Последний тайник

24

— Хочешь, прогуляемся по городу? — спросил я Кассандру на следующее утро после нашего возвращения в Барселону, когда заглянул в комнату, которую она занимала.

— Я хочу спать… — лениво потягиваясь, ответила она. — А сколько сейчас времени?

— Уже почти десять.

— Ну и гад же ты, Улисс! Зачем ты будишь меня в такую рань? Даже Бог — и тот в воскресенье отдыхал.

— Вставай, не будь такой лежебокой. Я угощу тебя жидким шоколадом и чурро[18].

Кассандра приподняла голову и недоверчиво посмотрела на меня из-под простыни.

— Пользуясь тем, что мы вчера не ужинали, ты пытаешься вытянуть меня из постели?

— Какая же ты догадливая! Приманка, состоящая из шоколада и чурро, действует безотказно.

— Ну хорошо… — сдалась Касси. — Дай мне десять минут. Я уже встаю.

Через обещанные «десять минут», которые по моим часам равнялись как минимум сорока, Кассандра, с непричесанными влажными волосами, одетая в цветастое платье, вышла из ванной.

— Касси, я умираю от голода.

— Десять минут — и я готова, — ответила Кассандра, закрывая за собой дверь в свою комнату.

— Хорошо. Но ни минуты больше!

Наивный мечтатель…

Часов в двенадцать мы наконец-таки вышли из дому.

— И куда ты меня поведешь?

— Ну, раз уж я обещал угостить тебя чурро, то первым делом мы зайдем в один бар, где их очень вкусно готовят. Это неподалеку отсюда. Затем прогуляемся по центру города. Не возражаешь?

— Не возражаю насчет чурро. Но, честно говоря, мне не очень-то хочется топать по туристическим маршрутам этого города.

Выпив по чашечке густого горячего шоколада и полакомившись чурро, мы спустились в метро и доехали до рынка Сан-Антонио.

— Ого, Улисс! А это что такое? — удивленно воскликнула Кассандра, едва только мы вышли из метро.

— Это книжный базарчик. Тут продают старые книги и журналы.

— Чудненько! Пройдемся по нему?

— Если хочешь, пройдемся. Но я тебя предупреждаю, что там ужасная толчея и нам придется буквально протискиваться между людьми.

— Тогда мы туда не пойдем. Мне не нравится толкаться в толпе.

— Мне тоже, тем более что я хотел сводить тебя совсем в другое место.

— Вот и прекрасно, мой поводырь, поступай так, как сам считаешь нужным, — сказала Касси, беря меня за руку.

Мы свернули на улицу Оспиталь — одну из моих любимых барселонских улиц. По мере того как мы по ней шли, цвет кожи встречающихся нам прохожих становился все темнее, а вместо латинских букв на вывесках магазинчиков и парикмахерских все чаще встречались какие-то замысловатые закорючки.

— А что это за люди?

— Марокканцы, пакистанцы, ливанцы… Тут всех понемножку.

— Забавно… — сказала Кассандра. — В центре Лос-Анджелеса, где находился университет, в котором я училась, почти все вывески магазинов были на испанском языке. А здесь, в центре испанского города, — на арабском.

— Знаешь, твои слова напомнили о том, что в центре тех арабских городов, где мне довелось побывать, есть много вывесок на английском, французском и даже испанском языках.

— Интересно…

— Еще как. Однако всегда находятся люди, которых пугает все новое и непривычное, и они воспринимают как некую угрозу для себя всех тех, кто выглядит, думает или разговаривает хотя бы чуть-чуть не так, как они.

— Что ты хочешь этим сказать?

Я покосился на Кассандру, решая, стоит ли мне ввязываться в разговор на довольно тяжелую тему.

— Дело в том, что, по моему мнению, — сказал я, отважившись все-таки высказаться, — в Барселоне, как и в других уголках старой самовлюбленной Европы, есть люди, которые делят окружающих на «своих» и «чужих». Они с пеной у рта доказывают, что эти самые «чужие» не имеют права жить в таком «цивилизованном» городе, как этот, если не сумеют перенять все местные обычаи и традиции и не откажутся от своего прежнего образа жизни.

