Последнее пророчество Эллады (СИ)

Часть 3. 17

Аид

Это была очень странная тень.

Пожалуй, настолько странная, что, только взглянув на неё и без особого интереса спросив о причинах смерти (по ранам было видно — в бою), Владыка Аид тут же послал за Макарией.

За полгода после «второго рождения» дочь Персефоны прочно обосновалась в Подземном мире. Сначала она жила с матерью, а та проводила все свободное время в лесах Фессалии в компании Артемиды и сопровождающих её легкомысленных девиц. Макарию они воспринимали как какое-то стихийное бедствие, и очень скоро Артемида начала настаивать, чтобы подземная царевна воспользовалась предложением Гекаты взять её в ученицы, раз уж Трёхтелая так хорошо управлялась с ней в чреве Ареса. Стратегически этот план не выдерживал никакой критики, но привлёкал богиню охоты перспективой избавиться от Макарии хотя бы на пару десятилетий.

Тем более что новой девственной богине Коре вообще-то не полагалось иметь взрослую дочь. Хотя сама Персефона считала, что это не что иное, как бестолковые предрассудки. И многое, многое другое — за эти полгода античное представление о том, как должна вести себя девственная богиня, несколько изменилось.

Так или иначе, Кора не стала настаивать на том, чтобы Макария оставалась при ней, и на трогательную речь дочери «Мама, я хочу стать ученицей Гекаты, конечно, бабушка против, она считает, что подземные плохо на меня влияют, но ты ведь разрешишь, правда?» ответила категорическим «да». Так Макария переселилась к Гекате.

Аид не возражал. Все своё свободное время он занимался восстановлением Подземного мира, и тут же привлёк обеих к сельскохозяйственным работам: а именно, к тяжёлой, кровопролитной битве с одолевшей царство флорой и фауной.

Побороть неистребимые джунгли и вернуть Подземному миру первоначальный облик мирного и зловещего царства силами тандема Геката-Макария не представлялось возможным — на полевые работы были брошены все ресурсы. Больше всего пострадали главные союзники Ареса вроде Эмпусы. Ударной бригаде особо провинившихся поручали самую грязную и тяжёлую работу вроде вылавливания крокодилов из Стикса, и руководила этим всем как раз Макария со своей неуёмной фантазией, оригинальным подходом к ведению сельского хозяйства и полным отсутствием каких-либо тормозов. Единственным более-менее сдерживающим фактором служила Геката, но даже она не могла пресечь на корню все гениальные идеи царевны вроде:

— оживить всех дохлых муравьёв, построить их в колонны и отправить в верхний мир («а что, так же быстрее!»);

— рассыпать на Полях Мук пшеницу, политую зельем, приманивающим птиц, в результате чего все грешники внезапно приобщились к участи Прометея, и заставить Гипноса кропить птиц сверху маковым настоем (даешь тысячи разномастных птиц, спящих вперемешку с грешниками);

— запрячь Сизифа в плуг, чтобы посадить на его горе оливковую рощу, ну и чтобы он поливал её и потом собирал оливки, не отрываясь от казни;

— выращенный царевной сорт черных подземных оливок с шестью маленькими лапками, чтобы сами прыгали в рот едоку, достоин отдельного пункта в меню гениальных идей;

— напоить принципиально непьющего Цербера медовухой для восстановления нервной системы, пострадавшей из-за безуспешных попыток убежать от преследующих его оливок;

— переодеть Харона во что-нибудь яркое и позитивное, чтобы вновь поступающие в Аидово царство тени перестали его бояться (как будто их мог напугать какой-то мрачный старик в лохмотьях после нашествия не-мёртвых подземных муравьёв).

Разгребать последствия и спасать подданных приходилось Аиду, в результате чего добрая половина Подземного мира была твёрдо уверена в том, что она дочь Владыки, и никаких разумных аргументов не слушала. Злая половина ещё не оставила попытки уговорить Владыку отправить царевну на поверхность, однако Аид не собирался менять своего решения, потому, что «эти смертные слишком нежные, они сразу переселятся к нам».

