Последний тайник

22

Луис Медина дышал мне прямо в затылок, но я, не очень-то переживая по поводу того, видно ему карту или нет, даже не подумал отступить в сторону. Удовлетворенно улыбаясь, я радовался, что мне за две минуты рассматривания этой карты удалось добиться гораздо большего, чем добился Медина за несколько месяцев работы над ней.

— Это невероятно… — пробормотал за моей спиной профессор Медина.

— Невероятно, но факт, — сказал я, не отрывая взгляда от атласа и продолжая наслаждаться своим маленьким триумфом. — Magistro.

— Сколько времени впустую… — продолжал бормотать Медина, пропустив мои слова мимо ушей. — А ведь это было у меня буквально под носом.

— Однако я никак не могу понять, — сказала Касси, — какое отношение имеет слово «учитель» к розе ветров. Зачем оно здесь?

— Я думаю, что в данном случае «magistro» означает вовсе не «учитель», — предположил профессор Кастильо, задумчиво потирая подбородок. — Под этим словом здесь подразумевается старокаталанское название сильного северо-западного ветра, который в наше время называют мистралем. Стало быть, этот самый Хафуда знал латынь намного лучше, чем мы предполагали.

— Чем вы предполагали… — тихо произнес я, но все меня услышали.

— Слушай, давай не будем… — ворчливо шепнул мне прямо в ухо профессор Кастильо.

— Получается, — не обратив внимания на мою реплику, сказала Кассандра, — что фраза, которую мы воспринимали как «убегая от учителя, ученик», на самом деле звучит как «убегая от мистраля, ученик».

— В результате чего появляется совершенно иной смысл, — кивнув, подытожил профессор Кастильо.

— Это невероятно… — снова пробормотал Луис Медина, как будто он был неспособен сказать что-либо другое.

Я наслаждался ситуацией, улыбаясь от уха до уха и внутренне удивляясь тому, что нанесенный мною по самолюбию высокомерного профессора удар радует меня даже больше, чем мое неожиданное открытие. И тут меня осенило.

— Ключ к разгадке головоломки находится на этой карте.

— Что? — ошеломленно спросил Медина.

— Я считаю, что ключ к разгадке головоломки находится на этой карте, — медленно и заносчиво повторил я, с каждой секундой приобретая все большую уверенность в правильности своего предположения. — В последних строках завещания описан маршрут, который нам необходимо проследить по карте, составленной Авраамом Крескесом, отцом Хафуды Крескеса, известного также как Хайме Рибес.

Я ткнул пальцем в изображенную на карте розу ветров и посмотрел на профессора Кастильо, внимавшего моим словам едва ли не с открытым ртом.

— Ты хочешь сказать, Улисс, что Каталанский атлас мог использоваться для указания местонахождения сокровищ тамплиеров? — скептическим тоном спросил профессор Кастильо, не отрывая, однако, взгляда от карты.

— Не мог использоваться, а использовался.

Мы сняли карту со стены и, разложив ее на столе профессора Медины, встали все четверо с той ее стороны, где находился юг. В левой части карты были изображены Атлантический океан, северная Африка и Западная Европа, у южного побережья которой, посреди синей поверхности Средиземного моря, виднелся красновато-желтый контур острова Мальорка.

— Итак, подведем итоги, — сказал уже успевший прийти в себя профессор Медина. — Если мы попытаемся применить фразу «убегая от мистраля, ученик…» к данной карте и при этом будем считать, что пресловутым учеником являлся некий ученый монах из монастыря Мирамар, то можно предположить, что он по какой-то причине покинул монастырь, причем отправился в направлении, в котором дует этот ветер. Таким образом, — голосом лектора продолжал Медина, — он покинул остров Мальорка в направлении юго-востока.

— У вас есть линейка? — спросила Кассандра.

— Да, конечно, — ответил профессор Медина и, открыв один из ящиков стола, достал оттуда небольшую пластмассовую линейку.

