Последний крестовый поход

После своего возвращения во Францию в 1254 году мечтал ли Людовик о возвращения в Святую Землю? Ведь его первая заморская экспедиция закончилась катастрофой. Отправившись из Эг-Морт в июле 1248 года, армия крестоносцев перезимовала на острове Кипр, а затем отправилась в Египет, который в то время был главной державой в арабо-мусульманском мире. Военная кампания началась довольно успешно. В первых числах июня 1249 года крестоносцы захватили порт Дамиетта (Думьят) обеспечив себя ценной тыловой базой, которой Людовик решил воспользоваться, совершив поход на Каир, столицу Египта. 8 февраля 1250 года уничтожение авангарда армии крестоносцев в деревне Мансура стало первым серьезным ударом. Там был убит безрассудный Роберт д'Артуа, один из братьев короля. В последующие недели Нил разлился, что привело армию крестоносцев к катастрофе. Окруженные египтянами, крестоносцы вскоре не имели другого выбора, кроме как капитулировать в начале апреля. Многие были убиты, особенно больные и раненые. Выжившие, включая короля и главных баронов, были освобождены через несколько недель в обмен на сдачу Дамиетты и выплату колоссального выкупа. Потерпев поражение и лишившись большей части своей армии, Людовик мог вернуться во Францию. Однако он решил навсегда поселиться в том, что осталось от Иерусалимского королевства, королевства без короля, лишенного своей столицы и всякого доступа к Святым местам, к тому же ослабленного внутренними распрями. В течение четырех лет король Франции провел несколько ограниченных по масштабу военных операций, но его главной целью было укрепление обороны города Акко и других мест, которые оставались под контролем христиан. Только весной 1254 года Людовик решил вернуться в свое королевство после шестилетнего отсутствия[4].

Повторное принятие креста

Несмотря на работу, которую он проделал во время своего долгого пребывания в Сирии, несмотря на пример, который он подал другим христианским королям, несмотря на ухудшающееся здоровье, Людовик не смирился с неудачей своей первой экспедиции. По словам хрониста, он считал, что его крестовый поход "нанес больше позора и вреда королевству Франции, чем чести и пользы Церкви Иисуса Христа и Святой Земле". Как можно было исправить этот ущерб, если не путем повторного принятия креста?

25 марта 1267 года Людовик объявил о своем решении. Он долго размышлял над этим, возможно, с помощью своих духовников, но в величайшей тайне. Ранее Людовик просто сообщил о своем плане Папе Клименту IV. По словам духовника короля, Жоффруа де Болье, и хрониста из Сен-Дени, Гийома де Нанжи, Папа лишь неохотно согласился с решением короля, предположительно потому, что знал о состоянии его здоровья[5]. Эти два человека, король и Папа, давно и хорошо знали друг друга. До своего избрания Папой Ги Фулькуа Ле Гро долгое время занимался юриспруденцией, в результате чего он попал на службу к брату короля, Альфонсу де Пуатье, а затем, с 1254 по 1257 год, служил самому Людовику. Затем Ги стал последовательно епископом Ле-Пюи (1257), архиепископом Нарбона (1259), в 1261 году был возведен в кардиналы, а в 1264 году был избран Папой. Не будучи креатурой короля Людовика, он был тесно связан с ним, а также с его братьями Альфонсом, графом Пуатье и Тулузы, и Карлом, графом Анжуйским, Прованским и королем Сицилии[6].

Публичное обнародование решения о принятии королем креста, которое долгое время держалось в секрете, и было тем более впечатляющим. Людовик даже сделал его объектом настоящей театрализованной инсценировки. Дата была выбрана не случайно. В христианском календаре 25 марта — праздник Благовещения, который отмечается в память о том, как ангел сообщил Марии о ее чудесной беременности. За несколько недель до этого король созвал на эту дату "Парламент", то есть собрание знатных баронов и прелатов. Собрание получилось довольно многолюдным, так как в Париж были вызваны все сеньоры с годовым доходом от 300 турских ливров и выше. Цель встречи не сообщалась. Когда Жан, сеньор де Жуанвиль и сенешаль Шампани, прибыл за день до открытия, он не нашел никого, кто мог бы сообщить ему о намерениях его друга, короля. На следующее утро, разыскивая Людовика, он наконец встретил его в Сент-Шапель, занятого выносом бесценных реликвий из церкви, где они хранились[7]. Эти реликвии были теми самыми, которые Людовик приобрел в 1238 году. Самая драгоценная из них — Терновый венец, который мучители в насмешку надели на Христа в день его Страстей. Долгое время хранившийся в императорском дворце в Константинополе, Терновый венец был заложен венецианцам латинским императором Балдуином II де Куртене, которому постоянно не хватало денег. Родившись в младшей ветви семьи Капетингов, Балдуин был дальним кузеном Людовика. Французский король немедленно воспользовался возможностью и выкупил престижную реликвию. Терновый венец был с триумфом доставлен в королевство, и вскоре к нему присоединились другие реликвии Страстей Христовых. А сам Терновый венец был помещен в церковь Сент-Шапель, которую Людовик построил рядом со своим дворцом на Иль-де-ла-Сите именно для этой цели. Таким образом, Париж стал одним из духовных центров христианства и даже, по словам одного из священнослужителей того времени, "новым Иерусалимом"[8].

На самом деле, подготовка короля к собранию в день Благовещения не ускользнула от внимания его окружения. Утром в день собрания, находясь в Сент-Шапель, Жуанвиль подслушал разговор двух рыцарей из ближайшего окружения короля. "Если король примет крест, — сказал один, — то это будет один из самых горестных дней для Франции. Ибо, не приняв крест, мы утратим любовь короля, а приняв — лишимся любви Господа, поскольку примем крест не ради него, а из страха пред королем". Если Людовик и хранил тайну своих намерений, то возможное принятие им креста было у всех на уме[9].

