Персефона
В этот день Персефона впервые пожалела, что у неё всего одна пара глаз, а не сто штук, как у Аргуса. Или сто пар, она не помнила точно.
Пожалуй, ей бы пригодились и даже сто пар, потому, что посмотреть было на что. Дворец Посейдона очень походил на Олимп, адаптированный к подводным реалиям: беломраморные портики, короткие галереи, уютные покои, увитые разноцветными водорослями и украшенные морскими цветами, и даже двенадцать тронов в одном из залов для Посейдона, Амфитриты и их советников, морских старцев.
Свет с поверхности почти не достигал океанского дна, поэтому дворец Посейдона был расписан мягко мерцающими красками (в основном белой, под мрамор Олимпа) и украшен всевозможными светящимися морскими звёздами и раковинами, отчего под водой было светло как ясным погожим днем. Гуляя по этому великолепию, Персефона ощущала навязчивое желание сделать ремонт в собственном дворце цвета, как заявил тогда Аид, «взбесившейся божьей коровки».
Кроме красот Морского царства, внимания подземной царицы требовали его жители. Не бестолковые нереиды и океаниды, а мудрые морские старцы, морские титаны и их дети. Персефона старалась поговорить с каждым встречным — спросить как у них дела, узнать про новости подводного мира — чем изрядно всех озадачивала. Внимание мрачной, неуживчивой подземной Владычицы явно нервировало морских, и царица никак не могла уяснить, или с их царством что-то не так, или её элементарно боятся.
Как оказалось, ей вовсе не требовалось два часа бродить по морской столице и пугать своей вежливостью морских старцев. Всё самое интересное было во дворце: а именно, пьяный в сандалию Посейдон (это же сколько он выпил?) и нервно-заплаканная Амфитрита. Оба Владыки не шли на контакт, а объяснять, в чём причина, отказывались.
Ну как, отказывались…
Посейдон при виде неё демонстративно заперся в покоях, бурча что-то про олимпийских баб, а Амфитрита нацепила самую вежливую улыбку (не иначе, подсмотрела у Геры, у дочерей Океана отродясь не водилось таких фальшивых оскалов) и потащила поить нектаром, старательно выспрашивая по пути, с какой это целью её так внезапно к ним занесло. На прямой вопрос, что творится с Посейдоном и почему сама она выглядит так, будто словно рыдала неделю без перерыва, богиня старательно наврала, что у них временная размолвка — супруг изменил ей со смертной.
Изменил? Амфитрите? Со смертной? Персефона с трудом сдержала смех.
— А можно подробнее?.. — спросила она, пристально глядя в прекрасные бирюзовые глаза Морской Владычицы в обрамлении припухших век. — Знаешь, сестра, я не так уж часто выбираюсь из Подземного мира и не знаю — совсем, понимаешь, не знаю — как там у вас проходят взаимоотношения с Посейдоном.
Амфитрита шмыгнула носом и отвела в гостевые покои — чудесный грот, отделанный светло-зелёным мрамором, увитый разноцветными водорослями и декорированный изящными колоннами.
В покоях она торопливо отослала служанку, накрывавшую на стол (столом служил большой розовый камень с плоским верхом), поправила жемчужное ожерелье на лилейной шейке и начала рассказывать какую-то слезливую историю про смертную, с которой возлег Посейдон и которую она, Амфитрита, из ревности превратила в чудовище, отчего Посейдон разозлился и подверг её наказанию.
История была богата на детали и отдавала Герой. Поверить в неё мог либо идиот, либо тот, кто ни разу не сталкивался с Морскими Владыками и знал их исключительно по рассказам аэдов — которые, в большинстве своём, не обладали способностью дышать под водой.
Потому, что Амфитрита совершенно не походила на Геру. Во-первых, она не умела ревновать, и если когда-нибудь и преследовала любовниц своего мужа, то исключительно для того, чтобы выведать у них какие-нибудь интересные техники («научи меня позе «дерущийся дракон»). Во-вторых, она и сама была не против побегать по нимфам вместе с царём, а то и затащить на супружеское ложе какого-нибудь смазливого мальчика («втроём же интересней!»). В-третьих, она обожала детей, не важно, своих или чужих, и с удовольствием воспитывала внебрачных отпрысков своего мужа («да, милый, я помню твою маму, такая была красавица, а уж как мы с ней и с твоим папой…»). В-четвёртых, Посейдон и подумать не мог её как-то наказывать — даже в тот раз, когда она взялась утешать Деметру. Нетрудно догадаться, чем закончились такие утешения. Спасибо на том, что не братиком или сестрёнкой — Персефоне вполне хватало Минты с её постоянными поисками «настоящей любви», и она не собиралась превращать Подземное царство в филиал храма Афродиты.
