Последний осколок (СИ)

Глава 9 Любовь не есть залог счастья

— Я вижу скалу! Я ее вижу! Это ведь ОНИ?! Это ведь горы?!

— Упокойте его кто-нибудь, — раздраженно прорычал огонек.

Ого, если уж Алкай готов прибить нашего пернатого юного натуралиста, то шкала всеобщего терпения уже превысила норму. А все потому, что феникс никогда не видел этих гор и Драконьи лежбища. Только сквозь историю, а воочию ни разу. Собственно, как и большинство из нас только слышали об этой местности. Ну не водили мы сюда экспедиции. Северный выход из долины вообще не использовался в силу опасной зоны за ним. Вот теперь птичка подскакивает в седле при виде каждого булыжника и визгливо вопрошает всех вокруг о горах. Не передать словами, как же он нас всех достал!

— Это, Ласкан, скальный нарост, — безэмоционально вещал Тар, — такой же, как и сорок три до него, — маг земли тяжело вздохнул.

— Уа-а-а-а! Скальный нарост! Мы близко! Ведь так, Данка? — снова подскакивая до небес, визжал феникс. И, наконец-таки, выполнил нашу общую заветную мечту сегодняшнего дня: убился!

— Ура-а-а-а-а, — вяло выдохнул оборотень и, будто с натугой, поднял вверх кулак.

— Жизнь хороша, когда поешь не спеша, — пролепетала я в конце заупокойной. Теперь уже даже они не раздражали меня, ибо мертвый феникс и панибратские песенки в сто раз лучше живого Ласкана. Это уже осознали все.

— О, ничего себе громадина!

Я подняла голову от земли на ту самую громадину. Кайа так окрестил достаточно внушительную гору, что виднелась на горизонте. Если бы мы не вышли на широкую поляну, то вряд ли бы ее увидели. Удивительно, но великие умы действительно сходятся в решении жизненно важных проблем. С заоблачной скоростью мы преодолели злосчастный просвет в предгорном лесу, именуемый поляной и снова оказались в месте, где горизонт закрывали высокие и все еще густые яркие кроны. Гнали мы так, будто нам подпалили хвосты. Не дай Всевышние, феникс возродится и узрит эту махину. Мы ж помрем от его щебетания.

— Уф, успели, — выдохнул Широ.

— Что успели?

От этого вопроса всех как молнией поразило. Однако наше парализованное положение ничуть не уменьшило любопытства в розовых глазах.

— Успели… — я лихорадочно соображала, что соврать.

Во лжи главное достоверность, и, самое главное, чтобы соприкасалось с правдой, иначе провал.

— Успели спасти… — орки задери, и кого же мы спасли!

— Кого? — Кайа и Ласкан спросили это одновременно. Мне даже захотелось стукнуть мальчишку. Всю контору спалил.

— Успели спасти… — и тут я увидела ИХ! Ванильно-розовые бутоны неизвестных мне цветов, — цветы.

— Цветы? — к двум несмышленышам присоединился еще и Широ. Хотя, эльф скорее от неожиданности спросил.

— Ага, вон те? — и я указала на растение.

Все дружно уставились на цветочки.

— От кого? — не сдавался Ласкан, но тот же немой вопрос читался в глазах всех. Им жутко было интересно, что же я совру. Вот предатели! Нет, чтобы помочь!

— От Широ, — как само собой разумеющееся, просветила всех я.

— Эм…

— Видишь ли, Ласкан, — раз эти поганки мне не помогут, значит, война! — мой любимый терпеть не может розовый цвет, его всегда так и тянет уничтожить любой его носитель.

О, это было не просто удивление, это было ультраудивление. А эльф вообще застыл, стараясь переварить мою пакость. Отмирай милый, я еще не закончила.

— Правда, — чуть побледнев, уточнил феникс.

— Ну конечно, правда. От того и держится всегда подальше от тебя.

— А зачем цветы спасать?

Это птичка нервничает, что гнев на растении не спустили, значит, на очереди он?

— А тут все просто. Палан до звездочек в глазах обожает розовый цвет, — тут я запнулась, поскольку мой конь едва не зарылся мордой в землю. Перенервничал, видать, за соцветия свои розовые, — особенно он в восторге именно от этих цветов, — и я сцепила пальцы, притянув руки к груди, изображая умиление.

