Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю.
И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья.
— Ну вот, а ты боялся, — ласково погладив мальчишку по голове, Ратха распутала последнее плетение линкетто в волосах Кайи.
— И теперь я не умру? — с надеждой спросил мелкий. Всезнающие, какой же он все-таки еще ребенок.
— Только если своей смертью, — поддразнила его гоблиана. Кельпи улыбнулся и в тот же ван нахмурился.
— А меня ждет скорая смерь? — тут же задал очередной вопрос Кайя.
— Да, если продолжишь задавать глупые вопросы, — прикрикнула на коняшку я.
— А-а-а-а, значит все в порядке. Тогда я за братом схожу, — и он выскользнул из дома Ратхи.
— То есть, его не успокаивать надо было, а напугать, чтобы он перестал бояться? — немного обескуражено спросила Первомать, — оригинальный подход в воспитании плотоядного водного духа.
— Они терпеть не могут, когда не видят врага, но чувствуют угрозу. Еще больше их бесит, когда эту угрозу невозможно убрать.
— Или сожрать, — продолжила за меня Ратха.
— И это тоже. Кстати, — и я указала большим пальцем себе за спину, где еще болтались потревоженные шторы из кожи у входа в дом. Их использовали во всем Уртшанге за место двери, — сейчас сюда заявится кельпи, страстно жаждущий моей преждевременной кончины и, желательно, от его собственных лап.
— Какое у тебя интересное сопровождение, — фыркнула плетунья, — так может к плетениям линкетти добавить еще и мое с проклятием скорой смерти?
— Чтобы мелкий меня возненавидел! — ужаснулась я перспективе, — нет уж, пусть живет. Мы с ним вроде как стали понимать друг друга.
— Может тогда заплетайку вплести между делом? — хитро подмигнула Ратха.
— Ну и зачем мне путающийся в своих ногах кельпи на поле боя? — скептический взгляд подействовал. Плетунья поняла свою ошибку.
— Ладно, сама что-нибудь придумаю, — я только хотела пристыдить подругу, как та продолжила, — это не помешает его способности воевать. Так, подпортить жизнь чуть-чуть, — последнее она произнесла уже себе под нос, но я все равно ее услышала. Бедный Палан. Своих Первомать защищает, как окотившаяся самка таара детенышей, то есть зубами, клыками и без жалости.
— Приветствую Первую мать и Первую сестру, — Палан слегка поклонился и без приглашения вошел внутрь.
— Да уж. Теперь становиться ясно, отчего Иргих по сей день заикается, — гоблиана повернула голову ко мне и уточнила, — смею предположить, это все почтение, на которое способен сей индивид, и требовать большего абсурдно?
— Именно. Вообще удивлена, что меня в кои-то веки не миледи обозвали.
— Я никогда не обзывал вас… — начал было Палан, но по моему виду понял, ложь не удалась, — может изредка, когда миледи уж очень хотела упокоиться и меня за собой утянуть.
— Садись, буду расплетать произведение искусства линкетти. Эх, это ж такой оберег уничтожить придется.
Ратха так вздыхала над всеми плетениями. По ее мнению, мелкие ночные пакостники сделали огромный подарок коняшкам, вплетя в их волосы заговоры от хвори и мора, а глупые духи, включая Палю, не понимают своего счастья. Первомать хотела было заплести кобыле обереги настоящей плетуньи, но Палевая только от высказанного предложения начала брыкаться и вернулась к излюбленному приему: копытоприкладству. Теперь личная охрана Первоматери красуется синяками во всевозможных местах, так как сидение и лежание гоблинов не смилостивило буйную натуру духа земли, а только раззадорило ее.
— Ну вот и все. Волосы распутаны, заговор разрушен, — и к моему удивлению, Ратха нежно провела по волосам Палана, пропуская смоляные пряди между пальцев с затаенным удовольствием.