Поэтому история, рассказанная Амфитритой, была фальшивой от начала и до конца. Более того, Морская царица прекрасно понимала, что её подземная сестра видит всю ложь насквозь. Понимала — и продолжала рассказывать, не скупясь на подробности. Такие же фальшивые, как и её улыбка.
Персефона вертела в руках кисть винограда, смотрела мрачно и холодно. Ей очень хотелось задать Амфитрите пару вопросов. Ну, вроде таких:
Кто учил тебя так улыбаться, дочь Океана?
Кто учил тебя полчаса рассказывать байку, которую можно уложить в три минуты?
Кто учил тебя лгать?
Кто учил тебя подмешивать в нектар маковый настой Гипноса?
Кто учил твоего мужа демонстративно запираться в своих покоях (из которых, естественно, есть другой выход)?
Найди этого бога, сестра, найди этого халтурщика и попроси научить не бледнеть на вопросе «а где Тритон?».
— Он… э-э-э… — Амфитрита замялась.
— Можешь не отвечать, — холодно сказала Персефона, складывая руки на груди. — Мне пора идти.
— Ты ничего не понимаешь, — прошелестела Амфитрита, судорожно стискивая в руке край нежно-голубого одеяния.
Подземная царица пожала плечами:
— Не понимаю, — честно призналась она. — Про то, что милейшая компания заговорщиков, состоящая из Ареса, Афродиты, Афины и Артемиды, хочет захватить все три царства, для чего вербует сторонников из морских, подземных и олимпийских, а для гарантии берёт с них не только клятву Стиксом, но и заложников, я ещё кое-как поняла. А про остальное пока не доходит. Но, знаешь, мне под водой вообще плохо думается. Пойду, пожалуй, к себе.
— Ты никуда не пойдёшь, сестра, — облегченно выдохнула Амфитрита. — Понимаешь, мы обязаны тебя задержать. Или любого кто к нам заявится.
Она повернула тонкую руку ладонью вверх, и через мгновение её пальцы сомкнулись вокруг трезубца — совсем как у Посейдона, только меньше и изящнее. Амфитрита держала трезубец неуверенно, словно боялась испортить бирюзовый маникюр. Трезубец норовил выскользнуть и явно просился в ту руку, которая была занята кинжалом.
— А-ха-ха, — отчетливо произнесла океанида, нарочито медленно прокручивая трезубец и веселея на глазах. — Ты не успеешь сбежать, сейчас сюда явится Посейдон…
Прокручивать трезубец, злодейски хохотать и размахивать кинжалом у неё ещё получалось, но когда она начала наступать на Персефону, то непременно во всем этом запуталась, и, зацепившись ногой за изящную кочку из водорослей, которое лично вырастила пару минут назад, мягко повалилась на мраморный пол. Трезубец тут же исчез, а кинжал отлетел на пару метров, и Амфитрита тут же побежала его поднимать.
Ну как, побежала. Шансов выиграть олимпийские игры у неё не было никаких.
— Потренируйся перед зеркалом, — сочувственно посоветовала Персефона. — И да, прости за ремонт.
Она призвала свой двузубец и с размаху ударила по зеленоватому мрамору, открывая проход в Подземное царство. В проход с ревом устремилась вода, Амфитрита едва успела уцепиться за ближайшую колонну. Кинжал с костяной рукоятью она при этом выронила, и Персефона перехватила его свободной рукой:
— Не бойся, — сказала она Морской Владычице с уверенностью, которую на самом деле не ощущала. — Мы вытащим Тритона из постели Афродиты или где бы он ни был. Эти идиоты ещё не знают, с кем связались. За ними придут песцы.
С этими словами она прыгнула в трещину и взмахнула двузубцем, закрывая проход.
***
Когда, спустя час с небольшим, в грот ворвался Колебатель Земли Посейдон верхом на украшенной драгоценными камнями колеснице и в сопровождении огромной армии всевозможных морских тварей (большая часть армии в покои не влезла и толпилась кто где), Амфитрита, спокойно расчёсывающая волосы, пожала плечами:
— Увы, мой повелитель! Я сделала всё, что смогла. Я пыталась усыпить Персефону маковым настоем, пыталась остановить кинжалом и трезубцем, но я, увы, всего лишь слабая океанида. Куда мне тягаться с Владычицей Подземного мира?
— Хочешь сказать, что ей удалось ускользнуть? — нахмурился Посейдон.