Касси приложила ее к карте, совместив один конец с островом Мальорка, а затем стала двигать линейку параллельно обозначенному на розе ветров направлению с северо-запада на юго-восток, пока линейка не коснулась побережья Северной Африки.

Мы все четверо буквально впились взглядом в точку, в которую угодила на линии побережья линейка.

— Ну и что там есть интересного? — спросил я, нарушая воцарившееся молчание.

— Побережье Алжира, — ответил профессор Медина.

— Это я и сам вижу. Я спрашиваю, есть ли что-нибудь интересное на этой карте. Это ведь старинная карта, а я, в отличие от вас, не очень-то хорошо знаю, что находилось на территории Алжира в средние века.

— Ну, пока что трудно сказать, есть ли тут что-нибудь интересное, — послышался расплывчатый ответ, но уже из уст профессора Кастильо.

— Что значит «трудно сказать»? Проведенная Кассандрой линия пересекает какой-нибудь населенный пункт — город или деревню?

— Вообще-то, она пересекает несколько населенных пунктов, — ответил профессор Кастильо, оторвав глаза от карты и посмотрев на меня поверх очков. — Мы вполне обоснованно предположили, что Мальорка являлась исходным пунктом предпринятого нашим персонажем путешествия, однако нам неизвестно, где находился его конечный пункт.

— Да, это верно, — согласилась Касси. — Смотрите, если мы продлим линию, она дойдет до Ливийской пустыни, на которой нарисован вот этот слон, а дальше карта заканчивается.

— А как, черт возьми, мы сможем выяснить, где именно находится нужное нам место, если проведенная линия обозначает путь в несколько тысяч километров?

— Понятия не имею, Улисс, — ответил профессор Кастильо, и я почувствовал, что охватившее меня разочарование стало еще больше усиливаться. — Думаю, нам не остается ничего другого, как изучить все населенные пункты, которые пересекла эта линия, — один за другим.

— Это довольно трудоемкая работа, дружище, и вряд ли она приведет к ожидаемому вами результату, — надменно усмехнулся профессор Медина. — К сожалению, нужное место далеко не всегда отмечено на карте крестиком.

Я почувствовал, как у меня снова начинает закипать кровь, и уже открыл рот, чтобы сказать этому умнику что-нибудь оскорбительное, как вдруг Кассандра разразилась такой отборной мексиканской бранью, что мы, трое мужчин, слегка опешили.

— …жертва аборта! — закончила свою необычайно эмоциональную речь Кассандра. — Я поняла!

— Что ты поняла? — спросил я. — Ты догадалась, где именно находится этот населенный пункт?

— Пока еще нет, — взволнованно произнесла Касси, поднимая на меня глаза. — Но я знаю, как определить его место на карте.

— И что же, по-вашему, следует для этого сделать… сеньорита? — с явным раздражением спросил профессор Медина.

— Да очень просто… кабальеро, — язвительно ответила Кассандра. — Нужно просто следовать указаниям, данным в последних строках завещания… — Пристально посмотрев на Медину, она добавила: — Я уверена, что в данном случае конечный пункт как раз помечен на карте крестиком.

Мы слушали ее с открытым ртом.

— «Fugin l’alumne del magistro, —громко стала читать Кассандра, — arribà a las més humild vila, e sota la yum d’en petit Cresques, guardà el camí del Brau, a la negra Allexandría». —Оторвав взгляд от бумаги, но не посмотрев ни на кого из нас, она принялась объяснять: — Нам известно, что первая строка подразумевает прямую линию, пересекающую половину карты и проходящую через различные населенные пункты. — Кассандра провела пальцем по линии, уже прочерченной ею под линейку карандашом. — Теперь нам нужно расшифровать строку, которая даст нам другую прямую линию, пересекающуюся с первой, и, таким образом, мы получим на карте крестик… И я готова поспорить на свою косичку, — слегка улыбнувшись, продолжила Касси, — что этот крестик окажется на каком-нибудь городе или крепости из тех, которые обозначены на данной карте.