— Ты имеешь в виду расизм?

— Не расизм, а нечто более изощренное и продуманное. Впрочем, судить о людях по месту, где они родились, по языку, на котором они говорят, и по их образу жизни, а не по их поступкам — это если не расизм, то во всяком случае нечто похожее на него. — Посмотрев на Кассандру, я добавил: — А ты — наглядный пример того, какой замечательный результат может дать смешение рас.

— Спасибо за комплимент, — усмехнувшись, вставила Касси.

— Да нет, я говорю серьезно. Представь, что твой отец отказался бы жениться на твоей матери только потому, что она разговаривала на другом языке и придерживалась чужих для него обычаев и традиций. Что бы ты в таком случае о нем подумала?

— Ну, в таком случае я вообще не появилась бы на белый свет, а значит, не могла бы ни о чем думать. Но его, наверное, можно было бы считать недоумком.

— Именно это я и имел в виду. Мы все являемся в той или иной степени метисами — как в физическом, так и в культурно-психологическом плане, хотя отдельные личности и пытаются убедить нас в обратном. Я уже несколько лет путешествую по миру, и за это время пришел к выводу, который, кстати, никому не навязываю. А заключается он в том, что все те, кто пытается убедить своих соплеменников, будто у них более развитая культура и более богатая история, чем у других народов, либо являются воинствующими невеждами, либо, разжигая межнациональную рознь, преследуют какой-то личный интерес. Люди из первой категории могут избавиться от своих заблуждений, если будут побольше читать и путешествовать по миру, а вот люди второй категории… — я невольно вздохнул, — очень быстро теряют поддержку народа, как только народ начинает понимать, что они собой представляют и что им на самом деле нужно. Хотя мы на данном этапе развития цивилизации считаем себя высококультурными космополитами, уже освободившимися от древних предрассудков, по своей сущности мы все еще являемся животными, которые стремятся жить в своем стаде и на своей территории. И об этом нам в нашей борьбе за равенство и братство все-таки не следует забывать, потому что, когда кое-кто пытается активизировать заложенные в людях примитивные инстинкты с помощью бесконечных рассуждений, он начинает впадать в безумие, которое заканчивается этническими чистками и лагерями беженцев. А потом все рвут на себе волосы, объявляют траур и ходят с лицами, на которых написано: «А я тогда просто проходил мимо…» или: «Кто бы мог подумать, что такое может произойти?».

— Я понимаю… Но тебе не кажется, что мир вокруг нас не такой уж и плохой? — спросила Кассандра, демонстративно оглядываясь по сторонам.

— К счастью, ничего трагического пока не происходит. Однако если те, кто считает смешение рас и многообразие культур недопустимыми явлениями, начнут перегибать палку, она, пожалуй, сломается, и тогда… и тогда трудно даже представить, к чему это может привести. Хотя я, возможно, и ошибаюсь, — сказал я, осторожно беря Кассандру за талию, — и наша жизнь еще долго будет тихой и спокойной благодаря тому, что мы сумеем учесть Допущенные ошибки — как свои, так и чужие. Я абсолютно уверен, что в будущем дальнейшее смешение рас и культур будет продолжаться, — а иначе вообще не будет никакого будущего.

Продолжая разговаривать, мы прошлись по небольшому рынку, расположенному на бульваре Рамбла в районе Раваль, а затем присели, чтобы выпить чаю в принадлежавшем марокканцам кафе, где столики были заняты преимущественно смуглыми усатыми мужчинами. Я угостил Кассандру сладкими до приторности арабскими пирожными, которые лично мне очень нравились.

Выйдя из кафе, мы пересекли бульвар Рамбла-де-Каналетес, прошли мимо рынка Ла-Бокерия и заглянули на минутку в маленькую синагогу в еврейском квартале. Затем мы немного поблуждали по узким средневековым улочкам старинной части города, пересекли улицу Пау Кларис и оказались в одном из моих любимых кварталов Барселоны, который я окрестил «маленькой Гаваной», — правда, совсем не потому, что он был чем-то похож на своего «тезку» в Майами. Честно говоря, кубинцев здесь было немного, а вот доминиканцев, колумбийцев и выходцев из других латиноамериканских стран — хоть отбавляй. Прогулка по улицам этого района, где из магазинов доносятся звуки меренге[19] и кумбии[20], где полно мулатов, где звучат самые разнообразные певучие говоры, представляла собой встречу с экзотикой прямо посреди европейского города.