Когда кельпи ушел, гоблиана мне подмигнула, но объяснять свое странное поведение не стала. Неужто и вправду прокляла?
— А теперь садись, — она похлопала ладошкой по пуфику перед собой, — будем тебе выстраивать непробиваемую защиту.
— Обойдусь, — отмахнулась я.
— Сушка, быстро сядь. Обещаю, что плетения будут направлены только на защиту.
— И никаких там поисковиков истинной любви или заговоров для покладистого нрава? — уточнила я.
— Никаких, — пообещала подруга, — садись, давай, недоверчивая моя.
У Ратхи ушло два вата на то, чтобы обезопасить меня от всего, что можно. Плетения были от шальной стрелы, направленного кинжала, случайной смерти (это она так ненавязчиво сказала о моей неуклюжести), атакующего заклинания, удушения, утопления, повешения, сожжения, удара по голове, потери сознания, больного разума, хвори, мора, хищных животных и даже от насекомых. Короче говоря, о моем везении плетунья была особо низкого мнения. Она не вплела еще парочку заговоров только потому, что фантазия закончилась, да и решила, что сама я себе вены резать не стану.
— Я не помешаю, — в покои заглянул Широ. Никакого официального приветствия с его стороны не было.
— Конечно, Хранитель равновесия. Я рада принимать тебя в своем доме, — и подруга склонила голову.
Ах да, мы же не среднестатистический эльф, мы орки знают с каких верхов шишка эльф.
— Су, мы пойдем, поможем погрузить продовольствие в повозки. Если повезет, уже завтра сможем выступить.
Я кивнула. А что мне еще оставалось. С момента нашего последнего разговора, мы мало общались, скорее, просто перекидывались парой фраз и все. А помощь гоблинам и в самом деле понадобится, нам надо спешить. Уже больше недели прошло с начала сборов.
Первородный правильно расценил мой жест и шагнул к выходу, считая дело улаженным. Первомать же следила за нашим общением и странно на меня смотрела. А потом ее просьба остановила эльфа уже в дверях.
— Хранитель, я хотела бы вплести вам парочку оберегов. Вы мне позволите? — ох, как соблазнительно она это произнесла.
— Прошу прощения, но мои волосы сами по себе оберег, и к нему никто не может прикоснуться кроме меня, — довольно сухой ответ. С чего бы?
— Не может или нельзя? — проницательность плетуньи пугала.
— Как вам будет угодно, — увильнул Широ.
— Суардана, ты же сама просила меня научить тебя плести оберег от прямого удара, — и гоблиана многозначительно на меня посмотрела.
Что? Когда это я успела о таком попросить? Не спорю, плетения меня весьма занимали, но только в качестве материала для научного изучения. Не более того.
— Ратха, тебе же ясно дали понять, что чьи-то волосы неприкосновенны, — прошипела я.
— Так-то неприкосновенны? — продолжила свои намеки плетунья. Задушила бы, не будь подругой.
— Не думаю, что это уместно… — я уже сформировала ответ, как меня перебил Широ.
— С удовольствием стану подопытным материалом. Хотя с везением Су, заговор мне скорее оторвет голову, чем отчего-то спасет, — и этот нахалюга развалился в широком кресле с высокой спинкой. И как прикажете мне тянуться к его патлам! Вот специально это сделал, даже сомнений нет!
— Да пошли вы оба к ликанам на растерзание! — и я вскочила с твердым намерением покинуть это место.
Эльф, растерянный моей реакцией, все же сумел перехватить меня. Его пальцы крепко сомкнулись на моем запястье.
— Су, неужели ты откажешь в такой маленькой вещи, как плетение кос, когда мы идем прямиком к сражению, из которого можем не выйти живыми. Это такая непосильная жертва для тебя? — голос был спокойным, но мне казалось, что я услышала в нем обиду и толику злости.
— Нет, это не жертва. Я заплету твои волосы, если ты сядешь вон на тот табурет, или вон тот пуфик, — я указала ладонью на место, где сама недавно сидела.