— Кхм, красавица, — сдерживая не то смех, не то слезы, привлек мое внимание огонек, — это растение — рацин, кхм.

— И? — не поняла я.

— Из него делают слабительное, — уже во всю улыбаясь, просветил меня Атар.

Ну что сказать, месть удалась.

— Палан, солнышко, что же ты молчишь всю дорогу? А я-то думаю, чего ты из лагеря никогда не уходишь, да все в строю идешь, не отлучаешься. Неужели все так запущенно? — о да, я издевалась. Правда, было страшно оказаться сброшенной, но оно того стоило.

— Широ, любимый, — эльф окаменел, понимая, что вернулись к его потрохам, — раз ты так ненавидишь эти цветочки, то у тебя, наверное, обратная проблема? Не стесняйся, мой златовласый, у меня есть особое зелье, оно так хорошо крепит.

Ну что ж, весело было четверым. Один в растерянности и двое в бешенстве. Вот только удовлетворить свою жажду крови не суждено ни одному из них. Меня трогать низзя, да и не осмелятся. Кстати, Теон, кельпи Широ, тоже тихо ржал в своем навечно лошадином обличии.

Похоже, теперь путь пройдет в тишине и раздумьях. Возможно, планах мести мне.

— А это не гора, там, за деревьями?

— Ы-ы-ы-ы-ы! — общий протяжный, полный страдания стон.

Не знаю, как мы пережили любопытство и восторги Ласкана, но когда, все же, достигли подножия гор, террор прекратился, и феникс весь ушел в созерцание. И слава Всечувствующим! Благостное молчание нас настигло за двадцать тат до предполагаемого ночлега. На нас напали.

С криками «Ну наконец-таки!», «Как я вас ждал!» и «Оставьте мне парочку!» мои мужчины бросились рубить зомби. Даже Палан стряхнул меня со спины и помчался рвать и драть мертвые тела, что, к удовольствию моих спутников, никак не хотели упокоеваться.

— Всевышние, да сожгите вы их, наконец! — не выдержала я, завидев, как Широ швыряет свои стилеты в зомби, потом подбегает, достает их из поврежденной плоти, отходит и по новой.

Меня проигнорировали. Парни сбрасывали накопившееся напряжение на бедненьких зомби. Причем, даже нестояние противника не останавливало их от избиения трупиков, кем-то безжалостно воскрешенных. Тар, например, пошел врукопашную. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: от одного его удара зомби рассыпался на суповой набор. Но нет, он дубасил их до превращения в пыль. Какие-то варвары стояли сейчас передо мной, а не маги и воины.

— Темень и ее твари! — громко выругалась я, сидя попой прямо на земле и злобно подперев голову ладошкой.

Рядом тяжело вздохнули Кайа и Ласкан. А представление все не кончалось. Меня уже потряхивать начало. Ну что они как дети малые? Ну выпустили пар, ну развеялись, но не на протяжении же трех ват развлекаться!

— Все! — я резко поднялась на ноги, — а ну все быстро УПОКОИЛИСЬ!

— Успокоились, — тихенько поправил меня Кайа, за что заработал мой гневный взгляд.

Когда я снова повернулась к этим прохиндеям, то поняла, я не ошиблась. Я сказала именно ТО, ЧТО НАДО БЫЛО.

Все недоразложившееся войско в один миг свалилось грудой костей и мяса на землю прямо там, где стояли.

— Чтоб меня мавки грызли! — не удержалась я.

На меня же после выкрика смотрели настороженно. Тут же осмотрела себя. Никаких изменений, никакого черного тумана или внутреннего зова. Все в норме.

Орки знают, что твориться. Как я вообще умудрилась упокоить это воинство нежити? Нет, магия здесь явно дает сбои. Все наперекосяк у всех, а я мастер-гений во всем. Роли поменялись, однако.

— Ты как, — ко мне подошел Широ и осторожно прикоснулся к щеке.

— Как обычно, без желания уничтожить всех к оркам собачьим, — улыбнулась в ответ на его вопрошающий взгляд.

— Отлично, — прошептал он, притянул к себе и надавил своим лбом на мой. Эй, да они никак устали. Неужели?

В тот же момент вдалеке сорвался вниз с горы скальный уступ размером с дом. К&н'и. гo'ч, eй'.'н.eт Все резко повернулись к источнику звука, как и я. Но невероятное зрелище ненадолго завладело моим вниманием. Я очень быстро поняла, куда необходимо сейчас смотреть.