Ближе к вечеру, сидя на газоне неподалеку от старого порта, мы пообедали превосходным люля-кебабом с овощами и лавашем, а затем прилегли отдохнуть под нежарким осенним солнцем на этом же газоне.

— Вопреки всему тому, что я от тебя услышала, мне кажется, что ты, Улисс, живешь в прекрасном городе, который очень любишь, — сказала Касси, подняв голову и разглядывая единственное плывущее по небу облако.

— Да, это верно, — немножко подумав, согласился я. — Здесь я родился и вырос, что для любого человека имеет большое значение. Однако я провел очень много времени вдалеке от родного города, и это изменило мои взгляды практически на все аспекты жизни. Поэтому, возвращаясь в Барселону, я чувствую, что мне здесь очень многого не хватает.

— Возможно, оттого что ты одинок.

— Думаешь, если 6ы у меня была спутница жизни, это избавило бы меня от проблем? Представь, какое выражение лица было бы у нее, если бы я сказал, что уезжаю работать в Индонезию и что к ужину меня ждать не нужно.

— Тогда найди себе женщину, которой на это наплевать. Я слегка приподнялся и посмотрел на Кассандру.

— Это не так-то легко. Моей спутницей жизни, наверное, смогла бы стать женщина, которая ведет примерно такой же образ жизни, как и я, и которая поддерживает идею личной свободы — как моей, так и своей собственной. Женщина, которая смогла бы, не сожалея, пожертвовать кое-какими традиционными семейными ценностями. Женщина, которая…

Я замолчал, любуясь чертами лица Кассандры, которые в слабом свете вечернего солнца казались еще более красивыми.

— Почему ты замолчал? — спросила Касси, поворачиваясь ко мне.

Я, увлекшись разглядыванием ее глаз, не расслышал, что она

сказала.

— Улисс! С тобой все в порядке?

— А? Ой… да, извини. Касси улыбнулась.

— Ты, дружище, замолчал, так и не договорив того, что хотел сказать.

— А-а, это… Хочешь выпить кофе? Я знаю тут одно местечко, где тебе наверняка понравится.

— Ты пытаешься сменить тему… — заметила Кассандра, прищурив глаза. — Но на кофе я согласна.

Мы медленно шли по улице, то и дело останавливаясь, чтобы послушать уличных музыкантов, стоявших в этой части города буквально на каждом углу. В весьма необычном кафе на улице Сан-Доменек-дель-Каль — одном из моих любимых — мы сели на малюсенькие табуреты у круглого стола высотой в каких-нибудь полметра. Кассандра — после того как я предупредил ее, что подаваемый здесь турецкий кофе слывет очень густым и что в него добавляют кардамон, — решила взять себе ароматический напиток из лесных фруктов.

Мы некоторое время сидели друг против друга и молчали, глядя в сгущающихся сумерках на мой дымящийся кофе.

— Когда я на тебя смотрю, — сказал я, нарушая воцарившееся молчание и пытаясь выразить словами нахлынувшие на меня необычные чувства, — мне кажется, что я — кролик, ослепленный светом автомобильных фар. Я чувствую себя загипнотизированным, парализованным, неспособным даже и чуточку пошевелиться, хотя и вижу, что этот автомобиль стремительно надвигается на меня.

— Стало быть, ты теперь полностью в моих руках… — с театральным пафосом произнесла Кассандра.

— Похоже, что да, — признался я, вздыхая. — По правде говоря, меня это даже пугает.

— Не переживай, — сказала Касси и подняла правую руку вверх, словно собираясь произнести клятву. — Торжественно обещаю, что не стану использовать свою власть над тобой тебе во вред. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока ты будешь прилично себя вести.

— Хорошо, если так… Впрочем, я не удивился бы, если бы ты нарушила свое обещание. Однако меня больше всего волнует даже не это.

