Последний крестовый поход

Для подготовки к предстоящей экспедиции Людовик мог полагаться на опыт, полученный им перед первым походом в 1248 году. Требовались деньги, флот, лошади, припасы и оружие. Потребности были огромны, но все говорило о том, что король Франции преуспевает в подготовке этого очередного крестоносного предприятия.

Легат

Желанный и благословленный Церковью, крестовый поход был не только экспедицией, направленной на борьбу с врагами веры, но и паломничеством, и там, где мы говорим о крестоносцах, хроники того времени говорят о паломниках. Именно этот сугубо религиозный аспект оправдывал присутствие в походе папского легата, то есть посланника Папы. В XIII веке это чаще всего был кардинал, который обладал очень широкими полномочиями, предоставленными ему Папой. В ряде случаев легаты играли главенствующую роль в крестовых походах. Так было с Адемаром Монтейльский, епископом Ле-Пюи, во время Первого крестового похода, который привел крестоносцев в Иерусалим (1099), или с кардиналом Пелагием, который оспаривал у Иоанна де Бриенна, короля Иерусалима, руководство Пятым крестовым походом (1217–1221). Однако по большей части легат оставался на заднем плане. Во время Египетского крестового похода, легат Эд де Шатору много проповедовал крестоносцам, но его роль в определении стратегии и проведении операций, похоже, была минимальной. Во время сражений, приведших к капитуляции армии крестоносцев, его заметили только тогда, когда он бежал на лодке в Дамиетту, а позже, когда Людовик прибыл в Святую Землю и решал, какое направление дать своему крестовому походу, легат однозначно высказался за возвращение во Францию, тогда как король в конце концов решил остаться. Будучи искусным и убедительным проповедником, Эд де Шатору, по-видимому, все же не оказывал на Людовика большого влияния[39].

В 1260-х годах, как мы уже видели, два кардинала сменили друг друга в должности папского легата в королевстве Франция. Жиль, архиепископ Тирский, носил титул не легата, а "исполнителя дела креста". За некоторое время до смерти Жиля его сменил Симон де Бри. Именно он вручил крест Людовику в день Благовещения в 1267 году, и именно он проповедовал вновь посвященным рыцарям во время Пятидесятницы. Однако в последние месяцы 1268 года Симон был отозван Климентом IV и заменен Раулем де Гроспарми. Как и два предыдущих легата, новый был бывшим советником короля Франции. Возможно, он был даже очень близок к королю, поскольку следовал за ним в его первой заморской экспедиции. В качестве хранителя печати короля (1253–1259) он был избран епископом Эврё, а в 1262 году Урбан IV назначил его кардиналом. Когда он вернулся к Людовику в качестве нового легата, Рауль де Гроспарми, кардинал-епископ Альбано, был одной из главных фигур в Священной коллегии, группе кардиналов, окружавших Папу. Он также только что отличился в другой легации, во время которой эффективно помогал Карлу Анжуйскому в умиротворении Сицилийского королевства и в частности, ему пришлось приводить к покорности местное духовенство, которое далеко не всегда враждебно относилось к Манфреду. Несомненно, именно опыт, полученный им в этой деликатной миссии, побудил Людовика попросить его присутствия рядом с собой. Более спокойный чем Симон де Бри, Рауль де Гроспарми, казалось, обладал всеми необходимыми качествами, чтобы представлять Римскую Церковь перед королем накануне крестового похода. Однако его положение было шатким. Поскольку Климент IV умер в конце ноября 1268 года, а нового Папу еще не избрали, влияние легата неизбежно уменьшилось[40].

Одной из главных задач легата была координация проповеднических усилий в пользу крестового похода. Необходимо было неустанно проповедовать, чтобы убедить новых крестоносцев. Симон де Бри, а затем Рауль де Гроспарми объехали весь север королевства. Однако на самом деле легат не мог только сам справляться этой задачей. На местах его поддерживало светское духовенство — епископы и приходские священники — и монахи из орденов доминиканцев и францисканцев. В ноябре 1267 года Симон де Бри поручил проповедь крестового похода в церковной провинции Нарбон, хранителю францисканского монастыря Андюз. Архиепископ Руана, Эд Риго, также регулярно проповедовал в своей церковной провинции, которая охватывала епархии Нормандии. Последствия проповедей трудно оценить, но можно представить, что они были не нулевыми. Крестовый поход не ограничивался пределами королевства, поскольку проповедовался по всей Западной Европе. В хронике Фрисландии сообщается, что после того, как Людовик принял крест, нищенствующие монахи-проповедники активно действовали по всему региону. В церквях выставляли специальные сундуки для сбора пожертвований, а жертвователям причиталась пятидневная индульгенция[41].