В тот день, в праздник Благовещения, перед драгоценными реликвиями, выставленными на всеобщее обозрение, Людовик лично открыл собрание. Будучи христианским королем и искусным рыцарем, он говорил о позоре и бесчестии, которые сарацины наносили христианам, занимая Святые места. Представитель Папы, легат Симон де Бри, в свою очередь тоже взял слово. Он, несомненно, основал свою проповедь на напоминании о страданиях Христа, которые Терновый венец олицетворял в глазах всех верующих, и которые в то время было принято связывать с повторным завоеванием Святой Земли. Окончание церемонии было самоочевидно. Король торжественно принял крест от легата.

Выбор даты, повестка дня, хранившаяся в тайне, демонстрация реликвий Страстей Христовых, несколько помпезное вручение креста легатом, ничто не было оставлено на волю случая. Тем не менее, благовещенское собрание не было полностью удачным. Сыновья короля, его брат Альфонс, граф Пуатье, его племянник Роберт II, граф Артуа, и его кузен Альфонс де Бриенн, граф Э и камергер Франции, приняли крест вслед за королем, как и несколько знатных баронов: графы Бретонский и Вандомский, а также Ги де Дампьер, граф Фландрский, и его мать Маргарита Константинопольская. Тем не менее, даже если все они были благосклонны к решению короля, современные хронисты поражаются нежеланию многих знатных баронов стать крестоносцами. "Многие бароны не приняли креста в нынешнем собрании, — рассказывает Примат, монах из Сен-Дени (Primat de Saint-Denis), — потому что все они не одобряли [это решение], и потому что король объявил о нем внезапно, никого не предупредив". Несколько лет спустя агиографы короля Жоффруа де Болье и Гийом де Шартр попытались смягчить аспект самостоятельного решения короля и нарисовали картину единодушного принятия креста всеми участниками собрания. Но лучше в этом вопросе довериться Жуанвилю. Что касается большинства баронов, похоже, что Людовик хранил полную тайну о своем решении. Тем самым, король нарушил правило, к которому эти великие феодалы оставались очень чувствительны. Ведь именно прислушиваясь к их советам король должен был управлять королевством. В крайнем случае, возможно, он мог решать неотложные вопросы сам. Но перед этим он должен спросить совета у своих баронов, даже если это нужно было сделать только для видимости. Поскольку с ними заранее не посоветовались, великие бароны выказали свое недовольство, воздержавшись от принятия креста вслед за Людовиком[10].

Однако нежелание баронов принять крест было не только результатом их неудовольствия. Есть все основания полагать, что рвение к крестовому походу в Святую Землю было уже не так сильно, как раньше. Все помнили катастрофу Египетского похода и расправу над крестоносцами. Среди баронов и рыцарей было мало тех, у кого отец, кузен, родственник или друг не погиб во время первой экспедиции Людовик. Воспоминания Жуанвиля ничего не скрывают о несчастьях этого крестового похода: унижение побежденных, крики раненых и больных, мрачное зрелище раздувшихся трупов, плавающих в водах Нила.

Не вызвало всеобщего энтузиазма и первое принятие креста королем, в 1245 году. Самому же королю пришлось столкнуться с недовольством своей матери, Бланки Кастильской. И чтобы убедить своих баронов, ему пришлось прибегнуть к хитрости, по крайней мере, по мнению английского хрониста Матфея Парижского. В разное время года короли имели обыкновение раздавать одежды высшим офицерам, рыцарям и клеркам своего двора. В канун Рождества 1245 года, перед утренней мессой, Людовик совершил эту обычную процедуру, а получатели подарка вскоре поняли, что их провели, так как на каждом плаще был нашит крест и все они были отправлены в Святую Землю. Таким образом к 1245 году нежелание участвовать в крестовых походах укоренилось гораздо глубже, чем можно было подумать[11].

На следующий день после благовещенского собрания 1267 года неоднозначная реакция его баронов стала для короля разочарованием, но, вероятно, не неожиданностью. Зачем ему понадобилось планировать такое представление, если не для того, чтобы навязать свое решение собранию? Почему он не допустил предварительного обсуждения среди баронов, если не потому, что боялся, что не одержит верх? В любом случае, Людовик знал, что вскоре представится еще одна возможность получить согласие своих баронов. Его старший сын, будущий Филипп III, родился в 1245 году. В 22 года его уже давно было пора посвящать в рыцари и, возможно, что Людовик намеренно откладывал эту церемонию, которая была одновременно торжественной и вдохновляющей. По традиции рыцарские турниры проходили в праздник Пятидесятницы, который в 1267 году выпал на 5 июня. В этот день в Париже Людовик посвятил в рыцари своего сына Филиппа, племянника Роберта д'Артуа, сыновей герцога Бургундского и графа Фландрского, графа Дрё и сеньора де Бурбон, а также около шестидесяти молодых дворян. Для всех этих молодых людей это событие стало переходом во взрослую жизнь. Вопреки очень простым привычкам, которые он установил для себя, Людовик хотел устроить пышную и полностью рыцарскую церемонию. Отчет о расходах, понесенных по этому случаю, показывает роскошь тканей, качество украшений, стоимость лошадей и снаряжения. Ночь перед посвящением будущие рыцари провели в молитвах в соборе Нотр-Дам. А днем им было предложено продемонстрировать свое мастерство владения оружием — даже крестьяне вокруг Парижа, чьи посевы были уничтожены рыцарской кавалькадой, должны были получить от короля компенсацию. В честь короля и его наследника парижане, как богатые, так и бедные, устроили большой праздник, украсив главные улицы шелками и атласом, а затем, одетые в новые одежды, прошли длинной процессией, каждый со свечой в руке, "устраивая праздник, какого никогда не было в Париже"[12].

На фоне всеобщего ликования король, конечно же, не упускал из виду истинную цель этого празднества. Он пригласил легата Симона де Бри и архиепископа Руанского Эда Риго проповедовать в Королевском саду, который примыкал к дворцу на Иль-де-ла-Сите. Неизвестно, было ли это эффектом от их проповеди или атмосферы праздника, но многие люди приняли крест в тот день, включая многих достойных прелатов, таких как влиятельный аббат Сен-Жермен-де-Пре. Перед своей проповедью архиепископ Руанский сам принял крест от легата, и хотя он и присутствовал на собрании в день Благовещения, этот близкий друг Людовика тогда воздержался от того, чтобы последовать примеру короля. Среди баронов и знатных сеньоров, принявших крест в тот день, мы находим имена Тибо, короля Наваррского и графа Шампанского, зятя короля, графа де Дрё и сеньора д'Аркура, а также ряд менее значительных имен. Дело было сделано. Даже если потребовалось две попытки, крестовый поход был начат. Людовику удалось повести за собой большинство великих баронов и, по крайней мере, часть рыцарства королевства[13].