— Скажи мне, Улисс, — вдруг став серьезной, прошептала Кассандра и взяла мою руку в свою, — что тебя волнует? Я тяжело вздохнул, чувствуя, как сжимается мое сердце.

— Меня волнуешь ты… Помнишь наш первый разговор на палубе? С тех самых пор я почти постоянно думаю о тебе. Чем больше времени я провожу с тобой и чем больше я тебя узнаю, тем больше ты мне нравишься. Ты даже и представить себе не можешь, как сильно ты мне нравишься. Мне кажется… мне кажется, что я постепенно в тебя влюбляюсь…

— И это тебя пугает?

— Меня пугает то, что ты, возможно, не испытываешь ко мне таких же чувств… А еще меня пугает то, что ты, может быть, их все-таки испытываешь.

— Я тебя не понимаю.

— Касси, в моей жизни подобные ситуации никогда ничем хорошим не заканчивались, а мне ведь ни за что на свете не хотелось бы с тобой расстаться. Я знаю, что это глупо, но я всегда вспоминаю вот эти строки Неруды: «Как нам порой легко влюбиться и как нам трудно разлюбить…» Мне кажется… мне кажется, что на то, чтобы разлюбить тебя, у меня ушла бы вся оставшаяся жизнь.

Кассандра некоторое время молчала — может, просто подыскивала подходящие слова, а может, никак не могла понять смысл того, что я ей говорил.

— Улисс… — Поставив чашку на стол, Касси взяла обе мои руки в свои. — Я со своей стороны могу сказать, что меня тоже к тебе влечет. К сожалению, я не способна предвидеть будущее — как, впрочем, не способен предвидеть его и ты, — а потому я не знаю, что может уготовить нам судьба, если мы решим быть вместе. Однако если ты позволишь мне быть откровенной, то, с моей точки зрения, все, что ты сейчас сказал, — это какая-то ерунда. Решать, конечно, тебе, и ты поступай так, как считаешь нужным. Я не стану поучать тебя и настаивать на чем-то своем.

Прошло уже три дня, как мы вернулись в Барселону, и, за исключением воскресенья, все это время было потрачено на лихорадочные приготовления к поездке в Мали, а потому разговор, состоявшийся между мной и Кассандрой в кафе, мало-помалу отошел в нашем сознании на второй план.

Мы разделили между собой работу по подготовке к предстоящей поездке: Кассандра искала и записывала всевозможную информацию о том, какие библиотеки и архивы существовали в Томбукту в начале четырнадцатого века, профессор Кастильо пытался выяснить, была ли какая-нибудь связь между тамплиерами и этим затерянным в пустыне городом, а я взял на себя хлопоты по организации нашего путешествия и по сбору сведений о том уголке планеты, куда нам предстояло отправиться. Последние две ночи мы почти не спали — отчасти из-за огромного объема работы, которую необходимо было выполнить, а отчасти из-за охватившего нас нервного напряжения. Когда же под вечер третьего дня мы собрались вокруг стола в моей гостиной, даже при тусклом свете свисавшей с потолка лампы у нас троих были отчетливо видны темные круги под глазами.

— Как твои успехи, Улисс? — спросила, склонившись над столом, Кассандра.

Ее волосы были заплетены в две изящные косички, а одета она была в шорты и в одну из тех своих футболок, в которых выглядела особенно обольстительной.

— Думаю, что неплохо… — ответил я, украдкой бросая взгляд себе между ног и глупо улыбаясь.

— Ого! — с притворным возмущением воскликнула Касси. — Ты прямо-таки жеребец!

— Да, что-то вроде того… Хотя нет, на жеребца я не потяну.

Касси, изображая разочарование, поджала губы, а затем, не сдержавшись, прыснула от смеха. Через секунду мы оба безудержно хохотали, вызывая недоумение у профессора, который не понял причину нашего смеха и теперь, переводя взгляд с Кассандры на меня и обратно, укоризненно покачивал головой, видимо терзаясь в догадках, что же произошло с этими двумя шалунишками.

Когда смех утих, профессор повторил заданный Кассандрой вопрос, но потребовал уже более подробного ответа.

