25

Уже устремившееся к горизонту палящее солнце, лучи которого настойчиво пробивались сквозь облако пыли, поднявшегося над взлетно-посадочной полосой, было самым первым, что мы увидели в Мали, когда вышли из самолета и стали спускаться по трапу в международном аэропорту Бамако. Затем нас ждал убогий на вид терминал с не очень большим, но необычайно шумным залом прибытия, где люди в военной форме требовали от только что прилетевших пассажиров выстроиться в очередь.

Внутри этот терминал был еще более убогим, чем снаружи. В нем, несмотря на уже вечернее время, было очень жарко и душно, и мы, стоя в очереди к единственному имевшемуся здесь окошечку с надписью «Иммиграция», буквально обливались потом. Пока профессор с нескрываемым отвращением на лице посматривал по сторонам, а Касси приглядывала за нашим багажом, подозрительно косясь на снующих туда-сюда людей, я пытался объясниться с представителями здешней власти. Довольно твердолобые, как мне показалось, пограничники и таможенники никак не могли понять, что виз на въезд в Мали у нас нет и что в лондонском посольстве этой страны меня убедили в возможности получить временную визу прямо в аэропорту.

Примерно час спустя, облегчив свои карманы на пятнадцать тысяч франков КФА, мы покинули набитое людьми здание аэропорта и направились к первому попавшемуся нам на глаза такси. Однако не успели мы сделать и пары шагов, как нас окружила целая толпа таксистов, каждый из которых, громко тараторя, пытался доказать, что его автомобиль самый быстрый, самый удобный и вообще самый лучший, а он, таксист, самый честный человек на свете. Желая побыстрее выбраться из этой галдящей толпы, я поспешно шагнул к одному из таксистов, который выглядел не таким грязным, как остальные, и, положив ему руку на плечо, сказал:

— Отель «Амитье».

Как я и предполагал, этот человек тут же отпихнул в сторону конкурентов и повел нас к своему автомобилю, «Пежо-504», выпускавшемуся еще в те времена, когда я ходил в детский сад. Когда мы сели в машину, таксист довольно долго не мог ее завести, и его конкуренты, пользуясь заминкой, стали заглядывать в открытые окна и наперебой уговаривать нас выйти из автомобиля и поехать с ними.

Мы очень сильно устали — не только от долгого перелета и еще более долгого сидения в зале транзитных пассажиров в аэропорту Дакара, но и от необычайно мучительного процесса получения въездных виз в душном зале аэропорта Бамако. Тем не менее уже само осознание того, что мы наконец-таки прибыли в Мали, а стало быть, сделали еще один шажок к раскрытию тайны сокровищ тамплиеров, вызывало у меня счастливую улыбку, и я, высунув голову в окно, полной грудью вдыхал горячий африканский воздух.

К моему удивлению, мы довольно быстро преодолели пятнадцать километров, отделявших аэропорт от города, и оказались в самой гуще большого потока машин, повозок и пешеходов, то есть того самого потока, который захлестывает улицы африканских городов сразу же после захода солнца. Гостиница, в которой я забронировал для нас номера, находилась в коммерческом центре Бамако, где перед бесчисленными ларьками и лотками, которые были тускло освещены редко стоящими фонарями, толпилось такое огромное количество народа, что такси с большим трудом удавалось продвигаться по запруженной улице.

— Что с вами случилось? — спросил я, поворачиваясь к своим притихшим на заднем сиденье спутникам. — Вы не произнесли ни слова с того самого момента, как мы покинули салон самолета.

— А что мы должны тебе сказать? — ворчливо произнес профессор. — У меня такое впечатление, будто мы оказались на другой планете. Я никогда не бывал в таких вот местах.

— А ведь я раньше думала, что Мехико — это жуткий хаос! — присоединяясь к профессору, воскликнула Кассандра. — Тут так жарко, что мне остается только надеяться, что в гостинице найдется холодное пиво.

— Я тоже на это надеюсь, — сочувственно сказал я, понимая, какое впечатление произвела на моих друзей первая встреча с африканской действительностью. — Думаю, они тут не очень строго соблюдают мусульманские законы.