Атар стоял неестественно ровно и смотрел прямо мне в глаза. В его собственных бушевал зеленый вал дикого океана. И меня захлестнуло.

Горячие губы медленно приближаются к моему лицу. Верхняя, еле касаясь кожи, нежно скользит вниз от моей брови к веку, чуть задерживается для легкого поцелуя и движется дальше, к щеке. Желание ощутить настойчивость и твердость этих губ на своих почти невыносимо. Он дразнит меня, вызывая мучительное томление где-то внизу. Легкий выдох, и теплый воздух у самых губ стает виновником почти болезненного покалывания и жгучего нетерпения. Больше всего в жизни сейчас я жажду слияния с ними, с двумя алебастровыми половинками, что почти коснулись меня. Но он медлит, а я не смею двинуться на встречу, принимая его игру. Ведь впереди ждет награда из умопомрачительных ощущений и чувств.

Легкая улыбка понимания не уходит, когда самая нежная кожа на лице каждого проходит в волоске от моей. Я чувствую ее тепло, будто касаюсь, но прикосновения нет. И это медленно убивает.

— Ты со мной, — шепот прямо мне в губы.

Выдох и резкое, стремительное слияние, настолько неожиданное и оглушительное, что ноги меня не держат, и я хватаюсь за голые плечи воина, что наконец-то стал моим.

Буря эмоций, нетерпеливые, грубые движения, будто это мгновение может исчезнуть. Будто нас сейчас силой оттащат друг от друга. Животное стремление остаться единым.

Безумие, вот как можно описать мои эмоции, настолько они хаотичны и напористы.

И я очнулась. Это были лишь воспоминания. Но не простые. Это были чувства не только мои, но и воина кашир. Он буквально впихнул их в мой разум и память, пытаясь донести то, о чем я и сама знала, но не хотела знать. Маг разбередил рану, что я прикрыла платочком, чтобы кровь наружу не текла. Но она протекла и хлынула тем самым валом, что бушевал вар назад в малахите Атара.

Я на всю жизнь запомнила эту единственную нашу ночь, что была моим ярким лучиком во тьме отчаяния, которое обуяло меня после свадьбы Атара. Это было самым счастливым моим воспоминанием, а теперь оно способно все разрушить. Нет, оно уже разрушило.

Поцелуй — единство душ, ни тела. Тело может предать, может разлюбить, душа никогда. Это причина такого трепетного отношения к настоящим, искренним поцелуям. Все существа, кроме людей, верят в неприкосновенность губ, пока душа не полюбит. Конечно, это все утрированно, но истина в этом есть. Если любовь искренняя, то только поцелуй и ничто другое на свете не свяжет души. Ничто! А только связанные могут пройти перерождение и найти друг друга в следующей жизни. Только душевная связь дает то самое ощущение единства. Без него вы просто двое, что не верят друг другу до конца и сомневаются во всем. Потому эльфы связывают себя ритуалом, что не позволяет им уйти от избранного и связывает их души.

Он связан. Связан больше, чем я себе позволяла думать. Широварт, нет, Динаристан, может сколько угодно говорить о разрыве и нелюбви, но душа его принадлежит ей. Принадлежит единственной, что, по стечению обстоятельств, оказалась нелюбимой.

О Боги! Зачем ты показал мне это? Но на мой немой вопрос он не ответил. И я знала почему. Я тоже связана. Связана с воином, что когда-то отдал мне свое сердце и связал наши души. Я не понимала этого тогда, не ощутила. А он знал, знал и жаждал подтвердить союз браком.

Отказала. Я отказала ему, свято уверовав, что кашир меня не любит и никогда не сможет этого сделать. Всезнающие! Какая же я дура!

Дикий вой вырвался из моей груди. Вой смертельно раненого зверя, но, по жестокости охотника, не добитого. Я выла, рычала и шипела на всех и вся, что окружало меня. Я рвала себе грудь руками, раздирая кожу в кровь и ломая ногти до мяса. Я хотела добраться до сердца, что билось в груди. Я хотела остановить бег крови, раздавив проклятую мышцу собственными ладонями. Не смогла. Просто физически не смогла и тогда просто упала на землю, уткнувшись лицом в прелую золотистую листву. Этот запах снова стал угнетать и рвать мне жилы. Теперь это уже не изменить.