На целую минуту воцарилось молчание. Наступила такая тишина, что, казалось, было слышно, как гудят наши напряженно работающие мозги.

— Возможно, ты и права… — наконец вымолвил профессор Кастильо. — Но поскольку еще никому из нас не посчастливилось догадаться, что же могут означать остальные строки, — профессор покосился на меня, — расшифровать их, без сомнения, будет нелегко.

— Посмотрим. Признаться, я не понимаю, почему после того, как мы так резко продвинулись вперед, среди нас все равно возникают пораженческие настроения, — раздраженно произнес я.

— Сынок… — начал было Медина, никак не желавший избавить нас от своих замечаний и наставлений.

— Если я и сынок, то не ваш, — бесцеремонно перебил я профессора.

Медина несколько секунд молчал, а затем прокашлялся и с невозмутимым видом продолжил:

— Эдуардо всего лишь пытается быть реалистом. Если тебе удалось разгадать значение одной строчки, это еще не значит, что ты можешь считать себя научным работником. К тому же это не дает возможности разгадать головоломку в целом. Что сейчас необходимо сделать в первую очередь, так это тщательно изучить всю научную литературу, посвященную Хафуде Крескесу, причем заниматься этим должны настоящие специалисты.

— Вы имеете в виду тех самых специалистов, которые путают слово «мистраль» со словом «учитель»?

— Улисс, прекрати, — вмешался профессор Кастильо. — Не сердись, Луис, мы все просто очень взволнованы.

— История — это вам не точная наука, — заявил профессор Медина, поднимаясь со стула и выпрямляясь во весь свой огромный рост. — Она почти всегда основывается на понимании того, что нужно учиться на ранее допущенных ошибках. Только при таком подходе можно добиться нужных результатов и обеспечить развитие исторической науки.

— Именно это я и пытаюсь вам доказать уже целых полчаса, — усмехнулся я и пристально посмотрел Медине прямо в глаза. — Однако вы никак не можете примириться с тем, что человек, не имеющий кабинета, на двери которого висит табличка с его фамилией, наглядно демонстрирует вам, что вы заблуждаетесь.

— Да ладно вам, хватит! — не выдержала Кассандра. — Вы все почти целое утро ведете себя, как какие-то остолопы! Вместо того чтобы выяснять, кто из вас более умный и великий, лучше бы сконцентрировались на возникшей перед нами проблеме. — Кассандра с негодующим видом посмотрела на меня, а затем на профессора Медину.

Мы с Луисом Мединой одновременно подняли вверх указательный палец, намереваясь сказать что-то резкое в ответ, однако Кассандра с ее ростом в каких-нибудь сто шестьдесят сантиметров уставилась на нас снизу вверх таким испепеляющим взглядом, что мы не решились произнести и слова.

Профессор Кастильо удивленно поднял брови, а затем злорадно улыбнулся, увидев, как маленькая женщина одним только взглядом усмирила двух задиристых петушков, намного превышающих ее и по росту, и по весу. Воспользовавшись воцарившейся тишиной, он попытался направить разговор в прежнее русло.

— Ну что ж, продолжим… — сказал Кастильо, делая вид, будто ничего не произошло. В следующей строке написано «arribà a las més humild vila», что означает «прибыл в самый убогий город». Вам это о чем-нибудь говорит?

Вся моя сила воображения в этот момент сосредоточилась в той части головного мозга, которая отвечает за отрицательные эмоции и агрессивное поведение. Покосившись на профессора Медину, я понял, что это происходит не только со мной.

— А может, — сказала Кассандра, стараясь говорить спокойно и взвешенно, — в этой строке имеется в виду один из городов, которые как раз и пересекает проведенная нами линия?