Широ кивнул. Всечувствующие, я до сих пор не могу называть его Динаристаном. А ведь это его настоящее имя.
Когда все было готово для плетения, я уставилась на Ратху, ожидая ее указаний. Вот только плетунья не собиралась направлять мою руку.
— Плети, как умеешь, — шепнула она.
— С ума сошла? — прошипела я в ответ, косясь одним глазом на сидящего не так далеко эльфа. Вдруг слышит.
— Мои заговоры ему по боку. У него своя защита неплохая. А вот оберег, вплетенный в косы руками любимой, самая мощная защита из всех мне известных.
— Какой, к лешему, оберег?! — чуть было не взвизгнула я, но вовремя перешла на шепот.
— Какой хочешь. Хоть свои собственные волосы ему вплети. Кстати, это отличная идея, — она указала мне на оставшиеся не заплетенными локоны, — но суть во всем одна. Любовь, она сильнее любых чар. Такие обереги вытаскивали даже тех, кто уже стоял одной ногой в могиле.
— С чего ты вообще взяла, что я любимая? — еле слышно выдохнула я.
— Да брось. Ты всегда была влюблена в своего учителя. А теперь я вижу любовь между вами, — и Ратха растянула губы в обличающей улыбке, — неужели ты не хочешь дать ему такую мощную защиту.
Вопрос был риторический. Естественно, я хотела защитить Широварта.
— Тогда вперед! Он в твоих руках, — я, было, подумала, что плетунья оговорилась, ан нет, специально заменила слово «все» на «он».
Когда Ратха успела покинуть собственную гостиную, я даже не заметила. Теперь все мое внимание занимал сидящий передо мной воин.
Тяжесть пшеничных прядей навевала воспоминания, что бередили мою душу. Я, как могла, старалась гнать их от себя, сосредоточившись на плетении. Что можно сплести воину эльфу? Боевую косу, конечно же. Только коса будет не светло-эльфийской. Боевая коса дроу уже давно получалась у меня идеально, но где взять иглы? Я осмотрелась. В глубине ящичка со всевозможными бусами, костями, камнями и кусочками кожи блестело что-то металлическое. Без задней мысли я попыталась выудить свою находку. Предмет, который так привлек мое внимание, на поверку оказался обоюдоострым полукруглым лезвием с двумя острыми концами, что в середине было обмотано кожаной тряпицей. Больше всего это оружие напоминало полумесяц. Порывшись еще немного, я была вознаграждена еще пятью такими полумесяцами.
Для закрепления оружия в плетении я использовала собственные прядки волос, аккуратно срезанные из-под низа. Каштаново-рыжеватые пряди очень оригинально смотрелись на фоне золотистых волос эльфа.
Сколько прошло времени с тех пор, как я начала создавать оберег, мне неизвестно, но то, что это было самое продолжительное плетение в моей жизни, очевидно. Я слишком сильно не хотела отпускать своего эльфа от себя. Каждый раз, когда мои пальцы невзначай касались его кожи, шея Широ покрывалась гусиной кожей. А иногда я чувствовала легкую дрожь по всему его телу. Такая сладкая пытка, которую не было желания заканчивать.
— Су.
— Да, — я резко вынырнула из своих ощущений.
— Пообещай, что выслушаешь меня, когда все закончится. Не бросишься в бега, не проигнорируешь и не сиганешь со скалы, а выслушаешь. Обещай.
— Зачем тебе это?
— Ты высказалась, довела меня до животной злобы и оставила со своими мыслями наедине. А как же я? Я тоже хочу высказаться, но сейчас не то время. Поэтому я прошу дать мне шанс, когда все закончится. Думаю, на это у меня есть право?
— Широ, здесь нечего обсуждать и не будет.
— Я хочу иметь возможность переубедить тебя, а не видеть, как вновь сверкают твои пятки.