— Коллапс равновесия тебя дери! Что эта девчонка творит! Идиотка! — мечась по временному пространству, сотворенному в эфире, молодая девушка костерила только ей видимую «идиотку».

— Кажется, открытую операцию на сердце, — раздался чарующий мужской бас с хрипотцой. А спустя ван появился и его обладатель.

— Операцию! — взвилась черноволосая девица, грозно сверля незваного гостя взглядом.

— Согласен, опыта не хватает, — продолжил издеваться смуглый, в отличие от своей собеседницы, черноглазый брюнет, — с ее то силами нет даже шанса, что банши сможет продрать своими жалкими ногтиками собственную грудь, — гость внимательно смотрел на призрачный экран, где в бесплотных попытках достать до сердца билась плакальщица.

— Тём!

— Что, дорогая сестрица? — как ни в чем не бывало, с ослепительной улыбкой на устах брюнет обернулся к источнику звука.

— Повесить или утопить? — грозно выдохнула хранительница равновесия.

— Родители упаси, Ку! Девочка хочет сердце вырвать, а ты повесить, — и мужчина укоризненно покачал головой.

— Утопить, обезглавить, четвертовать, нашинковать на рагу, сжечь, — озлобленная девушка решительно наступала на шутника, явно демонстрируя, к кому относятся ее слова, — закопать, заморозить, задушить, зарезать…

— Зацеловать.

— … зацеловать, за… ЧТО!

Полу возмущенный полу удивленный выкрик сестры вызвал приятный гортанный смех провокатора.

— Мамочки! Как тебя приятно дразнить, Ку! Ха-ха!

— Темочка, протыкание сердца и иглоукалывание мозга тоже так приятны, просто до судорог всего тела и кровавых пятен перед глазами. Хочешь попробовать? — мурлыкнула Ку и выпустила разом все пять длиннющих когтя на правой руке.

— Да ладно тебе, мелкая…

— Я старше тебя, — уже привычно огрызнулась девушка.

— Всего-то на какую-то сотню тысяч лет. Мы же почти близнецы.

— Тём, прекращай мотать мои нервы на свое самолюбие, иначе лишишься возможности ходить между мирам.

Вот тут мужчина напрягся, и последующая интонация была гораздо серьезнее.

— Хорошо, моя взрывоопасная. Но твоя будущая невестка с суицидальными наклонностями. Что будешь делать с этим?

— Промывать мозги, — спокойно, не испытывая даже четверти прошлой злости, ответила хранительница.

— Это ей-то? — брат указал на изображение уже отбывшей в мир грез банши, — у нее и так не все дома, а голова забита всякой дурью.

— Значит, выбивать дурь.

— Не перестарайся. Я не хочу видеть усыхающего заживо от скорби племянника.

— Я не собираюсь убивать Динара. Я хочу его спасти, — тихая, но вполне уверенная фраза закончила разговор. Собеседник ощутил это и беззвучно растаял, чтобы материализоваться там, где пожелает Тьма.

Очнулась я от сильного жжения в области груди. Оно было просто одурманивающе непереносимым. Приподнявшись, увидела белую ткань, что полностью закрывала мое тело от шеи до низа живота. Яркое солнце слепило явно опухшие глаза, так как весь мир виделся через щелочки, как бы широко я не пыталась разомкнуть веки. Будучи почти слепой, не сразу увидела подскочившего ко мне Ласкана.

— Дана, как ты себя чувствуешь? — он схватил меня за ладонь одной рукой, второй убрал волосы со лба и там ее и оставил, проверяя, нет ли жара. А жар был, вот только не внутри. Жгло кожу груди, если она вообще там осталась.

— Я в порядке, — он мне не поверил, — больше не планирую ритуальное раздирание на лоскутки самой себя, — более твердо сказала я.

— Зачем ты это сделала? — осторожно спросил феникс.

— А разве ты не видел? — я мягко улыбнулась.

— Я не могу видеть мысли и эмоции, ты же знаешь.

— Знаю, — я провела пальцем по ладошке принца в успокаивающем жесте, — Теперь все хорошо, тебе нечего боятся.

— Ты приняла решение? — уже более спокойно поинтересовался Ласкан.

— Да.

