Последнее пророчество Эллады (СИ)

4

Аид

Пока Персефона закатывала подземным истерики по поводу и без, Аид изучал Минту.

Плотная, низенькая, с мятно-зелёными глазами и порочной улыбкой на пухлых губах, она совсем не походила на ту роковую женщину, которая жаждет добраться до власти, для чего «даёт всем подряд и стучит». Точнее, в «даёт» как раз верилось, и даже очень, но не во всё остальное. С виду это была самая обычная нимфочка, которой, может, и хватило настойчивости влезть в постель Ареса, но…

Но на многоходовые интриги с участием богов и смертных у неё явно не хватило бы ни ума, ни терпения.

Аид решил, что с Минтой не всё так просто. Как, впрочем, и со всеми подземными, и даже с Аресом, идиотом, который разбрасывается Зевсовыми молниями и называет себя Владыкой Олимпа.

Вся эта история плохо пахла. Экс-Владыка чувствовал запах крови, амброзии и асфоделей. Метафорический, разумеется. Но…

Торопиться не следовало.

Вот Персефона перекинулась парой слов с Минтой и удалилась в свои покои, но Аид не пошёл за ней. Под покровом невидимости он выскользнул из зала и направился к Танату. Его дворец оказался ближе, чем помнилось экс-Владыке. Гораздо ближе — Аид даже подумал, что Арес и его передвинул. А что, вполне вероятно, если вспомнить, как он оторвался на собственном дворце. И на собственном ближайшем соратнике.

Пожалуй, вот тут следовало остановиться, подумать и оценить степень его преданности новой власти. Если Арес ухитрился переодеть Железнокрылого в доспехи и заставить подрабатывать душеводителем, значит, Танат как минимум поклялся ему в верности.

При всех других достоинствах, Убийца никогда не отличался ни покорностью, ни трудолюбием. Ну не нравилось ему исторгать души, и всё. И водить. И доспехи он тоже ненавидел. Аид помнил, как замечательно Смерть умеет отлынивать от всего, что ему не нравится (за исключением своего основного ремесла, которое Танат и называл предназначением как раз потому, что отмахнуться от него не представлялось возможным). Арес наверняка взял с него клятву — если не сам догадался, то Зевс посоветовал.

Аид попытался представить реакцию Зевса, когда Арес стал Владыкой, и ощутил, что фантазию заклинило напрочь. Если что-то брат и любил больше, чем баб, так это власть — неужели он мог отдать такой большой кусок власти нелюбимому сыну?..

Как понять, что творилось в голове у Зевса тысячу лет назад? И что творится сейчас? И где, собственно, эта голова вместе со всем остальным Зевсом, и не нужно ли срочно вытаскивать её из Тартара? Что с Посейдоном и Амфитритой? Что с Герой? Что остальные олимпийцы? Кто ещё участвует в заговоре?

Казалось бы, вывод напрашивался сам собой — поднимись и посмотри. Только бывшему Владыке отчего-то не хотелось высовываться. Тем, кто прибрал к рукам Олимп (а Аресу в одиночку это не провернуть), не очень понравится, когда из небытия появится бывший подземный царь со своими претензиями на трон.

На три трона.

Аид тихо фыркнул, представив весь ужас, который придется разгребать, если на его плечи вдруг лягут заботы о трех царствах. Конечно, трудности никогда его не пугали, но тут натурально придётся пахать без отдыха столетиями. И Зевса с Посейдоном, опять же, потребуется чем-то занять — последнее, что ему нужно от жизни, это скидывать братьев в Тартар.

Итак, нужно вернуться.

А, значит, Аресу придётся исчезнуть.

Честно говоря, Аид не испытывал к нему каких-то негативных чувств даже когда бил по голове амфорой. Да, идиот, да, никудышный царь, но, в сущности, это же Неистовый Арес, он всегда таким был.

Что делать с Персефоной, с этим хрупким нежным цветком, оказавшимся на троне и изменившимся до неузнаваемости, Аид тоже не знал. Слишком опасная, слишком холодная, слишком уязвимая.

В далекой Гиперборее, где бывший царь провёл несколько столетий, зимы были холодными и снежными, и люди порой замерзали насмерть. Их находили весной — холодных, застывших, не тронутых тлением. Иногда казалось, что человека еще можно спасти, отогреть — но нет, душа уже покинула тело и стараться бесполезно. Всё, что ты получишь в итоге, это груду быстро гниющего мяса.

Но, может, царица еще жива. Аид встречал и таких. Может, тепло верхнего мира, лета еще способно ей помочь. В конце концов, кто-то же должен этим заняться, даже если все остальные считают, что всё в порядке.

Правда, Владыка не может заниматься всеми проблемами, которые только появятся у него на пути.