— Хорошо, — я тяжело вздохнула, — но это ничего не изменит.
— А это мы узнаем позже, — слишком уверенно выдал эльф и обернулся, — раз тебе так приятно копошиться в моих волосах, сделай-ка мне еще и массаж головы.
Я с размаху заехала ему ладонью по затылку. Ну да, я уже пол вата как просто ковыряюсь у него в волосах. Оберег давно закончен, но отпускать любимого было невыносимо больно. Возможно, мы больше никогда не окажемся так тесно прижатыми друг к другу. Мы оба не хотели разрывать этот контакт, так какого драного ликана он все прекратил?
— Мне нужно помочь гоблинам. Мы и так сильно опаздываем, — а вот и причина.
Он прав, стоит поспешить. Я так и не смогла поднять на него глаз, даже когда за Широ вновь сомкнулись две шкуры, завешивающие проход.
— Он любит тебя, — сзади появилась Ратха.
— Любит, некромант упокой! И я люблю! Но…
— Не судьба?
— Еще какая не судьба, — дрожащим голосом подтвердила я, сдерживая подступающие рыдания. Ну, нет. Хватит с меня слез. И я так и не заплакала.
Сумерки. Самое неоднозначное и опасное время, таящее в себе как свет, так и тьму. Им предшествует любимец всех влюбленных, гроза женских сердец и подспудный сообщник всех соблазнителей — закат. А шествует за ними королева всех тайных свершений, любительница скрывать в своих объятьях любовников, любимцев удачи, ловких на руку и страшных созданий — владычица тьмы. Ночь.
Сумерки страшны, опасны. Они предвещают смену властвования, давая волю и силу всем темным тварям этого мира, что не упустят своего шанса.
Так было и сейчас. Сумерки сгущались, предвещая скорую смену света тьмой, но не это так страшило объединенное войско эльфов и людей. Сегодня исход осени, когда небесный спутник Руи уйдет во тьму, оставив мрак властвовать на небосводе в гордом одиночестве. Только спустя двадцать шесть ват одинокое небесное светило выйдет из тени темного облака мелких небесных тел, ведя за собой почти потухшую звезду — Затху. Их восход ознаменует начало зимы и очищение всего от скверны. Сегодня самая опасная ночь. Ночь пустого небосвода и тусклого света далеких звезд. Проклятая ночь затмения.
Провожая узкую полоску солнца, исчезающего за горизонтом, защитники Долины трех лучей мечтали лишь об одном, пережить эту ночь. Ни для кого не было секретом, что некромант нападет с сумерками, несущими ему могущество и почти бесконечную подпитку. Да, сегодня он будет темным богом, получив великую силу безлунной ночи. Но так же, как его сила возрастет с приходом Проклятой ночи, она бесследно растворится в лучах взошедших Руи и Затхи. Сегодня не будет дня. Солнце покинуло небосвод, скрывшись в облаке темной пыли. Сегодня сутки будет властвовать непроглядная ночь, после чего сменится умиротворенной тишиной обновленной ночи, что последует за затмением.
Защитники знали это. Их вела надежда. Сейчас, с последним отблеском ушедшего светила наступит их кошмар, и смертельный бой будет ждать каждого, кто стоит перед входом в долину.
Они опоздали. Проклятые добрались до главного южного портала раньше союзных войск. И только тысяча человеческих воинов стояла у самого входа, своим присутствием сдерживая подступившего почти вплотную врага. Они были обречены и знали это. Союзники не успеют пробиться к ним. Тысяча — это слишком мало для противостояния пятидесяти проклятым с их нежитью. Альхерт Маронский уже сотню раз пожалел, что днем ранее приказал основной части войска идти навстречу эльфам. Не уведи он их от входа в долину, сейчас его тысяча не была бы обречена на мучительную смерть.
— Владыка, что делать будем? — с непробиваемым спокойствием спросил король Марона.
— Атаковать, — безапелляционный ответ.