Однако оставался еще один человек, которого королю так и не удалось убедить: его друг Жан де Жуанвиль. Несколько лет спустя, когда Жан надиктовывал воспоминания о своем общении с Людовиком, он обвинил во всем окружение Людовик. "Великий грех совершили те, кто посоветовал ему тронуться в поход при его сильной телесной слабости; ведь он не мог перенести ни езду в повозке, ни верхом", — утверждал Жуанвиль, прекрасно понимая, что решение принимал только король. Мучимый угрызениями совести, Жуанвиль чувствовал себя обязанным объяснить причины своего нелегкого выбора. По его словам если он и сопротивлялся, давлению Людовика и своего прямого сюзерена, графа Шампанского, то только потому, что, вернувшись домой в 1254 году, он с неудовольствием обнаружил злоупотребления, которые сержанты короля совершали в его землях в его отсутствие. Однако Жуанвиль полон сожалений. Почему он так настаивает на физической слабости короля, если не для того, чтобы сказать, что эта новая экспедиция обречена на провал? Зачем он рассказывает о двух рыцарях из королевского Совета, которые очень неохотно приняли участие в новом крестовом походе, если не для того, чтобы показать, что не только он один не одобрял эту экспедицию? "В конце его жизни, — с тоской замечает Жуанвиль, — меня не было рядом". Угрызения совести за то, что он не был рядом с Людовиком в последние дни его жизни, остались навсегда[14].

Короли Франции и крестовый поход

Для Людовика возвращение к кресту стало кульминацией личной духовной эволюции, о которой мы можем только догадываться. Помимо воспоминаний о неудаче в Египте, его разум был наполнен очень сильной верой, тревогой за судьбу Святой Земли и осознанием своей ответственности как первого из королей Запада. По материнской линии Людовик являлся родственником королей Кастилии, которые были героями борьбы с исламом на Пиренейском полуострове. В 1212 году Альфонсо VIII Кастильский, дед Людовика, разбил армию магрибского халифа Мухаммада ан-Насира из династии Альмохадов в битве при Лас-Навас-де-Толоса. В 1236 году двоюродный брат Людовика Фернандо III Кастильский отвоевал Кордову, которая, в далекие времена славы Аль-Андалуса, долгое время была столицей могущественного халифата Омейядов. Наконец, в 1247 году, когда Людовик готовился отправиться в крестовый поход, Фернандо после осады взял Севилью. Эти вечные крестоносцы, короли Кастилии и другие испанские государи, были образцом для Людовика. Умирая, король обратился вместе с Святыми Дени и Женевьевой к Святому Иакову, покровителю Реконкисты [15].

Однако именно из традиции своих предшественников, королей из династии Капетингов, Людовик черпал свое чувство ответственности за Святую Землю. В 1095 году именно в Клермоне, в Оверни, Папа Урбан II — шампанец по рождению, бывший монах из Клюни — выступил с призывом, который привел крестоносцев в Иерусалим. Начиная с Первого крестового похода и далее, французы последовательно возглавляли эти заморские экспедиции. Хотя король Филипп I (1060–1108), который был надолго отлучен от церкви, не смог принять участие в Первом крестовом походе, его представлял его брат Гуго де Вермандуа. Людовик VII, а затем Филипп II Август лично отправились за море. Родной отец Людовика, Людовик VIII, скоропостижно скончался, возвращаясь из крестового похода на юг Франции для борьбы с еретиками катарами. Изабелла, сестра Людовика, отправила десять рыцарей в Святую Землю на деньги, оставленные ей отцом, Людовиком VIII. Таким образом для Людовика крестовый поход был семейной традицией[16].

К этому следует добавить неразрывную связь между королевством Франция и государствами Святой Земли. Короли Иерусалима почти все были выходцами из высшей знати королевства Франции. В 1208 году именно Филипп Август подыскал королеве Марии Монферратской ее мужа Иоанна де Бриенна, самого младшего члена этой семьи из Шампани. Короли Кипра из династии Лузиньянов, были пуатевинцами и хотя они были вассалами английских Плантагенетов, они признавали прежде всего превосходство короля Франции, естественного защитника Святой Земли. Император Священной Римской империи и король Сицилии, Фридрих II, некоторое время пытался вытеснить французов из Святой Земли. В 1229 году он даже добился, в результате переговоров с египетским султаном Аль-Камилем, передачи Иерусалима христианам. Но не этот отлученный от церкви государь мог долго угрожать верховенству королей Капетингов в Святой Земле. В письме к Бланке Кастильской, Папа Гонорий III был прав, охарактеризовав Святую Землю как "новую Францию"[17].

То же самое можно сказать и о государствах, образовавшихся в результате Четвертого крестового похода. В 1204 году французские и венецианские крестоносцы взяли штурмом Константинополь и основали на руинах Византийской империи Латинскую империю, которая признавала власть Папы и первым императором которой стал великий французский барон Балдуин, граф Фландрии и Эно. После смерти Балдуина в болгарском плену, в следующем году, его сменил на троне брат, Генрих Фландрский (1205–1216), а затем муж их сестры, Пьер де Куртене, кузен французского короля (1216–1219). Два сына Пьера де Куртене наследовали ему сменяя друг друга: сначала Роберт (1219–1228), а затем Балдуин II (с 1228), который, как было сказано выше, передал Терновый венец венецианцам. В 1261 году Балдуин был изгнан из Константинополя Михаилом Палеологом, который ранее восстановил власть Византии в части Малой Азии. Во время своего недолгого существования Латинская империя постоянно находилась в опасности со тороны своих соседей и только Папы и Людовик пытались, как могли, ей помочь.