Не может, наверно — но Аид только так обычно и делал, и не видел причин отказываться от привычного плана. Ну а чтобы иметь немного свободного времени, ему следовало завести парочку надежных соратников, на которых можно спихивать те дела, за которые по каким-то причинам не хочется браться самому.

Именно этим он и собирался заняться, пока Персефона выслушивает дурацкие ультиматумы Минты.

Перед дворцом Таната было холодно и мрачно, и внутри, наверно, тоже (если он не сделал перепланировку — что вряд ли). Убийцы на месте не было, и Аид расположился неподалёку от входа. Хтоний он не снимал.

Спустя час бесплодного ожидания Аид подумал, что с таким графиком Танат может сутками не появляться дома, и пошёл к Гекате.

У Трёхтелой тоже был дворец, куда более красивый и изысканный, чем логово Таната. Совсем небольшой, с аккуратными декоративными башенками, но именно дворец, а не дом. Невидимость не могла обмануть её защитные заклинания, поэтому Аид не стал заходить — остался у приоткрытой двери.

Богиня никогда не посылала открывать служанок-теней — не хотела нервировать посетителей. Её служанками и ближайшими помощницами были её же бывшие жрицы, обладающие очень своеобразным чувством юмора и такими же манерами, так что не все посетители могли их выдержать.

Когда в дверном проёме появились три стройные женщины в длинных изысканных одеждах, с лицами, покрытыми вуалью, Аид снял хтоний и посмотрел в глаза центральной.

Геката никогда не путалась в своих телах, как сороконожка в ногах, и экс-царь никогда не интересовался, как она видит — а именно, в какую картинку складывается у неё в мозгу (мозгах?) изображения от трёх пар глаз. Хотя бывшего Владыку этот вопрос очень даже интересовал. Но спрашивать было неудобно — обидится.

Геката терпеть не могла, когда ей напоминали, что по сути своей она совсем не богиня, а жуткое и древнее хтоническое чудовище, в незапамятные времена выползшее из Тартара не то за нарядами, не то за ингредиентами для своих зелий, да так и оставшееся в Подземном мире.

— Здравствуй и проходи, — сказала Геката. Её красиво очерченные губы тронула странная улыбка.

На самом деле эта улыбка была не более странной, чем подавляющее большинство её обычных улыбок. Аида насторожило другое — тела старой подруги почему-то выстроились боевым клином. Много веков назад это означало, что Геката нервничает, а сейчас?..

Хотелось бы знать, как сильно изменилась трёхтелая ведьма.

Фигуру Гекаты всегда окружали слухи и недомолвки, и выяснить правду он мог только при личной встрече.

Собственно, поэтому Аид и не стал никого расспрашивать. Он молча проскользнул во дворец и подумал, что художественный вкус Гекаты не изменился — глаз радовали кремовые стены, забранные слюдой окна и изящная мебель.

Колдунья немного задержалась, чтобы навести защитные чары, и Аид почти физически ощущал тёплые паутинки силы, срывающиеся с её рук.

Потом они прошли в аккуратную гостиную:

— Для чего ты вернулся? — прошипела Геката, жестом предлагая присесть на низкое ложе. — Захотел снова прибрать к рукам власть? Забыл, как бросил нас, променяв на какую-то нимфу?

Аид глубоко вдохнул пахнущий сушеными травами воздух.

Восхитительное чувство, что он наконец-то вернулся домой, куда-то исчезло; вместо этого бывший царь ощутил прилив сил. Остро захотелось что-то делать, куда-то бежать. Вскочить на коня, схватить саблю, нестись вскачь, срубать головы врагов на ходу; а, может, вернуться к Османскому двору, где он провел немало времени в прошлом, и снова погрузиться в интриги.

Не хотелось только думать о давнем разговоре с Гекатой — о том, что они успели сказать друг другу перед тем, как он покинул Подземное царство с Левкой.

Но думать пришлось, и ещё пришлось постараться, чтобы его улыбка не вышла ни слишком грустной, ни слишком… многообещающей.

Не стоило, ой, не стоило Гекате говорить о предательстве.

И, конечно, о нимфах.

— Знаешь, за что я тебя люблю? За то, что ты всегда готова продолжить спор, и неважно, сколько веков мы не виделись, — мягко улыбнулся экс-царь, наконец разобравшись с ворохом нахлынувших чувств. — Но у меня тоже отличная память, и я могу напомнить, кто кого предал на самом деле.

Геката не сказать что стушевалась, но принялась слишком поспешно перебирать травы.