— Банши еще не достигла долины. Иначе у входа стояли бы наши войска.
И правда, Суардана сразу же направила бы к входу союзников, только увидав отсутствие подмоги. А это значит: банши нет в долине.
— Он все равно нападет с наступлением ночи. Боя не избежать. Или ты предлагаешь позорно сбежать? — прищур шоколадных глаз говорил о гневе его обладателя. Алибаскаэля снедала вина за опоздание и злоба на противника, что предугадал их маневр и своим присутствием отрезал войско людей и эльфов от остальных.
— Нет, Владыка. Я предлагаю стереть их в порошок до прихода плакальщицы, а по ее прибытии оказать поддержку, — ведьмак не показывал бушующей в его душе ярости. Она просто сливалась в единое облако решимости уничтожить врага, что окутало все войско.
— Хороший план. Ривалиан! — первородный слегка повернул голову назад.
Ван и перед правителем появился светловолосый эльф в темно-синей драконьей броне генерала.
— Рив, мы наступаем.
Генерал тяжело вздохнул. Он знал это и без произнесенных слов. Человеческие воины уже стучали мечами о щиты, поднимая боевой дух своих собратьев, что оказались в ловушке. Они жаждали разорвать противника, что с устрашающей скоростью расправлялся с их сослуживцами по ту сторону вражеских войск.
— Конница! Копья в авангард! Пехотинцы! Третий и четвертый ряд выступить вперед! Лучники! Первая тысяча на месте. Обстрел врага сверху. Вторая тысяча за пехотинцами! Маги! Первый отряд в наступление за третьим рядом пехотинцев, второй и третий на подхвате! — твердый, уверенный голос раздавал команды тысячникам без сомнений и запинок. Вся армия работала как один единый механизм, отлаженный и четко следующий приказам. И не важно, что сейчас люди стояли плечом к плечу с эльфами, а эльфийские фесы с удивительной покорностью стояли под человеческими седлами.
— Тысячники, координируем атаку соответственно ситуации! — отдал последний приказ генерал и вернулся за спину Владыки.
Командующие вернулись каждый к своему отряду. Целители разбили лагерь и лазарет для будущих раненых. Маги-защитники плели с четырех краев войска кружево щита. Как только он сомкнется над головами воинов, начнется наступление.
Не дожидаясь полного слияния щита, Альхерт повернулся к солдатам и его наполненный силой голос разнесся над всей низиной, вселяя силу в каждую горящую смелостью душу.
— Мы должны уничтожить проклятых, — король обвел свое войско глазами, — иначе смерть наших братьев будет напрасной! Мы потеряем долину и откроем путь в другие миры монстру!
Только один голос сейчас раздавался на много тат вокруг. И слова, что звучали кличем, призывом к защите своей страны и своего мира, находили яростный отклик. Огонь, что пылал в глазах полуифрита, со скоростью лесного пожара перекинулся на войско, разжигая ответное пламя в сердцах воинов.
— Мы позволим безнаказанно уйти убийцам?
— Нет! — одновременный выкрик отозвался громовым эхом от скал, опоясавших низину с севера и востока.
— Мы предадим своих товарищей?
— Нет.
— Мы повернем назад?
— НИ-КО-ГДА! ДА-А-А-А-А-А!
— Это НАШ мир! — выкрикнул Владыка Хрустальных лесов, присоединяясь к своим воинам. Все войско поддержало боевой клич.
Как только все смолкло, пустое пространство впереди огласил эльфийский рог. Объединенная армия двинулась. Сначала одиночный голос неизвестного воина глухо звучал в организованном строю, но не прошло и вара, как его подхватила ближняя десятка, потом сотня и, наконец, тысяча, которую поддержало все войско. Боевая песня набатом разносилась по низине, призывая воинов за вражеским строем к смелости. Она говорила им, что их смерть будет отмщена.
— Руби, бей, жги нас,
Режь, жестокий враг.