Тень, посланная Аидом, оторвала царевну от важного дела. Она уговаривала Гекату подбить Аида разрешить ей провести разведку боем в Элизиуме. Именно Острова блаженных приняли на себя основной удар сил Персефоны, а из-за того, что в незапамятные времена Крон остановил там время, эти силы оказались в своего рода ловушке, и, не имея выхода, бурлили среди застывшего времени, пока это могла выдержать реальность. В результате Элизиум превратился в самостоятельный мир, вход в который Аид запечатал до тех пор, пока не приведет в порядок мир подземный. Стоит ли говорить, что это место так и манило к себе неугомонную царевну.

Но план уговорить Гекату снова сорвался — на этот раз из-за странной тени.

Тень звали Актеон, он был внуком Аполлона и учеником кентавра Хирона, и самой заметной чертой в его внешности были огромные и развесистые оленьи рога.

— Повтори свой рассказ, — приказал Владыка, увидев Макарию в сопровождении Гекаты.

Актеон послушно повторил. Рассказ изобиловал печальными подробностями и оставлял после себя смутное ощущение, что Хирон как-то неправильно воспитывает учеников.

В тот день Актеону не везло с самого начала. Это была первая самостоятельная охота юноши, и никакой дичи ему добыть не удалось. Да было бы странно, если бы удалось, потому как при виде любого вепря/ёжика/зайчика горе-охотник тут же бросался в атаку с восторженным воодушевлением, и дичь тут же пускалась наутёк. По странной прихоти судьбы, дичь стандартно бросалась в сторону заповедных лесов Артемиды, которые, кроме своей заповедности, от нормальных лесов не отличались, и уже тем более не содержали табличек «Осторожно: Артемида». Так что в процессе охоты Актеон продвинулся сильно вглубь заповедного леса. К тому же его не такие ретивые и спутники ухитрились отстать, и горе-охотник кратчайшим путем приближался к самой Артемиде в компании своих верных собак.

Пока не услышал веселый смех и пение юных нимф.

Неизвестно, преподавал ли Хирон своим ученикам технику безопасности при общении с нимфами. Может, просто не посчитал нужным, а, может, таки преподавал, только при встрече с реальной, живой нимфой все инструкции мгновенно испарились из головы горе-охотника. А зря, потому, что главная инструкция при встрече с нимфами гласит — отвлекись от созерцания их прелестей и осмотри окрестности, чтобы убедиться, что среди этих веселых и безобидных созданий не затесался кто-то ещё. Те же сатиры не очень любят, когда молодые и весьма привлекательные эллинские юноши составляют им конкуренцию, да и случайно оказавшаяся в компании прелестниц амазонка или вакханка под настроение вполне в состоянии сделать горе-любовнику замечание с летальным исходом. Или тоже одарить ласками, тут уж как повезёт.

Актеону не повезло фатально — он ухитрился наткнуться на Артемиду.

Купающуюся Артемиду.

Самым разумным было бы замаскироваться травой и тихо-тихо ползти назад, вдруг богиня-охотница не заметит, но Актеон застыл столбом, пораженный открывшемся ему видом. Тут, впрочем, тоже был шанс уцелеть — а вдруг Артемида не обратит внимание на незапланированный столб — если бы он не открыл рот и не прокомментировал увиденное:

— Какие сиськи!..

Всё, занавес. Артемида оборачивается со словами «Что это за олень?!» и Актеон начинает превращаться в оленя, начиная с головы. В смысле, с рогов. А потом и с копыт.

Почувствовав на голове странную тяжесть, охотник понял, что встретил богиню, и с воплями бросился наутёк в сопровождении верных собак, которые явно чувствовали в хозяине клинического оленя, но не могли верно сформулировать мысль.

И тут Актеону снова не повезло. Продираясь через кусты и успешно отмахиваясь от собак, он ухитрился налететь на вторую купающуюся богиню за день (!).

Встреча с Артемидой ничему его не научила. При виде обнаженной Персефоны, с мрачным видом плещущейся в неглубокой речушке, он застыл с непечатным комментарием на устах.

— Подробнее, — прервал рассказ Подземный Владыка. — Почему ты решил, что это Персефона?