Сбор церковной десятины

Наряду с проповедью, роль легата заключалась также, и, возможно, прежде всего, в надзоре за сбором церковной десятины (décime). Как только он официально узнал, что король Франции принял крест, Климент IV даровал ему десятину, то есть налог в размере 10%, который должен был взиматься с церковных доходов, превышающих 15 турских ливров. Еще Четвертый Латеранский собор в 1215 году определил условия этого вклада Церкви в крестовые походы. Епископы, каноники, приходские священники — все должны были платить десятину сборщикам, назначенным легатом. Монастыри, часто наделенные очень богатыми владениями, были важными вкладчиками. Сбор десятины действовал в течение трех лет, то есть выплачивается в течение трех лет подряд. Разумеется, он затрагивал епархии королевства, прилегающие к нему епархии — Льеж, Мец, Туль и Верден, а также часть церковной провинции Лион, расположенные за пределами королевства, — облагались по более низкой ставке, одной двадцатой части с доходов, чего было недостаточно, чтобы успокоить споры по этому поводу.

Сбор десятины был поручен легату Симону де Бри, которого позже сменил Рауль де Гроспарми. Мероприятия по сбору налога не должны были быть слишком сложными, поскольку налоговая база была определена во время предыдущих сборов. Таким образом, каждый примерно знал, сколько он должен заплатить. Из огромной массы счетов и документов всех видов, которые должны были образоваться в результате сбора десятины, в архивах почти ничего не сохранилось, и можно только представить себе, как представители легата передвигаются от монастыря к приходской церкви, чтобы получить суммы, причитающиеся в каждой епархии. Орден цистерцианцев добился выплаты единовременной суммы в 20.000 турских ливров, а расходы, понесенные на сбор, в данном случае свелись к нулю. Что касается многочисленных женских монастырей, то они не имели ничего своего и поэтому не были обязаны платить десятину. Были и другие исключения. Основанный Бланкой Кастильской, монастырь Мобюиссон был наделен богатой вотчиной, но он был освобожден от уплаты десятины, а королевские клирики, несмотря на богатые пребенды (доходы) в соборах и королевских коллегиальных церквях, также были освобождены от этого. Похоже король не во всем подавал пример своим подданным[42].

Более того, в то время как дух крестового похода ослабевал в умах рыцарей, прелаты и аббаты не желали платить. Следует сказать, что Первый крестовый поход Людовика, а затем поход Карла Анжуйского в Италию уже привели к взиманию многолетней десятины по каждому случаю, и что папство в 1263 году также ввело centième, налог, эквивалентный 1% с дохода. Это для церковников было уже через чур. Когда Папой было объявлено об уступке десятины Людовику, церкви Реймса, Санса и Руана выразили протест Клименту IV, который принял его с отвращением. Для Папы, в то время как крестоносцы были готовы умереть за освобождение Святой Земли, жадность клириков было трудно принять. Поэт Рютбёф насмехался над епископами: "Прелаты, не ропщите, чтобы заплатить десятую часть, / но молите Иисуса Христа, чтобы он подумал о погашении вашего долга" — то есть долга, возникшего в результате их греховного состояния[43].

Завещания, выкупы и пожертвования

Король также получал средства, предусмотренные в завещаниях для Святой Земли, а также суммы, выплаченные за невыполнение взятых обетов. Когда мужчина или женщина, принявшие крест, не могли отправиться в паломничество, Церковь позволяла, ему или ей, искупить свой обет. Например, 2 апреля 1267 года легат согласился освободить, Беатрису Брабантскую, от крестоносного обета в обмен на отправку вооруженных людей или в обмен на финансовый взнос, размер которого должен был определить приор доминиканцев Лилля. Такие суммы могли быть очень большими. В 1261 году Ангерран, сеньор де Куси, обязался заплатить 12.000 турских ливров, чтобы освободиться от обязательства, наложенного на него Людовиком, отправиться за море в наказание за совершенное преступление. В целом, откуп от клятвы крестоносца не являлся чем-то позорным. Более того, в некоторых случаях откуп даже поощрялся. В 1267 году патриарх Иерусалимский Вильгельм II Аженский попросил Папу не разрешать пересекать море тем, кто не может сражаться, "бедным, старым и невооруженным", потому что они будут скорее мешать, чем помогать и станут бесполезными ртами, которые нужно кормить. С другой стороны, тем, кто не исполнял свой обет или не откупился от него, было обещано отлучение от Церкви[44].

