Последний осколок (СИ)

Глава 12 Первомать

Освобождение пещер от обезумевших призраков затянулось до обеда следующего рассвета. Кто только не рвался в лучший мир. И им всем нужно было спеть песню, проводившую в эфир неугомонных. Однако чувствовала я себя на удивление бодро. Когда пришла очередь последних двух задержавшихся на этом свете, я уже видела горячий обед перед собой и истекала слюнками. Но так просто меня не отпустили к вожделенной трапезе. Бабулька, которой оказалась предпоследняя неупокоенная душа, при жизни явно была той еще каргой.

— Я уже трижды спела вам заупокойную, что ж вы все никак не унесетесь в эфир! — возопила дико измотанная банши.

— Деточка, пение не твое. Может, ты танцуешь хорошо? — хрустя призрачными суставами, издевалась сморщенная старушка, которой я макушкой доходила только до бровей.

— Неужели не тянет к предкам? — я пристально всмотрелась в неупокоенную душу едкой старушенции, — может, свет где-нибудь приветственно зазывает вас в свои объятья? Потусторонние силы громко зовут в свою обитель?

— Ох, деточка. Как ты вообще умудрилась стать банши с полным-то отсутствием профессионализма в этом деле?

— Родилась такой, и обучать меня никто не спешил. — Всевышние, я уже огрызаюсь на почившую не весть сколько десятков, а то и сотен весен тому назад бабулькой. — Ну так? Надолго вы тут?

— Пока не отпоют, — бросила камень в мой огород старушенция.

— Что, совсем ничего не чувствуете? — обречено спросила я.

— Раздражение.

— Взаимно, — как же она меня достала!

Впервые такое на моем веку, чтобы душа не ушла за грань после моей песни. Что не так с этой женщиной? Может, буйная какая. Я исподлобья наблюдала за передвижениями старушки, что была абсолютно спокойна. Будто это не она застряла в межмирье навечно.

— Что ж, коль ты бездарностью оказалась, подожду другую плакальщицу, — высокомерно заявила бабка и уселась на торчащий со стены выступ.

— Жди-жди, аж до скончания веков прождешь! — вспылила я. Чтоб тебя скалой прихлопнуло!

— Как до скончания веков? — оживилась гоблиана.

— Молча. Раз уж последняя банши этого мира оказалась с дефектом, сидеть вам тут долго и несчастливо, — я совершенно не собиралась щадить чувства этой высокомерной грубиянки.

— Как последняя? — старушка подскочила со своего седалища.

— Каком кверху!

Все, пусть хоть лично выгрызет весь Уртшанг, а я больше здесь не задержусь.

— Госпожа банши, а я? — пискнул из угла призрак маленького гоблиненка лет семи по человеческим меркам.

— А ты сейчас отправишься на перерождение.

Парочка вар, и малыш уже в эфире. Никаких осложнений, как с той каргой. И что же с ней не так?

— Стой, плакальщица, — ее голос невообразимым образом преобразился из вечно недовольного ворчания в приятный, мелодичный.

Я даже не сразу поняла, что это давешняя бабулька меня окликнула. Она больше не гремела костями, и весь ее вид говорил о том, что она крайне серьезно относится к тому, что собирается мне сказать. Ладно, послушаем.

— Я не могу уйти, пока не передам свои знания внучке.

— И что же вас так долго останавливало? — я не спешила идти на мировую.

— Смерть, — твердо и необратимо.

— Тут я не помощник.

— Знаю, — старушка опустила голову. Обреченность, так можно назвать то, что я сейчас наблюдала, — я должна была передать свой опыт и память прошлых главных плетуний вплоть до знаний самой первой из нас. К несчастью, я умерла за рассвет до того, как моя внучка вернулась домой.

Гоблиана как-то рвано направилась к все тому же камню, но не села на него, а уставилась на стену за ним. Пустой, невидящий взгляд. Вся ее расплывающаяся фантомная фигура была пропитана страданиями и самобичеванием.