Несколько минут спустя такси наконец-то припарковалось возле нашей гостиницы.

— Ого! — воскликнула Касси, восторженно разглядывая роскошный вход в здание гостиницы. — Вот это уже намного лучше!

— Это самая шикарная гостиница в Бамако, — пояснил я, бросая взгляд на нарядно одетого швейцара. — Я подумал, что раз уж мы собираемся провести в этом городе всего лишь одну ночь, то нам следует хорошенько отдохнуть.

— Ну хоть на этот раз ты соизволил пошевелить мозгами, — хмыкнул профессор. — Молодец! Посмотрим, пошевелишь ли ты ими когда-нибудь еще…

— Я вижу, что вы, профессор, уже успели прийти в себя. Так что давайте-ка вместе вытащим из багажника наши дорожные сумки.

Мы уложили с помощью швейцара весь наш багаж на тележку и подошли к довольно потертой стойке дежурного администратора.

Bonsoir[21], — сказал я с таким французским прононсом, на какой только был способен. — J’ai une réservation au nom d’Ulises Vidal pour trois personnes[22].

Oui, monsieur[23], — ответил дежурный администратор, взглянув в какой-то список, и затем поочередно выдал каждому из нас ключ от номера. — Combien de temps pensez-vous y rester, monsieur?[24]

Cette nuit[25].

D’accord. Bonne nuit, monsieur[26].

Bonne nuit[27].

Взяв свой ключ, я обернулся и заметил, что Кассандра удивленно смотрит на меня.

— Не знала, что ты говоришь по-французски.

— А я по-французски не говорю, а так, слегка чирикаю. Я когда-то работал на Мартинике, так что ко мне прилипли кое-какие французские слова.

Прежде чем разойтись вместе с багажом по своим номерам, мы договорились, что примем душ и через полчасика все вместе пойдем ужинать.

В моем номере, как и во всей гостинице, ощущалась какая-то запущенность, отчасти объяснявшаяся отсутствием надлежащего техобслуживания. Я понял это, как только попытался включить кондиционер. К счастью, вода в ванной комнате была, и, простояв минут десять под душем, я наскоро вытерся полотенцем и облачился в свою самую лучшую одежду, состоявшую из помятой хлопковой рубашки и чистых брюк. Пройдя по коридору, я постучал в дверь номера, в котором располагался профессор. Когда Кастильо, открыв дверь, предстал передо мной в шортах и цветастой гавайской рубашке, я не смог удержаться от смеха, увидев его в столь необычном для него наряде.

— Что с тобой, Улисс? — раздраженно спросил профессор. — Во Флориде ты смеялся надо мной, потому что я ходил там в свитере и вельветовых штанах, а здесь смеешься, потому что я, находясь посреди Сахары, надел шорты. На этом свете есть вообще какая-нибудь одежда, которую ваша милость сочла бы для меня подходящей?

— Извините, профессор, я просто еще никогда не видел вас в подобном наряде. Вы произвели на меня впечатление.

— Ну, значит, тебе придется привыкнуть к моему наряду. Я собираюсь ходить именно так, поскольку здесь стоит невыносимая жара.

— Ну что ж, посмотрим… — сказал я, стараясь не улыбаться, а затем, чтобы сменить тему, добавил: — Давай поторопим Кассандру, а то я уже умираю от голода.

Мы подошли к номеру Касси и постучали в потрескавшуюся дверь, из-за которой тут же донесся женский голос, попросивший нас немножко подождать.

Через несколько секунд дверь отворилась и на пороге появилась Кассандра. Она надела легкое зеленое платье, прекрасно гармонировавшее с цветом ее глаз, а волосы заплела в косичку, так что шея осталась открытой и оттого выглядела особенно соблазнительной. В этот момент я подумал, что Касси была одной из самых красивых женщин, которых мне доводилось видеть в своей жизни.

— Привет, — с улыбкой сказала она, конечно же, заметив произведенный ею эффект. — Ну что, пойдем ужинать?

— Э-э… Да, конечно… ужинать, — с глупым видом пробормотал я.

