Последний тайник

30

Следующие полчаса ушли у нас на то, чтобы убедить «мсье Тенде», что у нас нет никаких дурных намерений. Ради того, чтобы уговорить старика рассказать нам, как найти семью, в доме которой хранится его драгоценный свадебный подарок, пришлось клятвенно пообещать, что мы всего лишь посмотрим на этот подарок и ни в коем случае не станем пытаться забрать его с собой.

Предстоящее путешествие до населенного пункта Табришат не вызывало у меня особого энтузиазма, потому что у нас было всего лишь два варианта, как туда добраться. «Более удобный» вариант состоял в том, чтобы дождаться подходящей попутной лодки, которая доставила бы нас до города Гао, а уже там найти машину, направляющуюся в отдаленный город Тесалит — именно на полпути к этому городу и находился Табришат. Недостаток данного варианта заключался в том, что на дорогу ушло бы более недели, поскольку в ожидании попутной лодки пришлось 6ы провести еще несколько дней в этой деревне, где по ночам к нам снова могли нагрянуть тарантулы и кобры.

Согласно второму варианту, нам надлежало отправиться к колодцу, который находился в нескольких километрах к северу от этой деревни и к которому, как сообщил нам Модибо, пару дней назад из Тесалита прибыл небольшой караван туарегов. Оставалось только убедить этих самых туарегов, собирающихся обратно в Тесалит, взять нас с собой. В этом случае мы добрались бы верхом на верблюдах до Табришата максимум за три дня. Недостаток данного варианта заключался в том, что нам пришлось бы ехать по одной из самых жутких пустынь мира, а наш опыт езды верхом на верблюде был, мягко говоря, более чем скромным.

Мы попрощались с Диамом Тенде и отправились обратно в деревню, споря между собой, какой же вариант является для нас более приемлемым.

— Откровенно говоря, меня не очень прельщает перспектива оказаться в глубине Сахары, — сказал профессор. — Я даже и в Барселоне-то почти никогда не ходил на пляж, потому что не люблю, когда потом из одежды сыплется песок. Еще я очень плохо переношу температуру свыше пятидесяти градусов. Кроме того, после твоих рассказов о туарегах они не вызывают у меня особого доверия.

Касси, заново заплетая на ходу свою косичку, посмотрела на небо и тяжело вздохнула.

— А вот для меня жара не проблема, — сказала она, — да и езда верхом на верблюде по пустыне с ночевками под звездами меня вполне устраивает… Лишь бы только… — Касси с отвращением поморщилась, — лишь бы только не находить по утрам в своих ботинках змей.

— В пустыне водятся скорпионы… — напомнил профессор.

— Не надо меня стращать, — криво улыбнувшись, произнесла Кассандра. Затем она посмотрела на меня и спросила: — А ты? Почему ты молчишь?

— Я — за то, чтобы обратиться к туарегам.

— Ура! — радостно воскликнула Касси. — Двое против одного.

— Однако профессор, в общем-то, прав.

— Что ты хочешь этим сказать? — ошеломленно пробормотала Кассандра.

Я несколько секунд шел молча, уставившись в землю и размышляя о том, как бы изложить свои мысли так, чтобы они не показались моим друзьям обидными.

— Мне кажется, — наконец заговорил я, взвешивая каждое слово, — что мы подвергнем себя излишнему риску, если все трое поедем через пустыню. — Оторвавшись от созерцания носков своих ботинок, я поймал на себе взгляд пары настороженных зеленых глаз. — Пустыня — это совсем не то романтическое место, каким ты ее себе представляешь. — Я обнял Кассандру рукой за талию. — Находиться в пустыне опасно не только потому, что там очень жарко и нет воды, но и потому, что по ней бродят различные разбойничьи шайки. Я считаю, что будет правильнее, если вы с профессором вернетесь в Томбукту и подождете там, а я попытаюсь добраться до Табришата. Я возьму с собой цифровой фотоаппарат и постараюсь сделать огромное количество снимков этого таинственного ящичка. Из Табришата я отправлюсь по автодороге в Гао, а оттуда на лодке вернусь в Томбукту, где мы и соберемся опять все вместе.

— То есть ты предлагаешь, чтобы мы с профессором прохлаждались в комфортабельной гостинице, а ты отправился в пустыню с какими-то незнакомыми людьми и рисковал там своей жизнью? — По мере того как Кассандра произносила эти слова, ее голос звучал все более негодующе.

— Да, именно это я и предлагаю.

Кассандра убрала мою руку со своей талии и преградила мне путь, уперев руки в бока.

— Понятненько… — процедила она сквозь зубы, едва сдерживая ярость. — Девочка и старичок отправятся в укрытие, а наш бравый герой в одиночку ринется навстречу смертельным опасностям.

— Я совсем не это хотел сказать.

— Не прикидывайся дурачком, Улисс.

— Касси, дорогая, я просто не хочу, чтобы с тобой и профессором случилось что-нибудь плохое. Я…

Я попытался положить руку на плечо Кассандры, но она рез-ко оттолкнула ее.