— Отлично, тогда я пойду в очередной раз попробую развести по разным углам двух влюбленных ревнивых идиотов. И да, — он остановился у выхода из маленькой палатки, чьи тряпочные двери были распахнуты, а лившийся через них свет позволял теперь видеть только силуэт хранителя истории, — насколько же тебе было больно, что ты физически хотела вырвать эту боль из своего тела?

Я не ответила, но он и не требовал ответа от меня. Все было и так ясно как белый день.

— Отдыхай, — и меня оставили одну в пространстве, где я больше никого не хотела бы видеть ближайшие тысячу рассветов.

Да, я приняла решение. Наш поход закончится, когда я освобожу умерших неушедших за грань, а потом освобожусь и сама. Я не могу требовать от Широ того, что не могу ему дать сама. Его душа принадлежит не мне, а моя не ему. И даже если бы не Атар, нам все равно не суждено соединиться. Он скован клятвой так крепко, что даже боги потрудились бы на славу, прежде чем смогли бы разорвать эти узы.

Я хотела верить, что даже без связи мы сможем быть счастливы хотя бы в этой жизни, пусть и не полностью. Но это самообман. Недоверие, подозрение и ревность уничтожат нас, не дав зародиться чему-либо прекрасному. Сам мир против этих отношений. Он уже соединил нас с другими и не намерен разрывать цепи, что крепко оплетены вокруг душ. Целый мир держит нас далеко друг от друга. Он не даст случиться тому, что нарушит его равновесие.

Да, теперь понятно, почему мои срывы случаются тогда, когда Широ вновь входит в мою жизнь. Только его сила резонирует с моей. Только его. Ни сила проклятых, ни Магнолия, ни сам Коршун в облике герцога не вызывали во мне всплесков. А их сила смерти огромна. Только наша любовь несет всем смерть и разрушение. Мир вибрирует, отбрасывает нас друг от друга, а мы, вместо того, чтобы понять тщетность своих попыток, как бараны, уперто идем по своему пути, ломая всю систему равновесия.

И вот сейчас, осознав это, я понимаю, почему мы так долго не могли быть вместе. Нам и не нужно этого делать. У меня уже был шанс на счастье, огромное, всеобъемлющее счастье. Но я его упустила. По собственной глупости и из-за необоснованных страхов я разрушила то, что подарил мне этот мир, что дало мне равновесие.

Я больше не буду рвать себе сердце и душу, ломая порядок мирозданья. Я отпущу свою боль и свою любовь. Теперь у меня есть сила принять ультиматум, что выдвинут богами. Я не сломаюсь!

Широварт ла Эк, истинный Динаристан рен Сиу ла Эк ва Куилагур, хранитель равновесия

ПОЧЕМУ ей так больно! Что произошло?

Я оторвался от своего сердца, что лежало обездвиженной куклой на моих руках, и осмотрелся в поисках ответа на мучавший вопрос. Перед глазами все плыло от дикого напряжения, но я, все же, увидел мага, что изваянием стоял в нескольких шагах от нас и прожигал меня взглядом.

— ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ? — это был раскат грома, а не голос. Даже земля содрогнулась от моих слов.

— Я открыл ей глаза. Показал истинный порядок вещей. Она должна была, наконец, покончить с иллюзиями, что довели ее до срывов.

— До срывов довел ее ты!

— Первый раз — да, в этом была моя вина, — вены на шее вздулись, а лицо окаменело, — но сейчас разрушаешь ее душу ты. Твоя сущность отторгает ее. Ты не свободен, — воин выделил эти слова, — она тоже. Вы ломаете закон мироздания.

— Пошло к тварям твое мироздание! Она моя! — я кричал, но горло сводило спазмом. Я хотел его убить, но тело окаменело.

— Нет, не твоя. И никогда твоей не была, — Огромное сожаление и боль были заключены в его словах.

— Только не говори, что вы прошли ритуал? — ужас объял душу. Неужели она принадлежит магу?

— Нет, но мироздание нас обвенчало. Мы подошли друг другу. Ритуал был лишь вопросом времени.

— Но она отказала, — злорадство так и лилось из меня. Мне ничуть не было жаль этого урода. Он получил благословение богов и сам же воспротивился ему.

— Да. И в решающий момент худшим моим врагом оказалась моя гордыня. Но я могу все исправить. Ты — нет.

