Последнее пророчество Эллады (СИ)

28

Пейрифой

Персефона была прекрасна. Её тонкое, гибкое тело отличалось от мощных телес лапифских женщин и отдалённо напоминало юные формы Елены Прекрасной, которой уже успел насладиться лапифский царь Пейрифой. Только Елена тогда уже принадлежала Тесею — первая ночь была его, только его. Конечно, сын Посейдона не мог не поделиться добычей с товарищем, но даже тогда, на пике наслаждения, Пейрифой понимал, что не он сорвал этот прекрасный цветок.

С Персефоной все было по-другому. Владыка Аид не в счет, он бог, а из смертных именно он, Пейрифой, будет обладать, без преувеличения, прекраснейшей и желаннейшей из богинь. Ибо ни Гера, известная своим ревнивым нравом, ни Афродита, прекрасная телом и постоянно меняющая любовников что из смертных, что из богов, ни тихая и незаметная Амфитрита, не представляли такую недоступную и желанную цель, как сама Весна.

Не в силах сдерживаться, Пейрифой схватил богиню за волосы, притянул к себе и, вытащив у неё изо рта скомканную тряпку, впился в чувственные губы пламенным поцелуем. Связанная богиня отшатнулась и завопила, и вместо неземного удовольствия герою пришлось вставлять тряпку обратно. Вопли сменились мычанием.

— Да что ж она так кричит-то, — озадаченно сказал Пейрифой. — Почему зелье никак не подействует?

— Вытащи кляп и спроси, — хмуро посоветовал Тесей, сидящий на корточках спиной к ним и пробующий шнуровку сандалии.

Побратим Пейрифоя пребывал в каком-то непонятном, муторном настроении. Он изначально не воспринял идею Деметры с таким восторгом, как его друг-лапиф, даром что не осмелился в открытую перечить богине. Всю дорогу в Подземный мир он был ещё ничего, смеялся и шутил, хотя было видно, что при виде бесчувственной Персефоны ему стало не по себе. Впрочем, он быстро отошёл.

Но когда они нашли спящую в обнимку с цветами рыжеволосую девчонку, а рядом с ней — табличку от Деметры, кратко сообщающую, что это дочь Персефоны, Макария, и лучше отнести её поближе к поверхности вместе с усыпляющим букетом, чтобы не лезла не в своё дело, Тесей серьёзно озадачился. Даже слишком серьезно, на взгляд Пейрифоя.

И вот, они оттащили спящую малявку поближе к поверхности, обошли по кривой дуге Цербера, устроились на берегу какой-то подземной реки, и все это время Тесей пребывал в каком-то сумрачном настроении. Он то сидел, уставившись в одну точку, то коротко и резко огрызался, то бормотал, насколько ему не нравится происходящее.

Пейрифой, сгорающий от желания приступить к основной части сегодняшнего мероприятия, какое-то время пытался развеселить друга, но потом понял, что это безуспешно. Тогда он пожал плечами и дал Персефоне внушающий покорность напиток Деметры. Правда, никакой пользы это не принёсло. Наоборот, богиня окончательно очнулась от своего зачарованного сна, и, обнаружив, что её божественные силы на героев не действуют, да и вообще, похоже, делись неизвестно куда, принялась кричать и звать на помощь. Пришлось заткнуть ей рот самодельным кляпом.

— Кажется, я вспомнил, — сказал Пейрифой, кромсая одеяние богини ножом, чтобы быстрее добраться до нежного тела. — Деметра сказала, зелье внушит покорность к тому, кто овладеет ею.

— Ну-ну, — хмыкнул Тесей, и лапиф даже отложил нож.

— Дружище, что это за тон? Тебя что-то не устраивает, или ты сомневаешься в чарах Деметры?

— Мне это не нравится, — честно признался герой. — Знаешь, я многое видел и много где побывал, и сейчас мне кажется, что лучший вариант — это развязать Владычицу Персефону и убежать. О-о-очень быстро.

— На самом деле тебе просто не хочется быть вторым, — рассудил Пейрифой, наконец-то сообразив, в чем дело (в чем, несомненно, помогло вдохновленное разглядывание полуобнаженной груди богини). — Но тут уж ничего не поделаешь, тебе Елена, мне — Персефона. Хочешь, можешь пойти и развлечься с малявкой. её точно ещё не касался мужчина.

Тесея предложенная перспектива как-то не вдохновила:

— Какой «развлечься», да ей лет восемь! Может, десять!