— Это трагедия для всего нашего рода. Традиции, заговоры и приговоры. столько весен бывшие с нами, теперь утеряны из-за преждевременной кончины одной слабой старухи, — она была зла сама на себя за то, что унесла в могилу все наследие горных гоблинов, накопленное множеством поколений.

Да уж, и как долго ее грызет вина за независящее от нее обстоятельство? Бедная плетунья. Быть обреченной скитаться по ходам в недрах гор, наблюдать жизнь своего народа и знать, что из-за тебя он потеряет свою магию шаманства. Сила плетуний будет увядать, пока окончательно не развеется по ветру. Больно, когда кровь превращается в воду.

— Может, вы смогли бы передать знания через меня? — попыталась я приободрить старушку, хоть и знала, что ничего не выйдет.

— Моя внучка мертва и, благодаря тебе, уже в лучшем мире. Даже если бы был способ передать все через тебя, то уже некому передавать, — да уж, не думала, что ситуация может быть еще хуже.

— И что, у вас совсем не осталось родственников?

— Род главных плетуний прервался на моей внучке. Она не смогла воспользоваться силой и умерла молодой. Ее дар, не найдя выхода, убил девушку.

— Но моя подруга плетунья, и ее дар не убил ее.

— Это невозможно, плетуньи вымерли. Все остальные лишь пустышки с крупицами дара.

— Что-что, а пустышкой Ратханге назвать нельзя. Она из семьи жреца и плетуньи и довольно сильна.

— Ха, ты не знаешь, что такое истинная сила, девочка.

— Я старше вас, по крайней мере, на тысчонку весен. Так что, кто еще девочка, — не стерпела я снисходительного к себе отношения.

— Да, прости плакальщица. Все забываю, что вы рождаетесь вместе с миром. Ты старше всех на Синуле.

— Не сказала бы, — сразу вспомнился Широ с его мавки знают сколькими тысячами весен, — но это сейчас не важно. Так что насчет моей подруги?

— А знаешь, мне все равно нечего терять, а так хоть попробую исправить свою оплошность, — и старушка широко улыбнулась, углубляя свои многочисленные морщины на щеках.

— Н-да, настрой ни к демонам. Верить надо, плетунья.

— Шакриза.

— Суардана. Очень приятно, Шакриза. Так мне привести к вам подругу и…

— Нет-нет, плакальщица. Не нужно ей ничего говорить. Если все получится, то и слава Всезнающим, а если нет, то и знать не стоит.

Наверное, Шакриза права. Не стоит кому-либо знать о моей авантюре чистой воды. Не оценит мое разношерстное воинство инициативы.

— На сегодняшнем празднике, когда будут петь шаманские тексты, подойди ближе к костру, и подругу поближе к себе усади. Возможно, Всевышние сжалятся, и я смогу передать свое наследие.

Я уже собралась уходить, вот только мучил меня один вопрос, и я не замедлила его задать:

— Шакриза, а это больно?

— Что ты, девочка! — гоблиана эмоционально схватилась за сердце, — Всевышние упаси! Так, тряхнет маленько, и все.

Старушка подозрительно отвела глаза.

— До вечера, плакальщица. Не забудь, ты должна привести Ратху к костру, — и гоблиана растаяла в воздухе.

Мне оставалось только тяжело вздохнуть и поплестись вперед к более обжитым пещерам.

На самом празднестве присутствовало все племя, мы и освобожденный Палан. Было шумное застолье, растянувшееся на несколько десятков тар, красочное представление шаманов, что повелевали огнем и даже парочка брачных обрядов. В целом вечер удался, но я ждала другого.

Ближе к полуночи нас позвали к костру, у которого собрались избранные гоблины племени, шаманы и плетуньи. Все они расселись вокруг огня и ожидали чего-то. Не заметно для своих проскользнула к самому краю кострища и утянула за собой Ратху.

— Сушка, ты умом тронулась! Здесь только вождь и жрецы сидят!

— А теперь еще и мы, — спокойно ответила паникерше, — куда-а-а-а?

