Последний рейс

VI

Вечером, еще до наступления темноты, рядом с неуклюжей эстакадой пристани на песок полным ходом вылетел катерок ярославского производства «Зюйд». Александр и Борис с колосовского угора наблюдали за его лихим маневром.

— Он что, все время так кочегарит? — спросил Денисков, припомнив, что видел подобный маневр этого же катера недавно ночью.

— Аха. Лень зачаливать, наверно… Да и капитан на нем морской мужик, шустрит все. Вот с ними и поплывешь.

— А возьмут?..

— Эти-то!.. Возьму-ут. Они у меня вот где… — Валов показал сжатый кулак.

В ходовой рубке катера никого не было, но бригадир уверенно поднял квадратную доску слева от штурвала, толкнул под ней дверь-распашонку и, пригнувшись, полез внутрь… Всего три ступеньки круто вниз — и они оказались в довольно просторном кубрике. После студеной чистоты речного воздуха в ноздри резко ударил прогорклый, застарелый табачный дух — в кубрике было синé от дыма.

Валова сразу узнали, к нему потянулось несколько рук. Один мужчина, светловолосый, с оттопыренной нижней губой, радостно поднялся навстречу:

— Са-аша, башлы-ык! Зах-ходи… — и облапил Валова.

Бригадир поздоровался со всеми за руку. Один, худощавый. поморщился от его рукопожатия.

— Экий ты болезный, капитан… — усмехнулся рыбак.

Валову, лишь только он сел, протянули стакан с водкой. Александр отодвинул руку с угощением.

— А это кто такой?.. — спросил невысокий черноволосый желтолицый мужчина в аккуратном, еще не полинявшем полушубке. Он как-то брезгливо кивнул в сторону Денискова.

— Володя, — сказал бригадир, обращаясь к большому светловолосому мужчине, с которым только что обнимался, — возьми Бориса. Ему в Тюмень надо до праздников поспеть. У меня он лето робил, свой парень-то.

Светловолосый уставил на Денискова затяжелевшие карие глаза:

— Ну-у, если свой… о чем речь! Садись, парень. — Борис понял, что старший тут именно этот человек, и подчинился его приказу, сел рядом. Владимир положил на его плечо массивную лапу, одобрительно осмотрел незнакомца и протянул тот же стакан, что предлагал Валову. — Давай, брат, за знакомство.

Денисков чокнулся за знакомство с Владимиром, потом с Николой, высоким синеглазым хохлом, пожал руку капитану, который не назвал своего имени-отчества. Помощник капитана, бородатый парень в джинсах и свитере, был вежлив до церемонности, и Борис решил, что он из тех интеллигентных романтиков, что понаехали сейчас на Север в несчитанном количестве. Моторист обратился к Денискову на «вы», чем привел Бориса в немалое смущение. Но скоро он обнаружил, что и к другим романтик обращается так же, и забыл о первоначальной неловкости. Парня этого звали Андреем. Коренастый башкир сделал вид, что не замечает новенького. Борис еще отметил, что он в отличие от других почти трезв. С Борисом он тоже не выпил. Это обидело Денискова. А Володя ему понравился. Этот неторопливый, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти казался добродушным, покладистым человеком. Происходя из среднерусских мужиков, он быстро обжился на Обском Севере и теперь сам называл себя сибиряком. Ему нравилось быть сибиряком: он любил пельмени, тройную уху, охоту, речной простор, вертолеты, таежные избушки. Об этом он и говорил под сильным хмельком новому благодарному собеседнику. И даже не обиделся, когда Борис язвительно вставил:

— Да-а, Володя, у тебя губа не дура. Тройную уху кто не любит, только дай отведать…

— Я на Оби! — он стукнул кулаком по хлипкому столу. — Я-то на реке! Вон она, рыба-то… подо мной, я ее сквозь посудину нашу вижу… — Володя погрозил кулаком в пол кубрика.

— Не только под тобой… — усмехнулся бригадир Валов. — И над тобой… — показал пальцем на потолок. — На палубе-то вон сколько ящиков!

Светловолосый недоуменно уставился на Валова, тяжело ворочая мозгами, наконец сообразил, рассмеялся:

— Ха… Сашок, а ты юморист… Правда, добыли маленько рыбешки на зиму, брат. Надо. Ведь нынче последний рейс!

— Добыли!.. — вполголоса обронил бригадир. — Знаем мы таких добытчиков.

Борис краем глаза заметил, как поморщился опасливо чернявый — наверное, услышал реплику рыбака. Впрочем, Борису уже было безразлично, он решил не обращать на него внимания. Остальные обитатели кубрика казались ему хорошими хлебосольными парнями: ему нравилась уверенная размашистость Николы, приятно щекотала самолюбие городская вежливость Андрея, а лицо капитана, изборожденное морщинами, говорило о дальних странствиях, немеренных водных пространствах, океанских штормах…

Бригадир засобирался, попрощался со всеми, кивнул Борису:

— Выйдем-ка наверх, пару слов скажу.