Лапиф пожал плечами, мол, моё дело предложить, и проворчал, что у него на родине замуж выдают в двенадцать, а некоторых и того раньше, так что нечего тут выделываться. И вообще, раз уж Тесей не хочет малявку, пускай он хотя бы отойдет к реке. Потому, что если само по себе присутствие любимого друга не может испортить Пейрифою удовольствие, то мрачное выражение его прекрасного лица и общий пессимистичный настрой — вполне.

Тесей послушался и отошёл. Пейрифой снова взял в руки нож и освободил прекрасную богиню от всего, за исключением кляпа и веревок. Странно, но, лишившись одежды, она, кажется, смирилась со своей участью, перестала дергаться и мычать сквозь кляп и просто лежала, глядя на героя с ужасом и ненавистью. Лапиф мгновение разглядывал ее, любуясь прекрасным телом, протянул к ней жадные руки…

— Пейрифой! Там кто-то есть! — раздался озадаченный голос Тесея.

— Где? — рыкнул герой.

— В этой подозрительной реке!

Лапиф грязно выругался, но в голосе друга было что-то такое, что ему пришлось подчиниться, встать с предварительно расстеленного плаща и плестись в сторону «подозрительной реки» сквозь заросли каких-то кустов.

Там, в реке, действительно кто-то был. Оказывается, Тесей ещё издалека углядел, что волны лениво волокут какое-то полубесчувственное, то всплывающее, то вновь погружающееся в воду тело.

Пейрифой горестно вздохнул. Не нужно было особо гадать, что последует дальше — побратим, естественно, захочет вытащить несчастного, которого угораздило свалиться в реку в Подземном мире (!).

Этот тип ему уже заранее не нравился.

— Тащи веревку, — ожидаемо скомандовал Тесей. — Мы должны его вытащить.

— Но… — возразил было Пейрифой, но Тесей напомнил ему, что они герои, и должны бросаться на подвиги при любой возможности, а женщина, даже самая прекрасная, может и подождать.

— Это ты сейчас так говоришь, а когда тебе досталась Елена, за уши было не оттащить, — заметил Пейрифой, перерывая немногие захваченные с собой вещи в поисках запасной веревки. — Вот! Держи.

Тесей быстро привязал свободный конец веревки к куску дерева и, дождавшись, пока река пронесет свою жертву поближе, швырнул деревяшку:

— Лови!

Спасаемому попало по голове, он ненадолго ушёл под воду, но вскоре вынырнул и схватился за веревку. Тесей и Пейрифой споро тянули свой конец, и вскоре незадачливый утопленник оказался на берегу. На этом лапиф посчитал свою миссию выполненной, смотал веревку и пошёл вроде как убирать её в сумку, а на деле же к Персефоне.

Тесей же перевернул спасенного, надавил на живот, и тот закашлялся, выплевывая воду.

— Как тебя угораздило? — спросил герой.

— Не… не помню, — прохрипел утопленник, захлебываясь кашлем и водой из подозрительной реки. — Давай… спроси еще… как меня зовут….

Пейрифой обернулся через плечо и тихо присвистнул. Тесей поймал его взгляд и пожал плечами, помогая пошатывающемуся утопленнику подняться на ноги. На эллина он никак не походил. Наряд на нём был самый что ни на есть варварский, что сапоги, что эти… как их… штаны, что рубаха, что связка амулетов на груди. Длинные темно-серые волосы закрывали лицо, но на нём все же можно было заметить следы загара — причем загара степного, что бывает не у благородных, постоянно умащивающих кожу эллинов, а у диких варваров, совершенно не ценящих благородного оливкового масла и благовоний.

В принципе, спасенного чужеземца можно быть бы обратить в раба — лапифскому царю не помешал бы хороший раб. Только нрав у варваров был больно диким и несговорчивым — у этого, явно, тоже. По крайней мере, ему уже не понравилось, что Пейрифой его разглядывает.

— После такого купания можно слечь с лихорадкой, — сказал лапиф, отворачиваясь от варвара и оставляя, таким образом, его на попечение Тесея.

Что не могло не радовать — по крайней мере, какое-то время побратим будет занят с утопленником, и не будет отвлекать Пейрифоя от Персефоны. Лапиф вспомнил, что тоже не мог найти себе места, пока Тесей не возлег с Еленой — все думал, как мог этот жребий пасть так, чтобы право обладать прекраснейшей из смертных досталось не ему. Неудивительно, что Тесей не может привыкнуть к тому, что Пейрифой будет обладать прекраснейшей из бессмертных! Но это и логично, и справедливо, так что страдает он на пустом месте. И чем быстрее Пейрифой овладеет богиней, тем лучше и для него, и для их дружбы.