Кроме того, в 1204 году на территории современной Греции крестоносцы основали два государства, которые были вассалами латинского императора. Шампанские бароны из рода Виллегардуэн управляли принципатом (княжеством) Ахайя до конца XIII века, а уроженец графства Бургундия, Оттон де Ла Рош и его потомки были герцогами Афин до 1308 года. Среди этих принцев французского происхождения, даже если они со временем постепенно эллинизировались, всегда сохранялось чувство верности королю Франции. В 1248 году герцог Бургундский, Гуго IV, счел для себя естественным перезимовать в Морее, прежде чем присоединиться к армии крестоносцев на Кипре, ему также удалось убедить Гийома де Виллегардуэна, принца Ахайи, присоединиться к крестовому походу. Принц привел 24 корабля и 400 всадников в армию Людовика и не покидал французского короля, пока тот не был освобожден из плена и не отплыл в Сирию. Когда в 1258 году возник конфликт между герцогом Афин, Ги де Ла Рош, и его сюзереном, принцем Ахайи, франкские бароны Греции сочли предпочтительным передать дело на арбитраж королю Франции[18].

Таким образом, во многих отношениях король Франции представал как сюзерен христианского восточного Средиземноморья. Жуанвиль приводит ценную историю, иллюстрирующую душевное состояние короля в отношении Святой Земли. Находясь в Сирии в период с 1250 по 1254 год, Людовик имел неплохие отношения с султаном Дамаска. Последний даже был готов разрешить ему отправиться в Иерусалим. Король, говорит Жуанвиль, "держал большой совет", что означает, что он долго обдумывал это предложение с членами своей свиты. И в конце концов отказался от него только тогда, когда ему рассказали следующую историю. Ричард I Львиное Сердце во время Третьего крестового похода сам отказался от возможности увидеть Иерусалим. "Добрый мой Господь Бог, — сказал Ричард, — прошу тебя, не допусти того, чтоб я увидел твой святой град, ибо не могу я вырвать его из рук врагов твоих". "Королю привели этот пример затем, — добавляет Жуанвиль, — что если он, величайший христианский государь, отправится в паломничество, не освободив города от врагов Господа, то и все прочие короли и паломники, что придут после него, совершат паломничество так же, как и он, французский король, и не будут прилагать усилий к освобождению Иерусалима"[19].

Святая Земля в опасности

В период между 1250 и 1254 годами усилия Людовика по укреплению обороны дали передышку христианским поселениям в Святой Земле. Но после его отъезда их положение продолжало ухудшаться. В 1260-х годах появились новые угрозы в результате политических и военных потрясений на Ближнем Востоке. Монголы пришедшие из глубин Азии сметали все на своем пути. Смерть их предводителя Чингис-хана в 1227 году не остановила завоеваний. В 1258 году они взяли Багдад и уничтожили Аббасидский халифат. Халиф был казнен или умер в плену, а древняя столица арабо-мусульманского мира разграблена. Багдадские халифы уже давно были лишены реальной власти, но они олицетворяли собой преемственность, восходящую к середине VIII века, и связывающую их с Пророком Мухаммедом и ранними годами ислама. Что касается монголов, то Папа и европейские государи долгое время колебались между страхом быть завоеванными и надеждой на возможный союз с ними. Инициатива сближения исходила от монгольского хана Хулагу, а затем от его преемника Абаги. Что можно было сделать, если бы христиане и монголы объединили свои усилия, чтобы взять мусульман в клещи! Некоторое время планировалось, что Хайме I Завоеватель (1208–1276), король Арагона, должен был высадиться в Киликии, в Малой Азии. Оттуда, присоединившись к хану и заручившись поддержкой константинопольского императора Михаила Палеолога, он мог бы отправиться на отвоевание Иерусалима. Но этот проект с его чудесными перспективами, конечно, не был осуществлен.

Несколькими годами ранее, зимой 1248–1249 годов, находясь на Кипре, Людовик принял посланника от того, кого Жуанвиль называл "королем татар" — так тогда называли монголов на Западе. Последний сообщил французскому королю, что он "готов помочь ему завоевать Святую Землю и освободить Иерусалим из рук сарацин", после чего состоялся обмен посольствами. После неудачи египетской кампании, находясь в Сирии, Людовик отправил хану походную часовню, в данном случае шатер из драгоценной ткани, на которой был вышит своего рода катехизис. На стенках шатра были изображены великие моменты жизни Христа, от Рождества до Страстей, не забывая о Благовещении, сделанном Ангелом Марии, Вознесении и Сошествии Святого Духа. Людовик также отправил хану необходимые предметы культа и литургические книги, вместе с двумя монахами-проповедниками, которые проводили мессы и пытались наставлять хана в таинствах христианской веры. К сожалению, по словам Жуанвиля, подарки, отправленные Людовиком в надежде побудить монголов к обращению в христианство, были восприняты ханом не как приглашение к сотрудничеству, а как дань, которой французский король признавал свое подчинение ему[20].

Поэтому непонимание между двумя мирами было велико — и могло ли быть иначе? Монголы не отказались от своих притязаний на вселенский суверенитет, а Папа и христианские короли надеялись на их обращение в истинную веру. Однако было бы неправильно недооценивать реальность долгосрочных контактов, поддерживаемых западными правителями и сменявшими друг друга монгольскими ханами. В 1269 году монгольские посланники встречались с Людовиком, а другие прибыли в лагерь крестоносцев под Карфагеном после его смерти. В 1292 году послы от хана, должным образом рекомендованные Папой Николаем IV, посетили Филиппа IV Красивого и короля Англии Эдуарда I. Обе стороны питали надежду на союз, но расстояния, как географические, так и культурные, делали его в значительной степени нереальным[21].