За Валовым и Денисковым на палубу вылез и Володя. Он подхватил под руки обоих, словно пьяный, но заговорил вполне соображающим голосом:

— Саша, ты мне свежатинки не подбросишь, а?

— Налима, что ли?

— Ну-у, налим само собой… Я говорю о рыбе. Нельмушки, максимчиков пару ящиков… Лично мне, не этим… Сам понимаешь!

Бригадир молчал, зажевав в зубах папиросину.

— Ну что молчишь?! Мало я тебя катерами выручал!..

— Ладно уж, пошли. Ящик-то утащишь?

— Я-то? Хо-хо… Сашка, ты еще не знаешь меня, да я рыбу-то и после ведра водки утащу.

— Когда отходишь?

— Да сейчас прямо и отчалим, тебя только и ждал. Да ты не боись, друга твоего в обиду не дам.

— Куда заходит^ будешь?

— Ну-у, может, пошустрим кое-где. Я тут две осетровых ямины приметил, шалят на них мужички. Пошустрим…

— Не нарвись на самопал.

— Огня бояться — осетра не жарить, ха-ха…

На пристани из темноты дышащего холодом сарая Валов вытащил два ящика с рыбой, потом еще пошарил там и вынес мешок, поставил перед Денисковым.

— Тут гостинец тебе, Борис, за выручку. Лично от меня… — Александр насмешливо покосился на Володю, передразнив его недавний полушепот. — Лично от меня. Да посмотри, что там. Посмотри, говорю тебе.

Борис развязал мешок, в неверном свете фонаря на пристанском столбе рассмотрел большой кусок осетра, отодвинул его — там лежали две небольшие нельмы и внизу несколько увесистых муксунов — из мешка ударил в ноздри густой дух домашнего посола.

— Божественно! — невольно вырвалось у него.

Ящики принесли и забросили на носовую палубу. Александр крепко сжал плечи Денискова. Борис увидел в сумраке его грустную улыбку, с чувством пожал руку товарища.

— Чтоб ты не удивлялся, Боря, — совсем уже шепотом сказал на прощанье рыбак, — предупрежу тебя… Это катер рыбнадзора.

…Внизу продолжалось застолье. Володя уже сбросил полушубок, расстегнул рубаху. Великодушным жестом он, как и в начале знакомства, указал Денискову место рядом с собой.

— Ты с Санькой-то друг, выходит? — серьезно спросил он, словно еще раз желая убедиться в чем-то.

— На путине в его бригаде работал. Ну, сошлись характерами, как говорится.

— А я что говорил! — Володя опустил на стол большущий кулак и со значением посмотрел на чернявого. — Ты мне, Авзал Гизатыч, мозги не пудри. Я русского парня с первого раза насквозь вижу… Давай вздрогнем, Борис…

Башкир все с той же высокомерной гримасой поднялся со стула и пошел в носовой закуток кубрика, бесцеремонно развалился там на капитанской постели, бросил оттуда язвительно-пренебрежительно:

— Мне что! Нажрешься вот с ним, и все дело прогорит.

— Не напьюсь… — с пьяным благодушием ответил Володя, махнул рукой и доверительно наклонился к Денискову. — Не рад уж, что связался с этим чертом… А куда денешься, без катера мне нельзя.

— Ты рыбнадзор, что ли?

— Сашка сказал?.. — настороженно спросил Володя.

— Ага.

— Ну, скажу тебе честно… нравишься ты мне… не рыбнадзор я, а старший инспектор эн-тэ-и по маломерному флоту. Это вроде ГАИ, понимаешь, только на реке, навигационно-техническая инспекция.

— Теперь, значит, и до Оби добрались? — неодобрительно хмыкнул Денисков.

— Порядок наводим. Все лодки и шлюпки под номерами, моторы на учете. Правила движения и все такое, брат, дело серьезное! Обь — это ведь большая дорога.

— А рыбнадзор?..

— Нештатный инспектор рыбнадзора перед тобой… — Володя выпятил грудь и дурашливо ударил в нее кулаком.

— Хватит болтать-то, — донеслось из носового отсека.

Володя досадливо отмахнулся от ворчуна, поставил локти на стол, сунулся всем корпусом к Денискову:

— Сегодня ночью идем на осетровую яму. Будем брать браконьера. Ты как?.. — Зрачки инспектора сузились, смотрели на Бориса испытующе прицельно.

— Это интересно! Чем могу помочь? — Борис заволновался: предстояло приключение.