Не угаснет воина глас,
Победить даем зарок!
Руби, бей, топи нас,
Хоть головы с плеч снеси.
Не угаснет воина глас
Скорее пощады проси!
Руби, бей, рви нас,
Всю кровь тела спусти.
Не угаснет воина глас.
Свою жизнь тебе не спасти!
Руби, бей, трави нас,
Хладные трупы не хорони.
Не угаснет воина глас.
Всевышних на спасенье зови!
Зарубим, убьем, похороним!
С земли родной скверну изгоним!
Сегодня жизнь мы славим!
Сегодня смерть мы победим!
— ДА! Сегодня жизнь мы славим! — раздавалось со всех краев набирающей ход армии.
— Сегодня смерть мы ПОБЕДИМ!!! — поднимая меч над головой несущегося на врага жеребца, прокричал Алибаскаэль рен Сиу, Владыка Хрустальных лесов и главнокомандующий объединенной армией.
— ПОБЕДИ-И-И-ИМ!!! — крик почти сотни тысяч храбрых душ устремился вперед, уничтожая черный щит смерти, закрывающий врага от стрел.
Свет сердец оказался могущественнее древней черной магии. Ткань купола лоскутами опадала на головы проклятых и их цепной нежити, тогда как мерцающая дымка светлого щита сомкнулась над головами несущихся в бой!
Где-то позади наступления зычно гаркнул тысячник «Пли!», и сотни горящих огнем стрел устремились ввысь, описали дугу и с увеличивающейся скоростью рванули на головы врага. Вместе с первой пробившей грудь нежити стрелой в бой вступили маги. Лишь посылами рук они разжигали маленький огонек на острие до полноценного кострища, подпитываемого горящей плотью зомби, личей, упырей и ликанов, поднятых из могил. В строю врага даже была десятка драконов, в чьих глазах уже не теплилась жизнь.
Два первых ряда копейщиков врезались в толпу нежити клином, протыкая тела копьями и рубя головы мечами, что шли в ход за сломанными или потерянными пиками. Третий и четвертый ряд пехотинцев остановился в паре шагов от вражеского войска, прикрывая магов и лучников. Как только враг подбирался вплотную и разбивал строй, тысячник орал на все поле боя «Колено!», и два ряда пехотинцев, вне зависимости от ситуации, падали на одно колено, открывая врага для лучников. Десятки сотен стрел свистели над головами воинов, изрешечивая врага на пятнадцать тар вперед, тем самым давая возможность пехотинцам быстро продвигаться в тыл врага.
Спустя пол вата лучники стреляли по готовности, и уже сотники и десятники отдавали приказы, так как линия воинов сильно растянулась и продвинулась вперед. Все понимали, что победа только мнимая. Когда проклятые вступят в бой, тогда и наступит решающий момент. Маги, оставшиеся в тылу, были магами земли и огня, специально подготовленными для борьбы с разумными проклятыми и рядовыми карателями. Именно их сила решит исход этого боя.
Когда волна нежити была уничтожена, обе стороны замерли. Никто не начинал наступление. Проклятые скалили мертвенно бледные лица в жестоких улыбках, а люди и светлые в напряжении ощетинились мечами на врага.
И в тот момент, когда главнокомандующий уже хотел отдать приказ наступать, позади драконов, что так и не двинулись с места, заклубился черный туман. Его расплывчатые края начали обретать очертания человекообразных фигур. Странные туманные враги начали свое движение к передовой. Постепенно, по мере приближения к границе схватки, туман рассеивался, открывая мертвые лица и затянутые белой пленкой смерти глаза. Солдаты, что совсем недавно до последней капли крови сражались с проклятыми, сейчас мертвыми куклами двигались на своих бывших сослуживцев. Рой испуганных, злых и наполненных болью голосов пронесся среди воинов. Злость, страх, отчаяние, вина — эти чувства утопили армию в себе. Большинство человеческих солдат были подавлены морально, на что и был рассчитан этот варварский прием. Заставить братьев по оружию сражаться друг с другом было верхом низости и бессердечия. Но перед союзной армией стояли проклятые, у них нет сердца, нет сострадания и уважения к мертвым. Они бесчувственны и аморальны. Теперь в этом сомневался разве что слепой.