— Да в общем-то, все готово, — сказал я, продолжая коситься на Кассандру. — Я связался с посольством Мали в Лондоне, и сотрудники посольства объяснили мне, что мы можем получить въездные визы прямо в аэропорту Бамако. Прививки против столбняка, гепатита и желтой лихорадки мы вчера уже сделали. Я забронировал номера в гостинице, а также выяснил, что нам, оказывается, придется нанять себе гида. Это меня отнюдь не обрадовало.

— Почему? — поинтересовалась Касси.

— Честно говоря, не люблю я этих гидов, — пробурчал я.

— Ну, тогда мы решим уже по приезде, стоит ли нам пользоваться услугами гида, — сказал профессор, — и согласимся на эти услуги только в случае крайней необходимости. — Мне тоже не очень хочется, чтобы рядом с нами все время находился какой-то посторонний человек.

— К сожалению, у нас не будет выбора. — Я уныло посмотрел на профессора. — Приезжающие в Мали иностранцы обязаны нанимать официального гида, куда 6ы они в этой стране ни направлялись. Так что тут уж нам никак не отвертеться.

— Тогда давайте этот вопрос больше не обсуждать, — предложил профессор. — Что-нибудь еще?

— Ничего экстраординарного. Мы проведем одну ночь в Бамако, а на следующий день, рано утром, — инш’алла — вылетим самолетом авиакомпании «Эр Франс» в Томбукту.

— Инш’алла? — в один голос переспросили профессор и Кассандра.

— «Если будет на то воля аллаха», — перевел я. Увидев, что и профессор, и Касси все еще вопросительно смотрят на меня, я, пожав плечами, добавил: — Я работал несколько месяцев на Красном море, так что ко мне прилипли кое-какие арабские слова.

— На Красном море… Прекрасно! — сказал профессор. — Ну а теперь слушайте меня очень внимательно, — с загадочным видом попросил он, — потому что я расскажу вам о том, что же мне удалось выяснить за все те часы, которые я потратил, лишив себя полноценного сна.

Кастильо уперся локтями в стол и, самодовольно усмехнувшись, посмотрел на нас с Кассандрой испытующим взглядом.

— Помните строки, — медленно произнес он, — в которых говорится о том, что некий ученик убегал от мистраля в направлении Томбукту?

— Да как же мы могли их забыть? — вырвалось у Касси.

— Так вот, имеется документальное подтверждение, что в 1346 году некий Хайме Феррер отбыл на судне с острова Мальорка в направлении юго-запада и, минуя Гибралтарский пролив, продолжал плыть вдоль африканского побережья, пока не высадился там, где в настоящее время находится Сенегал.

— Думаете, именно он и был тем пресловутым учеником, который упоминается в последних строках завещания? — спросил я.

— По правде говоря, я так не думаю, — равнодушно ответил профессор. — Хайме Феррер был мореплавателем, а не монахом, и, кроме того, судя по имеющимся о нем сведениям, он отнюдь не принадлежал к людям, способным потратить половину своей жизни на изучение различных языков и картографии.

— Тогда при чем здесь он? — поинтересовалась Кассандра.

— А при том, что, по моему мнению, именно на судне этого мореплавателя — то ли в составе судовой команды, то ли в качестве пассажира — и приплыл в Африку человек, которого мы ищем.

— На основании чего вы пришли к такому выводу? — спросила Кассандра голосом ученого-скептика. — Вы нашли какое-то письмо Хайме Феррера, в котором он рассказывает о своем путешествии и своих спутниках, или раздобыли список находившихся на его судне членов экипажа и пассажиров?

— Ни то ни другое, — ответил, широко улыбаясь, профессор. — Я пришел к такому выводу отчасти потому, что Хайме Феррер и его спутники так никогда и не вернулись из Африки.

Касси, удивленная охватившим профессора весельем, нахмурила брови и требовательно произнесла:

— Тогда, пожалуйста, объясните все поподробнее, иначе я тут с вами совсем запутаюсь.