Более того, даже в очень маловероятном случае, если бы западным христианам и монголам удалось скоординировать свои усилия, вряд ли им удалось бы одержать окончательную победу. Бесспорный триумф монголов на Ближнем Востоке был недолгим. Взятие Багдада датируется январем 1258 года. А два года спустя, 3 сентября 1260 года, мамлюкский полководец с большим будущим, Бейбарс, нанес монголам впечатляющее поражение в битве при Айн-Джалуте, которая предшествовала повторному завоеванию Сирии египтянами. Свергнув египетского султана и заняв его место, Бейбарс считал себя восстановителем ислама. Разве он не приютил в Каире выжившего представителя рода Аббасидов, которого он сделал новым халифом? Чтобы укрепить образ, который он себе создал, Бейбарс решил положить конец существованию франкских государств, возникших в результате крестовых походов. В 1260-х годах он захватил Кесарию (1261), Арсуф (1265), Яффу и Сафет (1266). Район вокруг Акко, главного города, который все еще находился в руках христиан, был опустошен в 1267 году. В следующем году падение Антиохии поставило под угрозу выживание того, что осталось от христианского присутствия в Святой Земле. Города и крепости, которые Людовик укреплял ценой больших затрат во время своего пребывания в Сирии, почти все пали перед врагом[22].

Перед лицом растущих угроз христиане Сирии разделились. После падения Антиохии в Святой Земле осталось только два автономных государства: Иерусалимское королевство, лишенное своей столицы с 1187 года, и, к северу от него, графство Триполи. К этому следует добавить располагавшееся на южном побережье Малой Азии, Киликийское армянское царство, населенное потомками переселенцев из исторической Армении. После смерти Фридриха II (1250 г.) в Иерусалиме больше не было признанного всеми короля. По разным причинам потомки Фридриха II, Конрад IV (ум. 1254) и Конрадин (ум. 1268), не смогли отстоять там свои права. Короли Кипра претендовали на этот титул, но их легитимность была сомнительной. В 1270-х годах Карл I Анжуйский, король Сицилии, также претендовал на титул короля Иерусалима, выкупив, весьма гипотетические, права на него у принцессы Святой Земли, Марии Антиохийской.

Отсутствие признанного короля парализовало то, что осталось от Святой Земли. Могущественные военные Ордена, тамплиеров, госпитальеров и тевтонцев, вместо того чтобы объединить усилия, остро соперничали друг с другом. Граждане богатых итальянских морских городов, генуэзцы, пизанцы и венецианцы, были широко представлены в Святой Земле, целыми городскими кварталами, и прилагали столько же усилий для процветания собственной торговли, сколько и для препятствования торговле своих конкурентов. Дворянство Иерусалимского королевства, происходившее из всех стран Запада и создававшееся на протяжении многих поколений, было слишком малочисленным и к тому же обедневшим в результате завоеваний Бейбарса. Разделенная и постоянно находящаяся на грани гражданской войны, "Святая Земля обетованная" испытывала острую нехватку защитников. Перед отъездом домой Людовик поручил одному из своих доверенных людей, Жоффруа де Сержину, отряд из нескольких десятков рыцарей, которых он содержал за свой счет. Но другие государи Европы не поддержали его пример, и люди короля Франции остались одни. Христианские поселения в Святой Земле казались обреченными и только новый крестовый поход мог их спасти.

Урбан IV и Климент IV: призывы на помощь Святой Земле

Плохие новости из Сирии, в основном, стали быстро и широко известны на Западе. Представители короля Франции на месте, а также магистры двух главных военных Орденов, тамплиеров и госпитальеров, в регулярных письмах информировали западных государей о двойной угрозе для Святой Земли, которую представляли монголы и сарацины[23]. Папы не оставались в бездействии. В августе 1261 года француз Жак Панталеон Кур-Пале, бывший патриархом Иерусалимским в течение шести лет, был избран Папой. Этим, вероятно, кардиналы хотели показать, какое значение они придают спасению Святой Земли. И действительно, новый Папа, принявший имя Урбан IV, умножил свои обращения к государям, приказал взимать сотую часть с церковных доходов по всему христианскому миру и поручил нищенствующим монашеским орденам проповедовать новый крестовый поход. Во Франции координация проповеди была возложена на провинциала доминиканского ордена Пьера Тарентского. Для этого ему была предоставлена большая свобода действий и значительные полномочия. Климент IV, ставший Папой осенью 1264 года, проводил в этой области ту же политику, что и его предшественник. В апреле 1265 года он обратился ко всем клирикам, светским и монахам, с просьбой проповедовать крестовый поход и его призывы повторялись в течение всего следующего года, обращенные к королю Франции, королю Наварры, Альфонсу де Пуатье, а также к немецким князьям[24].

В первой половине 1260-х годов главным проповедником крестового похода во Франции был архиепископ Тирский Жиль де Сомюр. Как и Климент IV, как Симон де Бри и как некоторые другие высокопоставленные лица Церкви, он также входил в свиту Людовика. В течение нескольких месяцев, с лета 1249 года по весну 1250 года, он был архиепископом Дамиетты, египетского города, который крестоносцы взяли сразу же после высадки. После неудачного завершения кампании он последовал за королем в Святую Землю и стал хранителем его печати, а затем был назначен архиепископом Тира. Через несколько лет Жиль возглавил посольство, за помощью к Урбану IV. Папа отправил его во Францию в сопровождении Жана де Валансьена, сеньора де Кайфас (ныне Хайфа). С титулом "исполнитель дела креста" (executor negocii crucis), наделенный непомерными полномочиями, Жиль де Сомюр в течение нескольких лет трудился над тем, чтобы пробудить энтузиазм верующих к предстоящему passage général (всеобщему переходу) — так современники называли грядущий Великий крестовый поход[25].