— Прекрасно выглядишь, девочка, — отпустил комплимент профессор, глядя на Кассандру сверху вниз. — Если бы я познакомился с тобой лет двадцать назад…

— Благодарю, — сказала, кокетливо поморгав ресницами, Касси. — Не знаю, что бы подумали мои родители, если бы некий мужчина пригласил меня на свидание в те времена, когда я ходила в детский сад.

— К тому же мужчина в такой вот рубашке, — съязвил я.

— Вы оба необычайно любезны, — проворчал профессор, а затем повернулся и зашагал в сторону лестницы. — Необычайно!

***

Ресторан в этой гостинице оказался гораздо более изысканным, чем мы предполагали. В нем сидели преимущественно бизнесмены — как африканцы, так и европейцы, а также несколько состоятельных семейных пар из местных жителей. На фоне этих людей мы выглядели, как муха в супе. Особенно мне запомнился недоумевающий взгляд, которым уставился на профессора метрдотель, увидевший, как профессор заходит в ресторан в цветастой рубашке с нарисованными на ней пальмами.

Впрочем, метрдотель был далеко не одинок в своем недоумении: и прислуга, и сидевшие за столами посетители — все как один не преминули бросить укоризненный взгляд на обладателя столь вызывающего одеяния. Что касается официантов, то они, принося нам заказанную еду, а затем отходя от нашего столика, каждый раз демонстративно ухмылялись и в конце концов привели профессора в такое возбужденное состояние, что он был готов броситься в драку со всеми, кто находился в ресторане.

— Безобразие! — кипятился Кастильо. — Уму непостижимо! Можно подумать, что человек не имеет права одеваться так, как ему хочется! Они здесь что, никогда не видели гавайскую рубашку?

— Профессор, мне кажется, что проблема не только в рубашке.

— Неужели? Только не говори мне, что проблема еще и в моих очках!

— Нет-нет, ваши очки тут ни при чем. Проблема заключается в ваших шортах.

— Шортах?

— Видите ли, профессор, в этой части Африки шорты носят только дети, нищие и… полоумные.

Профессор Кастильо, опустив голову, задумался над моими словами и за весь оставшийся вечер не произнес больше ни слова.


После плотного ужина, с которого профессор удрал еще до десерта, я заплатил по счету, и мы с Кассандрой вышли из ресторана. Я взял Касси за руку и, кивнув в сторону входной двери, спросил:

— Может, прогуляемся, чтобы слегка утрясти в желудке то, что мы съели?

— Прогуляемся? Сейчас?

— Да. А то в гостинице уж слишком скучно.

— Дело в том, что… я очень устала, — вяло произнесла Кассандра.

— Так мы ненадолго — просто пройдемся возле гостиницы. Или ты боишься?

— Боюсь? Я? — высокомерно спросила Кассандра, показывая на себя пальцем. — Пошли!

Пройдя через входную дверь гостиницы, мы переместились из света во тьму, из относительной прохлады в изнуряющую жару, из жасминного благоухания в зловоние разлагающихся отбросов и приготовляемого на уличных жаровнях подгнившего мяса.

— Черт побери! — вырвалось у Кассандры. — Как говорится, почувствуйте разницу!

— Добро пожаловать в Африку! — сказал я, сопроводив свои слова широким театральным жестом.

— Не умничай, приятель. Это всего лишь грязная и темная улица города, который постепенно превращается в развалины.

— И ты права, — ответил я, — поскольку только что дала точную оценку реального состояния почти всей современной Африки.

Мы прошлись по центру Бамако, погрузившемуся в темень, потому что единственным видом освещения здесь были убогие керосиновые лампы торговок куриными крылышками, механиков, которые ремонтировали китайские мотоциклы прямо на тротуаре, и работавших почти на ощупь уличных брадобреев. Повсюду валялся мусор. Хаотический людской поток, который был виден в темноте большей частью благодаря светлым одеяниям женщин и поблескивающим белкам бесчисленных человеческих глаз, косившихся в нашу сторону, когда мы проходили мимо, нахлынул на нас, как цунами.

— У меня такое впечатление, что все жители Бамако вдруг дружно решили выйти на улицы… — потрясенно пробормотала Кассандра.

— Днем они все сидят дома, потому что жара тут стоит несусветная.