— Я отдал Подземному миру всё, — будничным тоном напомнил Аид. — Я отбил вас у Крона и у Эреба. Я даже выступил против собственных братьев, когда они захотели запечатать Подземный мир и устроить в нём большую помойку. Всё своё время я посвящал вам. Я жил для вас, я дышал для вас, я годами не выходил на поверхность — и какой был результат? Вы все меня предали. Вы не смогли принять единственную женщину, которую я полюбил, и Подземный мир начал медленно убивать её.

— Здесь ей было не место. Она была чужая, — возразила Геката, которая, естественно, тоже осталась при своём мнении.

— Вы могли бы попытаться её принять, — вкрадчиво напомнил Аид. — Хотя бы попытаться. Ради меня. Вы клялись мне в вечной верности, а на деле ваша верность не стоила ни хрена.

— Она бы все равно не смогла жить в этом мире. Тебе заварить трав?..

— Я знаю. Не надо травы, мне сегодня хватило. И не переводи тему, — Аид чуть поморщился. — Вы могли бы её потерпеть. Одну-единственную нимфу. В самом деле, я же не гарем с собой притащил.

Геката поставила перед ним плошку с ароматным травяным напитком, и, изящно подобрав одеяние, уселась в три роскошных кресла:

— Мне жаль, что с твоей точки зрения всё выглядит именно так.

— О, тебе жаль! — обрадовался Аид. — Значит, когда я в следующий раз приведу с собой гарем нимф…

Геката поперхнулась.

— Шучу! Брось, ты же знаешь, гарем — это к Зевсу. И вообще, ты же не думаешь, что я настолько мстителен, что помню каждую обиду по тысячу лет? Я просто хотел, чтобы ты задумалась о своем вопиюще недипломатичном поведении, — усмехнулся экс-Владыка.

— Не надо, я знаю, что ты жутко мстителен, — на губах центрального тела Гекаты появилась усмешка.

Два призрачных тела растянули полные губы в улыбке чуть позже, с задержкой на полсекунды.

— Я просто считаю, что зло не должно остаться безнаказанным, — Аид вернул ей улыбку. — И добро тоже. Кстати, у тебя случайно не будет чего-нибудь сладкого? Халва? Отлично. И да, я решил вернуться, потому, что мне не нравится, что здесь происходит. Ты в курсе, что Арес разбрасывается молниями и утверждает, что он захватил Олимп?

— И ты решил захватить Олимп сам.

— Я еще не решил, — дипломатично ответил экс-царь.

Геката снова улыбнулась, ласково и тепло:

— Говори кому хочешь, что не решил, но я тебя знаю. Ты скорее Зевса полезешь из Тартара доставать, чем воспользуешься случаем и сядешь на олимпийский трон.

— Ну, знаешь, тогда правь сама, — фыркнул Аид. — Три трона — три тела. А насчет Зевса, это метафора или он правда в Тартаре?

Экс-царь сам не знал, хочет ли он услышать, что это метафора, или что этот похотливый придурок, его брат, действительно в Тартаре.

Геката молчала, и Аид уже начал мысленно прикидывать, чем вооружиться, чтобы отбиваться от проявляющих искреннюю любовь других обитателей Тартара, определенную часть которых он сам туда и засунул. Но тут она медленно и печально покачала головой:

— Я попробую поискать в зеркалах, но… наверно, только Арес знает, что он сделал с Зевсом и Посейдоном.

— Вся проблема в том, что Арес не мог проделать это один, — хищно улыбнулся Аид. — И я буду очень признателен, если ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что ты не с ним. Не надо никаких клятв, — он перегнулся через стол и сощурился. — Просто скажи, с кем ты. Ты можешь быть или с ним, или со мной.

Тихий шелестящий смех Гекаты мог заставить содрогнуться кого угодно, только Аид в этот перечень не входил. Поэтому на невинный вопрос, что же он, чисто гипотетически, сделает, если Трёхтелая откажется ему помогать, не менее невинным тоном ответил, что ничего.

— А смысл возиться? Я просто скажу Персефоне, что ты соблазнила Ареса. Как это у тебя называется, вчетвером?..

Напряжение спало.

Геката ответила, что на месте царицы точно бы не поверила в такой бред, потому, что Арес не в её вкусе. А она, в свою очередь, не со вкусе Ареса.

Аид попросил уточнений, и следующие полчаса Геката подробно рассказывала, кто за последнюю тысячу лет был во вкусе Ареса, и что с упомянутыми особами делала потом Персефона.

Проанализировав список возлюбленных, Аид заключил, что Неистовый предпочитает тупых.

— Нет, царь, ты не прав, — усмехнулась Трёхтелая. — Просто остальным хватает ума не связываться с Персефоной.

— Кстати, а как она поступает с теми, кого Арес взял силой?

— Царица разрешает им выбрать, каким цветком они хотят стать.

