В первом часу ночи, в кромешной тьме, Лавровский и Малинин шли по Цветному бульвару. В целях экономии фонари не горели. Городская дума запретила освещать улицы в календарные дни полнолуния. Сегодня по календарю был как раз такой день, вернее ночь. И не важно, что всё небо затянули густые чёрные тучи, зажигать не положено.
— Ты почему задержался? — спросил Малинин. — Я уже беспокоиться начал.
— Во 2-й участок заскочил. Пристав вчера обещал выяснить адрес сдобной вдовушки Феоны Ивановны.
— Выяснил?
— Нет. Не проживает на Грачёвке вдова титулярного советника. Два капитанши имеются, майорша, даже полковница. А вот титулярной советницы нет!
— Лёша, нам и полковница сгодится.
— Я, конечно, не столь откровенно как ты, приставу это и заявил. В общем, Зинка — полковница живёт в доме Арбузова.
— А пивная её где?
— Сергей, неужели ты полагаешь, что пристав станет докладывать репортёру, где на его участке находятся незаконно открытые пивные? Но думаю, заведение её рядом с квартирой… А это что за грохот?
От Самотёки к Трубной площади тащился ассенизационный обоз — десяток телег, каждая из которых была запряжена парой старых, облезлых кляч. Бочки ещё были пустые, поэтому подпрыгивая на мостовой гремели и дребезжали на всю округу.
Возница первой телеги, могучий, косая сажень в плечах, старик с окладистой сивой бородой, вальяжно устроился в верёвочном сиденье между бочкой и лошадьми. Поравнявшись с Алексеем, он пророкотал густым басом:
— Слышь, мил человек, мы в этих краях впервой. Подскажи, где тут Безымянный переулок?
— Повернёшь сейчас направо в Малый Сергиевский. Потом налево. Это и будет Безымянный.
— Дай бог тебе здоровья! Но, родимая, пошла!
«Золотари», так называли в Москве ассенизаторов, свернули на Грачёвку.
Весь день стояла жара. А сейчас, вдруг, начал накрапывать мелкий, почти осенний, дождик. Стало прохладно.
— Застегни сюртук, — посоветовал Алексей приятелю. — Прохладно.
— Нет. У меня револьвер сзади, за поясом. А ты свой кастет не забыл?
— Обижаешь, мой друг, обижаешь. А вот и Малый Колосов. Споём, как Матвеечу обещали?
— Давай, — согласился Сергей и прокашлявшись затянул:
Есть в столице Москве
Очень шумный квартал -
Он Козихой Большой называется.
От зари до зари, лишь зажгут фонари,
Вереницей студенты шатаются.
Они горькую пьют, они песни поют,
И ещё кое-чем занимаются!
Но Алексей его не поддержал:
— Да ты, что Сергей? Эдак от нас с тобой все шарахаться будут. Что со студентов взять? Денег у них отродясь не водилось, а мордобитием заняться завсегда рады. Мы с тобой, мой друг не пьяные студенты, а люди солидные. Правда, загулявшие малость. Ты купец, из самого Парижу недавно вернулся. Вон стрижка-то у тебя самое модьё — «а ля капуль». Ну а я приказчик твой доверенный. Посидели, понимаешь в «Эрмитаже», выпили само собой. И взыграла удаль молодецкая — женского полу нам надобно… Песня нам, вот какая подойдёт:
Бывало, задавал обеды,
Шампанское лилось рекой.
Теперь же корки хлеба нету,
На шкалик нету, братец мой!
— А вот это ты Лексей врёшь! И на шкалик у нас есть, и на ведро! — пьяно, засмеялся Малинин и подхватил песню:
Бывало, захожу я к «Яру»
Швейцар бежит ко мне стрелой.
Теперь же гонят все по шее
На шкалик дай мне братец мой.
Оказалось, что в Малом Колосовом переулке совсем не так темно, как на бульваре. С двух сторон тянулись ряды домов и домишек с красными фонарями и ярко освященными окнами. Двери некоторых из них были открыты настежь и оттуда доносились весёлые звуки роялей и скрипок, гитар и гармоник.
Молодая пухлая блондинка, стоявшая у одной из дверей, послала им воздушный поцелуй и призывно поманила рукой.
— Нам не туда, — тихо сказал Алексей напарнику. — Интересная для нас с тобой публика по официальным борделям не сидит. У них притоны в глухих дворах.
Он сделал жест в сторону ближайшей арки, ведущий во двор. Оттуда сразу же шагнула им на встречу ярко одетая стройная брюнетка.