Я чудом успела схватить почти скрывшуюся в толпе гоблиану за пятку и рванула ее назад. С коротким «уф» Ратха приземлилась на свое прежнее место подле меня. Судя по злому пыхтению, меня хотят придушить, но момент пока не подходящий.

— Да расслабься ты, — я легонько пихнула плетунью плечом, — вдруг из-за твоей враждебности все наследие профукаешь.

— Чего? Банши, ты совсем охамела. Нас сейчас с позором отсюда выгонят.

— Не выгонят.

— Откуда такая уверенность? — не сдавалась девушка.

— Оттуда, — и я указала кивком головы на скалящегося в улыбке Даарханга. Он сидел напротив нас, и его сложно было заметить сквозь всполохи пламени, — он тебя не видит.

— Зато тебя видит!

— А я банши, мне все можно, — просветила подругу о своем статусе.

— Ну подруга, ты… ты…

— Прекрасна, феерична, гениальна…

— Безумна!

— Есть немного, — сложно отрицать очевидное.

На этом наш разговор был прерван громким распевом одного из шаманов. Его песнопение подхватили еще пятеро, и гул голосов стал нарастать. Уже через пять вар весь Уртшанг заполнился гортанным, удивительно слаженным пением. Я даже забыла о старой Шакризе, когда последняя дала о себе знать.

— Прости, смерть предрекающая.

Это последнее, что я услышала перед тем, как она коснулась моих висков большими пальцами, и свет костра для меня померк. Вот же старая карга, все-таки обманула!

Десяток ярких светил разгоняет мрак ночи своим мягким разноцветным сиянием. Они усыпают собой весь купол над землей, даря всему внизу свои уникальные тени и свет. Одинокое дерево в чистом поле окрашивает свою кору фиолетовым с севера, алым с востока, серебристым с запада и золотым с востока. Такова палитра скрещивающих свои лучи спутников этого мира. И это единственная ночь в круге сезонов за много тысяч весен, когда десять небесных тел делят небосвод между собой. Пройдет время, рассвет окутает мир своим мягким светом, и ночные светила вновь разойдутся, чтобы господствовать в ночное время суток, но уже поодиночке или парами.

Уникальность этого явления поистине велика. В эту ночь все шаманы и плетуньи мира выходят наружу, чтобы напитаться магией и провести свои обряды.

Не исключением была и Юзив, молодая плетунья из племени горных троллей. В те времена народ троллей все еще владел магией и у них часто рождались плетуньи. Но молодая троллиана, в отличие от своих собратьев, преследовала иную цель.

Дар не радовал девушку, поскольку племя не отпускало ее из-под крыла, и Юзиф была пленницей в собственном доме. Два раза ей удавалось сбежать от опостылевших пещер и излишне заботливых родственников. Дважды троллиана вкушала вольную жизнь, и дважды была ее жестоко лишена. Но тяга к свободе не угасла. У нее был образ, что лелеяла маленькая Юзиф с самого детства. Образ, что хранила в душе, и она всеми силами пыталась преодолеть оковы, опутавшие ее, лишь ради новой встречи со своим видением.

— Юзиф, — теплый, низкий голос позвал девушку.

Когда плетунья повернулась, то вновь увидела свое незабываемое видение. Это был высокий, смуглый, с длинной белоснежной косой воин, мужчина дроу. Выглядел он молодо, но в нем чувствовался солидный возраст, никак не ровня юной Юзиф.

Всевышние, ну почему именно его встретила троллиана десять весен назад. Почему именно этот дроу скакал на смоляном жеребце сквозь ельник, преследуя оленя, когда маленькая девочка сбежала из дома. Тогда крохотное девичье сердечко екнуло от созерцания охоты темного эльфа, и это изменило все.

Он преследовал ее во снах и на яву. Он был олицетворением силы и так необходимой плетунье свободы. Он был ее маяком на протяжении всех этих десяти долгих весен.