За всем этим должен был следить легат. 13 июня 1269 года Рауль де Гроспарми поручил аббату Сен-Пьер д'Овиллер напомнить крестоносцам в графствах Шампань и Бри о приближении срока, установленного королем Франции для их отъезда — первой недели мая 1270 года. Те, кто не мог уехать, или те, кто предусмотрительно оставил себе возможность откупиться от обета, должны были выплатить причитающуюся сумму в руки аббата. Аббат должен был с особой тщательностью вести список тех, кто откупался от своего обета. Четыре месяца спустя, 16 октября, аббат обратился к архиереям и сельским деканам епархий, в юрисдикции которых находились графства Шампань и Бри (Реймс, Шалон-сюр-Марн, Суассон, Мо, Париж, Санс, Осер, Лангр и Труа). Они сами должны были созвать подведомственных им приходских священников и попросить их назвать имена всех тех, кто принял крест в их приходе, а также имена наследников и душеприказчиков тех, кто, приняв крест, умер в течение прошедших трех лет. На основании решения легата Симона де Бри, те, кто публично отказался от обета, должны были быть отлучены от Церкви, и на приходских священников возлагалась обязанность огласить этот приговор. Таким образом выстраивалась вертикаль: Папа делегирует свои полномочия легату, легат задействует аббата Сен-Пьер д'Овиллер, который созывает приходских священников, которые должны составить список крестоносцев в своем приходе. Организация крестового похода была серьезным делом[45].

В октябре 1268 года Папа распространил индульгенции, предусмотренные для крестоносцев, на тех, кто отдаст королю Франции значительную часть своих доходов для подготовки его заморской экспедиции. Эти люди как бы лично уходили уходили в паломничество. Во время проповеди похода в Бретани один доминиканец получил пожертвований на сумму 700 ливров. Как видим собранные таким образом суммы были далеко не ничтожными. Поступления от десятины, завещаний, откупов от обетов и пожертвований на крестовый поход трудно оценить суммарно. Но несомненно, они представляют собой огромную сумму. По оценкам, от 200.000 до 250.000 турских ливров — это годовой доход от десятины, взимаемой с Церкви во Франции. За три года король мог рассчитывать получить от 600.000 до 750.000 ливров, к которым следует добавить суммы, выплаченные по завещаниям и откупам или для получения эквивалента статуса крестоносца. Вряд ли будет ошибкой предположить, что общая сумма составила 800.000 или 900.000 турских ливров. Эту оценку следует сравнить со стоимостью первого крестового похода Людовика в Египет: 1.500.000 турских ливров, и с некоторыми конкретными данными ― жалованье рыцаря за год составляло 160 ливров, боевой конь среднего качества стоил от 50 до 100 ливров[46].

Ресурсы домена

Во второй половине XIII века еще было живо убеждение, что "король должен жить за счет своих владений", то есть, доходов со своего домена. Король при династии Капетингов все еще оставался феодалом. Не существовало не только налогов в масштабах всего королевства, но и король получал доход только с тех земель, над которыми имел непосредственный контроль. Поэтому нужно было сделать все, чтобы извлечь из этого максимальную пользу.

Среди обычаев, составлявших "феодальное право", существовало обязательство вассалов и зависимых людей выплачивать помощь (aide) своему сюзерену в четырех случаях: отъезд в крестовый поход, плен, посвящение в рыцари старшего сына, замужество старшей дочери. Людовик отправлялся в крестовый поход, выдал замуж старшую дочь (в 1255 году!) и посвятил в рыцари принца Филиппа, старшего из своих сыновей. Таким образом, помощь была востребована во всем королевском домене, но не без протестов. В первые годы правления Филиппа III Парижскому Парламенту пришлось разрешить множество споров, возникших в связи с выплатой этой помощи. Принцип был общепринятым, но сумма, подлежащая выплате, не была установлена обычаем а агенты короля договаривались о ней с каждой общиной. В целом, однако, деньги поступали исправно. Как показал американский историк Уильям Джордан в отношении Египетского крестового похода, именно города внесли наибольший финансовый вклад в подготовку этой экспедиции[47].