— Без дела не останешься. Да ведь стрельба будет, а?..

— Какая стрельба?

— Браконьер, брат, без ружья нынче не ходит по реке.

— А-а… — Денисков поежился.

— Не испугаешься?

— Что я, стрельбы не слышал! — отрезал он. — Вы небось тоже не с голыми руками?

— У меня, кроме ракетницы, ничего нет. Но в умелых руках это… такое оружие, я те дам!

Денисков не обратил внимания, как выскользнул из кубрика моторист Андрей, а за ним ушел капитан. Зарокотал дизель, пустые стаканы на столе мелко зазвенели. Минут через десять, когда Володя отвалился к стене и мгновенно захрапел, Борис обнаружил, что катер качает на волне и весь он содрогается в ритмичной ходовой работе. Пересев на противоположный диван, он тоже задремал.

Проснулся Денисков от первого же прикосновения: Володя нависал над ним, загораживая электрическую лампочку. Он был уже в полушубке, ондатровой шапке, отчего казался еще шире и внушительней.

— Вставай, Борис, — энергичным басом гремел инспектор. — Подходим к Петрушкиной яме.

Какая яма?.. При чем здесь он, Денисков?.. Что это за Володя?.. — кружилось в заспанной голове, но разом вспомнились вечерние разговоры… Борис живо вскочил, суетливо натянул протянутый ему брезентовый рыбацкий ватник.

— Я готов, — возбужденно сообщил он.

— Вижу. Так не боишься? — снова испытующе прицелился Володя.

— Возьмешь с собой? — вместо ответа спросил Денисков.

— Давай… Обстреляем тебя… — усмехнулся инспектор и достал с верхней полки ракетницу. — Вот наше оружие. — Володя рассовал по карманам еще несколько цветных патронов из картонной коробки.

Катер стоял на якоре, покачиваясь на тихой волне. Из-за тумана в трех метрах нельзя было ничего рассмотреть. На палубе бесшумно двигались Никола и моторист Андрей, они спускали за борт дюралевую шлюпку. Шлюпка громко ударилась о борт катера — подошедший инспектор зашикал на неосторожных парней. Но в таком густом пористом тумане звуки вязли, как во взбитой пене, глохли в тесной замкнутой сфере над судном. Никола прыгнул в лодку, принял из рук Андрея «Вихрь», начал прикручивать его на корме лодки.

— Ты, Никола, близко-то не подходи, сторонкой обойди, чтоб не вспугнуть. Будто сам такой же добытчик. Да все разведай как следует, — наставлял приглушенным хрипом Володя.

— Знаю, не учи ученого.

Шлюпка на малых оборотах отвалила от катера и мгновенно пропала в тумане. Инспектор и остальные вернулись в кубрик.

Минут через пятнадцать за иллюминатором послышался приглушенный шум подвесного мотора, потом сверху в кубрик спустился забрызганный волной Никола, стал докладывать:

— Значит, так, шеф, на яме тот самый, кажись, что ушел от нас позавчера. Шлюпка его, без номера… В общем, он это, точняк.

— Неважно, он или не он… Нам все равно. Накроем на месте, и хорош! — перебил инспектор. — Ты обстановку доложи.

— Ну… на том же, значит, месте. Снизу к нему не подойти, мелко, катер не пролезет. Надо подбираться сверху.

— Ну да! А он в это время низом и убежит от нас, — буркнул инспектор.

Володя встал, застегнул полушубок и сообщил тоном приказа:

— Мы с Борисом заходим на шлюпке сверху. После красной ракеты вы гоните катер к Петрушкиной яме. Мимо вас он проскочить не должен, я это место знаю… Побежит, так прижимайте его к берегу, там коса очень мелкая, на моторе там тоже не пройти. Поняли? Вот и накроем гаврика.

Никола вскочил красный и злой:

— Я лодку этому молокососу не дам! — рубанул он ладонью. — Запорет мне мотор!

Инспектор жестко прищурился:

— Дурак ты, однако, паря, как говорят остяки, и не лечишься! Я, наверно, думал, что сказать, а?! Этот, — Володя кивнул на Денискова, — с твоим вентилятором уж как-нибудь управится. А ты на катере нужен, к яме его поведешь… Капитан дорогу не знает. Усек?.. То-то же! Заседание штаба закрываю… — инспектор рассмеялся.

Они сразу провалились в туман, через несколько секунд не только катера не стало видно, но и силуэт инспектора на корме лишь темнел бесформенной массой. Борис напряженно вглядывался вперед, но туманные дымы шли над водой так плотно, что у него возникло странное ощущение, будто зрачки его глаз затянуло мутными грязно-серыми бельмами. Испугавшись, он сильно зажмурил глаза, пока не поплыли оранжевые круги, потом повернулся к корме, разомкнул веки — инспекторская туша, слава богу, чернела на прежнем месте.