Ничего не сказав в ответ, профессор открыл лежавшую на столе папку и вытащил из нее большой лист бумаги, который оказался ксерокопией участка Каталанского атласа, включающего в себя Канарские острова и африканское побережье до Мавритании и чуть южнее. Мы с Кассандрой стали внимательно рассматривать эту ксерокопию. Профессор, наблюдая за выражением наших лиц, вскоре понял, что мы не можем найти на ней ничего примечательного, и ткнул пальцем в парусный корабль, нарисованный как раз под Канарскими островами. Из корабля

высовывались четыре головы, три из которых смотрели в том направлении, в котором оно двигалось, то есть на восток.

— Не хотите ли вы сказать, что это судно…

— Прочитайте вот здесь… — перебил меня профессор, показывая на надпись возле судна:

Patrich l’uxer d’en Jaume Ferrer per anar al riu del or al gorn de sen Lorens qui és a X de Agost qui fo en l’any MCCCXLVI.

— Я не поняла ни одного слова… — пробурчала Кассандра.

— Я тоже… — признался я, — однако рядом с нами есть один человек, который горит желанием незамедлительно все объяснить. Я прав, профессор?

Как обычно, весьма польщенный тем, что он снова оказался в центре внимания, профессор Кастильо блаженно улыбнулся.

— Ну конечно же, ребятишки. Приблизительный перевод звучит так: «Служитель Хайме Феррера убыл, направляясь к золотой реке, десятого августа 1346 года в день Святого Лоренцо».

— А что такое «служитель»? — спросил я.

— Что-то типа адъютанта, — пояснила Касси.

— Именно так, дорогая моя, — кивнул профессор. — И хотя мы не знаем его имени, нам известно, что он высадился на африканский берег южнее Канарских островов. Он приплыл туда вместе с Хайме Феррером и, оказавшись на берегу, поехал на верблюде в сторону реки, которая в те времена называлась Золотой рекой и которая в настоящее время называется Сенегал. Если же ехать вдоль этой реки вверх по ее течению, то рано или поздно подъедешь к реке Нигер — главной водной артерии Западной Африки. Именно там, на берегу Нигера и находится легендарный город Томбукту.

— Вот здорово! Теперь у нас все сходится! — воскликнул я.

— Ты произнес эти слова очень даже кстати, — усмехнулся профессор. — Да, действительно, все сходится. — Он снова открыл свою папку и достал из нее ксерокопию еще одного участка все того же Каталанского атласа, которую затем положил рядом с первой ксерокопией так, чтобы изображения на краях этих двух участков совпадали. — Взгляните сюда.

На втором участке я увидел фигурку темнокожего царя, который держал в руке маленькое солнце, а возле ног царя — город Томбукту, расположенный неподалеку от реки Нигер. Левее этого города, причем на равном расстоянии от корабля Хайме Феррера и от чернокожего царя, был нарисован всадник в арабском одеянии, едущий верхом на верблюде по направлению к чернокожему царю. Исходя из всего того, что нам уже удалось выяснить, было понятно, что украшавшие эту средневековую карту рисунки означали, что некий человек, высадившись с судна на берег, отправился верхом на верблюде в сторону реки Нигер, а точнее — к расположенному неподалеку от нее городу Томбукту.

— Чудеса, да и только, — пробормотал я, не отрывая взгляда от карты. — Тут все нарисовано настолько доходчиво, что даже если бы наш друг Крескес разместил здесь сверкающую вывеску со стрелками, указывающими на Томбукту, то это не было бы более наглядно.

— Безусловно, — с готовностью согласился профессор. — Однако есть и еще один факт, который окончательно отметает все сомнения. Перерыв целый ворох бумаг, я натолкнулся на упоминание о том, что Томбукту называли Меккой Сахары, Римом Северной Африки, африканскими Афинами и самым таинственным городом. Должен признаться, что поначалу я немного сконфузился, потому что не нашел никаких сведений о том, что этот город называли «черной Александрией». Я искал везде, где только мог, но ничего не находил, пока, вконец отчаявшись, не решил взглянуть на данный вопрос под другим углом зрения. Вместо того чтобы разыскивать нужную мне информацию через поиск людей, которые высказывались когда-либо о Томбукту, я стал собирать информацию о самом Томбукту, надеясь таким образом все-таки натолкнуться на нужные мне сведения.