За то короткое время, пока они вылавливали варвара, Персефона успела доползти до мешков со снаряжением и теперь увлеченно перепиливала веревки о дорожный нож Тесея. К счастью, побратим вечно забывал его наточить, и чтобы перепилить что-то этим ножом, нужно было постараться.

Персефона старалась. её дыхание было тяжелым, тонкое обнаженное тело изгибалось в напряжении от неудобной позы. ещё чуть-чуть, и веревка бы не выдержала, но Пейрифой не дал богине этой возможности. Подкравшись сзади, он резким движением выхватил у неё нож и отбросил в сторону, затем схватил вновь застонавшую сквозь кляп красавицу за связанные запястья и рывком поднял на ноги.

— Не могу больше ждать, — прошептал он, покрывая поцелуями её вздрагивающее тело. Персефона отчаянно замотала головой, в её расширенных от ужаса глазах заблестели слезы. Второй рукой Пейрифой сжал её упругое бедро и повел ладонь вверх, жадно ощупывая горячую нежную плоть. Богиня забылась, пытаясь отстраниться. её связанные в щиколотках ножки бестолково дергались, и лапифу это даже нравилось… пока она не ухитрилась попасть коленкой туда, куда не следовало! Герой вздрогнул от неприятных ощущений, и тут Персефона, видимо, сообразив, куда попала, повторила свой удар с куда больший силой.

Пейрифой взвыл от боли, швыряя богиню на землю и хватаясь за пострадавшие тестикулы. Боль, в первые секунды не дававшая ему шевельнуться, постепенно отхлынула, оставив после себя противную слабость. Казалось бы, в таком состоянии точно не до любовных подвигов — но Пейрифой не был бы Пейрифоем, если бы такая мелочь могла его остановить! Наоборот, он преисполнился желанием наказать строптивую богиню и овладеть ею, отбросив прежнее трепетное отношение.

Он в два шага догнал Персефону, целеустремленно ползущую к ножу, грубо схватил её за волосы, швырнул её на траву лицом вниз, уже не думая о расстеленном неподалёку плаще, и придавил к земле своим обнаженным телом.

Богиня бессильно скулила, и он уже приготовился торжествовать победу, как в уши ворвался далекий голос Тесея:

— …не лезь не в своё дело!.. — и тут же холодные, мокрые пальцы схватили лапифа за плечо и сорвали с богини.

Пейрифой извернулся, сбрасывая чужую хватку, вскочил на ноги, готовый рвать и метать, и встретился глазами с…

Это был не Тесей. Его теплые сине-голубые глаза никогда не смогли бы потемнеть до такой ледяной пронизывающей черноты. Это был варвар — тот самый варвар, которого они с Тесеем выловили из реки, и который только что едва стоял на ногах от слабости.

— Как можно быть такой мразью, — прошипел варвар, сжимая пальцы так, словно пытаясь нащупать что-то в воздухе. С недоумением посмотрел на свою руку, будто этот жест, явно отработанный до автоматизма, удивил его не меньше, чем Пейрифоя, и сжал руку в кулак.

Лапиф бросился на противника и едва не пропустил удар в челюсть — варвар двигался слишком быстро, и герою не удалось бы увернуться, если бы не выскочивший откуда-то сбоку Тесей. Побратим схватил варвара за рубаху и тут же улетел в траву, увлекая противника за собой. Пейрифой бросился следом, намереваясь настучать варвару по физиономии, объяснив, кто тут мразь, после чего сбросить его обратно в реку. Однако этот во всех смыслах замечательный план неуклонно проваливался — варвар слишком хорошо дрался. По физиономии он, естественно, получил, а также по почкам, и в ухо, и по ребрам, и ещё много где, однако падать без сил и добровольно топиться без сил он пока что не собирался. И вот уже Тесей пересчитал все зубы о камень и словил неприятный удар в коленную чашечку (варвар не гнушался бить как в базарной драке), а Пейрифой получил по ребрам и едва успел спасти своё естество (этот псих явно вознамерился повторить удар Персефоны), и варвар никак не планировал останавливаться на достигнутом.

— Стой! — закричал Тесей, отскакивая и поднимая обе руки (побратим явно подумал о том же). — Поговорим!

— Поговорим, — легко согласился варвар, целясь ногой в ухо Пейрифою.