Лодка описала широкий полукруг, и Денисков в туманной бреши с трудом разглядел береговую полоску; теперь они шли, прижимаясь к берегу, повторяя его прихотливые изгибы, Борис догадался: чтобы звук мотора не разбегался вперед.

Еще минут через пять инспектор направил шлюпку к берегу, заглушил мотор, не спеша закурил. Борке последовал его примеру. Докурив папиросу, Володя поднялся с кормы, подтолкнул напарника на свое место у мотора, приказал приглушенно:

— Поведешь лодку. Да следи за моей командой… Болтать тут некогда. Сначала пойдешь на малых, а как махну — давай на всю катушку, полный до отказа, куда покажу…

Инспектор оттолкнул лодку от береговой дернины, вынул ракетницу. Осторожным, рыскающим маневром они опять пошли вдоль берега. Сквозь рокоток мотора Борису послышался недалекий стук уключин. Инспектор не оборачиваясь выставил за спину правую ладонь щитком: внимание! Потом он перехватил в эту ладонь ракетницу, поднял вверх дулом — раздался трескучий хлопок, и через мгновение над туманной речной подушкой зависла красная ракета.

— Давай! — рявкнул инспектор, быстро перезаряжая ракетницу.

Лодка вздыбилась на одном месте, кипящий бурун чуть не захлестнул магнето мотора, обдал сплошными брызгами брезент куртки Денискова. «Если б на носу не было груза, — машинально подумалось Борису, — перевернуло бы шлюпку, как пить дать». Лодка стремительно летела вперед, мощный мотор завывал оглушительно, на верхнем звенящем пределе. Они вырвались из береговой густой мглы, и в более светлой полосе впереди Борис увидел силуэт лодки и человека в ней, даже не силуэт, а смутную тень. В тот же миг навстречу донесся рев второго мотора.

— Гони-и! — ревел инспектор.

Денисков выжимал из «Вихря» все, на что тот был способен. Расстояние между лодками резко сократилось. Борис понимал, что пока это результат их неожиданного появления и растерянности рыбака, застигнутого врасплох. А вот что будет дальше, покажут моторы. Свой мотор он не знал, не был уверен в нем. Но скоро он заметил, что неумолимо настигает шлюпку браконьера — вот уже стало видно, что лодка убегающего выкрашена в голубой цвет, а мужик сидит спиной не оборачиваясь, и на нем зимняя шапка с опущенными ушами. Когда между лодками оставалось метров десять, инспектор вытянул вперед руку с ракетницей и заорал:

— Сто-ой! Стой… Стрелять буду!..

Мужик наконец обернулся на крик, увидел оружие, пригнулся в лодку, не выпуская румпель мотора.

— Заходи справа, — скомандовал инспектор.

И в этот момент в моторе Денискова что-то споткнулось, Борис почувствовал сбой рукой — «Вихрь» чихнул и заглох.

— Ну что там?! — взбесился инспектор. — Какого черта ты!

Денисков дернул шнур стартера, мотор успокоительно зарокотал. Осторожно прибавляя обороты, Борис снова вывел шлюпку в стремительный полет. Он был просто счастлив, что погоня продолжается, что каждую минуту расстояние между лодками снова беспощадно сокращается. Володя опять вскочил на носу, наставил ракетницу.

— Глуши-и мотор! — орал он время от времени, лихорадочно оборачиваясь к Денискову: не заглохнет мотор?

— Ах ты гад! Стреляю!

Между лодками было уже метра четыре. Раздался резкий хлопок, точно вырвали тугой поршень из насоса, — дымная полоса ударила в переднюю шлюпку. Сначала послышалось густое шипение, потом Борис увидел дым и как в шлюпке браконьера мечется красный, брызжущий искрами уголь… Спина мужика впереди окостенела. Заходя справа, Борис увидел его восковое беспамятное лицо — мужик тупо и остолбенело смотрел на вертящийся под ногами сумасшедший снаряд.

— Прыгай в воду! В воду прыгай! — снова заорал Володя, и в голосе его Денискову послышался страх, он резко повернулся к Борису. — Держись подальше… счас бак рванет…

— Ба-ак рванет! В воду прыгай, сволочь! Жить надоело, скотина… — Голос инспектора сорвался.

Прежде чем отрулить в сторону, Борис успел заметить — снаряд крутился на деревянной решетке на дне шлюпки около самого бензобака.

— Прыга-ай!