Он не врал и не хотел доказать свое превосходство. Он говорил истину, и оттого меня обуял еще больший гнев. Я аккуратно опустил свою драгоценную ношу с окровавленной грудью на землю, позволив тем самым подойти Ласкану и Кайе. Они помогут ей. А я не мог уже остановиться. Шаг за шагом мое тело приближалось к неподвижному воину, что отнял у меня все.

Я не должен был позволять ей уходить с магом. Если бы нарушил запрет раньше и вмешался в ее жизнь, может быть было бы все по-другому.

Нет, не было бы. Ты связан, Динаристан. Ты причинил бы только боль, и все закончилось бы точно так же. Просто не было бы мага, в объятьях которого она сможет забыться. Не было бы шанса на счастье для нее. И не было бы последнего осколка ее разбившейся надежды. А теперь он есть, но от этого почему-то только тяжелее.

Первый удар Атар намеренно пропустил, позволив распороть свою щеку до кости. Этим он пытался наказать себя за тупость, но дальше. Дальше он не собирался быть мальчиком для битья, он собирался наказать меня. И я буду лжецом, если скажу, что у него не получилось.

Из-за внезапного нервного срыва и затянувшегося мордобоя мы остались на еще одну ночевку, дабы привести себя в порядок. Эти два дурака молотили друг друга всю ночь. Сложно описать, на что были похожи их рожи к утру. Я только радовалась, что в ход не пошла магия, а только кулаки и когти.

Что же касается меня самой, то я уже все для себя решила, а все неуместные сейчас чувства просто затолкала куда подальше. Сейчас, как никогда до этого, я видела всю ситуацию в целом. Да, она меня не радовала, но так легли карты судьбы. Я не видела больше смысла в войне с мирозданием и выворачиванием собственной души. Я приму все как есть.

Все тревожились за меня, а увидев бодренькую и улыбчивую с утра пораньше, еще больше заволновались. Наверное, они ждут срыва. Зря, срыв уже произошел. Теперь только покой.

— Дана, я хотел бы поговорить с тобой, — эльф мягко взял меня за руку и потянул на себя.

А я только собиралась умыться в одиночестве у проточного ручейка, но не вышло. Но так даже лучше, нечего затягивать.

— Широварт, отпусти мою руку. Ты не имеешь никакого права удерживать меня.

Первородный дернулся как от пощечины и застыл. Следующие слова были сказаны удивительно ласковым и прекрасным голосом. Он крайне зол.

— Ты моя. Ты же дала на это согласие, — пальцы хрустнули в его захвате.

Я поморщилась. Боль была неприятной, но отрезвляющей. Я не буду мягкой с ним, нельзя допустить хоть малейшую надежду, иначе страдать будем оба.

— Я не твоя, и твоей никогда не буду, как никогда и не была. Ты не мой, и никогда уже таковым не будешь. С тобой рядом я умру или уничтожу все вокруг. Это лишь вопрос времени. А ты зачахнешь, обезумеешь, возненавидишь себя, — я прямо посмотрела в штормовую синь его глаз и разом оборвала одной фразой все связи, — ты сможешь меня убить?

Все. Больше не нужно было слов. Его пальцы сами разжались, а в глубине сапфира зародилась ненависть. Он ненавидит себя, за то, что не убил, но будет ненавидеть точно так же, если убьет. Он обречен в любом из вариантов будущего, где мы осмелимся быть вместе. Широ это знает. За эту слабость он ненавидит себя всей душой. Я указала ему на это несовершенство и теперь сама подверглась его ненависти. Отлично. Пусть ненавидит, так он не будет предпринимать попыток к сближению. Как оказалось, в этом была моя ошибка.

Я мягко развернулась к нему спиной и легкой походкой направилась в сторону горного ключа, что бил из недр земли. Саднящие пальцы требовали внимания, и я резко опустила руку в ледяную воду, обрызгав всю себя. Морозные иголочки пронзали тело в точках соприкосновения студеных капель с кожей. Льдинками вода стекала с лица, иногда смешиваясь с горячими дорожками влаги на щеках, перенимая их тепло и направляясь прохладными струйками к земле. Последний раз я роняю слезы по нам. Нас больше нет, и нет причин для слез. Ничего нет.