— Не зли меня, приятель! — выпалила она и с вызывающим видом произнесла: — После того как мы проделали такой огромный путь, я не собираюсь взять и повернуть назад только потому, что ты вдруг решил изобразить из себя настоящего мужчину.

Стояла такая ужасная жара, что я не нашел в себе ни душевных, ни физических сил спорить с этой строптивой женщиной.

— Хорошо. Поступай, как ты считаешь нужным. Я всего лишь высказал свою точку зрения.

— В следующий раз, прежде чем высказывать свою дурацкую точку зрения, хорошенько подумай, — сердито проворчала Кассандра.

Мне не хотелось продолжать этот спор, в котором я все равно не смог бы победить, а потому я ограничился тем, что шумно вздохнул и посмотрел на профессора, наивно ожидая получить от него поддержку.

— Профессор, а вы? — спросил я. — Вы-то что думаете по этому поводу?

Профессор, к тому моменту успевший опередить нас на несколько шагов, остановился и задумчиво посмотрел на носки своих ботинок.

— У меня нет ни малейшего желания шастать по пустыне, однако я согласен с Касси. Я готов рискнуть ради того, чтобы добраться до пресловутого ящичка с изображением символа тамплиеров, и если уж ехать в Табришат, то всем троим.

Итак, решение было принято: мы едем втроем. После того как мы собрали свои вещи, Модибо дал нам провожатого, чтобы тот довел нас до колодца, возле которого разбили свой лагерь туареги — «люди в синих одеждах». Дела у нас обстояли, в общем-то, не так уж и плохо. Мы узнали о местонахождении предмета, ради которого приехали в эту страну (хотя нам все еще не удалось толком разобраться, что же это все-таки за предмет), болезни пока что обходили нас стороной, а на небе появлялось все больше белых облачков, с которыми мы связывали надежду на ослабление удушающей жары. Тем не менее, как только мы решили отправиться в Сахару, у меня появилось какое-то неприятное предчувствие.

Предчувствие, которое, к сожалению, оказалось не напрасным.

Несмотря на то что мы пробыли в деревне менее суток, прощание с ее жителями было таким трогательным, как будто мы прожили здесь несколько месяцев. Нам пришлось обняться буквально с каждым из жителей, и при этом потребовались большие усилия, чтобы убедить их, что мы не можем задержаться в их гостеприимной деревне еще на какое-то время. Следуя своим обычаям, они хотели приготовить для нас прощальный обед, после которого мы должны были пройти обязательный, как принято у африканцев, ритуал обращения к добрым духам с просьбой защитить нас в пути от духов злых. Я с грустью подумал, что подобная защита, если бы, конечно, она и в самом деле существовала, пришлась бы очень даже кстати.

Окруженные толпой детей, мы вышли из деревни, и посреди этих беззаботно снующих туда-сюда босоногих и почти голых ребятишек я в своей куртке, штанах и ботинках на рифленой подошве и с громадной дорожной сумкой в руках выглядел, наверное, довольно нелепо.

После того как мы прошли пару бесконечно длинных километров под безжалостно палящим солнцем, которое все никак не могли закрыть собой набежавшие на небо облака, наш проводник остановился и, вытянув руку, показал на расплывчатое темное пятно, маячившее впереди, как мираж.

— Туарег, —произнес проводник всего одно слово и затем, пожав каждому из нас руку, развернулся и пошел по своим следам обратно в деревню.

Мы остались втроем.

По мере того как мы шагали дальше, высушенная зноем саванна постепенно сменялась бесплодной местностью, которая, как мне показалось, десятилетиями не видела дождя. Здесь не росли даже акации, и лишь немногочисленные чахлые кустики своей тенью нарушали светло-коричневое однообразие пейзажа. Это была далеко не та кишащая живностью саванна, которую мы привыкли видеть по телевизору в документальных фильмах об Африке — антилопы гну, зебры, львы… Здесь не было никакой живности. Вообще никакой. Если бы у смерти был свой дом и на двери этого дома висел бы посвященный ей плакат, то он, наверное, представлял бы собой фотографию местности, по которой мы сейчас шли.

— Ну и долго мы будем так шагать? — сердито пробурчал профессор, останавливаясь и бросая свою дорожную сумку на землю.

Касси вытерла платком пот со лба.

— Вон видите там, впереди? — сказал я, протягивая руку вперед. — Это, должно быть, и есть лагерь туарегов.

Кассандра тоже поставила свою дорожную сумку на землю и тут же плюхнулась на нее.

— А вам не приходило в голову, что они могут отказать нам и не взять нас с собой? — спросила она, по-видимому растерявшись от только что пришедшей ей в голову мысли.

— Дорогая моя, а не поздновато ли ты об этом подумала? — недовольно спросил профессор, который пребывал далеко не в бодром расположении духа.

— Да это просто шутка. Я уверена, что они не откажут нам в помощи.