Мужик в лодке вдруг встрепенулся, вскочил, заполошно размахивая руками, и мешком свалился за борт. Почти в тот же момент в его шлюпке снова зашипело, оттуда повалил черно-синий дым. Одновременно заглох и мотор преследователей. Борис автоматически крутанул ручку газа. Шлюпку подбросило на собственной волне, а потом ухнуло вниз. И в нем самом все ухнуло, освобождаясь от бешенства погони. Денисков уронил руки на колени и посмотрел на своего командира. Володя мял в руках ондатровую шапку, слипшиеся волосы его блестели, как набриолиненные. Губы растягивала ухмылка.

Наконец инспектор надел шапку, сдвинув ее на самые брови, спросил:

— Как он там… плавает?..

На борту чужой шлюпки Борис увидел стиснутые пальцы, из-за лодки там высовывалось застывшее лицо рыбака. Денисков бросился к веслам. Володя оттолкнул его, сел за греби… Мужичок словно окостенел. Вдвоем они с трудом оторвали его от лодки и вытащили из воды, при этом чуть не перевернулись сами. В это время из туманного разрыва лениво, как спящее чудовище, прямо на них высунулся корпус ярославца.

— Куда прешь, Никола-а! — заорал инспектор, в его голосе теперь звучало радостное облегчение.

Катер по инерции вот-вот должен был наскочить на медленно дрейфующую шлюпку неудачливого рыбака.

— Назад! Наза-ад! — орал инспектор и подмигивал Денискову, успевая повторять вполголоса: — А ведь хотел убежать… убежать думал! А вот мы в шлюпке посмотрим, нет ли отягчающих…

Инспектор зацепил веслом борт трофейной лодки, подтянул ее к себе.

— Нет, ружьишка нет… — с укоризной сообщил он, заглянув в носовой отсек казанки. — Ну, твое счастье, брат, а то было б вооруженное сопротивление! За это, сам понимаешь!

Борис осторожно перешел в чужую лодку, проверил исправность мотора, потом пошарил в носовом отсеке: там что-то было замотано в мокрый брезент.

— Тут что-то еще есть, — сообщил он инспектору.

— А как же! — благодушно ответил тот. — Улов-то уже упаковал. Мы его под самый конец и накрыли. Осталось вот только сеть выловить — и все улики налицо.

Браконьера подсадили на катер и поскорей запихнули в кубрик. Инспектор отдал капитану распоряжение:

— Ты, Максим Федорыч, дай человеку сухую лопатину. Вишь, бьет его как! А мне там надо осетрину оприходовать…

Мужичок в кубрике сидел скорчившись, странно вздрагивая одним левым плечом.

— Тебя как звать-то? — миролюбиво поинтересовался капитан.

Мужичок молчал, тупо уставившись перед собой.

— Э-э, да из тебя говорун никуда-а!.. — Капитан вытащил из-под дивана одежду.

— Вот на. Да поживей скидывай! Так ведь, брательник, концы отдашь! — рассердился капитан, видя нерасторопность нежданного гостя.

Мужичок долго и неуклюже стягивал с себя задубевший брезент верхней одежды, нерешительно замер, когда дело дошло до кальсон, но под строгим взглядом капитана смущенно распустил завязки и неловко выступил из упавшей мокрой тряпки. Забравшись в сухую одежду, он заметно повеселел.

— Счас бы курева?.. — сказал он. — Мое-то… — и безнадежно махнул рукой.

Денисков, заглянувший в кубрик, протянул ему пачку «Беломора», дал огонька.

— А звать-то меня Семеном… Петрушкин, значит, буду я.

Борис припомнил, как называл Владимир то местечко, где они ловили браконьера.

— Послушайте, Петрушкина яма — не по вашей ли фамилии названо место?..

Рыбак посмотрел на парня с болезненной гримасой. В его водянистых глазах, редковатых подпаленных бровях, в каштановой, тоже реденькой, бородке и тонких губах выражалась беспомощная застарелая обида. И весь он был неказисто-жалкий.

— Скоко помню себя, это место Петрушкиным звали… Тута отец мой промышлял, и дед осетришка брал… — Мужичок наконец разговорился, при этом он частил, употребляя сверх меры уменьшительно-ласкательные слова.

— И название, значит, ваше?

— Да имечко-то, паря, по деду… Тут дедушка наш утоп. Грят, осетришка большой утащил его в речку.

А я так смекаю, в лиховерть он угодил, в самый сиверко промышлять побежал на речку.

Мужик неожиданно вскочил со стула, потоптался на месте, размахивая руками, — сразу вспотел, вздохнул всей грудью, расправился. Он снова закурил и, видимо найдя в Денискове сочувствие, опять с нескрываемой застарелой горечью сказал:

— Обидно это, паря! Обидно… На своей речке свою рыбку уж не бери, не кушай. Дак как можно-то! Да много ль мне надо… Бра-акоренство, грят, да?.. Дед мой брал, отец брал, а как я промышлять на речку пошел — тут навоте, бра… брако… тьфу ты, шайтан!