Завоевание Сицилийского королевства (1265–1266)

Тем не менее, до тех пор, пока король не принял крест, папство было более или менее бессильно. На самом деле, проповеднические кампании, поощряемые Урбаном IV и Климентом IV, похоже, не привели к массовому отъезду людей в Святую Землю. К тому же, у Пап были и другие насущные заботы, кроме освобождения Гроба Господня. Несколькими годами ранее, в середине века, в ходе длительного конфликта, печально известный император Фридрих II, он же король Сицилии и Иерусалима, выступил против предшественников Урбана IV и Климента IV. Смерть императора в 1250 году и трудности с его престолонаследием на некоторое время облегчили ситуацию. Его сын Конрад IV царствовал недолго и скоропостижно скончался в 1254 году, оставив маленького сына, Конрадина. В Сицилийском королевстве Манфред, сын Фридриха, сумел оттеснить Конрадина и узурпировать королевский титул. Папство было решительно настроено свергнуть Манфреда, этого последнего отпрыска династии Гогенштауфенов, который из своей столицы в Неаполе представлял серьезную угрозу для владений Святого Петра в центральной Италии. Сначала Папа Александр IV (1254–1261) обратился к английскому двору, предложив корону Сицилии, которая папством считалась вакантной, сыну короля Генриха III. Переговоры надолго затянулись, но в конце концов пришлось признать, что король Англии, запутавшийся в своих распрях с баронами, вряд ли был в состоянии поддержать завоевание Сицилийского королевства.

Затем был предложен другой кандидат — Карл, самый младший из братьев Людовика IX. Посмертный сын Людовика VIII, Карл был изначально был предназначен для церковной карьеры, но надо сказать, что у него к этому совсем не было стремления. Его брат-король, который был старше Карла на тринадцать лет, не хотел принуждать его к той жизненной стезе, которую тот не выбирал. Поэтому в 1247 году Карл получил в качестве апанажа графства Анжу и Мэн. Людовик также благоволил его браку с Беатрисой, младшей дочерью графа Прованского, Раймунда-Беренгера V, и, согласно любопытному обычаю графства, его наследницей. Уже будучи графом Анжуйским, Карл стал графом Прованским, а значит, и князем Священной Римской империи, поскольку Прованс тогда и до конца XV века находился за границами королевства Франция. Карл мог бы довольствоваться управлением этими богатыми владениями, но это был человек другого масштаба. Вернувшись из крестового похода в конце 1251 года, он попытался заполучить графство Эно, но был вынужден отказаться от него по просьбе своего брата, который вернулся во Францию в 1254 году. Когда Урбан IV через легата Симона де Бри предложил ему корону Сицилии, Карл колебался недолго. Людовика же было убедить труднее, но перспектива получить базу в Средиземноморье для будущего крестового похода, в конце концов, привела короля к согласию.

Но Манфреда все еще предстояло победить в бою. Папство без колебаний объявило крестовый поход против сына Фридриха II — это был не первый случай, когда понятие крестового похода, который должен был характеризовать экспедицию по освобождению Святой Земли, было использовано Папами для обслуживания своей итальянской политики. Климент IV попросил своего легата во Франции Симона де Бри, прелатов королевства и французских провинциалов из нищенствующих орденов проповедовать крестовый поход против сына Фридриха II. Тем, кто уже принял крест с намерением отправиться в Святую Землю, даже разрешалось смягчить данные обеты, чтобы, присоединившись к армии Карла Анжуйского, они могли пользоваться теми же преимуществами, как если бы пересекли море, чтобы сражаться в Святой Земле. В феврале 1266 года Папа сообщил Жоффруа де Сержину, душе христианского сопротивления в Святой Земле, что Святой Престол не придет ему на помощь, пока Манфред не будет смещен. Коронованный 6 января 1266 года в Риме, Карл Анжуйский и его крестоносцы одержали победу над войсками Манфреда в битве при Беневенто, 26 февраля. Сам Манфред пал в бою. "Бедовый ребенок", по выражению Жака Ле Гоффа, теперь был полноправным королем Сицилии. Во Франции легат Симон де Бри, до тех пор отвечавший за проповедь крестового похода против Манфреда, вскоре получил приказ проповедовать поход в Святую Землю (апрель 1266 года)[26].

Французское рыцарство, крестовый поход и Святая Земля

Накануне нового принятия креста Людовиком идея крестового похода еще не исчезла из мира французского рыцарства. Многие откликнулись на призыв Карла Анжуйского — правда, для этих крестоносцев довольно специфического типа существовала перспектива добычи и земель, которые нужно было захватить, и южная Италия не была Сирией или Египтом. Но, по крайней мере, время от времени Святая Земля продолжала привлекать некоторых баронов и рыцарей. В октябре 1265 года один из сыновей герцога Бургундского, Эд, граф Неверский, прибыл в Акко с пятьюдесятью рыцарями. В предыдущем году Гуго, граф де Бриенн в Шампани и граф де Лечче в Сицилийском королевстве, претендовал на регентство над Иерусалимским королевством, а затем и на саму корону, и женился на вдове одного из главных сеньоров Мореи и дочери герцога Афинского Изабелле де Ла Рош. Во Франции тех, кто посвятил себя защите Святой Земли, превозносили как настоящих героев. В Париже трувер Рютбёф воспевал подвиги и добродетели Жоффруа де Сержина (ум. 1269), человека французского короля в Святой Земле, пример христианского рыцаря, который "очень любил Бога и Святую Церковь" и который, как и сам король, хотел "отомстить за Божий позор". Жуанвиль упоминает о храбрости Жоффруа, который во время разгрома армии крестоносцев в Египте последним защищал Людовика от наступавших ему на пятки сарацин. Другие французские рыцари, шампанец Эрар де Валлери, а также уроженец Лангедока Оливье де Терм, были тем более знамениты во Франции, что их примеру не последовали. Как таковой, крестовый поход иногда становился предметом критики или, по крайней мере, к нему проявляли скептицизм. Около 1262 года Рютбёф отмечает, например, что по мере накопления угроз "можно благоговейно слушать проповедь, / Но у креста никто не хочет протянуть руку"[27].

Однако победа Карла Анжуйского при Беневенто позволила Клименту IV возобновить проповедь нового крестового похода, на этот раз в Святую Землю. Огромные усилия проповедников, направленные на завоевание Сицилийского королевства, теперь были направлены на проповедь крестового похода за море. В течение 1266 года граф Пуатье, граф Фландрии, один из сыновей графа Бретонского и еще несколько баронов приняли крест, точнее, планировали это сделать, попросив перед этим субсидию у Папы и легата Симона де Бри. За пределами Франции многие немецкие правители также приняли крест. Оставалось надеяться, что вновь начнется "крестовый поход баронов", подобный тому, который стартовал во Франции в 1239 году. Альфонс, граф Пуатье, старший из братьев Людовика, был главной надеждой папства, именно на него Урбан IV, а затем Климент IV рассчитывали возложить командование новой экспедицией. К нему же обращался Рютбёф, чтобы пробудить рвение французских баронов, а Роберт ле Клерк, поэт из Арраса, возлагал все свои надежды на молодого графа Артуа, племянника Людовика и Альфонса[28].