Подготовка Альфонса де Пуатье

Альфонс, граф Пуатье, был вторым во Франции человеком после короля. После гибели Роберта I д'Артуа в сражении при Мансуре, Альфонс стал старшим из оставшихся в живых братьев Людовика. Самый младший брат, Карл, граф Анжуйский, Мэнский и Прованский, стал королем Сицилии в 1266 году и хотя он внимательно следил за тем, что происходит при французском дворе, он был занят своими собственными великими проектами. Более того, огромные владения Альфонса сделали его самым влиятельным и богатым принцем во Франции, уступающим лишь королю. В 1241 году он получил графство Пуатье в качестве апанажа, а в 1248 году, после женитьбы на Жанне, единственной наследнице Раймунда VII, стал графом Тулузы. Хотя большую часть времени он проживал в Иль-де-Франс, в его владениях от его имени действовала строгая администрация, о чем свидетельствуют сохранившиеся документы. Логично, что именно о подготовке этого "скупого и жадного, недоверчивого, коварного, и в целом несимпатичного" принца, говоря словами его историка Ива Досса[48], мы знаем лучше всего.

Нет никаких сомнений в личном участии Альфонса в подготовке похода. Хотя обычным языком его канцелярии была латынь, письма, которые он адресовал своим офицерам о крестовом походе, были на французском. По его словам, у него было "намерение лично помочь Святой Земле", сенешалю Тулузы он пишет о "большой нужде в Святой Земле", "задаче поспешной, потому что приближается дата отъезда". Принц ревностно готовился к предстоящему крестовому походу, для которого ему пришлось применить "боль, заботу и усердие, чтобы раздобыть деньги".

Крестовый поход в Египет стоил Альфонсу больших денег. В 1261 году, когда он собирался вернуться в Святую Землю, граф Пуатье добился от своих подданных на юге Франции выплаты фуажа (fouage), налога, взимаемого с каждого домохозяйства в каждой деревне, которым его тесть Раймунд VII уже пользовался несколькими годами ранее. Несмотря на этот прецедент, Альфонс, похоже, не был очень уверен в своей правоте, и поэтому решил договориться с каждым городом о размере его взноса, что привело к длительным задержкам. Альфонс выдал общие инструкции всем своим офицерам, чтобы помочь им в проведении переговоров. Одним из главных аргументов, который необходимо было выдвинуть, являлся тот факт, что граф впервые просит о таком сборе, в то время как король и другие бароны уже два или три раза просили об этом своих подданных. Представителям графа рекомендовалось проявлять максимальную гибкость. В городах, зависимых от вассалов графа, требовалось согласие последнего, городам, желающим выплатить единовременную сумму, разрешалось это сделать, а процедура взимания фуажа оставалась на усмотрение жителей.

В мае 1267 года, официально приняв крест вслед за своим братом, Альфонс приказал сенешалю Тулузы собрать по всему своему округу налог, положенный ему как крестоносцу убывающему в Святую Землю, и как можно быстрее передать вырученные средства в Парижский Тампль. Другие его офицеры, сенешали Ажене, Керси, Венессена, Пуату, Сентонжа, Руэрга и коннетабль Оверни, получили аналогичные приказы. Город Мийо внес 1.200 ливров, Риом — 4.000. Тулуза пообещала 6.000 ливров, но взамен попросила гарантий, что этот платеж будет выполнен исключительно из милости и без дальнейших обязательств. Тем не менее, тулузцы очень неохотно расставались со своими деньгами, и Альфонсу пришлось несколько раз напоминать им об их обязательствах. В апреле 1268 года горожане Сен-Жан-д'Анжели предложили графу 1.000 ливров. "Мы удивляемся тому, что они сделали такое маленькое предложение, — сказал Альфонс, — для такой великой задачи и для такого великого дела, как задача освобождения Святой Земли".

Евреев задерживали для получения выкупа, несомненно, по образу и подобию того, что происходило в королевских владениях и таким образом финансовые мотивы смешивались с моральными соображениями, осуждающими незаконную прибыль от ростовщичества. Но каждый житель так или иначе должен был внести свой вклад. Сервам (serfs, крепостным) предлагалось получить полную свободу в обмен на плату, а тех, кто отказывается, все равно облагали налогом. Имущество полученное или приобретенное церквями и монастырями, которое ранее находилось в руках светских владельцев, и было обложено рядом сборов и поборов, было освобождено от них, попав в церковное достояние. Чтобы компенсировать это, церкви должны были платить пошлину, известную как амортизация (amortissement), которая соответствовала доходу за два или три года. Агенты графа стремились собрать и эти пошлины.