— Ты это зря говоришь! — внушительно перебил его капитан. — Вам дай волю, так все изуродуете, изничтожите. Тут, брат, закон.

— Ага! — Рыбак даже подскочил на стуле. — Я тя звал на мою речку?! Ты прибежал сюда да срамишь везде… Рыбка-то счас керосином шибко вонят — какой это закон! Это закон, речки-то рвать?..

— Значит, надо было. Нефть искали! — Капитан даже обиделся.

— А то еще эти… сенера пустили! В Обдорской губе мешками рыбешку гребли, то есть этими…

— Тралами, — подсказал Денисков.

— Ага, тралами… Подчистую гребли. И максимчика, и нельмушку, и осетришка… чуть не тако выгребали! — Мужичок показал ладонь. — Это как, закон?!

— Сейчас восстанавливают запасы, — миролюбиво вставил Денисков.

— Сперва ухайдакать, потом… а-а… — Мужик безнадежно махнул рукой. — Че с вами болтать-то!

В кубрик спустился инспектор, деловито сбросил на топчан полушубок, вытащил из нагрудного кармана пиджака расческу и не спеша, все так же деловито зачесал назад густые светлые волосы. Потом, широко угнездив на хлипком столе тяжелые уверенные локти, в упор посмотрел на рыбака.

— Оклемался, гражданин?

Мужик беспокойно заерзал под его взглядом, ничего не ответил.

— Та-ак, не совсем, значит. — Инспектор повернулся к капитану. — Кэп, дай-ка для сугреву что-нибудь.

Капитан принес початую бутылку.

— У нас разговор большой, — благодушно сказал инспектор и подвинул мужичку стакан. — И дело наше строгое. А пока за встречу…

Денисков изумленно наблюдал эту странную сцену — впервые он видел, чтоб так обращались с нарушителем.

— Дак ты украл, че ли?! — с неожиданным блеском в повеселевших глазах буркнул рыбак.

Володя рассмеялся, долил стакан до верхней кромки. Мужик выпил томительными мелкими глотками. ♦Пьяница…» — машинально отметил Денисков.

— Так вот, — удовлетворенно хмыкнул Володя, подмигнув Борису, видимо, он сделал такое же наблюдение, — дело у нас серьезное… Факт браконьерства налицо.

— Ты, паря, погоди… ты, паря, документ имешь какой? — ухмыльнулся задержанный, наверное почувствовав от выпитого прилив бодрости.

Володя улыбнулся ему как лучшему другу, протянул удостоверение.

— Ага… — прошептал мужик, хитро и недоверчиво рассматривая документ. — Ниче не поделаешь… Это я к тому, много лихих людишек-то по Оби шастает.

— Так будем протокол писать… или как? — врастяжку сказал Володя.

Денисков уловил в словах нештатного инспектора рыбнадзора странную нервозность, вроде неуверенности или намека на что-то…

Не получив ответа, Володя покраснел и, сдерживая непонятную злость, достал офицерскую полевую сумку, вынул из нее стопку голубоватых бланков, положил на бумаги авторучку. Делал он все это нарочито медленно, внушительно, сердито поглядывая на ханта. Вконец растерявшийся браконьер совершенно не реагировал на взгляды Володи.

— Фамилия? — жестко сказал инспектор.

— Петрушкин… — растерянно заморгал мужичок.

— Имя, отчество?

— Семен Ампилыч…

— Так вот, Семен Ампилыч… — Володя печально поморщился. — Неприятно, конечно, огорчать хорошего человека, но… давай посчитаемся… — Он сделал многозначительную паузу. — Казанку мы у тебя и «Вихрь» реквизируем. Это пойдет в пользу государства… Тут… туда-сюда… больше тыщи рублей с тебя долой, так?

Петрушкин побледнел.

— Дак это как… как это… отберешь, че ли? — испуганно привстал он.

— Теперь еще снасти свои из ямы подымешь. По закону орудия браконьерского лова… изымаются. Ну, и сам, брат, знаешь… за каждого осетра штраф по полсотне рублей. А у тебя в лодке сколько голов?.. Вот все вместе сложи, и получится? — Володя надвинулся на Петрушкина всем корпусом, лицо его выражало искреннее сочувствие.

Петрушкин беспомощно переводил взгляд с одного лица на другое в немом истошном крике: «Это как же! Как же это?..» Денисков почувствовал в разыгравшейся перед ним сцене нечто намеренное, к чему клонилось дело. Иначе зачем эта комедия? Составить протокол, взять подписи, но не рвать же несчастному мужику нервную систему!