Просидев у ручья пол вата, я, наконец, поднялась и решила вернуться в лагерь. Теперь все будет по-другому. Это читалось на лицах всех присутствующих. Я не останавливаясь прошагала к импровизированной конюшне, коей являлась обычная коновязь из ветки ближайшего дерева, и нашла там Палю. Хоть она и не была привязана, но все равно предпочитала водиться со своими сородичами. Осторожно погладив нос кобылки, заметила странное плетение на ее гриве. Золотистые волоски были аккуратно разглажены и вплетены в структуру очень сложной сети кос и паутинок.

— Паля, девочка, а что это за красота у тебя такая? — я внимательно разглядывала плетение.

Реакция духа земли была странной. Кобыла посмотрела на собственную гриву, застыла на вар, а потом в шоке уставилась на меня.

— Ты не видела? — ответом было растерянное фырканье.

Та-а-а-ак. Кто же это у нас такой талантливый плетун, да еще и такой незаметный? У меня появилась одна догадка, но ее нужно было подтвердить. Обойдя всех лошадей и обнаружив такие же плетения, я направилась прямиком к Палану, что щеголял в полуобнаженном человеческом облике.

— Что? — удивился моему присутствию кельпи.

Не тратя время на разговоры, схватила животинку за космы и потянула на себя, от чего голова кельпи дернулась вниз, заставив того согнуться.

— Так и знала! — оповестила всех и отпустила пострадавшую головушку.

— Миледи, ты голову в ручье переохладила? — возмутился чуть-чуть ободранный Палан. Каюсь, шевелюру я ему случайно проредила.

— А ты с каких пор себе косы плетешь в таком количестве и разнообразии? — ответила я вопросом на вопрос.

— Какие косы? — опешил кельпи и тут же перекинул свою чернильную гриву на грудь, — Орки лохматые!

— Не думаю, что орки ночью плели тебе косы. Как-то не в их это стиле, по ночам, да еще втихушку, — но зверобратец меня уже не слышал. Он пытался расплести это очень талантливо исполненное «безобразие», как назвал его кельпи.

— Дана! — взвизгнул позади мальчишеский голос, — меня прокляли! Меня оплели сетями смерти!

И это дите резко выскочило из кустов, громогласно оглашая всю поляну, как сильно его прокляли. Мы же спокойно ждали пока мелкий успокоится и перестанет мельтешить. Увы, успокаиваться кельпи не спешил. Наоборот, он выхватил нож у меня из сапога и уже примеривался, как коротко придется остричь гриву, чтобы избавиться от проклятья полностью.

— Стоять! — заорала я.

Кайа так и застыл с ножом у самой макушки. Этак он имеет все шансы стать лысым. Я шустро подскочила к мальчишке и выхватила нож у него из рук.

— Дурень свежего разлива! Никто тебя не проклинал, истерик мелкий.

Кайа отмер и с надеждой уставился на меня.

— Правда, не прокляли? — я кивнула.

— Кому-нибудь сегодня снились кошмары? — я окинула всех взглядом. Да уж, глупый вопрос. После вчерашнего кошмары снились всем.

— Ты думаешь это они?

— Линкетти? Да, думаю, они, — подтвердила я подозрения феникса, — Кайа, не смей расплетать плетение или обрезать волосы — заболеешь. То же и тебя касается, — я уставилась на рвущего с остервенением свои волосы Палана.

— И что делать? — раздраженно воскликнул кельпи, но руки от волос отнял.

— Ничего, вы понравились линкетти. Радуйтесь, если бы нет, они бы вас методично начали изводить.

— Но я не хочу ходить таким, — надулся мелкий.

— Такое расплести без последствий для вас под силу только плетунье.

— Но они только у орков водятся! — ужаснулись кельпи.

— Неа, еще у горных троллей и гоблинов. Шаманство — их конек. Вернемся, сразу найдем вам хорошую плетунью, — постаралась утихомирить разошедшихся ребят.

— Алкай, как тебе спалось? — с еле скрываемым шкурным интересом, осведомилась я. Ведь линкетти могли прицепиться к кому-то конкретно, либо ко всем сразу. Творить кошмары их стихия. И если огонек попал под их влияние, с его помощью нечисть и отгоним.

— Плохо, красавица. Мало того, что эти два бугая шумели, так еще и ужасы всякие виделись, — еще не понимая масштаб своего попаданства, сознался оборотень.

