Репортёра, как и волка, ноги кормят. Ох, не случайно возникла такая пословица! Много пришлось побегать Лавровскому в этот день.
Он несколько раз обошёл галерею VI-й группы. Пообщался с ювелирами и их приказчиками. От одного из обворованных экспонентов, Хаджаяна узнал, что за день до кражи приметил тот очень подозрительного посетителя, по виду из провинциальных купцов:
— Со мной говорит, то портсигар ему покажи поближе, то цепочку, а сам глазами по сторонам зырк-зырк. Как вор на базаре!
— Представился?
— Даже карточку свой дал. Её потом у меня полиция забрала.
— Фамилию не запомнили, часом?
— Нет, дорогой. Трудный очень ваш русский фамилия. Помню из Самары он.
Выяснил Алексей и причину по которой похитители не тронули самые дорогие экспонаты из витрин лучших московских и петербургских купцов.
— А мы всё самое дорогое после закрытия в несгораемый шкаф убираем. Он у нас не хуже чем в банке Ротшильда, — объяснил приказчик Фаберже. — Болин и Чичилев то же самое делают.
Весьма любопытное предположение почерпнул Алексей из случайно услышанного разговора двух юных посетителей выставки — гимназистов, судя по всему больших любителей книжек о сыщиках.
— Предполагаю, что преступник проник через крышу. Тем более, накануне шёл её ремонт, — важно изрёк один из них.
— Вздор! — оборвал его приятель. — Просто напросто перед закрытием он спрятался у «Пушкина».
Лавровский ещё раз обошёл галерею и у самого выхода в наружный сквер увидел «Пушкина». Огромный бронзовый бюст поэта украшал беломраморный камин выставленный на стенде «Чугунолитейного и механического завода Ф.К. Сан-Галле». Осмотрев камин, репортёр пришёл к выводу — взрослый человек вряд ли сможет в нём спрятаться, а вот подросток…
Николай Иванович Пастухов репортажем с выставки остался доволен.
— В набор. Поставить на первую полосу, — распорядился он. И тут же дал новое задание. — Лети-ка ты, голубь сизокрылый, на Николаевский вокзал. У них, говорят, сегодня все поезда часа на два запаздывают. Разведай, почему.
Полетел. На вокзале выяснилось, что Пастухова ввели в заблуждение — поезда прибывали и отправлялись строго по расписанию. Хотел было уже возвращаться домой, но тут увидел дым со стороны Сокольников. Взяв извозчика, благо деньги имелись, помчался на пожар.
Горели сараи на Ивановской улице, недалеко от ресторана «Золотой якорь». Пожар так себе — строчек на двадцать, не больше. Зато встретил давнего знакомого — пристава 4-го участка Мещанской части. Алексей посетовал ему, что зря ехал к чёрту на кулички.
— Вот и не зря, — успокоил полицейский. — Два часа назад в Сокольнической роще найден убитый извозчик. Свидетелей нет, но и без них ясно — это шалит шпана, которая каждое лето из трущоб к нам «на дачу» перебирается. Судите сами — забрали деньги, сапоги, барахло разное. Даже ведро. А пролётку и лошадь оставили… Ладно, я этой рвани покажу кузькину мать! Завтра под утро устрою облаву — всех тёпленькими возьмём. Только об облаве, пока, не пишите.
— Само собой, — заверил Алексей. — Извозчика зарезали?
— Нет. Голову гирькой размозжили. Запишите его номер и фамилию, в этом секрета нет.
— Диктуйте.
— Номер 1639. А зовут. звали Ждановым Касьяном Ивановичем.
— Твою мать! — вырвалось у Алексея.
— Что случилось? — удивлённо спросил пристав.
— Да карандаш сломался.
Пастухов похвалил Лавровского за небольшие заметки о пожаре и убийстве:
— Молодец! Нам, как раз, в этом номере, уголовной хроники не хватало… А теперь слетай-ка в цирк — Саламанский обещал дать объявление.
Слетал. Снова вернулся в редукцию. Новых заданий у Пастухова для него, слава богу, не нашлось. Сел писать для Лансиньяка всё, что удалось узнать о краже на выставке.
В общем в «Черныши» Лавровский вернулся поздним вечером.
— А у вас гость, — сказал швейцар. — Господин Малинин. Только он сейчас не в вашем номере, а у Аристарха Матвеевича.