Однако, несмотря на то, что Папы и поэты старались распространить дух крестового похода среди рыцарства Западной Европы, и особенно среди рыцарства Французского королевства, только король из династии Капетингов был в состоянии, в военном и финансовом отношении, организовать экспедицию большого масштаба. Ни его братья, ни его племянник, ни любой барон не могли сделать это за него. Это означает, что принятие креста Людовиком в марте 1267 года было событием чрезвычайной важности. До этого времени лишь несколько великих баронов проявили желание поехать за море, но их желание было обусловлено тем, что Святой Престол выделил им субсидию. Теперь, когда сам король Франции взял на себя ответственность за будущую экспедицию, дело приобрело совершенно иной масштаб. Готовилось грандиозное мероприятие.

Европейский крестовый поход?

Людовику теперь оставалось убедить других королей, принцев и знать всей Европы присоединиться к нему. Но это была непростая задача. Третий крестовый поход, начавшийся в 1189 году, был подготовлен императором Фридрихом I Барбароссой, королем Франции Филиппом Августом и королем Англии Ричардом Львиное Сердце. Это был последний раз, когда несколько королей согласились отправиться в крестовый поход вместе. Результат был не очень успешным, так как соперничество между королями Франции и Англии в значительной степени препятствовало экспедиции. С тех пор все усилия были напрасны. Перед тем как отправиться в свой первый поход, Людовик попытался привлечь на свою сторону других королей, включая норвежского короля Хокона IV (1204–1263). Но за ним никто не последовал. После второго принятия креста он снова попытался убедить европейских королей пойти с ним. Но добился не большего успеха.

Следует сказать, что королевство Франция наслаждалось стабильностью и процветанием, не имевшими аналогов в остальной современной Европе. Германия была разделена на множество владений: императора, князей, прелатов и городов. После смерти наследника Фридриха II, Конрада, в 1254 году, титул Короля римлян, который соответствует титулу Короля Германии, оспаривался между Ричардом Корнуоллским, братом английского короля Генриха III, и Альфонсом X, королем Кастилии. Оба соперника были слишком заняты попытками добиться осуществления своих предполагаемых прав, чтобы отправиться в Святую Землю, тем более что король Кастилии был одним из предводителей Реконкисты на Пиренейском полуострове. В июне 1268 года Климент IV поручил кардиналу Оттобони, по возвращении из своей миссии в Англии, проехать через Испанию, чтобы убедить короля Кастилии присоединиться к крестовому походу Людовика, но из этого ничего не получилось. В 1269 году король Арагона и он же граф Барселоны, Хайме I, вместо того чтобы присоединиться к Людовику, предпочел начать свой собственный крестовый поход и, как уже было сказано, даже заключил договор с монголами. Но небольшой флот, который ему удалось собрать, получил сильные повреждения во время шторма, и Хайме был вынужден высадиться в Эг-Морт, а затем с сожалением вернуться в Барселону. "Это было большим позором для него и большим поводом для упреков", — говорится в хронике Святой Земли[29]. Королю Англии, со своей стороны, мешал длительный политический кризис внутри страны, который в период с 1258 по 1265 год поддерживали английские бароны во главе с Симоном де Монфором, графом Лестер. Кроме того, говорили, что у английского короля слабое здоровье и несмотря на поддержку, оказанную ему Людовиком против баронов, на Генриха III нельзя было рассчитывать[30]. Короли Богемии, Венгрии и Польши были ослаблены монгольским нашествием, и Людовик имел с ними мало контактов, по крайней мере, насколько нам известно.

Это, конечно, не относилось к его брату, Карлу Анжуйскому, который стал королем Сицилии благодаря помощи своего брата. Весной 1267 года к нему прибыло, отправленное Людовиком, посольство с длинным списком просьб и требованием присоединиться к нему в будущем крестовом походе. Теоретически, у последнего не было другого выбора, кроме как согласиться. Однако его власть должна была достаточно прочно укрепиться в его Сицилийском королевстве, что не было само собой разумеющимся. Летом 1268 года Карлу пришлось столкнуться с вторжением в Италию Конрадина, внука Фридриха II, которого он с трудом разбил в битве при Тальякоццо (23 августа). Кроме того, у Карла были собственные амбиции, которые побуждали его к воссозданию сферы влияния, которой пользовались его нормандские, а затем швабские предшественники на сицилийском троне. Так Карл отправил посольства в Тунис, чтобы потребовать возобновления выплат денег, которые местный правитель платил Фридриху II и Манфреду. Карл также распространил свое влияние на принципат Морея в Греции, находившийся в руках Виллегардуэнов, и взял под свою защиту своего кузена Балдуина Куртене, латинского императора Константинополя, который был изгнан из своей столицы в 1261 году. И наконец, Карл обратил свое внимание на Святую Землю, где он, вероятно, уже присматривался к короне короля Иерусалима. При всем этом он почти не нуждался в помощи своего брата и непримиримость Людовика могла даже стать для него помехой. На самом деле Карл был прагматиком. Разве он не обменивается посольствами с султаном Египта, как это делал до него его ненавистный предшественник Манфред? Папа не питал иллюзий относительно роли, которую сицилийский король мог сыграть в будущем крестовом походе: "На словах, — писал он легату Симону в мае 1267 года, — и когда он придерживается общих понятий, он проявляет в отношении Святой Земли величайшее рвение, но, когда доходит до дела, мы не можем добиться от него ничего конкретного. Что касается отправки галер, он не хочет делать того, что обещал, поэтому мы очень опасаемся, что, взявшись за столько дел разом, он в итоге не добьется результатов ни в одном". На самом деле, только в мае 1270 года, когда Людовик уже направлялся в Эг-Морт, Карл в свою очередь принял крест[31].