Этот обширный поиск денег затронул все категории вассалов и зависимых от Альфонса людей из Пуатье. Но следует отметить, что граф также урезал свои расходы и без колебаний пожертвовал частью своих владений. Таким образом, продажа участков лесных угодий принесла большие деньги, но не без сокращения текущих ресурсов графа, так что после 1271 года Филипп III, наследник графства Тулуза, по завещанию своего дяди выкупил леса, проданные несколькими годами ранее[49].

Наряду с Сикардом Аламаном и Жилем Камелином, занимавшимися финансовыми вопросами, Тома де Ла-Нёввиль был одним из агентов графа в Тулузе. Он отвечал за сбор налога, причитавшегося с сервов, которые не хотели платить за свое освобождение, сбор амортизации, причитавшейся с францисканского монастыря Тулузы и госпитальеров Ордены Святого Иоанна Иерусалимского, а также заставил тех, кто принял крест во времена Раймунда VII, не побывал в Святой Земле, откупиться от своих обетов. Помимо сбора средств на Тома были возложены и другие обязанности. Альфонс также попросил его организовать облавные охоты, так как солонину из кабана предполагалось взять на борт кораблей. Тома также должен был собрать оружие и арбалетные болты для предстоящей экспедиции. Он закупил 191.300 болтов за 1.957 турских ливров и перевез их из Тулузы в Эг-Морт. Он же должен был позаботиться о щитах и элементах доспехов для лошадей, и, наконец, о железе и гвоздях, которых так много потребляла рыцарская армия. Ведь подковы у лошадей приходилось менять каждые 45 дней, и для этого требовались тонны металла. Все это необходимо было предусмотреть еще до отправления.

Подготовка Роберта II, графа Артуа

Людовик посвятил в рыцари своего племянника Роберта — сына безрассудно погибшего при Мансуре брата — одновременно с принцем Филиппом, в день Пятидесятницы 1267 года, а также освободил его от опеки его отчима, Ги де Шатийона, графа Сен-Поль, и торжественно передал ему графство Артуа. Молодому графу была суждена долгая карьера полководца, которая закончилась 11 июля 1302 года в битве при Куртре. Будучи еще молодым человеком, Роберт, несомненно, был взволнован перспективой крестового похода. Но ему для этого нужны были деньги. Графство Артуа было богатым, особенно благодаря своим городам, Аррасу, Сент-Омеру, Эру, Лансу, Эдену и Бапому, но графу все еще не хватало опыта в общении с городской буржуазией. Для руководства племянником в переговорах с эшевенами городов Людовик послал ему своего ближайшего советника Пьера ле Шамбеллана и одного из своих клерков, магистра Жана де Труа, архидьякона Байе. Король не преминул напрямую попросить власти городов проявить великодушие к своему графу, который решил отправиться с ним за море. Граф Артуа также был озабочен спасением своей души. Между 1268 и 1270 годами несколько монастырей в его владениях обещали ему служить мессы. Важно отметить, что молитвы должны были произноситься не только за нынешнего графа Артуа, а также за его отца Роберта I, который погиб в сражении при Мансуре во время крестового похода в Египет[50].

Эг-Морт

Как только проект крестового похода был запущен, первым вопросом, который пришлось решать Людовику, стала транспортировка его армии. У короля Франции не было постоянного флота. Если у него и были свои корабли, то, скорее всего, на побережье Ла-Манша или Атлантического океана. В Средиземном море у королей из династии Капетингов был только один порт — Эг-Морт. В 1190 году для участия в Третьем крестовом походе Филипп Август отправился за море из Генуи, а Ричард Львиное Сердце выбрал для этого Марсель. В Эг-Морт король Франции был полноправным хозяином. К востоку от Роны находилось графство Прованс, фьеф Священной Римской империи а к западу — сеньория Монпелье, разделенная между епископом Магеллона и королем Арагона. Немного южнее, находился Нарбон, чей порт был известен с римских времен, но в 40-х годах, когда Людовик готовился к своему первому отъезду за море, город все еще зависел от графа Тулузы, Раймунда VII. Поэтому выбор у Людовика был небольшой. Поскольку он должен был иметь свой собственный порт отправки, он выбрал Эг-Морт.