— Дак неладно это… — наконец прошептал Петрушкин. — Как же это на речке без лодки-то, без движка-то…

Борис оставил кубрик. На корме он сел на леер, закурил, переживая виденное и пытаясь найти объяснение происходящему. Грохнула дверь рубки, и, громко стуча тяжелыми меховыми сапогами, на палубу вышел Володя. Увидев Денискова, подошел, молча прикурил от его папиросы и со злостью выматерился.

— Ты чего? — удивился Денисков.

— Да… — Он опять выругался. — Дур-рак попался! Я ему то да потому, то да потому, а он хоть бы хны!.. Выставил буркалы, тьфу!

— Так испугался ведь, такая сумма…

— Я ему и так и сяк намекаю, а он… Ну до чего тупой! Давно бы полюбовно разошлись, ха!

Борис наконец все понял. «Вот для чего комедия, — сообразил он. — Так и я тупым оказался, как мужичок тот. Протокол… Вся эта канитель… А можно, выходит, разойтись, да-а, дела-а…» Денисков почувствовал, как заливается огнем его лицо, он даже сжался весь, словно кто-то хлестал его по щекам.

— Ну да Никола сейчас намекает… — успокаиваясь, с усмешкой сообщил Володя, не заметив реакции отвернувшегося Денискова. — А не согласится, дадим законный ход. Такого дурака и не жалко.

Когда инспектор и Денисков вернулись в кубрик, Никола с хантом чокались гранеными стаканами и улыбались, довольные друг другом. Красивое чистое лицо Николы выражало расслабленное добродушие, какое обычно возникает после удачно разрешенной проблемы. Он поднял глаза на вопросительно-ожидающее лицо инспектора и многозначительно подмигнул. Володя шумно вздохнул всей грудью, швырнул шапку на диван и сам повалился туда же в изнеможении, в каком не было ничего от недавнего показного, наигранного. Денисков проследил реакцию остальных обитателей катера: ночные глаза Авзала Гизатовича с прежним напряженным недоверием смотрели именно на него. Интеллигентный помощник капитана, кажется, оставался равнодушным к происходящему. Морщинистое лицо старого капитана, налитое нездоровой алкогольной краснотой, вовсе ничего не выражало. Зато Семен Петрушкин так и светился от неожиданной радости. Его мелкое рябоватое лицо в счастливых морщинках у сузившихся заблестевших глаз стало словно бы еще мельче. И еще в лице мужичка-браконьера безошибочно и недвусмысленно читалась укоризненная мысль: «И как это я сразу не допетрил!..»

Петрушкин любовно огладил взглядом Николу как своего спасителя, но инспектора встретил еще с легким испугом, физиономия его напряглась в вопросительном ожидании.

— Что это за радость у вас? — с ласковой строгостью спросил Володя. — Что обмываете, хлопцы?

Никола кивнул Семену. Тот сразу подхватился и уже на верхней ступеньке у двери прошептал тоненько:

— Я счас, начальник… Шибко быстро сбегаю, счас…

За Петрушкиным хлопнула дверь рубки. Взревел подвесной лодочный мотор. Володя, Никола, Авзал Гизатович переглянулись и захохотали.

— Комедия… Да ты актер, Владимир Егорович… Не знал… — мелким баском сдержанней всех смеялся башкир. Он же первым и оборвал смех. — А не надует он нас?

— Я местных ребят изучил, — самодовольно бросил сквозь смех Володя. — Их расколоть трудно. Но если уж слово дадут, умрут, а сделают.

Все происходящее уже не казалось Борису таким мерзким и противным, как некоторое время назад. Искренний беззаботный смех компании обезоруживал, а ситуация казалась теперь даже забавной. Он посмеялся со всеми. И впервые за все путешествие уловил на себе потеплевший, почти дружелюбный взгляд Авзала Гизатовича. Вспомнилось хорошее впечатление при встрече с этими мужиками. Подумалось, что наверху теперь действительно неприятно и мерзко: палуба обледенела, вода за бортом загустела от холода, как нефть, по Оби дрейфуют грязно-белые материки оторванного ударной волной ледяного припая, идет по Оби шуга, стынет все вокруг, а небо над головой стало и вовсе ледяным. И только маленький человеческий мирок сохранил в этом ноябрьском холодном пространстве свое дружеское, компанейское тепло. Останешься сейчас один на один с Севером — пропадешь.

И в то же время Денисков с предательской веселостью думал: «А как-то запляшут они, если Петрушкин надует их! — И ему чертовски захотелось, чтобы Семен надул добытчиков. — Интересно, дал бы тогда Володя законный ход этой дурацкой истории?..»

