника. Михай недозволенной игрой занимается, деньги, поставленные на Полкана, присвоил… Да его сейчас десятка два игроков ищут.

— Про обвинение в недозволенной игре забудь — его ни кто за руку не поймал. Жалобы о присвоении чужих денег в полицию не поступали. Потерпевших нет, а значит, не было и никакого преступления.

— А продажа жеребца герцогу Лейхтенбергскому?

— Так он не продавал, а только покупателя с продавцом свёл. Хотел, скажет, герцогу услужить и деньжат заработать. А его, бедолагу, самого вокруг пальца обвели. Цыган, ведь, даже комиссионные вернуть согласен… Гехта надо искать.

— Так и он, как Михай выкрутится — такой же посредник.

— Как бы ни так! У него неправильная опись меншиковского завода была. Он её подельнику, при свидетеле, передал, чтобы покупателя дурить. Тем более у нас письменные показания Евсеева имеются. Он от своих слов не откажется?

— Пусть только попробует!

— Это хорошо.

— А со "Щебневым" что делать?

— Ловить. Он нам в первую очередь и нужен. Только, ежели верно угадал приятель твой насчёт "червонных валетов", дело это не простое…

Разговаривая, репортёр и помощник присяжного поверенного не упускали из вида происходящее на беговых дорожках. Алексей, время от времени, делал пометки в записной книжке, секундомер держал наготове. Он пытался вычислить основных претендентов на призы Главного управления государственного коннозаводства и Московского бегового общества в отсутствии мазуринских Арфы, Удачной и Шипки.

С кобылами старшего возраста сомнений не возникало. Серая Зима выгодно выделялась среди всей компании. В прошлом году она легко выиграла долгоруковский приз. Хорошо показала себя на зимних бегах. Удачно начала и нынешний летний сезон — с двух побед. Среди пятилеток, несомненно "фаворитом" была вороная Отвага с конюшни Молостова. А вот четырёхлетки подобрались ровные — трудно было отдать предпочтение одной из пяти лошадей.

— А вот эта мне нравится, — сказал Сергей. — Что-то я её раньше не видел.

По средней дорожке размашкой — крупной свободной рысью, шла очень изящная гнедая кобыла.

— Чаруса, собственного завода князя Вяземского. Её недели две назад на бега привели, — пояснил товарищу Алексей. — Мелковата, на мой взгляд, но резвая. Матвей Кучинин говорил, что ему такие четырёхлетки давно не встречались.

Возле призового столба наездник потянул вожжи на себя, потом немного ослабил их, и Чаруса сразу пошла полной рысью. Алексей щелкнул секундомером.

— Как идёт! — восхищался Малинин. — Лёша, ты посмотри, как идёт! Просто летит… Эх, заскакала…

Выходя из левого поворота Чаруса, перешла на галоп. Сделала один скачок, второй, третий… Только после девятого наезднику удалось поставить её на рысь.

— Матвей сам виноват. Лошадь бежит в полную силу, а он её всё посылает и посылает, — проворчал Лавровский, — А Чаруса кобыла классная! Но мазуринская Шипка всё равно лучше.

— Мазуринская, — задумчиво повторил Малинин. — Мазуринская… А ты не допускаешь, что неожиданная продажа мазуринских кобыл это ещё одна проделка мошенников, которых мы ищём?

— По-моему, мой друг, ты чересчур увлёкся — все аферы, случившиеся в Москве за последние месяцы готов записать на счёт "последнего из валетов", — не согласился с ним Лавровский.

— Увлёкся? Ничего подобного. Вчера я внимательно перечитал судебные отчёты, которые печатались в газетах. Одним из 49 обвиняемых по делу о "Клубе червонных валетов" был Алексей Сергеевич Мазурин. Чистым из этой истории он вышел чудом…

… Алексей Мазурин обвинялся в том, что вместе со Шпейером и ещё двумя "валетами" вовлёк в кутежи и разгул молодого купца Клавдия Еремеева. Когда тот допился до чёртиков (он действительно заболел «белой горячкой»), его в очередной раз заставили подписать векселя. Долговые обязательства были выданы на имя Мазурина. Не последнюю роль сыграл Алексей Сергеевич и в обмане конеторговца Николая Попова, в результате чего мошенники получили восемь превосходных рысаков.

На предварительном следствии Мазурин путался, давал противоречивые показания. Вначале заявил, что никаких векселей не получал. Потом признался — получил, не ведая о невменяемом состоянии Еремеева. А вскоре опять начал отрицать факт получения… А Попова, по его словам, он обманывать не желал и действовал "не в расчёте на барыш, а исключительно из чувства личной приязни к нему".

Еремеевские векселя и подписанное Мазуриным поручительство о платёжеспособности покупателя поповских лошадей судебному следователю и сыщикам найти не удалось. Это ловко использовал в своей речи Фёдор Никифорович Плевако, защищавший Мазурина в суде. Адвокат сумел убедить присяжных заседателей, что его подзащитный молодой и житейски неопытный человек виноват только в одном — в чрезмерной доверчивости. Но за неразборчивость в знакомствах, говорил Плевако, Алексей Мазурин и так уже достаточно наказан — длительным пребыванием под следствием и судом, ожиданием возможного сурового приговора. Присяжные заседатели вынесли вердикт — невиновен…

— А теперь представь, что векселя и поручительство у Шпейера, — рассуждал Малинин. — Вернулся он с этими бумагами в Москву и предложил Мазурину — или тот помогает ему за бесценок заполучить Арфу, Удачную и Шипку, или…

— Шантаж? Похоже, мой друг, ты прав. Ни чем иным не возможно объяснить странное поведение Мазурина, подтвердившего подлинность весьма сомнительной "запродажной". Надо нам для начала к Ситникову повнимательнее присмотреться. Пожалуй, этим сегодня и займёмся.