— Прекрасная мысль, дорогая моя, — отозвался профессор Кастильо. — Однако я уверен, что в этом случае нам придется перебрать добрый десяток населенных пунктов. Кроме того, перед нами возникнет и другая задача — выяснить, какой из них в четырнадцатом веке был самым убогим, но, при этом попытаться определить, какой вид убогости здесь имеется в виду — материальная, моральная или религиозная. — Пожав плечами, профессор добавил: — По правде говоря, мне кажется, что если автор этой головоломки хотел, чтобы ее можно было разгадать по прошествии нескольких столетий, то он сделал ее уж слишком сложной.

— А я думаю, — заявил я, и мои губы растянулись в язвительной усмешке, — что этот ребус вовсе не такой сложный, как возомнили наши досточтимые профессора.

Мне показалось, что я услышал, как хозяин кабинета тихонько хмыкнул, однако, не обращая на него никакого внимания, я продолжил:

— Я считаю, что последние строчки завещания и эта карта являются составными частями одной и той же головоломки, хотя их и разделяет целое столетие. Нам в руки попали ее составные части, и остается лишь додуматься, как правильно наложить их одна на другую.

— «Е sota la yum d’en petit Cresques», —прочитал вслух профессор Кастильо, — что означает «И под светом маленького Крескеса». И далее по тексту: «Сберег путь Быка… в черной Александрии».

— Все было бы намного понятнее, если бы наша линия проходила через Александрию, — сказал профессор Медина, все-таки сумевший взять себя в руки.

— Но она проходит очень далеко от этого города, — заметила Кассандра, качая головой.

— А может, намек на линию, проходящую с северо-запада на юго-восток, служит лишь для того, чтобы ввести в заблуждение таких, как мы, и пунктом назначения действительно является Александрия? — предположил я.

— Вряд ли, — возразил профессор Кастильо. — Откровенно говоря, мне не верится, что кто-то стал бы прибегать к различным ухищрениям, дабы скрыть пункт назначения, а затем — в последней строчке! — попросту назвал бы его. — Кроме того, — профессор слегка поморщился, — я сомневаюсь, что один из крупнейших мусульманских городов мог быть подходящим местом для монаха-францисканца, даже если бы тот в совершенстве говорил по-арабски.

— Тогда нам необходимо все-таки попробовать расшифровать вторую и третью строчки, — сказал я.

После этого я стал внимательно рассматривать карту, пытаясь найти на ней маленького Крескеса, однако не увидел никого, кроме нарисованных на ней монархов, слонов и верблюдов. На карте не было ни одного изображения, которое хоть чуть-чуть указывало бы на присутствие здесь средневекового картографа.

— Вы видите что-нибудь такое, что можно было бы интерпретировать как образ картографа или юного ученика? — озадаченно спросил я, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Ничего подобного на карте нет, — ответила Кассандра. — Совсем ничего.

На несколько минут воцарилось молчание. Профессор Медина, чтобы можно было лучше разглядывать карту, достал из ящика стола увеличительное стекло, а мы с Касси просто пониже склонились над картой и стали изучать ее сантиметр за сантиметром, пока не дошли до линии побережья Индийского океана. Профессор Кастильо, отойдя от стола, уставился в окно и о чем-то размышлял с таким видом, как будто ему надоело участвовать в наших лихорадочных поисках.

И вдруг он резко повернулся к столу с победоносным выражением на лице. Посмотрев на нас троих, Кастильо заявил:

— Вы не найдете того, что ищете, как бы вы ни старались.

— Почему? — мрачно поинтересовался профессор Медина.

— Да потому, что на этой карте не нарисовано ни одного юноши и тем более картографа, — спокойно ответил профессор Кастильо. — Иначе говоря, Хафуды Крескеса на этой карте нет.

— Откуда вы это знаете? — спросил я.

— Буквально мгновение назад до меня наконец-то дошло, что именно нам нужно искать на этой карте.

— И ты нам об этом скажешь? — оживившись, спросил профессор Медина. — Или, чтобы заставить тебя заговорить, мне придется прищемить тебе палец дверью?