Салинэлю было уже две тысячи весен, когда он наткнулся во время ночной охоты на маленькую девочку из племени горных троллей. Дроу так и не понял, чем пленила его юная троллиана, но он видел ее во снах с той необычной ночи. Сам не зная зачем, он начал торговлю с племенем троллей, и каждый раз пребывая на обмен товаром, он искал маленькое детское личико, взгляд на которое приносил покой его душе. Да, это он сказал, где найти беглянку, и во второй раз девочку нашел тоже он. Салинэль не мог позволить нарушить свое спокойствие. А только маленькая Юзиф дарила это нужное дроу чувство. Он не мог допустить ее побега. Троллиана должна быть в его жизни. Пусть всего лишь как редкое видение, но она не может исчезнуть.

Прошло время, и темный понял, его род прервется. Он был не в силах преодолеть свое наваждение и привести в дом избранницу. Все его мысли были заняты юной девушкой, в которую превратилась черноволосая Юзиф, и места другой там не было.

Именно поэтому сейчас он стоял у выхода из пещер, и наблюдал за плетуньей. В эту ночь она не могла не выйти. Ночь, когда никто их не потревожит.

Он позвал ее. Как же вздрогнула малышка, будто не грозная троллиана вовсе, а ягненок стоял перед дроу.

Она молчала, да и не нужно было слов. Они научились видеть все друг в друге. Они чувствовали желания, стремления и чаяния своей половинки, что по злой шутке богов родилась в чужом племени, чужого рода.

Ночь десяти светил, что появляются на небосклоне одновременно лишь раз в несколько тысяч весен, освещая своим тусклым светом все на бренной земле, благословили двоих, что рискнули всем, ради друг друга. Фиолетовый освещает истинные чувства живущих под небом третьего первомира. Алый озаряет путь перед стойкими, не отступающими от своей цели. Серебряный рисует судьбы всех, кто последует за ними через многие весны после этой ночи. Золотой окрашивает кровь в жилах нового, созданного под светом десяти рода, именуемого горными гоблинами.

— А-а-а-а-а!

— Су! Очнись!

Всечувствующие! Да я бы с удовольствием избавилась от рук этой старухи на моих висках, но эта лживая карга вцепилась в меня мертвой хваткой и насильно впихивала все знания, накопленные тысячами поколений. Боль от всего этого была ужасающей. Будто кто-то кипятил мне мозг на медленном огне.

— Суардана! Приди в себя! — орал не своим голосом Широ, и его поддерживал разобщенный хор остальных.

— Ратханге! Утхе гр ер![29]

Я чуть приоткрыла глаза. Ратха валялась у моих ног, и ее отец хлестал гоблиану по щекам. Повезло подруге, она в блаженном беспамятстве.

— Су! — перед лицом замаячил розовый локон.

— Отцепите ее от меня, — с трудом протиснула сквозь зубы хоть какие-то звуки.

— Дана, кого? Кто тебя держит?

Темень и ее твари! Никто кроме меня не видит эту каргу! Все еще хуже, чем я думала. Как бы не пыталась отодрать крючковатые пальцы плетуньи от себя, все без толку. А пока ее вижу только я, то на помощь рассчитывать даже не стоит.

Но тут меня осенило! А вдруг хоть кто-то знает эту полоумную. Может, они знают на нее управу?

— А-а-а-а-а-а! — Всечувствующие, это единственное что мне лучше всего удавалось издавать из спазмированного болью горла.

— Су! — опять многоголосье, в котором сложно понять, кто же меня зовет.

— Шакриза, — пропищала я.

— Что?

— Шакриза-а-а-а! — во все горло завопила, пытаясь четко выговорить буквы в имени старой лгуньи.

И тишина. Даже родители Ратхи перестали причитать над телом дочери.

— Кто такая Шакриза? — рыкнул полуобернувшийся Широварт на вождя.

— Легенда, — ошарашено выдохнул Даарханг, — она жила более пяти тысяч весен назад.

— И-и-и-и? — торопил сиятельного гоблина эльф, переходя на угрожающее шипение.

— Она умерла и унесла с собой большую часть знаний о нашей исконной магии, — уже увереннее продолжил вождь, вспомнив, что ему по положению не пристало тушеваться, — потому мы сейчас так малочисленны и почти без магии.