— А ты уже бывал в Бамако?

— Именно здесь — нет. Однако все африканские города довольно сильно друг на друга похожи. — Повернувшись к Кассандре, я ехидно спросил: — Так тебе что, здесь не нравится?

— А кому может понравиться весь этот ужас? Когда мы летели сюда на самолете, я представляла себе бескрайние саванны с зебрами и жирафами, а еще гору Килиманджаро где-то на горизонте.

— Образ Африки, в которой только и делают, что ездят на сафари, создан для наивных туристов. А то, что ты сейчас видишь, — это и есть настоящая Африка. Африка для африканцев.


Погуляв по городу чуть меньше часа и еще больше устав, мы с Касси решили вернуться в гостиницу и завалиться спать. Попрощавшись с ней в гостиничном коридоре и уже стоя перед своим номером, я не удержался и пристально посмотрел на мою красивую спутницу, которая в этот момент открывала дверь. Касси, по-видимому, почувствовала мой взгляд и, повернув голову, тоже посмотрела на меня. Хотя в коридоре был полумрак, я заметил в ее глазах какой-то лукавый блеск. А может, мне это просто показалось? Мы оба некоторое время молчали, пытаясь разгадать мысли друг друга, а затем я, оправившись от охватившего меня оцепенения, произнес слова, которые хотели сказать не только мои уста, но и все до единой клеточки моего тела:

— Может, зайдешь ко мне?

Кассандра несколько секунд помедлила — эти секунды, казалось, тянулись бесконечно, — а затем решительно захлопнула дверь своего номера, которую она успела лишь немного приоткрыть.


Мы стояли с Касси на балконе моего номера, опершись на перила, и любовались поблескивающей в темноте рекой Нигер, по которой перемещалось множество желтоватых огоньков. Это были светильники, прикрепленные к рыбацким лодкам и напоминавшие издалека маленьких светлячков. За рекой виднелись кварталы Бадалабугу и Согонико, различаемые в темноте по множеству керосиновых ламп, стоявших на подоконниках глинобитных домов. Тишину нарушало лишь урчание мотора ехавшего по улице в этот поздний час автомобиля да еще доносившееся откуда-то «бум-бум-бум» барабанов, свидетельствовавшее о том, что в городе проходит какое-то празднество.

Ночь была жаркой, однако по моему телу пробежал самый настоящий озноб, когда сквозь ткань рубашки я почувствовал, как к моему плечу прикоснулась Кассандра. Она, наверное, дотронулась до меня совершенно случайно, но, видимо ощутив то же самое, что и я, оторвала взгляд от горизонта и пристально посмотрела мне в глаза. Я смотрел на Касси, любуясь красивыми чертами ее лица, едва различимыми в слабом свете перемещающихся по реке огоньков.

— Кассандра, я подумал над тем, что говорил тебе в Барселоне… Знаешь, ты абсолютно права, и я считаю, что…

Касси, прижав палец к моим губам, заставила меня замолчать.

— Не говори ничего… — прошептала она, а затем, приподнявшись на цыпочки и обхватив рукой мою шею, поцеловала меня в щеку.

Я нерешительно обнял Кассандру за талию и, притянув к себе, почувствовал через тоненький материал платья ее упругие груди. Выждав секунду-другую, я поцеловал Касси в теплые губы, раскрывшиеся навстречу моим губам. И тут на нас обоих обрушилась настоящая буря страсти. Уже не сдерживая себя, мы стали жадно целоваться, а наши руки, стаскивая одежду, начали ласкать обнаженные тела друг друга…

Мы и сами не заметили, как, уже полностью раздетые, оказались на полу балкона. Я нежно проводил губами по гладкой коже Кассандры, а она в ответ еле слышно постанывала от удовольствия. Осыпав ласками ее шею, плечи и спину, я набросился на ее груди, слегка покусывая выступающие сосочки, а затем спустился к пупку и, ненадолго задержавшись на нем, устремился к внутренней части горячих, страстно подрагивающих бедер. Наконец наши тела прильнули друг к другу и мы слились в единое целое.

Под жарким покровом африканской ночи мы оба в полной мере осознали, как сильно любим друг друга.

Загрузка...