Примерно через час о борт катера мягко стукнулась моторная лодка. Компания сидела в это время в полном составе в теплом кубрике, никто не полез наверх, на холодную палубу встречать ханта, хотя все отчетливо слышали крик:

— Э-э-эй, паря! Сенька Петрушкин прибежал, встреча-ай!

Из кубрика никто не отвечал на голос.

Наверху послышались неуверенные шаги, бормотанье…

В кубрик скатился, поскользнувшись, Петрушкин.

— Вы че, а?.. Тут у вас неладно, че ли, помер кто?.. — Тенорок Петрушкина дрожал испуганно и обиженно.

Дружный хохот встретил его. Смеялись все. Володя прямо гоготал, сотрясаясь всем телом и глотая воздух раздувшимся горлом, Авзал Гизатович смеялся с истеричными степными взвизгиваниями, захлебываясь гортанным клекотом. Капитан побагровел до апоплексического огня. Никола хохотал широко, с наслаждением, словно песню пел. Моторист Андрей смеялся по-мальчишески заливисто. Денисков тоже не мог удержаться от самозабвенного смеха.

— Я шибко так бежал, а вы!.. — обиженно вскрикнул Петрушкин.

Володя первым оборвал смех, поднялся, надевая полушубок. Все повалили за ним на палубу. Разгоряченные смехом, добытчики не замечали ни пронзительного северного ветра, ни ледяной коросты под ногами на палубе. Со смешками, весело из браконьерской шлюпки поднимали осетров, ящики с другой ценной рыбой. Сначала в ящиках шел сырок, и Авзал Гизатович с недоброй усмешкой толкнул инспектора, тот лишь отмахнулся. А когда Семен подал ящик с муксунами, Володя сам толкнул чернявого — да так, что тот чуть не улетел за борт. Потом Петрушкин подал позванивающий ящик с водкой. Капитан, суетившийся без толку вокруг погрузки, мешавший всем, сладко улыбнулся на этот звон, крякнул и суетливо подхватил ящик с зельем. Наконец, не доверяя никому, Семен сам вытащил на палубу объемистый берестяной туес. Денисков машинально подумал: «А вот и главное — черная икра». Ящики с рыбой поставили на носу в соседстве с добытыми раньше, затем тщательно затянули всю ценную кладь брезентом — надо было полагать, на этом рыбацкая страда дружной компании завершалась.

— Ну-у, теперь, мужики, все! — словно подслушав догадку Бориса, заключил Владимир Егорович, нештатный инспектор рыбоохраны. — Теперь курс на Сургут, по домам, на зимние квартиры, как говорится. А на прощанье присядем на минутку…

— По старому русскому обычаю, хе-хе… — вставил Авзал Гизатович.

Опять всем гуртом повалили в кубрик, в обжитое тепло. Только Никола благоразумно кинул взор вокруг и пробормотал раздумчиво: «А ведь убираться пора. Не дай бог, вмерзнем в Обь».

Гуляли до позднего вечера. Как-то незаметно исчез из кубрика Семен Петрушкин. Первым спохватился Володя. Семен во время пирушки сидел слева от него. По привычке инспектор потянулся чокнуться с нарушителем, чтобы отколоть очередной каламбур, — и на миг протрезвел:

— Мужики, а где Сенька? — в тревоге обвел он взглядом кубрик.

— Может, в гальюн пошел, — предположил капитан.

— Надо поискать!

Сразу все зашевелились, вылезая из-за стола, бестолково кинулись к дверям, мешая друг другу.

— Куда вы! — начальственно остановил башкир. — Пусть моторист один сходит!

Андрей бодро выскочил наружу, скоро он вернулся, доложил, что рыбака нигде нет.

— А лодка его? — тяжело выдохнул Владимир Егорович.

— Н-не знаю… Парень спохватился и снова бросился наверх. На этот раз он вернулся еще быстрее, с сообщением, что шлюпки браконьера нет.

— Андрей, к дизелю! Максим Федорыч, в рубку!

Рыскающим курсом летел «Зюйд» к деревушке, где жил Семен Петрушкин. Трудно было понять, по какой причине дергало ярославец из стороны в сторону: то ли такими галсами искали шлюпку рыбака, то ли капитан никак не мог обрести трезвость, во всяком случае, луч прожектора с катера шарил по темным обским волнам, нигде не находя лодчонки.

Шлюпка Петрушкина, его казанка без номера, болталась на прибрежной волне у причала хантыйской деревушки. Владимир Егорович спрыгнул с палубы «Зюйда» на мокрый песок, осмотрел лодку: ни мотора, ни весел…

— Во-о мужик! — с уважением пробормотал инспектор. — Кажется, обошлось… Все в порядке. Теперь, ребята, без шуток, идем домой! — сообщил он твердым голосом.