— Удалось, — подтвердила Амфитрита. — Ещё она каким-то образом догадалась, что нашего сына держат в заложниках, хотя я ничего ей об этом не говорила. Ну тут уж нет моей вины: я в точности придерживалась тех инструкций, которые выдали Арес с Афродитой.
— Прямо-таки в точности? — хохотнул Владыка Морей.
— Во всех пикантных подробностях. Но она почему-то не поверила. Хотя я старалась.
Посейдон взмахнул рукой, распуская армию морских гадов:
— А я подумал, что ловить Персефону лучше на колеснице и пошел запрягать лошадей. Вдруг она выскочит из грота и за ней придётся гоняться. А разве я мог доверить такое важное дело постороннему? За этими слугами глаз да глаз. Пришлось запрягать самому. А когда я запряг коней, то решил заодно привести сюда армию морских чудовищ. Чтоб уж наверняка. Кто ж знал, что она успеет сбежать?
Изображать святую невинность у Посейдона получилось не в пример лучше.
— Кто ж знал? — эхом откликнулась Амфитрита, не сводя с супруга влюблённого взгляда. — Мой повелитель, может, отправим гонцов Афродите и выпьем вина? Она согласится, мы сделали всё, что могли.
***
С момента сотворения Подземного мира в мрачном дворце Таната не собиралось столько народу.
Собственно, этот дворец и был выбран местом встречи из-за того, что вероятность, что в него забредёт кто-то посторонний, была крайне мала. Поэтому, собственно, никто и не брал в расчёт такие недостатки как мрачный вид, холод и жуткие сквозняки.
Персефона добралась до дворца сразу после Аида. Тот обсуждал с Танатом что-то конфиденциальное, и при виде царицы они тут же замолчали. Персефона решила не заострять на этом внимание.
— Наконец-то хоть что-то, похожее на Подземное царство, — сказала она, с ностальгией разглядывая серые монолитные стены Танатова жилища. — Так непривычно видеть зелёные джунгли там, где должны быть асфоделевые луга…
— Теням-то как непривычно, — усмехнулся Аид. — Но ничего. Пусть будет, как есть, потом уберём. Не хочу лишать дорогого Ареса удовольствия вступить в неравную схватку с плотоядными муравьями.
Царица позволила себе мечтательно улыбнуться.
Явившуюся в сопровождении Гермеса Минту явственно перекосило от этой усмешки — нимфа, видимо, вспомнила тех самых плотоядных муравьёв. Танат покосился на неё с пониманием, и от этого понимания, разделённого с Жесткосердным, ей, очевидно, стало ещё больше не по себе.
Персефона успокаивающе улыбнулась сестре и наколдовала ей горячего нектара с травами. Гермес тут же достал из воздуха мех с вином, Танат щелкнул пальцами и принял из рук тени чашу с жертвенной кровью, Аид с невозмутимым видом сотворил себе кумыс, и военный совет начался.
— Как вы поняли, я послал Минту с Гермесом на Олимп, Персефону отправил в Морское царство, а себе оставил самое лёгкое и, по сути, самое бесполезное, — многообещающе начал бывший царь. — Я отправился договариваться с Деметрой.
Доблестные соратники впечатлились.
— По-моему, проще договориться с Эребом, — мрачно сообщил Гермес после некоторых раздумий.
— Это моя реплика! — взвизгнула Минта.
— Вот уж действительно бесполезно, — буркнула Персефона, пытаясь прикинуть, о чем он вообще думал.
Если бы этот… ушибленный на всю голову варвар удосужился поставить её в известность, она, может, сумела бы его отговорить.
Рассказала бы ему, например, о страшной, слепой, всепоглощающей материнской любви. О том, на что способна спокойная, уравновешенная Деметра, когда считает, что её любимому дитятку грозит опасность — пусть это и тяжело объяснить тому, чья мать приносила детей отцу, зная, что тот собирается их глотать. Но Персефона бы постаралась.
Или рассказала бы о материнской ненависти. О том, что Деметра полжизни боялась, что дочка станет женой мрачного подземного бога. Что, утешая рыдающую перед свадьбой тогда-ещё-Кору, она шептала: не бойся, дочка, главное, не Аид.
Определённо, к Деметре следовало послать Гермеса. Или хотя бы Минту, пускай у них тоже… довольно сложные отношения.
— Деметра сказала, что ничего не знает о заговоре, — сообщил Аид, никого этим, собственно, не удивив. — Она дала мне одну траву против Ареса, но… в целом результат не стоит затраченных усилий.
— По крайней мере, этого не пришлось делать мне, — фыркнула Персефона, подумав, что мать едва ли была сдержана в выражении своих чувств. Настолько, что он и сам успел обо всем пожалеть.