— Шакриза! — гортанное рычание было громким и устрашающим, — я страж этой банши, хранитель равновесия во всех мирах. И я клянусь тебе, если Су издаст хотя бы еще один стон боли, ты будешь уничтожена, как и весь твой народ!

Удивительно, но старая гоблиана решила показаться всем после угрозы э-э-э… Владыки всех светлых эльфов во всех мирах.

— Что ты так орешь, хранитель? Ничего не случится с твоей банши. Потерпит еще несколько вар и все.

— Я вырежу всех до единого! — пророкотал явно трансформировавшийся светлый.

О, Шакризе стоит прислушаться. По голосу слышу, он не шутит. Уничтожение малочисленного, на грани вымирания, племени ерунда, по сравнению с тем, на что пошел эльф ради меня ранее. Нет сомнений, что сейчас его рука не дрогнет.

— Да пожалуйста, если геноцид тебя и удовлетворит. В любом случае, разрыв связи и потеря знаний грозит моему народу не меньшими потерями. Так какая разница раньше или позже это произойдет? — вот же хитрая бабка.

— Отпусти! Сейчас же!

— Уже бегу и падаю, встаю и снова бегу! Шишь тебе, сынок Равновесия. Я с твоей мамкой на короткой ноге. Она моя покровительница. Так что твои шипения мне не страшны.

— А-а-а-а-а!

— Да что ж ты так верещишь-то, милонька. Всего-то десять вар прошло, а ты голосишь как раненная кура.

— Убью-у-у-у! — не своим голосом прохрипела я.

— Опоздала ты, девонька. Эдак на пять тысяч весен. Ну вот и все.

И меня, наконец, отпустили. Голова тут же камнем устремилась к жесткому полу пещеры, но меня поймали. Хоть это радовало.

— А как же Ратха? — спросил отец гоблианы, что мирно посапывала на его руках.

— А ей что сделается? Спит себе и видит все мои знания через сон. Разум банши уже все преобразовал. Не зря плакальщицы считаются существами пограничья. Они существуют в двух мирах одновременно, — Шакриза отвернулась от расслабившихся родителей и посмотрела на меня, — теперь отправляй меня в междумирье. Я и так задержалась здесь.

— Да пошла ты…

— Как грубо, но уйти я все же должна, — и снова многозначительно на меня посмотрела.

— Магия плетуньи тебе в помощь! А! — что-то болезненно стрельнуло в голове, — чтоб тебя драконы облюбили не меняя ипостаси!

— Я так понимаю, меня ты не проводишь? — сухо осведомилась Шакриза.

— Разве что к Всенижнему! — выплюнула я, поднялась на ноги и поплелась в сторону своей кровати. В городе я уже ориентировалась, так что не заплутаю.

На все попытки помочь шипела не хуже разъяренной кошки. Не нужна мне их жалость. Да, я дура. Так попасться, поверив старухе. И на кой я лезу всем помогать? Да она специально всю эту ссору затеяла, чтобы одна глупая банши сама вызвалась помочь ей. И сработало. Темень подери!

Феникс хотел приобнять меня за талию, но я выхватила из голенища нож и наставила на него. Ну как эти дураки не поймут. Я сама виновата, а от их помощи только хуже. НЕ ХОЧУ никого видеть!

Сутки я безвылазно провалялась на своей кушетке в вырезанном прямо в скале домике. Стоит уточнить, что весь Уртшанг вырезанный в горе город. Ни одно здание там не было построено в привычном для нас смысле. Все поселение было разделено на три уровня: нижний, средний и верхний. На нижнем жили обычные гоблины, ремесленники и слуги. На среднем обитал вождь и воины. Верхний же исправно занимали жрецы и плетуньи. В племени именно они были выше по статусу даже вождя, хоть и подчинялись ему.

Ратханге еще молодая плетунья и жила с родителями на втором уровне, ведь ее отец воин. Но думаю, сегодня же племя пересмотрит ее статус. Теперь подруга выше всех, она занимает главенствующую позицию. Первомать — главная плетунья и хранительница всех знаний. Всезнающие, да ее теперь на руках носить будут! Ах да, у гоблинов матриархат, но последние пять тысяч весен, понятно по каким причинам, первая мать отсутствовала, и горным племенем правил вождь.