Рельеф местности там не был идеальным, но в целом он был не лучше и не хуже многих других важных средиземноморских портов, включая Венецию и Тунис. Песчаные отмели и болота защищали порт от внешних атак, а две лагуны, были достаточно глубокими и вместительными, чтобы в них могли поместиться большие корабли крестоносцев и легко сообщались с открытым морем. С остальной частью королевства довольно легко было связаться через рукав близлежащей дельты реки Рона, который вел в Сен-Жиль, место паломничества и важный коммерческий центр. Несмотря на свое название, вызывающее в памяти болота и застойные воды, место Эг-Морт (Aigues-Mortes, Мертвая вода) было давно известно и использовалось. Однако именно Людовик сделал его главным королевским портом Средиземноморья. С соседним аббатством Псалмоди офицеры короля договорились о передаче собственности. Так был основан новый город, наделенный, как и бастиды на юго-западе, важными политическими и фискальными привилегиями. В 1248 году, когда Людовик отправился в свой первый крестовый поход, город был еще далек от завершения и нет уверенности, что даже в 1270 году его двадцать больших башен, десять ворот и десятиметровые стены были закончены. Только знаменитая "Башня Констанции", построенная, вероятно, еще в 1248 году, возвышалась над окружающим ландшафтом. В 1270 году, будучи слишком многочисленными, чтобы вместить их всех в строящемся городе, крестоносцы разошлись по окрестностям, от Сен-Жиль до Марселя. С другой стороны, портовые сооружения были готовы к приему флота, который должен был доставить крестоносцев и паломников по назначению[51].

Флот

Необходимо было еще приобрести флот, так как именно по морю Людовик намеревался достичь своей цели. Не похоже, что этот вопрос вообще обсуждался, хотя Людовик VII, напротив, колебался между морским и сухопутным маршрутом, прежде чем решил выбрать последний. В западном Средиземноморье только несколько морских городов могли предоставить такой большой флот: Венеция, Генуя, Пиза и Марсель. Поэтому, можно сказать, был объявлен тендер.

Для своей первой заморской экспедиции Людовик связался с Марселем и Генуей. Два города предоставили ему двадцать и двенадцать больших кораблей, соответственно, по цене 1.300 марок за судно. Генуя также оснастила четыре малых корабля по цене 1.100 марок за каждый. Марсель предложил десять галер сопровождения бесплатно. Генуя не была столь щедра, но все же получила дополнительный заказ: три корабля для короля и его свиты. У баронов были свои собственные корабли. Гуго де Шатийон, граф Сен-Поль, нанял корабль в Шотландии, а Эльнар де Селингем, рыцарь из Артуа, аж в Норвегии! Когда флот отправился с Кипра в Дамиетту, он насчитывал, по словам Жуанвиля, 1.800 кораблей[52].

В 1267 году Венеция впервые предложила предоставить пятнадцать больших кораблей к июню 1270 года. Двенадцать из них могли перевозить по 1.000 человек, а остальные три, самые большие, вдвое больше, то есть 2.000 — таким образом, могла быть перевезена армия в 18.000 человек. Если бы крестоносцы своим ходом отправились в Венецию, то в этом случае республика должна была за свой счет предоставить пятнадцать военных кораблей на один год. Предложение было привлекательным, поскольку планируемый крестовый поход был бы предпринят совместно королем Франции и Венецией. Такой способ уже был опробован в 1204 году, когда крестоносцы заключили аналогичное соглашение с венецианцами. Результат, надо признать, был не очень блестящим. Задавленные финансовыми требованиями своих союзников, крестоносцы были вынуждены штурмовать Зару, христианский город на Адриатическом побережье, который не желал подчиняться венецианцам, а сама экспедиция закончилась захватом и разграблением Константинополя.

В любом случае, в 1267 году, венецианцы поспешили отказаться от своего предложения, так как их торговля с мамлюкским Египтом, по их мнению, слишком сильно пострадала бы от участия в крестовом походе, готовящимся французским королем[53]. Однако проект договора с Венецией содержит интересную информацию о характере и размерах кораблей, а также о количестве людей и провизии, перевозимой на борту. Каждого рыцаря сопровождали два сержанта, конь и паж (именно в таком порядке). На каждого человека приходилось по одной мере пшеницы, по полторы четверти парижской меры вина и воды на каждый день. На каждую лошадь — четыре меры ячменя, тюк сена, девять футов в окружности и пять футов в длину, и пятнадцать четвертей парижской меры воды. Все это нам мало о чем говорит, но мы должны помнить, что предварительные обсуждения договоренностей о перевозках проходили с большими подробностями.

Венецианцы снялись с торгов, а Марсель и Генуя остались в претендентах. Смета, представленная марсельцами, была признана слишком высокой — 800 марок (2.200 турских ливров) за аренду судна, перевозящего 1.000 паломников. Предложение генуэзцев было более умеренным — 700 марок. Таким образом они выиграли контракт, учитывая, что король Франции имел традиционные связи с великим лигурийским портом. Именно отсюда, как уже было сказано, Филипп Август отправился в Третий крестовый поход в 1190 году, именно генуэзцы перевезли Людовика в 1248 году и, наконец, именно им, король передал строительство в Эг-Морт, в лице знатного горожанина Гильельмо Бокканегра.