— Тебе она передаёт кучу материнских наставлений, пожелание победить Ареса либо добиться от него развода, после чего искупаться в источнике Канаф у города Навплии, вернуть себе таким образом девственность и стать вечно девственной богиней.
— ?!
— А мне она ничего такого не передаёт? — с ужасом спросила Минта.
Персефона тихо хмыкнула, а Аид ненадолго замолчал, видимо, вспоминая содержание их бесед, и заверил нимфу, что никаких особых пожеланий насчёт неё мать не передавала. А специально он уточнять не стал, потому, что и так успел навлечь на себя гнев Плодородной уже как минимум тем, что продемонстрировал заинтересованность по отношению к Персефоне.
— Когда ж ты успел?.. — машинально уточнила царица, с ужасом оценивая открывающиеся перед ней перспективы: сначала, значит, стань девственницей, потом пройди обряд посвящения в девственные богини, и это с ее-то стажем семейной жизни (были бы мойры живы, точно бы ножницы себе поломали!), дальше, наверно, потребуется оставить Подземный мир, переселиться на поверхность и сажать там цветочки. Кошмарные перспективы!
— Уже одно то, что я ввязался в твой личный, как она полагает, конфликт с Аресом, свидетельствует о моей заинтересованности.
Персефона закатила глаза; Минта захихикала; Танат закрыл лицо железным крылом; Гермес же с ужасом покосился на хихикающую нимфу и предложил «покончить с Деметрой» и перейти к Зевсу.
— Покончишь, ага же, — пробормотал себе под нос бывший царь. — Ну и что же там с Зевсом?
— Он лежит в своих покоях, связанный, ну, помните, как в прошлый раз, а вокруг рыщет Гера в поисках нимф, — отчитался Психопомп.
— Именно так, — важно кивнула Минта, после чего, то и дело сбиваясь на интимные подробности, поведала о своих похождениях на Олимпе.
Персефона одобрительно похлопала её по плечу, а вот Аид докладом Минты не удовлетворился и, прищурившись, посмотрел на Гермеса:
— А ты что скажешь?
— Ну да, так всё и было, — подтвердил Психопомп.
— Ну уж нет! — возмутился Аид. — Гермес! Это что за доклад? Можно подумать, ты разучился разносить сплетни.
Персефона закатила глаза, но Владыка продолжал настаивать, и Гермесу пришлось подчиниться.
Сначала он рассказывал неохотно, но потом всё больше и больше увлекался своей историей: шутил, смаковал детали и забавно жестикулировал, изображая то маскировку под Гекату, то Зевса, привязанного к кровати.
И Персефона, кажется, увлеклась — да они все увлеклись, потому, что это снова был тот, прежний Гермес, шутник, гуляка и веселый воришка, он никого не ненавидел и ничего не боялся, и все ему было нипочём.
— А Гера, — взахлёб рассказывал он, — Гера совсем поехала! Ни о чём говорить не может: о Зевсе, о нимфах, о Зевсе, о нимфах! Я ей про Ареса, она про Зевса! Про Афродиту — она про Зевса! Про Персефону рассказываю, ну, про то, что у нас тут творится — она опять про Зевса! А как Минту увидела — жуть! Глаза дикие!
— Овца, — прошипела Персефона, хватаясь за голову: как она могла упустить из виду?.. — Как же это не вовремя…
Аид вопросительно коснулся её локтя; царица недовольно поморщилась и жестом показала, что объяснит позже. И Танату тоже позже. А подозрительно подмигивающему Гермесу вообще объяснять ничего не станет, она ещё не совсем простила его за ситуацию с Гекатой.
Хорошо, хоть Минта, не отрывающая зачарованного взгляда от Психопомпа, ничего не заметила — а подмигивание так вообще приняла на свой счет и демонстративно отвернулась.
Кому-кому, а ей это точно лучше не знать…
— В море немногим лучше, чем на Олимпе, — начала Персефона, решив не дожидаться Таната и поскорее сменить тему. — Посейдон и Амфитрита на стороне Ареса — он держит в заложниках Тритона. Ну как, «на стороне»… Стиксом они, судя по всему, не клялись. Стоило мне появиться во дворце, Амфитрита тут же взяла меня в оборот и начала рассказывать, как Посейдон изменил ей с какой-то смертной. Нормальная реакция Амфитриты, если кто не знает, это «радуйся, я жена Посейдона, пойдём-ка на ложе, хочу узнать, чем ты понравилась моему мужу». Хотя обычно сразу «а это моя жена Амфитрита, два бога в два раза лучше одного», — со знанием дела пояснила царица. — И вот вместо этого она начинает рассказывать случай как будто из биографии Геры, и я сразу понимаю, что что-то не так. Я задала пару наводящих вопросов насчёт Тритона и вернулась в Подземный мир.