Справедливости ради, следует заметить, что Сицилийское королевство было не единственной западной державой, поддерживавшей дипломатические отношения с султаном Бейбарсом. Это касалось и короля Кастилии Альфонсо X, который был очень заинтересован в султане, и тем более таких морских городов, как Венеция, Марсель и Генуя, чье процветание во многом было обусловлено торговлей с арабо-мусульманским миром[32]. Действительно, мог ли Людовик рассчитывать на поддержку итальянских республик? Нет ничего менее определенного. Несмотря на усилия французского короля, который даже предложил выступить в качестве арбитра для урегулирования постоянно возобновляющихся споров между ними, ни Пиза, ни Венеция не стали участвовать в крестовом походе, организованном Людовиком, а Венеция даже утверждала, что ее торговля слишком сильно пострадает от войны с султаном Египта[33].

А как насчет королей и князей латинского Средиземноморья? Столкнувшись с Бейбарсом, король Кипра, который также претендовал на титул короля Иерусалима, оказался на острие борьбы с мусульманами и в 1268 году, ведя переговоры с Бейбарсом, он попросил приостановить действие запланированного договора в случае нового крестового похода, чтобы он мог к нему присоединиться. Послы Бейбарса, естественно, отказались согласиться на такое условие, и представляется вероятным, что король Кипра имел в виду крестовый поход, который в то время активно готовил Людовик, хотя нет ни одного документа, который бы конкретно подтвердил существование постоянных отношений между королями Франции и Кипра. То же самое можно сказать о принце Ахайском и герцоге Афинском, оба из которых перешли под власть Карла Анжуйского. В целом, в любом случае, далеко не факт, что король Франции вообще советовался о своих намерениях с франкскими королями и князьями, а также с другими правителями в Сирии, военными Орденами и итальянскими городами. Людовик любил принимать решения в одиночку.

Скорее король искал поддержки се стороны князей империи. План выдать свою дочь Маргариту замуж за герцога Брабантского, Иоганна I, вероятно, был направлен на то, чтобы вовлечь этого могущественного государя в крестовые походы. Но, хотя брак состоялся в феврале 1270 года, герцог Брабантский был осторожен и не последовал за своим тестем[34]. Граф Голландии, граф Гельдерна, бароны Рейнланда также не проявляли большего рвения. Два князя империи, граф Бар и граф Люксембург, все же присоединились к крестовому походу. Их участие было данью тому рвению, которое Людовик постоянно проявлял к восстановлению мира между ними. Именно король Франции разрешил конфликт между этими двумя людьми. За десятилетие, с 1260 года, Людовик заключил множество арбитражных соглашений, чтобы установить мир между европейскими правителями. Его советники иногда высказывали мнение, что для Франции было бы лучше, если бы ее соседи постоянно воевали друг с другом, но Людовик не обращал на это внимания. Rex pacificus magnificatus est (король, заключивший мир, будет возвеличен): это были первые слова проповеди, произнесенной Папой Бонифацием VIII в церкви миноритов в Орвието 11 августа 1297 года, во время провозглашения канонизации Людовика[35].

В конце концов, единственными принцами, которых Людовик смог склонить к участию в крестовом походе, были три его английских племянника, Эдуард и Эдмунд, сыновья короля Англии Генриха III, и Генрих, сын Ричарда Корнуоллского. Три принца приняли крест в День Святого Иоанна Крестителя в 1268 году в Лондоне вместе с сотней рыцарей. Это была серьезная поддержка для Людовика. Принц Эдуард, родившийся в 1239 году, был отличным военачальником и умным человеком. У него было мало денег, но французский король был достаточно богат, чтобы одолжить ему 70.000 турских ливров, которые позволили бы небольшому английскому контингенту подготовиться[36].

Климент IV, со своей стороны, также пытался заинтересовать христианских государей в предприятии французского короля. В мае 1267 года он написал королю Армении и императору Михаилу VIII Палеологу, чтобы сообщить им о планах французского короля. Папа попросил императора трудиться над воссоединением латинской и греческой Церквей, которые оставались разделенными со времен раскола 1054 года. Похоже, что усилия Папы были напрасными. Более того, трудно себе представить, чтобы византийский император присоединился к армии крестоносцев. Всего за несколько лет до этого он изгнал французов и венецианцев из Константинополя, города, который в 1204 году штурмом взяли другие крестоносцы, участники Четвертого крестового похода. Как уже упоминалось выше, латинский император Балдуин II де Куртене бежал на Запад, и неоднократно обращался с просьбами к своим кузенам, королям Франции и Сицилии, помочь ему вновь завоевать Константинополь. Герцогу Бургундскому Балдуин обещал Салоникское королевство, а королю Наваррскому и графу Шампанскому — четверть империи — при условии, конечно, что эти государи поддержат его в войне против греков[37]. Легко понять, почему Михаил Палеолог очень настороженно относился к французским приготовлениям.

В своем письме королю Армении Климент IV говорил о "всеобщем волнении", которое вызвало на Западе принятие креста Людовиком, но реальность была более неоднозначной. Однако Людовик вряд ли был впечатлен сдержанностью других государей. 20 мая 1267 года Климент IV передал земли короля Франции и всех тех, кто принял крест, под защиту Святого Петра. В самом королевстве епископу Байе и аббату Сен-Дени было поручено следить за соблюдением традиционных привилегий, предоставленных крестоносцам и, в частности, королю. В последующие недели Папа распространил эту меру на всех великих баронов, последовавших за королем, таких как Ги де Дампьер, граф Фландрии. 9 февраля 1268 года, пока шли приготовления, король вновь созвал собрание своих баронов и прелатов. Отправление армии крестоносцев было назначено на весну 1270 года. Через несколько месяцев, 29 ноября 1268 года, Климент IV умер. Несмотря на настоятельные требования христианских королей, кардиналам потребовалось почти три года, чтобы выбрать его преемника. Когда Людовик покинул Эг-Морт, престол Святого Петра был еще вакантен[38].