— Странно, — сказал Аид, но не Гекате, а своим мыслям. — Очень странно.

Его удивляла не жестокость царицы — скорее, её избирательная доброта.

«Если она спит с Аресом». «Кажется, она хочет стать деревом». «Самый простой путь в царицы — стучать и давать всем подряд».

Аид вспомнил наглые зеленые глаза и порочные алые губы «любимой служанки» и вновь повернулся к Гекате:

— А что ты думаешь о Минте?

— Что о ней думать? Это грязная Аресова подстилка, преданная ему и душой, и телом.

— Хорошо, если так, — странно улыбнулся экс-царь. — Кстати, на чем вы тут пишете? Всё ещё на табличках? А ничего прогрессивней случайно нет? Пергамент, папирус?..

Геката принесла восковую табличку, и Аид несколькими точными штрихами изобразил на нем круглое жизнерадостное лицо Минты.

— Ну как? — спросил он, не поднимая головы.

Геката приблизилась, перегнулась через плечо, вуаль на её лице колыхнулась:

— Похоже.

Царь продолжал рисовать. Добавлял штрих за штрихом, какие-то, наоборот, убирал, разглаживая воск — немного сузил нос, чуточку изменил разрез глаз, четко выделил линию бровей.

Геката, кажется, ощущала некоторое беспокойство — её лицо под вуалью оставалось спокойным, но движения всех трёх тел, физического и двух призрачных, сделались немного раскоординированными.

Аид рисовал.

Кое-где он усиливал нажим, и линии получались четче, а какие-то линии, напротив, убирал, используя любимую скифскую магию. Черты лица менялись, и Минта медленно превращалась в Деметру.

Бывший царь отвлекся от таблички только тогда, когда Геката схватилась за горло и перегнулась через стол.

— С одной интересной травой из далекой варварской страны твой напиток стал гораздо лучше, не так ли? Пока я рисую, ты можешь рассказать, что ты такое и где настоящая Геката.

— Ты… ты рехнулся!

— Тебе тоже нравится моя куртка? Если бы я одевался как эллин, как я носил бы с собой столько полезных вещей? Возможно, у меня даже есть противоядие. Если ты скажешь, кто ты.

Два призрачных тела Гекаты замерли соляными столбами, пока та хваталась за живот и корчилась от боли.

— С чего ты решил…

Аид улыбнулся — уже не сдерживая хищное предвкушение.

Дело не в том, что у Гекаты изменилась манера речи, и даже не в том, как неестественно держались ее призрачные тело. Просто она оказалась единственным существом во всем Подземном мире, кто понял и принял тогда его выбор. Многие слышали, как она кричала про предательство ему вслед, но никто не знал, что именно он её об этом и попросил.

Их давний спор был ложью от начала и до конца, и когда она вдруг решила его продолжить, Аид сразу понял, что что-то не так.

— Хочешь сказать, я не прав? — фыркнул он. — Хорошо. Сваришь противоядие, и я принесу самые искренние извинения. Только поторопись, у тебя всего час. Потом ты не только ходить, говорить не сможешь.

Геката уже не могла стоять — цеплялась за стол. Вуали колыхались, нижняя половина лица перекосилась от боли:

— Ты точно псих! Я даже не знаю, что это за яд! Кто сможет приготовить противоядие за полчаса?!

Аид наконец поднял глаза:

— Геката, — произнес царь, и собеседницу перекосило не от яда, а от его улыбки. — Геката могла.

Он резко вскочил, швырнул мнимую богиню колдовства на кресло, содрал вуаль, разорвал элегантное тёмное одеяние, сорвал с шеи мнимой Гекаты связку с амулетами, и её тело — единственное, два призрачных мгновенно исчезли! — вдруг раздалось вширь. Посветлели волосы, запали щёки, появилась бородка, скулы расширились. Глаза изменили свой цвет — перед подземным царем распростерся донельзя испуганный Гермес.

— Ах, так! — прошипел экс- Владыка. — Ты все ещё утверждаешь, что ты — Геката?

— Н-нет.

— Прекрасно! — он жесткой рукой ухватил Гермеса за плечо и подтащил к зеркалу. — Покажи мне покои Персефоны!

— Я… не…

— Умеешь! — безжалостно ответил Аид. — Показывай! Противоядие будет чуть позже. Потерпишь!

Сжав зубы, что бы застонать от боли, Гермес потер раму, и зеркало открыло проход в спальню Персефоны.

Аид мельком глянул внутрь — Персефона лежала, свернувшись клубочком, и, кажется, всхлипывала — и толкнул мнимую Гекату внутрь. Потом на мгновение обернулся, схватил табличку с портретом Деметры и шагнул сквозь стекло.