— Собраться! — выкрикнул генерал эльфийской армии, — эти куклы не наши братья, отцы и сыновья! Души наших земляков уже в ином мире. Они за гранью! Все, что вы видите перед собой, лишь кусок поднятого из могилы мяса. Без души, без сердца, без памяти и чувств. Неужели вы хотите, чтобы они и дальше расхаживали в таком виде по нашему миру! — гаркнул Ривалиан сен Алет.
— Нет! — отозвалось войско.
— Тогда подтерли свои сопливые носы, девчата, и взялись крепко за мечи! Или у вас уже ручки затряслись от вида гнили? Может и портки обмочили? — грозно рыкнул один из тысячников, оказавшись на поверку полуорком.
— Никак нет, капитан! — ответствовала тысяча. Им вторили и остальные, подначиваемые своими командирами.
— Загор. В той тысяче был твой Макей? — коренастый сотник, с рыжей бородой, был явно непростым подчиненным капитана, а другом, чтобы так вольно обращаться к тысячнику.
— Был, — прорычал сквозь чуть более длинные клыки, чем у людей, полуорк, — и что?
— Ты хорошо поднял боевой дух. Но твой не спокоен, — шепотом закончил сотник.
— Мой сын уже за гранью, — капитан зло уставился в лицо стушевавшемуся другу, — или ты не слышал, что я только что сказал!
Бородач покачал головой и поспешил встать во главе своей сотни.
— То-то же. Я никогда не говорю пустых слов, — уже вновь смотря на врага, что был недавно союзником, полуорк закончил свою мысль. Пусть боль ест его душу живьем, он не одинок в своей скорби. А значит, нельзя дать слабину, иначе смерть его наследника будет напрасной. Его самоотверженный подвиг не воспоют в песнях, не запишут в хронике о стойкой тысяче человеческих воинов, что стояли до конца. Он не даст памяти об этой жертве исчезнуть вместе с родным миром. Героев должны помнить! Мир должен процветать!
— Проклятые еще не вступили в бой, а смертей уже так много, — тихо, как шелест листьев прошептала Редия, — боюсь, без подмоги они не выстоят, — подвела итог глава Раскидистых дубов и открыла глаза.
Холод остывающей к зиме земли не беспокоил дочь лесов. Она все так же осталась стоять на коленях с плотно прижатыми к чернозему ладонями. Через недра мира дриада смогла связаться с деревьями и разузнать ситуацию на южном фронте. Она видела весь ужас, что испытывали воины, убивая своих товарищей, чьи тела жизнь уже покинула. Но они не могли помочь им. Долг Раскидистых дубов и Сапфировых ив стоять на страже восточных ворот и не дать прорваться врагу, когда портал откроется. Если они потеряют хотя бы еще один вход, война проиграна. Враг войдет в долину и ему никто не сможет помешать. Уже захват южных врат осложнял их положение. Если банши не приведет в долину помощь, мир обречен.
— Редия, мы должны помочь, — неуверенно обратилась к дриаде Иба.
— Нет. Ты помнишь, что сказал Динаристан? Что бы ни произошло, стоять на месте. Когда кашир откроет проходы, тогда и пошлем на подмогу отряд воительниц через долину. А пока все остаются на местах.
— Кельпи прибыли?
— Нет, — и больше глава Раскидистых дубов ничего не сказала. Слов и не нужно было. Духи воды снова предали их, не явившись к западным вратам.
— Боевое построение! — раздался громкий оклик разведчицы, и ему вторил боевой рог.