— У неё на груди было ожерелье из граната, — пояснил охотник. — Всем известно, что этот камень — знак Персефоны. Никто другой не смеет его носить. И потом… эти зелёные глаза, эти волосы цвета каштана в меду, эта бледная, нетронутая солнцем кожа…

Какое-то время тень описывала достоинства Персефоны, параллельно сравнивая её с Артемидой. Причем, с точки зрения Актеона, последняя выигрывала по всем пунктам. И загар ей шел больше, чем Персефоне бледность, и золотистые кудри были куда прекраснее, чем прямые тёмные волосы, и сильное фигуристое тело богини-охотницы понравилось ему куда больше, нежели тонкое и гибкое — Персефоны. К тому же весёлый даже во гневе взгляд Артемиды привлёк его больше, чем мрачная и недобрая усмешка на губах богини Весны.

— Ничего он не понимает! Мама всё равно лучше! — категорично заявила Макария. — Дядя Аид, прикажи ему сменить тему, пока я его не стукнула.

Тень Актеона дёрнулась, осознав, что позволила себе лишнего, и поспешила вернуться к рассказу:

— Кто ты такой, и почему позволил себе нарушить моё уединение? — холодно осведомилась бывшая подземная царица, с профессиональным интересом разглядывая его рога.

— Сиськи, — мудро и глубокомысленно ответил ученик Хирона.

Однако бюст Персефоны несколько уступал роскошному богатству Артемиды, поэтому охотник пришел в себя быстрее, начал униженно кланяться и просить богиню отпустить его восвояси, желательно избавив перед этим от рогов.

— Ты нанёс мне страшное оскорбление, — рассеянно пробормотала Персефона, вылезая из ручья и вытираясь куском ткани, — посмев увидеть меня без одежды. Наверняка ты хотел овладеть мной? — уточнила она, поднимая глаза.

В прекрасных холодных очах он прочитал приговор.

Актеон принялся уверять её, что не хотел. Совсем-совсем не хотел! Честно-честно! Вот Артемиду — хотел, а её, Персефону, совсем нет. Потому, как она очень страшная…

— Жуткая! Я хотел сказать, жуткая!.. — завопил он, осознав свою ошибку где-то в районе летевшего в него копья оскорблённой богини.

Запутавшиеся в кустах оленьи рога не позволили горе-охотнику увернуться. Копьё пронзило ему грудь, и Актеон отправился прямиком в Подземное царство.

Но перед тем, как сдать незадачливого смертного на ручки Танату, Персефона выдернула из его груди копьё и тихо сказала:

— Никто не смеет покушаться на мою невинность, и даже Владыке Аиду, если он вдруг возжелает моего тела, придётся силой волочь меня в своё царство, потому, что я ни за что не отдамся этому проклятому подземному пауку!

Ответить Актеон не успел — за ним прилетел Танат.

***

Владыка Аид, Мрачный, Неумолимый, Аид Хтоний, Запирающий Двери, и прочие, прочие пафосные эпитеты, напоминающие о том, что он никогда ничего не прощает и не забывает, не собирался делать исключение для Персефоны. Обычно он думал о ней мимолётно, не отрываясь от текущих дел, вроде «А вот интересно, как она там?», но порой накатывало, хотелось все бросить, вскочить на колесницу и помчаться наверх, туда, где она танцевала с нимфами и хихикала с Артемидой.

Представить Персефону хихикающей почему-то было непросто, и её смех в его воображении звучал довольно зловеще. И выходило не очень понятно, кого там нужно спасать.

Персефона точно не нуждалась в спасении, и в нем, Аиде, она тоже не нуждалась. Осознавать это было немного грустно, а слышать её последние слова — не то чтобы горько или больно, а… странно.

Кажется, тогда она кричала что-то вроде «опоздал… я решила принять обет… не хочу тебя видеть… не называй меня Персефоной… я сожалею, что встретился с тобой…», но теперь он слышал только «Уходи. Уходи. Уходи».

Но почему он должен уйти, не выслушав даже самых простых объяснений?

Вернувшаяся с поверхности Макария прекрасно ответила на этот вопрос.

Что ж, Владыка вовсе не собирался оставлять Персефону Артемиде — или ещё кому-нибудь, даже Деметре. Впрочем, следовало признать, он и раньше не мог отпустить её просто так. Говорил себе, что ей будет лучше с матерью (да-да, с матерью, вот с этой ненормальной, повернутой на свой ненависти Деметрой), или с дочерью (а дочь-то как раз спустилась в Подземный мир поступить в ученицы Гекаты), или с Минтой (которая разругалась с Деметрой и теперь покоряет Олимп), или с подружками-нимфами (которые все до одной пустоголовые дуры, неспособные сосредоточиться на чём-то, кроме венков, хороводов и песен, и Минта среди них просто королева тактики и стратегии). Напоминал себе, что каждый третий аэд поет о том, что когда любишь, то прощаешь и отпускаешь.