Договоры, подписанные с Генуей осенью 1268 года и весной 1269 года, были скопированы в реестр, который сейчас хранится в Национальном архиве. Гвидо Корриджа, подеста — то есть главный администратор городской коммуны — и городской совет гарантировали выполнение договоров, заключенных агентами французского короля, либо с самой коммуной, либо с частными судовладельцами. В общей сложности генуэзцы обязались поставить не менее дюжины кораблей, не считая всех мелких судов и барок, которые их должны были сопровождать. Корабли Paradis, Bonaventure, Saint-Esprit и Saint-Sauveur были большими судами, так как их длина составляла около двадцати пяти метров, и они могли перевозить до ста лошадей, а Montjoie, флагман флота, вероятно, был около сорока метров в длину. Некоторые корабли были куплены королем, другие просто зафрахтованы. Жалованье матросам (их требовалось несколько десятков на корабль) и расходы на такелаж были включены в стоимость. Для приобретения большого корабля требовалось 7.000 турских ливров, но король также разрешил судовладельцам, в счет уплаты, брать необходимую древесину из его лесных угодий. Выплаты производились частями и большинство из них проходило через Парижский Тампль, штаб-квартиру Ордена тамплиеров во Франции, который служил банком короля. Корабли были очень разнообразны. Наряду с большими кораблями были наняты галеры и знаменитые huissiers (l'huis — дверь) — суда, имеющие двери на корме, чтобы легче было загружать и выгружать лошадей, и щели которых перед отплытием конопатили паклей. Также было нанято множество барок и других небольших судов.

Для Генуи победа в крестовом походе была выгодной сделкой. Это означало занятость для ее арсенала, мастеров, моряков и, по мнению некоторых современников, перспективу воспользоваться союзом с королем Франции для восстановления прав, которых республика была лишена несколькими годами ранее в Акко. До начала июля 1270 года генуэзцы считали, что Святая Земля с ее главным городом Акко является целью экспедиции, до такой степени, что некоторые из них весной обязались вернуть в Акко займы, которые они сделали в Генуе[54].

В переговорах с генуэзцами окончательные договоренности были достигнуты весной 1269 года. Сбор был назначен на 8 мая 1270 года в Эг-Морт, предусматривалась возможность остановки флота в таком-то и таком-то порту или на таком-то и таком-то острове на неопределенный срок, который мог растянуться на всю зиму. Но один момент был сформулирован очень четко — все генуэзцы должны были подчиняться королю Франции, от простого матроса до капитанов.

Поставки

В целом, за исключением переговоров с генуэзцами, о подготовке Людовика к своему второму крестовому походу известно немного. В одном отчете бухгалтера говорится о покупке дестриэ (destriers), то есть дорогостоящих породистых боевых коней[55]. Готовясь к своему первому крестовому походу, Людовик собрал большое количество продовольствия на острове Кипр, о чем свидетельствует известный отрывок из мемуаров Жуанвиля.

Для своей второй экспедиции Людовик сначала объявил о своем намерении остановиться в Сиракузах, одном из портов Сицилии, во владениях своего брата Карла Анжуйского. Последний приказал подготовить небольшой флот ко дню Святого Иоанна Крестителя (24 июня) 1270 года. Еще весной Карл приказал своим офицерам запастись продовольствием на острове в ожидании прибытия армии крестоносцев и запретил любой его экспорт[57].

Документы, содержащиеся в реестрах Канцелярии Карла Анжуйского, позволяют проследить миссию, возложенную на мастера Оноре, которого попеременно называли то "мастером машин короля Франции", то "плотником короля Франции". В последние месяцы 1269 года Людовик отправил его в Сицилийское королевство "для изготовления машин и других военных приспособлений". Карл приказал своим офицерам принять его хорошо и оказать ему всяческое содействие, в частности, они должны были показать мастеру Оноре все леса, находящиеся в их юрисдикции, и позволить ему брать столько древесины, сколько он захочет. Через несколько месяцев, в феврале 1270 года, Оноре получил от Карла деньги на покупку канатов и других вещей, необходимых для изготовления осадных машин для французского короля, ему также были предоставлены телеги для перевозки леса.