— И у вас это получилось? — нетерпеливо спросил я.

— Причем довольно быстро. Оказывается, в средние века, после восхождения на трон в 1317 году Мансы Мусы — чернокожего царя, который нарисован на этой карте и к которому направлялся наш «ученик», — Томбукту стал главным интеллектуальным центром всей коммерческой, религиозной и культурной жизни Западной Африки. Сановники и богатые торговцы, жившие в этом городе, соревновались между собой, кто из них наймет себе на службу самых ученых людей того времени и у кого из них будет самая большая библиотека во всем исламском мире. В результате подобного «соревнования» они собрали тысячи книг из различных уголков земного шара, и Томбукту в четырнадцатом веке вполне мог называться «черной Александрией», потому что в нем имелось такое же огромное количество книг, как и в легендарной библиотеке древней Александрии, а находился он на так называемом «черном континенте».

Весьма довольный своим выступлением передо мной и Кассандрой, профессор откинулся на спинку стула и бросил на нас с Кассандрой вопрошающий взгляд, как будто ожидая, что мы сейчас начнем ему аплодировать. Однако вместо того чтобы бурно выражать свой восторг, Кассандра решила немедленно выступить, следуя повестке дня, и с видом кота, который замышляет сцапать канарейку, сказала:

— А может, вам будет интересно узнать о том, что удалось выяснить мне?

— Слушаю тебя, дорогая моя, — уныло ответил профессор. Он даже и не пытался скрыть разочарование, которое вызвало у него наше с Касси равнодушное отношение к его рассказу.

— Видите ли, мне тоже удалось выяснить, что город Томбукту в начале четырнадцатого века превратился в своего рода африканскую Флоренцию. Более того, у меня с собой есть описание этого города, составленное вашим земляком… — С этими словами Кассандра начала лихорадочно рыться в лежавшей перед ней на столе кипе бумаг. — А, вот оно… В 1506 году в Томбукту приехал житель Гранады, Хасан ибн Мухаммед, более известный как Джованни Леоне по прозвищу Лев Африканец. Так вот, побывав в Томбукту, он написал про этот город следующее: «…там продается также много рукописных книг, каковые привозят из далеких стран, и от них получают больше дохода, нежели от остальных товаров. А еще в этом городе много кадиев, имамов и мулл, которым выдает плату царь и которые очень чтят людей письмéнных». — Кассандра оторвала взгляд от листа бумаги и посмотрела на нас с профессором: — Ну, что скажете?

— Скажу, что… — начал было я.

— Но это все еще ерунда! — поспешно перебила меня Кассандра. — Самое интересное заключается в том, что одной из семей, сумевших собрать наибольшее количество книг и документов, была семья — а точнее, целый клан — Кати. Есть ли в этом что-нибудь особенное? — спросила Кассандра, обращаясь как бы к самой себе, и тут же, не успев перевести дыхание, ответила: — Да, есть, потому что семья Кати эмигрировала из своего родного города Толедо по решению главы семьи Али ибн Зияба аль-Кути. Причиной отъезда были религиозные преследования, которым подвергались в пятнадцатом веке в Испании арабы. Приехав в Томбукту, эта семья вскоре стала одной из самых уважаемых семей города. Однако столетием позже марокканская армия во главе с еще одним выходцем из Гранады, которого звали Джудар-паша, захватила Томбукту, и поэтому семья Кати поспешно уехала из города и увезла с собой свою огромную библиотеку, в то время насчитывающую около тысячи книг. С тех самых пор, на протяжении многих поколений и вплоть до прошлого года, библиотека Кати переходила из рук в руки. В течение веков она обогатилась еще на несколько тысяч книг и документов. В настоящее время эта библиотека находится в недавно построенном здании и называется «Андалусийская библиотека Томбукту». Ее фонды систематизировали, был составлен подробнейший каталог. Так что нам, наверное, есть смысл порыться в этой библиотеке — а вдруг именно в ней и хранится зашифрованный документ, который, как мы предполагаем, когда-то привез в Томбукту убежавший из монастыря Мирамар монах-картограф.

— Извини, ты сказала «Андалусийская»? — недоверчиво спросил я.