Карасёв и Малинин пили чай. На столе лежали варёная генераловская колбаса, сыр, калачи.
— Присаживайся, Алёша, — предложил Карасёв. — Перекуси, чем бог послал. За день, небось, и поесть было некогда?
— Угу, — уже с набитым ртом ответил Алексей.
— Рассказал мне Сергей Сергеевич про то, что Пашка Баяновский ту зелёную книгу взял. Не верилось мне, что он. — Карасёв вздохнул. — Послал я за ним нарочного. Вот придёт, все вместе с ним и потолкуем.
— Придёт? — усомнился Малинин. — Поздно уже.
— Придёт, — голос старого полицейского стал жёстким. — Когда я зову — все приходят. Сергей Сергеевич, пока Лёша ест, повторите-ка вы ещё разок обо всём, что разведали.
Малинин рассказал о том, что «Щебнев» подозревается в краже на выставке и Муравьёв подключил к его розыску всю московскую полицию, о своём архивном поиске…
— Муравьёв считает, что это действительно, «валеты», — глаза Малинина азартно заблестели. — Да, чуть не забыл — полковник велел организовать плотное наружное наблюдение за извозчиком Ждановым. Думаю не сегодня, так завтра мы.
— Убили сегодня Жданова.
— Как. как убили?
— Как, как. Гирькой по голове. Вот тебе и вся помощь от твоего Муравьёва.
Слушая рассказ Алексея о Щёголе, взявшем всю власть на Грачёвке, о Борисовском-младшем и малолетней девице, о разговоре с Лансиньяком, об убийстве в Сокольниках Карасёв мрачнел всё больше и больше.
— Да уж, крутая каша заварилась, — задумчиво произнёс он. — Не знаю как и расхлёбывать станем. А насчёт Кости Муравьёва ты, Лёша, не прав. В сыскном у него, чего скрывать, всякой сволоты много. Но сам он мужик порядочный — не продажный.
В дверь постучали.
— Дядя Аристарх! Можно к вам?
— Пашка, шёпотом сказал Карасёв и указал пальцем на дверь ведущую в другую комнату. — Спрячьтесь, не время, потом позову.
Через неплотно прикрытую дверь было слышно каждое слово.
— Здравствуй Паша. Что-то долго тебя ждать пришлось?
— На убийство выезжал дядя Аристарх.
— Что поделаешь, такая уж у нас с тобой служба — хлопот много, жалования мало. Хватает на жизнь-то?
— Пока хватает. А вот как свою семью заведу, будет негусто.
— Неужто дружки твои плохо платят?
— Какие ещё дружки?
— Да те, что рысаками приторговывают.
— Вы, что-то путаете, дядя Аристарх. Я с барышниками дел не имею. Да и в лошадях не разбираюсь.
— А книгу для чего тогда взял во время обыска у «жучка» Евсеева?
— Какую… какую книгу?
— Зелёную с золотом. Опись меншиковского завода. Молчишь? Входите, ребята.
Они вошли. Алексей посмотрел на Павла Баяновского и сразу понял — не тот. Полицейский офицер, который по словам Гоши Ростовцева подсел к нему и Михаю-цыгану в трактире «Молдавия» и рассказал о немыслимой резвости родного брата Красивого-Молодца, был с аршинными усищами и бакенбардами, но без бороды. А у этого борода, как у нынешнего императора. Такую, за пару недель, не отрастишь.
— Позвольте полюбопытствовать, давно бороду носите? — на всякий случай, спросил Лавровский.
— Да с год уже, — растерянно ответил полицейский.
— Аристарх Матвеевич, это не он, — категорично заявил Алексей. — Тот который связан с «хороводом» безбородый.
— Тот, не тот… Ничего не понимаю, — рявкнул Карасёв. — Выходит Сашка Соколов врёт, что Пашка книгу взял?! Не верю! Соколов напраслину возводить не станет.
Баяновский побагровел, как рак:
— Книгу взял я.
— Зачем она вам, если вы не лошадник? — удивился Малинин.
— Хотел полицмейстеру Огарёву на день ангела подарить.
— Эх, дурья твоя башка. Учу, учу тебя, а всё без толку, — вздохнул Карасёв. — Этой книжке красная цена пара целковых, а как вещественное доказательство она дорого стоит. Ладно, завтра, на свежую голову покумекаю, как её к делу приобщить.