Людовик был не единственным, кто посылал агентов в Сицилийское королевство. Альфонс де Пуатье прислал лошадей, мулов, соленое мясо и все остальное, необходимое для заморского путешествия и его посланники, конечно, также находились под защитой короля Сицилии. В начале 1270 года остров Сицилия все еще считался первой остановкой на пути в Святую Землю[58].

Простые крестоносцы

Если шаги, предпринятые королем и принцами перед отправлением, достаточно хорошо известны, то труднее себе представить, как бароны и простые рыцари могли подготовиться к крестовому походу. На развороте Cartulaire de Saint-Maur-des-Fossés известного как Черная книга мы видим "рыцаря-крестоносца готового отправиться в паломничество в заморские края", делающего пожертвование "для спасения своей души" соседнему монастырю, как это сделал мелкий сеньор из Иль-де-Франс Жан д'Эври в отношении монастыря Сен-Мор-де-Фоссе в мае 1270 года[59]. Был ли это просто подарок? Не заплатили ли ранее монахи Жану д'Эври какую-то сумму, чтобы помочь ему в его приготовлениях? Несомненно, Жану нужно было купить нового коня, проверить свою кольчугу и упряжь для лошадей, а также позаботиться об экипировке слуг, которые будут сопровождать его в этом приключении.

Иногда целая группа людей сопровождала господина более важного, чем Жан д'Эври. Например, когда Жан де Жуанвиль отправился в крестовый поход в Египет, его сопровождали священник, камергеры и капелланы. За Ги де Дампьером, графом Фландрии, последовала большая часть его домочадцев, включая менестрелей, среди которых был поэт Адене ле Руа, один из самых известных в то время[60].

Приготовления Жуанвиля перед его отъездом в 1248 году достаточно хорошо известны и должны были быть более или менее такими же, как у любого важного крестоносца. Жуанвиль пришел к соглашению со своим кузеном, Жаном, сеньором д'Апремон, графом Саарбрюккен. Каждый из них набирал по девять рыцарей, а также некоторое количество клерков, слуг, конюхов и ремесленников, без которых невозможно было ни путешествовать, ни воевать. Чтобы перевезти людей и лошадей, два кузена отправили своих агентов в Марсель, чтобы нанять корабль в преддверии отплытия. Представьте себе переговоры, составление контракта, внесение залога и множество деталей, которые необходимо было уладить. Для покрытия всех этих расходов, Жуанвиль отправился в Мец, чтобы заложить большую часть своих сеньориальных владений, ведь в то время земли принадлежавшие лично ему приносили доход не более 1.000 турских ливров в год. На следующей неделе после Пасхи 1248 года Жуанвиль созвал своих вассалов и зависимых людей в свой замок. Первые несколько дней были посвящены празднованиям, поскольку с понедельника по четверг его самые важные вассалы каждый по очереди устраивали ему пир, так как Великий пост только что закончился празднованием Пасхи в предыдущее воскресенье. В пятницу дела приняли более серьезный оборот. Перед своими людьми Жуанвиль заявил: "Сеньоры, я отбываю за море и не знаю, вернусь ли. Подойдите же; если я нанес вам какой-либо ущерб, я, как обычно, возмещу его поочередно всем, кто пожелает что-либо потребовать от меня или моих людей". Затем он покинул зал и предоставил своим вассалам самим оценить претензии каждого из них. "Я заплатил, сколько они, собравшиеся все вместе, порешили", — пишет Жуанвиль. Отправляясь в Святую Землю, важно было не оставить после себя никаких обид.

Теперь, когда он почувствовал, что находится в хороших отношениях со всеми, Жуанвиль получил от аббата соседнего монастыря Шеминон знаки отличия паломника, в его случае суму и посох (bourdon). Вместо того чтобы отправиться непосредственно в Эг-Морт, Жуанвиль начал свое путешествие с паломничества к мощам двух местных святых. Оружие, доспехи, припасы, все, что много весило, отправили на телегах в город Осон, где погрузили на корабль, который проследовал по реке Сона до Лиона, а затем вниз по реке Роне до Эг-Морт. Коней же отправили по дороге.

"Я отправился в Блекур и Сент-Юрбен, поклониться святым мощам, что там находятся. И направляясь в Блекур и Сент-Юрбен, я ни разу не позволил себе обратить взор к Жуанвилю, дабы прекрасный замок и двое моих детей, которых я покидал, не растрогали мое сердце". Жуанвиль, как мы знаем, отказался сопровождать Людовика в его втором крестовом походе. Возможно, это объясняется тем, что спустя несколько десятилетий он сохранил острое воспоминание о своем отъезде в 1248 году[61].