Тот кое-как уклонился, и заорал:

— Да ты вообще нормальный? Мы выловили тебя из реки!

— Спасибо, и что, я должен молча смотреть на то, что вы делаете с этой женщиной? — по крайней мере, варвар перестал нападать. — У нас в степи за такое привязывают к лошадиному хвосту.

— Это наша женщина, — сказал Пейрифой, переглядываясь с Тесеем. Тот осторожно отступил к мешкам со снаряжением.

— Если ваша, то почему она связана? — полюбопытствовал варвар, и богиня обратила к нему заплаканное лицо. её глаза изумленно расширились, она замычала в новой тональности и поползла к нему.

Воспользовавшись тем, что варвар отвлекся на Персефону, Персефой бросился к мешкам, намереваясь завладеть мечом; Тесей же схватил копьё, и тут же получил им по хребту — скиф, оказывается, вовсе не хлопал глазами, а тоже отслеживал все перемещения противников. Тесей свалился на землю, а варвар снова ударил древком копья (видимо, не привык драться острием), стараясь выбить меч из рук лапифа. Тот перерубил древко — Тесей горестно застонал, жалея оружие — но развить успех не сумел. Почувствовав себя хозяином положения из-за оружия в руке, он театрально замахнулся… варвар, естественно, не стал ждать удара, резко вскочил, поднырнул под руку и дёрнул на себя. Меч Пейрифоя воткнулся в землю, а с губ Тесея сорвался изумленный возглас — с такой безрассудностью, да как этот варвар вообще ещё жив. Бросаться на меч безоружным!.. Он предпочел бы сдаться.

— Сдавайся, — предложил он варвару.

Тот с некоторым удивлением покосился на распростертого на земле лапифа, безуспешно пытающегося выковырять из земли меч; на пошатывающегося Тесея, и резко мотнул головой. Но тех мгновений, на которые он отвлекся, хватило, чтобы лапиф рванулся к вещам и вытащил пращу, которой он в прошлый раз предпочел пренебречь в пользу копья.

В мгновение ока Пейрифой схватил подвернувшийся камень, наладил его в пращу и выстрелил. Варвар не успел увернуться; схватившись за висок — кровь проступила сквозь пальцы — он опрокинулся на землю.

— Готов, — прошептал Тесей.

Персефона высоко, тонко вскрикнула — отчаянье слышалось даже сквозь кляп — и сжалась в комочек, тихо поскуливая.

Пейрифой подошел к распростертому на земле варвару, несильно толкнул его ногой, стараясь не наступить в растекающуюся лужицу крови.

— Надеюсь, нам больше никто не помешает. Тесей, дружище! — Пейрифой присел на корточки, убрал с шеи варвара длинные спутанные волосы и по давней привычке прижал пальцы к холодной коже. — Умоляю, если ты снова увидишь, как в этой реке кто-то тонет… — он запнулся и надавил сильнее, не веря себе. — Смотри, да он до сих пор не сдох!..

— Думаю, это дело пары минут, — передёрнул плечами Тесей, собирая разбросанное снаряжение. — С такой раной…

Не успел он договорить, как варвар судорожно вздохнул, приходя в сознание, тут же перехватил руки не успевшего среагировать Пейрифоя и сомкнул окровавленные пальцы у того на горле. Тесей бросился к нему, но поздно — придушенный лапиф обмяк, теряя сознание; варвар выбрался из-под его тела, и, шатаясь, поднялся на ноги. Тёмная кровь, бегущая из страшной раны у него на виске, стекала по его лицу, по острым скулам, пропитывала до сих пор не высохшие после «купания» в реке волосы. Герой прикинул, что с такой раной варвар не в состоянии двигаться быстро, и нацелился решить проблему одним ударом. Потратив не больше секунды на раздумья, он запустил руку в мешок… и, только сползая на землю, понял, что варвар оказался быстрее.

***

Первым делом варвар выдёрнул из земли меч, до которого так и не добрался Пейрифой, разрезал веревки, стягивающие запястья и щиколотки связанной девушки, потом бросился к берегу Леты (прекрасно: он не помнил, кто он, как тут оказался, и вообще где это «тут», но зато почему-то знал, как называется река), подобрал веревку, с помощью которой герои вытащили его из воды, и шатаясь от слабости, связал вместе два бесчувственных тела. При этом он сам едва не свалился без сознания, но, поморгав, сумел-таки отогнать мельтешащий перед глазами кровавый туман и вернулся к девушке, которая сидела на земле, и, всхлипывая, растирала запястья.