— Но мы собирались сегодня в Люблино, Гехта искать.

— Аристарх Матвеевич опасается, что вспугнём мы немца. Просил повременить. Он какого-то своего приятеля из губернского врачебного управления туда с нами послать хочет.

— Ловко придумано! — восхитился Малинин. — Кто посмеет отказать чиновнику, пришедшему проверять состояние отхожих мест и выгребных ям?! Все дачи осмотреть можно, ни кто и не заподозрит. Ох, и хитёр Карасёв. Нам у него ещё учиться и учиться.

— А вот насчёт Баяновского он ошибся. Крепко расстроится старик, когда узнает у кого зелёная книга… Смотри Размах поехал.

— Красавец!

Девятилетний жеребец Размах, в самом деле, отличался изумительной красотой — серебристо-белый, с длинным хвостом и пышной гривой. Он был прекрасно выдержан — ни фунта лишнего веса. Старые беговые охотники говорили, что он обладает всеми качествами необходимыми для настоящего призового рысака — силой, резвостью и охотой к езде.

Размах прославил мало кому известный до него конный завод саратовского помещика князя Еникеева и своего наездника молодого Гавриила Егорова. На его счету были победы в самых престижных призах — Главного управления государственного коннозаводства, Большом Московском и Большом Императорском. В прошлом году Размах первым среди русских рысаков "разменял" пять минут — прошёл дистанцию в три версты резвее пяти минут.

— Какой приём! С места и сразу на полную рысь… Как вожжей слушается — на малейший посыл отвечает… Нет, Лёша, ты не прав. Полкану до него далеко. Лучше Размаха на московских бегах сейчас никого нет.

Лавровский не разделял восторгов Малинина:

— Жеребец хорош, что и говорить. Только замучили его — каждое воскресенье бежит. Ему бы перед призом роздых дать, а Гаврила опять в резвую пустил. Зачем спрашивается?

— Как это зачем? — возмутился Малинин. — Недавно я читал один спортивный журнал…

— Американский?

— Наш! Так вот, будет тебе известно, такой уважаемый человек как…

На чьё авторитетное мнение хотел сослаться Сергей, узнать Алексею не удалось.

— Здгавствуйте, господа. Стгашно гад вас видеть.

Обернувшись, они увидели корреспондента нескольких парижских газет и журналов Анри Лансиньяка.

Француз, как всегда был бодр и весел. Хотя по свежему запаху хорошего шампанского и слегка затуманенному взгляду, чувствовалось, на бега он приехал прямо из ночного ресторана.

— Нет ничего лучше после бессонной ночи, как подышать утгенней пгохладой и полюбоваться гысаками, — сказал Лансиньяк.

— Не знал Анри, что вы такой большой любитель лошадей, — удивился Лавровский. — На выставке вы всё время в промышленном отделе.

— О, это служба, — улыбнулся француз. — Наши газеты интегесуют гусские железные догоги, лес, уголь… А моя стгасть гысаки.

Когда мимо них промчался вороной Наветчик, который наряду с Полканом и Размахом считался одним из основных претендентов на победу в императорском призе в следующее воскресенье, Лансиньяк пришёл в полный восторг:

— Этому жегебцу нет гавных! Не задумаваясь купил бы его! Но не пгодают, чёгт побеги!

Хвастовство француза вызвало у Малинина невольную усмешку — богатых репортёров он отродясь не встречал. Заметив это, Лансиньяк пояснил:

— Не для себя.

Из его рассказа Лавровский и Малинин узнали, что отправляясь в Москву он, получил редкую возможность совместить полезное с приятным. Несколько французских коннозаводчиков, в том числе граф де Круа, поручили ему покупку лошадей, выделив для этого очень крупную сумму. Коннеторговец из газетчика оказался плохой. До сих пор ни одного классного рысака ему приобрести не удалось. Мало того, недавно чуть не стал жертвой обмана. Ему предложили купить… младшего брата Красивого-Молодца.

— Но меня нелегко об… как это по-гусски…

— Облапошить, — подсказал Алексей.

— Нет, Объе…

— Объегорить.

— Да, объегогить! Меня нелегко объегогить. Я посоветовался с господином Сахновским. Он пгедостегёг меня от необдуманной покупки.

— Поосторожнее надо с нашими барышниками, — посоветовал Малинин. И будто так, к слову, поинтересовался. — Цыган, наверное, жеребца сватал?

— Цыган? — изумился Лансиньяк. — Что вы! Это уважаемый человек, котогый по долгу своей службы сам обязан… Впгочем, бог с ним… Но я так гассегдился, что не стал покупать его собственную кобылу. Жалко, такая кгасавица, и так поэтично зовут — Лебёдка… Но извините, стгашно тогоплюсь.

Глядя вслед французу, Малинин тяжело вздохнул. Круг подозреваемых расширился. Кобыла по имени Лебёдка была на московских бегах в настоящее время только одна. Принадлежала она судебному следователю Владимиру Фёдоровичу Кейзеру.

К ним подошёл служитель бегового общества:

— Вас просят в беседку-с.