Враг подошел к восточному входу. Шестьдесят проклятых со своей степной нежитью. Это больше, чем на южном фронте. Дриады слишком малочисленны по сравнению с эльфами и людьми, но силы против них выставили несоизмеримо большие. Теперь все стало ясно. Главный удар будет не по центральным южным воротам, а по восточным. Враг готов был к усиленной охране центрального входа. Потому не атаковал в лоб, а ждал удобного момента и дождался. Преимущество союзников обратилось в слабость. Проклятые прибыли раньше эльфов, но люди стояли у ворот уже с лунный цикл. Им стоило напасть и разгромить людей до прихода эльфов, но нет. Такой захват врат понес бы за собой потери. Потому проклятые затаились под носом у людской армии, выжидая. Как и предполагалось, будучи уверенными в отсутствии врага возле входа, основная часть двинулась на встречу эльфов, справедливо полагая, что на них нападут. Так проклятые и поступили бы, если бы явились позже на рассвет. Но они явились раньше и успели подобраться достаточно близко, чтобы быстро достичь центральных ворот и вырезать оставленную для их защиты тысячу. Ход был рискованный, поскольку времени до подхода основных войск было мало. Но враг рискнул и выиграл это сражение. Врата захвачены и подмога в лице карателей им больше не нужна. А раз так, вторая половина войска Коршуна направилась к ближайшим воротам, чтобы в кратчайшие сроки отбить восточный вход и выиграть войну. Теперь Редия увидела всю картину целиком. Лишь дело времени, когда и вторая точка будет во власти некроманта. Они обречены, и никто не придет на подмогу. Некому идти. Больше некому.
Яркая вспышка зеленого света во тьме и мощный удар магии смерти пробивает оборону защитниц. Мертвые духи земли разлетаются во все стороны. Их тела уже валяются где-то очень далеко или просто осыпались прахом, когда следует новый удар, а за ним еще один. Проклятые не жалеют сил, им это уже не нужно. Через ват все будет кончено.
— Держать оборону до последнего вздоха! — во всю окровавленную глотку орала Редия, глава Раскидистых дубов. Судорожный вдох и тело начинает коченеть. Великая предводительница своего народа крепко держала свой лук в руке, как и оперение верной стрелы. Чуть коричневатые, отданные добровольно перья совы слегка щекотали уголок рта, в то время как уже стекленеющие глаза выхватили цель. Свист тетивы и твердая рука направляет в полет свою последнюю стрелу. Стремительный рывок, и наконечник пронзает грудь проклятого там, где у живых бьется сердце, а у мертвых лишь пустота. Посмертная сила духа земли испепеляет труп изнутри, возвращая плоть земле.
Лах не ожидал, что его жизнь разумного проклятого закончится так скоро. Но, видимо, это наказание за то, что предпочел ничтожное, полное унижений и раболепия существование благородному вечному забвению, которое выбрали для себя остальные генералы Сумеречной долины, доказав свою силу и верность.
— Я иду к вам, братья мои.
Губы двигались, не производя ни звука, и застыли в умиротворенной улыбке, когда магия земли распыляла остатки проклятого, что когда-то был одним из великих генералов, защитников Сумеречной долины — Эвлахи Закори.
Легкая, еле заметная улыбка, сестра той, что еще миг назад появилась на мертвом лице проклятого, навечно отпечаталась на лице дочери леса. Дриады, что неживой статуей замерла в момент своего последнего выстрела. Душа ее уже была за гранью, в покое и безмятежности безвременья, тогда как ее стрела принесла так нужную передышку.
Потеряв ведущего, проклятые отступили, дав дриадам время перегруппироваться и залечить раны. Не будь выстрела, что забрал жизнь дриады и разумного, вскоре не осталось бы ни одного духа земли на Синуле. Но, не обращая внимания на свои раны, на льющуюся из горла кровь, великая глава успела сделать свой последний выстрел. Жаль, она никогда не узнает, что спасла свой народ.