Отпускать и прощать Владыка Аид не умел категорически.

Чтобы отпустить тогда Левку, чтобы позволить ей, уставшей от жизни, стать тополем, ему понадобилось много лет. Лет десять, как минимум, её непрерывных уговоров, и убеждений, что он её не так уж и любит, что ему без неё будет лучше, и что долголетие в пол тысячелетия ненормально для нимфы, и что она уже не океанида, а что-то другое, и вообще, ей вообще-то предсказывали, что из-за любви к нему, Аиду, она умрет во цвете лет, а она все не умирает и не умирает.

Впрочем, на фразе про «предсказали» Аид уже не мог адекватно воспринимать действительность, и Левке приходилось начинать уговоры заново.

Когда она таки стала тополем, он долго смотрел на неё, касался рукой нежных серебристых листьев, и думал, чем же её так привлёкло существование в виде дерева.

Теперь, с Персефоной, все было так же, только хуже. Возможно, если бы он увидел её счастливой, смеющейся, если бы понял, как она счастлива в заповедных лесах Артемиды, в ее, Артемиды, объятиях, то смог бы… ну это самое, как же там…

Ах да. Простить, отпустить и принять.

Но Персефона вовсе не выглядела счастливой, и Аид невольно думал не о тех гадостях, которые она успела наговорить, а о том, что бросил её в беде. Что нужно было не слушать, а хватать и тащить в Подземный мир, и там бы разобрались.

Но это было сначала. Потом он начал подозревать, что Персефона что-то затеяла — иначе зачем ей отсылать Макарию? Чтобы дочь не мешала ей любить Артемиду и остальных своеобразно настроенных олимпийских девственниц? Странно и подозрительно.

И за этим полгода странного становились все больше и больше.

История Актеона стала последней каплей. И нет, даже не каплей, скорее, персональным приглашением.

Владыка отослал тень охотника пить из Леты и вышел из зала — строго говоря, от всего дворца были отстроены только зал для судов, покои Владыки и кладовые.

Геката с Макарией последовали за ним.

— Звучит подозрительно, правда? — негромко сказал Владыка.

— Я бы сказала, дядя, что это звучит как предложение одному отдельно взятому подземному пауку схватить маму силой, приволочь в Подземное царство и возжелать её тела, — злорадно сказала Макария, и тут же получила подзатыльник от левого призрачного тела Гекаты.

— Не бей ребёнка! — возмутился Аид. — Она права. Именно так все и звучит.

— А это персонально за «возжелать», — пояснила Геката. — Нашей маленькой поганочке ещё рано говорить о таких вещах.

Несмотря на призрачность, подзатыльники тело раздавало вполне материальные. Только они всё равно не работали. Пожалуй, маленькую царевну не могло напугать даже восстание титанов.

— Ты хочешь дождаться, пока мной заинтересуется дедушка Зевс? — ехидно поинтересовалась она.

— Пока у дедушки Зевса есть хоть немного инстинкта самосохранения, он будет держаться от тебя подальше, — отрезал Владыка. — Но речь не о том. Пусть даже и Персефона не имела в виду ничего такого, я не могу это просто проигнорировать. Подданные не поймут. Геката, распорядись насчёт колесницы. А ты, Макария, сможешь вырастить для меня какой-нибудь милый и безобидный цветок?

— Конечно, дядя! — воодушевилась царевна.

Пожалуй, излишне воодушевилась.

— Когда я говорю «милый и безобидный», то имею в виду, что у него не должно быть ни ног, ни зубов, он не должен плеваться паутиной или жрать все подряд, не должен приманивать запахом тараканов и крыс, после него не должно быть галлюцинаций, и, ПОЖАЛУЙСТА, не выращивай его в форме черепа, — на всякий случай уточнил Владыка.

— Ну, если ты хочешь… — Макария несколько сникла. — Кстати, а зачем тебе вдруг понадобились цветы?

— Мне кажется, это сразу понятно, — он усмехнулся заинтригованной царевне. — Я буду подманивать им твою мать.