— Мужчины, угостите папироской.
— Это мы с превеликим нашим удовольствием, мамзель, — Алексей достал массивный серебряный портсигар. Его в прошлом году подарил Лавровскому управляющий призовой конюшней и конным заводом Малютина, за то, что нашел Алексей среди их конюхов иуду, связавшегося с мошенниками. Вещь красивая и дорогая, но жутко неудобная. Обычно Лавровский им не пользовался. Но ради сегодняшнего случая взял с собой. И самых дорогих папирос купил.
Брюнетка оценила и портсигар Алексея, и папиросы, и костюм его спутника.
— Пойдёмте ко мне, — предложила она. — Я не из дома терпимости, от себя работаю. У меня уютно. Есть даже шампанское.
— Я бы с превеликим удовольствием, — облизнулся Алексей. — Да вот хозяин… Приспичило, вишь ему, пива холодного испить.
— Да, хочу пива «Трёхгорного», — заплетающимся языком, подтвердил Малинин.
— Будет тебе и пиво хорошее, красавчик, — пообещала брюнетка.
— А вот это ты, врешь! — погрозил ей пальцем Малинин. — На всей Грачёвке хорошее пиво только у пол… полковницы…
— Замучил он меня совсем этой полковницей, — вздохнул Алексей и протянул женщине рублёвую бумажку. — Подскажи, где её пивная? Свожу своего «облома» туда, да и завалимся к тебе до утра.
Женщина была ошарашена такой невиданной щедростью:
— Пивная её в арбузовском доме. Во флигеле, в полуподвале. Во вторую арку свернёшь. Только. вот.ну.
— Что только?
— Не ходил бы ты туда.
— А что так? Али пиво плохое?
— Хорошее, когда в стаканах подают.
— Машка! Ты куды делась-то? — позвал из темноты женский голос. — К нам кавалеры пожаловали.
Позади послышались шаги и мужские голоса. Ваня с Сашкой, узнал Алексей.
— Что же ты раззява, где живешь не помнишь! — бранился Соболев.
— Дык я, барин, только сяводня к сеструхе из дяревни приехал, — оправдывался Соколов, изображая молодого деревенского парня, впервые попавшего в большой город. — А они брюхатая. Бяги, говорит, за дохтуром, рожать буду… А вон он ейный дом!
— Ну, слава богу.
— Не, кажись другой. Или вон этот?
— Деревня сиволапая. Совсем загонял ты меня. Постой, передохну малость.
Молодцы, одобрил мысленно Лавровский, догадались приотстать.
Доходный дом купца Арбузова стоял посередине Малого Колосова переулка. Это было длинное деревянное строение в два этажа, грязное и облупленное, даже, по сравнению, с соседними не блиставшими чистотой и красотой домами. Вот и нужная арка, которой более подходило название «подворотня».
— Споём? — предложил Сергей.
— Само собой. Правда больше двух куплетов я не запомнил. Да не беда, сейчас сочиню чего-нибудь, — сказал Алексей, залихватски присвистнул и затянул:
Бывало на бега приеду
«Жучки» летят ко мне толпой.
Теперь же даже не заметят,
Купи мне шкалик, братец мой!
Обернувшись, он увидел золотарей выезжающих из Безымянного переулка в Малый Колосов.
Они оказались в глухом, тёмном дворе. Свет из занавешенных или немыслимо грязных окон почти не проникал в него. Из темноты доносились то пьяный смех, то ругань, то женский визг. Около нескольких входов стояли полуодетые женщины. До пухлой блондинке из борделя или Машки «работающей от себя» этим было как ассенизаторским клячам до призовых рысаков.
Пересекли двор, подошли к входу в подвал.
— Пива, Лексей! Желаю холодного пива, — с пьяной настойчивостью требовал Малинин.
— Да, где его здесь взять-то, ваше степенство? — оправдывался Лавровский. — И спросить про пивную не у кого.
В этот самый момент к ним подошла высокая, полная женщина:
— Зайдите к нам господа! У нас весело!
— А пиво есть? — спросил Малинин.
— У нас всё есть — и водочка, и пиво, и девочки. Хотите меня? Или молоденькую?
— Врёшь! — Малинин, как давеча Машке, погрозил ей пальцем. — На всей Грачёвке хорошее пиво только у Зинки-полковницы.
— Так Зинаида моя родная сестра, — заявила женщина, и цепко ухватив Сергея за рукав, потащила вниз по лестнице.
Алексей, нащупал в кармане кастет и пошёл следом. Нашли, радостно думал он, похоже, нашли.