— В этом нет необходимости, Луис. Ответ находится вон там, за окном.

Мы все трое поспешно подошли к окну и увидели сквозь стекло ухоженный сад, где среди других деревьев выделялась большая плакучая ива. За садом виднелась автостоянка, а еще дальше — коммерческий центр и баскетбольная площадка.

— Вы хотите сказать, что ключ к мучающей нас головоломке находится в супермаркете? — ухмыльнулся я.

— Не туда тебе надо смотреть, умник, — ответил профессор Кастильо, — а намного выше — на небо.

Мы все трое посмотрели на небо, но не увидели на нем ничего, кроме ослепительно яркого солнца.

— Не хотите ли вы сказать, что… — недоверчиво пробормотала Кассандра.

— Именно так, — с самодовольным видом подтвердил профессор Кастильо. — Солнце. — Повернувшись к столу и показав рукой на атлас, он добавил: — Именно его и следует искать на карте.

— А мы не слишком затрудним тебя, если попросим, чтобы ты рассказал нам, каким образом ты пришел к такому интересному выводу? — осведомился профессор Медина, присев на край стола и скрестив на груди руки.

— Я с удовольствием вам обо всем расскажу, мой дорогой друг.

Профессор Кастильо уселся на стул Луиса Медины, откинулся на его спинку и, протирая платком стекла своих очков (верный признак того, что он почувствовал себя в центре внимания), стал объяснять:

— Как вам известно, Авраам Крескес и его сын Хафуда были евреями, а значит, кроме испанского и каталанского, они знали еще и еврейский язык. Однако вам, возможно, неизвестно, — сказал профессор и выразительно посмотрел на меня, — что в еврейском алфавите нет гласных. Этот алфавит состоит только из согласных, и слова произносятся в зависимости от того, каким образом выстроены составляющие их согласные. Пока что все ясно?

— Ясно как божий день, но мне остается лишь догадываться, к чему вы сейчас клоните.

— Не будь таким нетерпеливым, Улисс. Я сейчас все объясню.

Однако вместо объяснения последовала одна из столь любимых профессором Кастильо театральных пауз, во время которой он с удвоенной силой стал тереть свои очки.

— Как я вам уже говорил, — наконец-таки продолжил он, — еврейский алфавит состоит только из согласных. Однако у него есть еще одна, весьма специфическая, характеристика, выделяющая его среди других алфавитов и заключающаяся в том, что каждая согласная этого алфавита соответствует какому-то числу.

— Числу? — переспросила Касси, тем самым невольно демонстрируя, что из присутствующих в кабинете людей не только я один слабо разбираюсь в еврейском алфавите.

— Да, дорогая моя, — повторил профессор Кастильо, явно наслаждаясь тем, что находится в центре всеобщего внимания.

— Послушай, Эдуардо, лично мне все это прекрасно известно, — вмешался профессор Медина, не удержавшийся от того, чтобы показать свое превосходство надо мной и Касси. — Нельзя ли побыстрее объяснить нам, что из всего этого следует?

— Дело в том, что, если мы возьмем фамилию Крескес, выкинем из нее гласные, чтобы представить ее в том буквенном составе, в каком она записывалась на еврейском языке, и затем сложим числа, соответствующие составляющим ее согласным, то получится некое суммарное число. Итак, «К» — это сто, «Р» — это двести, «С» — это триста, «К» — это снова сто, и «С» — это снова триста. В сумме получается тысяча.

— Ну и что? — спросил я, все еще ничего не понимая.

— А то, что слово «тысяча» на еврейском языке звучит точно так же, как слово «солнце», — произнеся эти слова, профессор пожал плечами с таким видом, как будто только что сказал нам прописную истину.

— Теперь все понятно! — воскликнула Кассандра. — Получается, что фраза «под светом маленького Крескеса» в действительности означает «под светом маленького солнца»!