— Они не пытались тебя задержать? — заинтересовался Аид.
— Они пытались сделать вид, что пытаются.
— Странно, что они не взяли Посейдона в долю, — усмехнулся экс-царь. — Неужели Арес не смог убедить его в том, что посадит на олимпийский престол?
Усмешка получилась не очень — слишком коварная для того Аида, к которому она успела привыкнуть.
— С его потрясающими способностями к дипломатии?..
— У Аполлончика в своё время это неплохо получилось. И Гера тогда отличилась… усыпили Зевса втроём, связали и потащили спихивать в Тартар, — вспомнил экс-царь. — Интересно, где он сейчас? Наверно, там же, где его сестра.
— Ну, он был на Олимпе вместе со всеми, — вспомнил Гермес. — А Артемиды там не было. Но это ещё ни о чем не говорит.
Они принялись обсуждать, где может носить Артемиду, почему заговорщики так промахнулись с Посейдоном и Амфитритой (Персефона считала, потому, что Арес), какие их дальнейшие планы и кого бы ещё завербовать в союзники.
— Любого, — хмуро сказал Танат, озабоченно трогая меч. — Это твой мир. Тебе достаточно приказать.
Он выглядел каким-то странным, не то удивленным, не то напуганным… точнее по его каменной физиономии было не разглядеть.
— А мне почему-то кажется, что это так не работает, — весело отозвался Аид, и Персефона тут же пожалела, что смотрела не на того.
— То, что Арес воображает, что каждое пророчество — про него, а Зевс и рад избавиться от сыночка, ещё не делает его Владыкой, — отрезал Убийца. — Это просто клоун на троне. Мир сбросит его, когда ты вернешься.
— Ещё чего, — сказал бывший царь одними губами, без голоса.
Танат фыркнул, сложил крылья за спиной и вышел — очевидно, чтобы не сказать Аиду то, что он о нём думает.
«Ещё чего!» — мысленно повторила Персефона.
Пожалуй, Минта могла решить, что он не собирается возвращаться, но Персефона видела, как дрогнули его ресницы, скрывая бездну в тёмных глазах. Видела тени, которые легли на острые скулы.
Он ведь очень, очень хотел вернуться.
Подземный мир льнул к нему, как собака, звал и тянул к себе, и меньше всего Аид желал оттолкнуть его.
И как бы ни злился Неистовый Арес, и что бы ни делала Персефона, они, кажется, перестали быть Владыками Подземного мира в тот самый миг, когда колесница со скифом спустилась под землю.
— Когда ты вернёшься, я могу занять место Гекаты, — предложила Персефона. — Кажется, я уже не очень подхожу для весны.
Аид закатил глаза:
— Ну, началось! Иногда мне кажется, что ты затеяла эту авантюру для того, чтобы избавиться от лишних обязанностей.
Персефона поджала губы — перед глазами почему-то всплыло веселое личико дочки, Макарии — и отвернулась:
— Возможно, — холодно сказала она.
Аид чуть улыбнулся и коснулся ее локтя:
— Не сердись, — мягко сказал он. — Я, может, и не против, но это так не делается. Цари, знаете, не так возвращаются.
— А как? — заинтересовалась Минта. — Расскажешь? Мне очень интересно!
Аид чуть наклонил голову, разглядывая нимфу, и Персефоне пришлось тихонечко ткнуть его сандалией. Экс-Владыка тут же перевел вопросительный взгляд на нее, и царица прижала палец к губам. Нимфочка, к счастью, ничего не заметила.
— Минта, Гермес, нам с Аидом нужно кое-что обсудить, — начала царица, решившись, но тут вернулся Танат.
— На вашем месте, — заявил он, — я бы сменил место дислокации. Я только что видел Деметру, она спустилась в Подземный мир и рыщет тут в поисках Ареса.
Очевидно, что перспектива объяснять разъярённой Деметре, почему он скрывает в своем мрачном логове её нежную дочурку, нервировала даже непробиваемого Убийцу.
— А, может, и вправду, пойдём? — робко предложила Минта.
— Ещё мы не бегали от моей матери! — возмутилась Персефона. — Пусть Арес боится, а мы должны встретить маму лицом к лицу… тьфу! В общем, меня все поняли.
Желающих встретить Деметру лицом к лицу как-то не наблюдалось.