— Сушка, ты как? — из-за шкуры, занавешивающей вход в мою комнату, показалась макушка Ратхи.

— Паршиво, — скривилась я, но подругу не прогнала, чем она и воспользовалась, проскользнув внутрь.

— Это о теле или самолюбии? — ехидно осведомилась новоиспеченная Первомать.

— Все-то она знает?

— Ага, — и гоблиана пристроилась на моей кушетке, — прости? — слово было сказано не то утвердительно, не то вопросительно, что тут же меня насторожило.

Еще вар молчания, и по виноватому виду Ратхи я все поняла.

— Ты знала про эту старую ведьму! — злость вспыхнула мгновенно, как факел.

Подруга не отпиралась, она просто повесила голову, признавая за собой вину.

— Ратха! Всечувствующие! — я просто схватилась за голову, пытаясь переварить то, что моя подруга подставила меня сознательно и с явной целью.

— Сушка, я…

— Заткнись, дочь волколака и тварей тьмы! — я намеренно выбрала именно это ругательство. Оно ясно говорило представителю гоблинов, что он отвратительный выродок, не достойный быть частью своего племени.

— Зачем ты так, Су?

Я видела по глазам, Ратхе было очень больно. Особенно, когда эти слова исходили от близкой подруги. А были ли мы вообще подругами, или вся эта мнимая дружба лишь бы заиметь в товарищах банши и спасти с ее помощью свое племя?

— Как давно?

— Не надо…

— Как давно? — с нажимом проговорила я, не оставляя ей возможности юлить.

— С самого начала…

Все! Мне этого было достаточно. Дальше слушать вранье не было никакого резона. И так понятно, что никакие призраки не рушили Уртшанг. Да, выбраться они не могли из этого мира самостоятельно, но и не влияли на живых. Какая же я наивная!

— Суардана, прошу, дослушай меня!

— Уходи!

— Суарда…

— ВОН!

Ратха дернулась, вскинула руку, останавливая рванувших ко мне воинов, что явно хотели меня прирезать за такое отношение к Первоматери, и стала медленно подниматься с моей кровати. Гоблиана уже отодвинула тяжелую шкуру на входе, готовая выйти, но вдруг остановилась. Я же не отводила от нее глаз. Рывок, и Ратха снова сидит на только что покинутом ей месте.

— Нет, Сушка, ты меня выслушаешь. Хочешь того, или нет! — заорала на меня плетунья. Я даже опешила от такого напора.

— Эй, здесь я жертва!

— Тоже мне жертва! Да я с самого рождения была жертвой для своего народа! — продолжила на повышенных тонах Ратха.

— Да что ты говоришь? — ядовито бросила я, — вижу, как ты страдаешь, Первомать!

— Да что ты знаешь, банши! Меня отправили искать плакальщицу, чтобы спасти свой народ! И если бы я не справилась, меня бы не приняли назад. Фактически меня изгнали, мало веря в успешность моего задания! Меня просто бросили на произвол судьбы, молодую, слабую плетунью, что ничего не знала о внешнем мире. И тут ты, — она обеими руками указала на меня, — Да я даже не знала кто ты, мне просто нужна была поддержка и подруга. Заметь, — гоблиана прищурилась, — я не потащила тебя силком в родные горы, чтобы спасти свое племя. Я только сказала, что однажды я приведу тебя в Уртшанг, и это было неизбежно! Я собиралась все рассказать перед путешествием на свою родину, но кто ж знал, что судьба самолично тебя сюда приведет. Уж прости, милая моя, но тут даже святой не удержался бы от искушения, — саркастически заметила Первомать.

— И ты считаешь, что молчание и предательство было лучшим выходом?

— А мне запретили тебе что-либо говорить, — спокойно парировала подруга.

— Ха! С каких это пор Ратханге Виршт Дахт стала послушной овцой? — мне даже смешно стало.