По голосу и виду Аристарха Матвеевича чувствовалось — он доволен тем, что Пашка Баяновский, которого он с пелёнок знает, с мошенниками не связан. Присвоение важного вещественного доказательства проступок, конечно, то же серьёзный, но святых в полиции нет.
— Переволновался я, что-то, — сказал он. — Сразу и не засну. Надо рюмочку опрокинуть. Составьте-ка молодые люди старику компанию. Коньячок у меня хороший найдётся
Под коньячок с лимончиком завязалась беседа неспешная. Но Алексей в любой обстановке не забывал о том, что он репортёр и следовательно обязан знать обо всех происшествиях в городе.
— Вы говорили, что выезжали на убийство? — спросил он Баяновского.
— Да. Возле «Молдавии» человека застрелили.
— Застрелили? — изумился Лавровский. Случалось в Москве резали, душили, травили ядом. Могли и гирькой по голове угостить, а вот стреляли крайне редко. — Кого, если не секрет?
— Да какие тут секреты, если репортёры со всех газет сбежались. Погибший был личностью довольно известной
— бывший ресторанный певец Михай Фэгэраш.
Лавровский взглянул на настенные часы. Около двух ночи. Сегодняшний номер «Московского листка» начнут печатать самое позднее через полчаса. Не успею, подумал он, да и другое сейчас важнее — выяснить все подробности.
— Ещё один! Не иначе этот Шпе..- воскликнул было Малинин, но осёкся, увидев, как Карасёв приложил палец к губам.
А Аристарх Матвеевич налил всем ещё по рюмке:
— Помянем раба божьего Михая. Пусть земля ему будет пухом.
Выпил и сокрушённо покачал головой:
— Жалко. Эх, душевно он пел. Зачем с «валетами» связался?
— С какими ещё «валетами»? — удивился Баяновский.
— Уверен, его убил кто-то из обманутых игроков. Ведь в прошлое воскресенье.
— Многого ты, Паша, пока не знаешь. Тут дело намного серьёзнее. Мы им по поручению самого Владимира Андреевича Долгорукова занимаемся. Выкладывай-ка, как всё случилось.
Михай сидел в «Молдавии» весь вечер. Был очень весёлый. Знакомым объяснял, что сумел достать денег и завтра расплатится со всеми, кто поставил у него на Полкана. Ушёл часов в десять. Трактирная прислуга, привлечённая звуками выстрелов, высыпала на улицу и увидела лежащего на земле цыгана и уносящийся прочь экипаж.
— На извозчике убийца уехал? — спросил Карасёв.
— Не рассмотрел ни кто. Стемнело уже. Да и дождь, как раз, начался.
— Из сыскного приезжали? — продолжал расспросы старый полицейский.
— Двое сыщиков — Соколов и Рабинович. Потом сам Муравьёв подъехал.
— Ну и как он?
— Сказал, что нам с приставом, после убийства Митьки Кумакина, доверять ничего серьёзного нельзя, поэтому дело вести будет сыскное. Распорядился отправить труп в морг при Тверской части.
Пообещав незамедлительно сообщать обо всех новостях. Баяновский ушёл.
— Что делать будем, Аристарх Матвеевич? — растерянно спросил Лавровский. — Ведь одна за другой ниточки рвутся.
— Да, ребята. Ловкий нам с вами супротивник достался. Но ничего, бог не выдаст, а свинью мы и сами съедим. Люблю я, понимаешь, жареную свинину, да под холодную водочку…
И без всякого перехода стал отдавать распоряжения:
— Сергей Сергеевич, поезжайте с самого утра в сыскное. Чует моё сердце, есть там у Шпейера свой человек. А ты Лёша, в Люблино. Напарника я тебе нашёл надёжного, перед ним все двери открыты. За вами Семён Гирин заедет — я его попросил. А теперь спать идите!
На пороге Алексей остановился:
— Аристарх Матвеевич, засомневался я, что Поль это имя. А вдруг фамилия?
— Ты о младшем Поле? Чиновника особых поручений при обер-полицмейстере, следовало бы тебе в лицо знать. Он, как и Пашка, бороду носит.
Алексей смутился:
— Да откуда мне знать? Он всего недели две из Петербурга переведён. Мне Пастухов сегодня об этом сказал.
— А хоть бы только два дня! На то ты и репортёр газетный! И вот ещё, насчёт следователя Кейзера. Французу твоему, вроде бы, врать незачем… А всё равно, не верится. Ладно, утро вечера мудренее.