— Тише, — сказал он. — Все хорошо. Они ничего тебе не сделают.

Девушка потерла рукой распухший нос и бросилась ему на шею:

— Дядя… дядя Аид, — еле выговорила она, захлебываясь рыданиями. — Это я… я… Макария… мы с мамой поменялись обличиями… чтобы…

— Макария?!

Головная боль стала невыносимой, и, кажется, он все же на миг потерял сознание. Он сел на землю, и, глядя на вращающиеся над головой своды подземного мира, стал заваливаться набок, но Макария (в теле Персефоны почему-то) не дала ему упасть. Уткнувшись лицом ему в плечо, в холодную, промокшую насквозь рубаху, она горько заплакала.

Варвар… Аид мягко отстранил ее, потом протянул руку, коснулся её волос, на миг закрыл глаза… да, теперь он помнил, как это делается… и её вздрагивающее тело съежилось, из женского превратилось в детское. Владыка материализовал теплый плащ, намотал на Макарию, и снова обнял, успокаивая.

— Мне было так страшно… — всхлипывала царевна. — Они хотели… хотели… я не могла колдовать… я не чувствую своей силы…

— Тише, не бойся, — сказал Аид, перебирая её волосы. — Они тебя больше не тронут… никто не тронет… я обещаю…

Макария вдруг выскользнула из-под его рук, и, вскочив, завопила:

— Т-ты! Как ты сможешь меня защитить?! Ты мне никто! Ты мне даже не отец!.. — она принялась хохотать, размазывая по лицу слезы.

Аид смотрел на неё молча. В этот миг он не чувствовал ничего. Абсолютно ничего, только жар где-то районе левого виска, и влагу от стекающих по скуле капель. Потом резко стало холодно, и почему-то перехватило горло — он задыхался.

«Ты мне никто».

Он судорожно вдохнул воздух, и то, что царапало его горло, провалилось куда-то в желудок. Превратилось в кусок льда.

— Ты права, — прошептал Аид, не слыша собственного голоса; шатаясь, поднялся, и, отвернувшись, побрел, высматривая что-то в траве.

— Нет, нет! — закричала Макария, бросаясь к нему. — Я не хотела так говорить!..

Она остановилась в шаге от него, заламывая руки. Аид же по-прежнему не смотрел в её сторону, отыскивая что-то в траве.

— Нет, — прошептала маленькая царевна. — Прости…

— Но ты права, — мягко сказал Аид, подбирая что-то с земли. — Я действительно тебе не отец.

В его руке блеснул наконечник копья незадачливого героя. Владыка коснулся пальцем острия, и, убедившись, что оно не затупилось о камни, воткнул его себе в ладонь.

— Но если ты считаешь, что это проблема, — проговорил он, протягивая окровавленный наконечник Макарии. — Я мог бы тебя усыновить.

— А я смогу называть тебя папой? — подозрительно спросила царевна.

— Конечно, — улыбнулся Аид, наблюдая, как кровь из глубокого пореза наполняет ладонь, как чашу, и продолжает сочиться сквозь пальцы.

Макария схватила наконечник, порезала маленькую ладошку и, не обращая внимания на боль, протянула руку. Их пальцы переплелись, и прозрачный ихор, текущий в венах царевны, смешался с кровью Аида.

— Теперь ты моя дочь, — сказал Владыка. — В Подземном мире и во всех мирах. Навсегда.

— Навсегда, папочка, — согласилась Макария, и капля их смешавшейся, искрящейся алым крови коснулась земли и разлетелась веером мелких брызг.

Подземный мир содрогнулся.

Миг — и порезы на руках закрылись, капли крови Аида и ихора Макарии высохли без следа; царевна осмотрела свою руку, не обнаружила на ней не то, что ранки, даже маленького шрама и принялась с воплями обнимать Аида.

— Стой! — внезапно сказала она. — Твоя кровь! Она была красной, а стала прозрачной, как у меня! Вот, посмотри!

Она провела рукой по щеке свежеобретённого отца и продемонстрировала ему каплю прозрачного, светящегося ихора.

Аид коснулся ещё кровоточащей раны на виске и с недоумением посмотрел на свои пальцы:

— И правда, ихор, — он помолчал и выразительно добавил пару слов на языке скифов. Перевёл взгляд на умильное личико Макарии, которая уже открыла ротик, чтобы на правах дочери попросить перевод, и прибавил ещё парочку полных песцов.