— Я просто была согласна, что в данной ситуации тебе лучше ничего не знать. Тем более, что мы не были уверены, встретишь ли ты Шакризу, и сможет ли она передать знания через тебя. Смысл тебя пугать заранее, если вообще могло ничего не случиться?

И мы обе замолчали. Да, я понимала ее, но это никоим образом не умаляло ее предательства. Вряд ли я когда-либо смогу относиться к ней так же, как и прежде. Молчание разорвал заглянувший внутрь воин.

— Араукх, ношр рихе[30].

— Ур араи ширакх. Бириг ношр[31], — строго ответила Первомать.

— Араиукх, — воин поклонился мне до самого пояса, после чего продолжил, — хурв игу тиргур[32].

И гоблин вышел, оставив лишь слегка покачивающуюся шкуру за собой.

— Что? — ошарашено пропищала я.

— Что слышала. Я никогда не считала тебя только банши. Ты всегда была для меня подругой и даже чем-то большим. Сестрой не по рождению, а по жизни.

Вот тут мой шаблон предательства и скотства всех гоблинов, включая Ратху, рухнул. Это ж меня почитать теперь будут не меньше, чем Ратху. Первая сестра, это второй человек в племени, а вождь теперь только третий. Ну подруга, как всегда отчебучила такое, что все племя в нирване прибывать будет еще долго. А как еще, ведь теперь у них две покровительницы, когда еще вчера не было ни одной.

— Дура, — буркнула я, — соображаешь, кого в сестры взяла. Теперь ведь не отвертишься.

— И не собиралась, — и гоблиана крепко меня обняла.

А я… А что я? Мне дуться надоело, потому ответные объятья были не менее крепкими.

— Я рада, что ты выбрала меня, и я стала Первоматерью.

— Что, власти захотелось? — поддела я подругу. В ответ мне тепло улыбнулись.

— Просто, выбери ты кого другого, мне никогда не удалось бы тебе доказать, что ты дорога мне как подруга. Возможно, мы никогда больше не смогли бы увидеться и просто поговорить по душам, — и она снова улыбнулась, довольная, что все закончилось именно так.

— Знаешь, может я и не вовремя, но не могла бы ты отпустить Шакризу, — я тут же нахмурилась, а Ратха поспешила продолжить, — она уже достаточно наказана. Все эти пять тысяч весен плетунья видела, как сначала оборвался ее род, а потом и вовсе все племя стало угасать без магии предков. Проводи ее на перерождение.

— Ха-а-а-а — выдохнула я, — ну и где искать эту противную старушенцию? — плетунья тут же расслабилась, осознав, что я не намерена спорить.

— Противная старушенция, как вы изволили выразиться, Первая сестра, стоит прямо у вас за спиной.

Всевышние, ну что за брюзжащая карга? Должно быть, за пять тысяч весен характер ее окончательно и бесповоротно испортился.

Я протянула руку старой плетунье, но прежде чем начать петь, уточнила:

— Надеюсь, это последняя песня по вам?

— На этот раз осечек не будет, — уверенно ответила Шакриза, но она не была бы собой, если бы не сказала на последок пакость, — ты же уже натренировалась достаточно, чтобы не накосячить.

Отвечать я не стала, а поспешила сплавить вредную душонку на ту сторону.

Когда Шакриза переступила порог миров, Ратха засобиралась, но на последок обрадовала меня новостью:

— Ты же будешь петь на сегодняшнем празднике, все с нетерпением этого ждут.

— Ты издеваешься?! Сама знаешь, что я не могу.

— Но ты же обещала? — удивилась гоблиана.

— А как Первой сестре, мне не простят мое невыполненное обещание? — с надеждой заглянула в глаза Ратхи.

— Именно потому что ты Первая сестра, слово и нужно сдержать. Какой же ты тогда пример подашь племени, если просто обманешь их доверие, — и новая Первомать вышла из моей комнаты, не сомневаясь, что я сегодня выступлю на празднике.

А я все думала, когда же новый титул мне аукнется неприятностями? Не много ему времени понадобилось.