— Именно так. Строительство здания библиотеки было профинансировано властями штата Андалусия.

— Поразительно! — искренне удивился я. — Мне даже в голову не приходило, что кто-то может выделять средства на строительство объектов культуры в африканских странах. Да, кстати, Кассандра, Андалусия — это не штат, а автономная область.

— Минуточку! — вмешался профессор. — Мне кое-что непонятно. Я, конечно, ни в коем случае не хочу умалять значение добытой тобой информации, — сказал Кастильо, обращаясь к Кассандре, — но ты сама сказала, что в Томбукту очень многие семьи имели библиотеки. Поэтому мы не можем быть уверенными в том, что документ, который, по нашему предположению, был привезен в Томбукту и в котором в зашифрованном виде указывается местонахождение сокровищ тамплиеров, хранится именно в этой библиотеке.

— Да, конечно, — согласилась Касси. — Об абсолютной уверенности не может быть и речи, однако данная версия, на мой взгляд, является наиболее правдоподобной.

— А почему ты так решила? — поинтересовался профессор.

— Да потому, что я считаю само собой разумеющимся, что этот документ был составлен на каталанском или испанском языке, — смущенно ответила Кассандра.

— Неужели?

Кассандра несколько секунд молчала, видимо собираясь с мыслями и подыскивая доводы, которыми можно было бы убедить скептически настроенного профессора.

— А! Поняла! — вдруг воскликнула она. — Какая же я глупая! Я забыла объяснить вам, что семья Кати проявляла особый интерес к рукописям, привезенным с их исторической родины, то есть с Иберийского полуострова, и любой документ, так или иначе с ним связанный и оказавшийся в Томбукту, рано или поздно, по всей вероятности, оказывался в библиотеке этой семьи. Так что туда вполне мог попасть и документ, доставленный вот этим сидящим на верблюде таинственным персонажем.

— Не знаю, как вы, — сказал я, выпрямляясь на своем стуле и окидывая взглядом кипы всевозможных бумаг, занимавших почти весь стол, — а я все больше и больше верю в то, что этот монах уехал именно в Томбукту. И если существует какая-то карта, письменный документ или, возможно, другая зацепка, которые привели бы нас к сокровищам тамплиеров, то все это нужно искать в Томбукту.

— Я с тобой согласна, — поддержала меня Кассандра. — Все добытые нами сведения свидетельствуют именно об этом, и, как говорят у нас в Мексике, «если видишь яйца, а еще конец, то это, безусловно, не самка, а самец».

— Однако остается один маленький нюанс, — сказал, иронически улыбаясь, профессор. — Мы ведь, между прочим, не знаем, сохранился ли этот документ, написанный на пергаменте или на чем-то еще, за прошедшие шестьсот с лишним лет… Может, он просто-напросто истлел, если вообще когда-либо существовал.

— Да ладно вам, проф. — Я укоризненно покачал головой. — Не будьте черным вороном, предвещающим крах наших надежд. Хотя шансов у нас, конечно же, маловато, мы не можем не ухватиться за эту ниточку. Или у вас есть предложение получше?

— По правде говоря, нет, — признался профессор Кастильо, задумчиво поглаживая лысину.

— Значит, вы согласны поехать с нами?

— Наверное... да, — нерешительно ответил профессор, посмотрев на меня поверх своих очков. — А что мне еще остается делать? Если я оставлю тебя без присмотра и с тобой что-нибудь случится, я буду чувствовать себя виноватым.

— Вот и прекрасно. Итак, мы обо всем договорились, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — А теперь я предлагаю побаловать себя хорошим ужином, а затем лечь спать пораньше, потому что завтра нас ждет трудный день.

— Завтра? — удивленно спросила Касси. — А что нам придется делать завтра?

— Ой, извините, я и забыл вам сказать... — Напустив на себя невинный вид, я сообщил: — В двенадцать часов дня мы вылетаем самолетом авиакомпании «Эр Франс» в Дакар… — Я сделал паузу, чтобы насладиться лицезрением того, как вытянулось лицо профессора, и продолжил: — Там мы пересядем на самолет до Бамако и уже завтра в это время будем в Мали.