Стремительно подбежав к лежавшей на столе карте, Касси впилась в нее взглядом и, прежде чем мы втроем успели подойти к столу, резко повернулась на каблуках и с победоносным видом посмотрела на нас:

— Я его нашла! На этой карте и в самом деле есть маленькое солнце!

Мы снова, все четверо, встали возле стола, внимательно разглядывая лежащую на нем карту.

— Во всяком случае, больше никаких солнц я здесь не вижу, — заявила Кассандра.

— Однако это солнце нам не подходит, — возразил профессор Медина.

— Еще как подходит, — вмешался я, будучи не в силах удержаться от того, чтобы не сказать что-нибудь в пику Медине. — Просто мы, по-видимому, что-то не до конца поняли.

Скользнув взглядом по карте, я стал разглядывать фигурку сидящего на троне чернокожего царька, нарисованного у южной границы. На его голове красовалась золотая корона, в левой руке он держал скипетр, а в правой — золотой шар, очень похожий на маленькое солнце. Фигурка находилась на карте в регионе, обозначенном как «Гвинея», рядом с извилистой голубой линией, символизирующей, по всей вероятности, реку Нигер, а вокруг этой фигурки на карте были изображены города — в виде крепостей, построенных в мавританском стиле.

Мы заметили, и это нас смутило, что фигурка была нарисована на карте строго на юг от острова Мальорка, то есть очень далеко от линии, прочерченной карандашом по защитной пленке, которая покрывала репродукцию Каталанского атласа.

— А если это просто точка привязки? — предположил я. — Тогда, обнаружив еще одну такую точку, но уже с другой стороны нашей линии, мы сможем прочертить вторую линию, и их пересечение как раз и будет крестиком на карте,

— Хорошая идея, Улисс, — похвалил профессор Кастильо, — однако, боюсь, из оставшихся строк нам уже больше ничего не выжать.

Я взял со стола лист бумаги, на котором были написаны последние пять строк завещания, и с унылым видом прочитал вслух:

— «Прибыл в самый убогий город»… «сберег путь Быка»… «в черной Александрии»… Вот и все, что у нас есть.

— Немного… — вздохнула Касси.

— Да, действительно немного, — согласился профессор Кастильо.

— Однако в этих строках наверняка заключен какой-то скрытый смысл, — в который раз повторил я и, заметив краем глаза, как поморщился профессор Медина, стал рассуждать вслух: — Строчка, в которой говорится, что наш таинственный персонаж «сберег путь Быка», указывает, по-видимому, на то, что он спрятал какой-то, возможно зашифрованный, документ, содержащий информацию о местонахождении золота тамплиеров. Спрятал он его в пресловутой «черной Александрии», являющейся тем местом, которое следовало бы пометить на карте крестиком. Но чтобы понять, где она на этой карте находится, нам нужно разгадать смысл фразы «самый убогий город».

— И как ты собираешься определить, какой город имеется в виду? — не скрывая иронии, поинтересовался профессор Медина. — Насколько я знаю, на этой карте нет никаких названий типа «Бедноляндия» или «Убогобург».

— Их там нет или вы их просто не заметили?

В этот момент Кассандра, которая разглядывала карту, низко склонившись над ней, так что расстояние от ее лица до карты составляло едва ли не ширину ладони, вдруг выпрямилась и пристально посмотрела на нас с Мединой.

— Извините, господа, не могли бы вы — естественно, после того как закончите свою интереснейшую дискуссию, — объяснить мне, что за город обозначен на данной карте прямо под «маленьким Крескесом»? — задав этот вопрос с нарочитым равнодушием, Кассандра ткнула указательным пальцем в рисунок, расположенный возле ног чернокожего царя. — Дело в том, что, если мне не изменяет зрение, это единственный на карте город, для обозначения которого картографу не понадобилось изображать крепость или замок. — Сделав короткую паузу, Касси добавила: — Мне кажется, что тот, кто рисовал Каталанский атлас, явно хотел, чтобы данный населенный пункт действительно выглядел как самый убогий город.