— Отлично! Вот ты и будешь отпугивать от нас линкетти. Понадеемся, что это всего один линкетто. Хотя в этом я сомневаюсь, — и я отправилась спать до самого вечера. Благо, время для этого было.

— Эм, красавица, а ты уверена, что это отпугнет линкетти? — жалобно взирая на меня, уже в сотый раз спрашивал огонек.

— Еще как. Они ведь эстеты, любители порядка и не терпят откровенного неряшества и бескультурья.

— А не перебор с бескультурьем? — вступился за оборотня Ласкан. Алкай тут же энергично закивал головой, поддерживая птичку.

— Хочешь к нему?

— А что? Я думаю, сработает, — исправился розовый и скоренько отбежал от меня подальше.

— Конечно, сработает. Все! Закончили болтать. Алкай, делай все, как я сказала, и не волнуйся. Мы тут рядом будем за всем наблюдать.

— Лучше бы у моего позора не было свидетелей, — рыкнул огонек, когда я уже отошла. Думал, не услышу. Зря.

Прошло два вата, а эти ликановы линкетти никак не хотели показываться. Я уже потиху начала звереть. Широ и Атар давно дрыхли. Их обоих не интересовали пакостники. А эльф вообще почти со мной не разговаривал и избегал. Оно и понятно, не хотел конфликтов. Так что бдели только я, Ласкан, Алкай и кельпи. У кельпи были к линкетти счеты. Ласкану просто интересно, а у Алкая не было выбора.

— Там!

— Тш-ш-ш, — я приложила палец к губам, призывая Кайю говорить тише, — что там?

— Там кусты шевелятся.

— Молодец, гений. Они, если ты не заметил, уже ват от ветра шевелятся.

— Да нет, которые за Алкаем шевелятся, — и мелкий указал пальцем за спину сидящему на земле оборотню.

— И вправду странно шевелятся, — протер глаза Ласкан.

— Дана, ты прости, но я себя идиотом чувствую, — не выдержал огонек. Его голос разнесся по всей поляне, а кусты позади подозрительно замерли.

— Тише ты! — попыталась урезонить уставшего оборотня.

— Да какой тише, нет здесь никого, — продолжила психовать приманка, — вот скажи мне, красавица, почему именно бутерброд с колбасой?

— Потому что с сыром не было! — рыкнула в ответ я. Все равно линкетти нас уже слышали.

— Ладно бутерброд, это еще ерунда. Но зачем же мне нужду справлять прямо под кустом, да еще и жевать при этом?

— Нузьду-у-у-у? — удивился кто-то в кустах.

— Как нузьду-у-у-у?

— Как ес-с-сть? — послышалось целое возмущенное многоголосье из все тех же кустов.

— Низ-з-з-зя нузьду-у-у и ес-с-с-сть! Фьу-у-у-у! — гневался все больше самый громкий голос.

— Фьу-у-у-у! Фьу-у-у-у! — подхватили остальные.

Кусты энергично затряслись, стряхивая желтые листья, и постепенно затихли.

— Эм, они ушли? — неуверенно протянул Алкай.

— Ага, оборотень жующий бутерброд и писающий под кустом вызывает у них стойкое отвращение. Они теперь к тебе вообще никогда не подойдут, — объясняла я, попутно выбираясь из кустов напротив.

— Обаятень! Фьу-у-у-у! — возмутились где-то в отдалении. Видимо, еще не так далеко ушли.

— Вот и все. Ты теперь наш оберег от линкетти. Спишь рядом со мной, — обрадовала я огонька.

— И рядом с нами! — не остались в стороне кельпи.

— Да ладно вам, они больше не подойдут, — и я громко крикнула, чтобы самые любопытные услышали, — вы же коники оборотня, — последнее слово я произнесла протяжно и особенно громко.

— Коники обаятня?! Фьууууу! — шелест дальних кустов. Вот и самые любопытные тоже ушли.

— Будешь должна, красавица, — откусывая на ходу бутерброд, просветил меня Алкай и направился прямиком в мою палатку, — коли быть охранкой, то уж спать с удобством, — и мне ехидно подмигнули.

— Побреют тебя, — высказался Кайя, смотря в след уходящему оборотню.

— Неа, сразу шкуру снимут, — опроверг Палан.

Огонек в ответ лишь загадочно улыбнулся и залез в мою палатку. Ну что ж, теперь спать.