— Ну что ж, — сказал я, снова трогаясь в путь, — сейчас у нас есть только один способ это проверить.

Вскоре мы подошли к лагерю туарегов так близко, что различили и их шатер, который имел характерную форму, и полсотни находившихся вокруг него верблюдов светло-песочного цвета, и даже неподвижную фигуру в черной одежде, одиноко стоявшую у шатра. Мы брели, еле передвигая ноги и то и дело прикладываясь к своим флягам с водой, которые очень быстро пустели.

Еще минут двадцать ходьбы — и мы вплотную подошли к стоявшему у входа в шатер человеку, голову которого почти полностью покрывал черный тагельмуст — головной убор туарегов, оставлявший открытыми только глаза. Глаза эти смотрели на нас с явной настороженностью. Свою левую руку человек положил на пояс, поближе к висевшему там кинжалу, а правой снял с плеча и как бы невзначай направил в нашу сторону длиннющее одноствольное ружье. На вид оно было таким древним, что, пожалуй, при стрельбе могло оказаться опаснее для самого стрелка, чем для его цели. Но, тем не менее, ружье служило очевидным предостережением для непрошеных гостей.

Никаких других людей поблизости не было, однако я не сомневался, что внутри шатра есть кто-то еще, потому что вряд ли один человек смог бы управиться с таким большим количеством верблюдов.

— Ас-саламу алейкум, —сказал я, подходя к туарегу.

— Ва алейкум ас-саламу, — недружелюбным тоном ответил он, да и то после довольно длинной паузы.

— Parlez-vous français?[40] — без особой надежды спросил я. Туарег продолжал стоять неподвижно, как статуя, и с его губ не слетело ни единого звука.

— English?[41] Испанский? — спросил я, еще меньше веря в успех.

Молчание.

Касси разочарованно вздохнула:

— Ну и вляпались же мы!

Ситуация была критической, потому что у меня появилось подозрение, что если мы не сумеем быстренько преодолеть возникшие лингвистические трудности, то наш немногословный друг, чего доброго, еще отправит нас пинком под зад обратно в деревню.

— Я — Улисс, — представился я, решив использовать отработанную вчера в деревне манеру общения и тыкая себя пальцем в грудь. Показав затем на профессора и Касси, я назвал их имена.

Туарег поочередно посмотрел на каждого из нас, задержав взгляд на Кассандре, а затем, к моему большому облегчению, переложил ружье в левую руку, а правую протянул мне в знак приветствия.

— Ибрагим, —сказал он.

Потом он завел нас внутрь шатра, где в полутьме сидели пятеро мужчин, выражение лиц которых не внушало особого доверия. Они пригласили нас присесть на потертые ковры и выпить с ними по стакану чая.

Затем с помощью жестов, географической карты региона, в котором мы находились, и огромного терпения нам кое-как удалось объяснить туарегам, что от них требуется. Поразмыслив несколько секунд, Ибрагим произнес по-французски всего три слова:

— Trois cent mille[42].

— Что он сказал? — спросил у меня профессор, не веря тому, что он и сам, по-видимому, понял.

— Он просит триста тысяч франков КФА, — ответил я.

— Для человека, не говорящего по-французски, он довольно легко оперирует цифрами, — заметила Кассандра.

— Готов поспорить, что этот тип говорит по-французски получше меня, — ответил я, покосившись на Касси.

Профессор снял с себя шляпу и тыльной стороной ладони вытер со лба пот.

— Да хоть по-корейски, но триста тысяч франков КФА пускай просит у своей любимой тети, — раздраженно произнес Кастильо.

— Не переживайте, профессор, торги еще только начинаются. Они просят триста тысяч, я им предложу пятьдесят тысяч, и в конце концов мы сойдемся где-то посередине. В Африке всегда торгуются — по любому поводу.

Это был уже не первый раз, когда мне приходилось торговаться, находясь в крайне неблагоприятной для себя ситуации, и я знал, что, если я хочу добиться более-менее приемлемой цены, мне придется выдержать долгую и трудную дискуссию, потому что у меня, образно говоря, не было козырей. Да какие там козыри — оставшейся у нас питьевой воды не хватило бы даже на обратную дорогу в деревню. Поэтому я очень удивился, когда, вопреки моим ожиданиям, мне удалось довольно быстро сойтись на весьма выгодной для нас цене.

— Ну вот мы вроде бы и договорились, — сообщил я своим спутникам. — Они сказали, что довезут нас до Табришата за восемьдесят тысяч франков КФА.

— Ты молодец! — похвалила меня Кассандра. — Это хорошая цена.

— А когда мы выезжаем? — спросил профессор, с довольным видом похлопав меня по спине.

— Завтра рано утром. В Табришате мы будем дня через три-четыре.

— Замечательно! — воскликнул Кастильо, потирая руки. — Мне не терпится добраться до того таинственного ящичка.

Однако лично я был весьма далек от эйфории, охватившей моих друзей, потому что поведение туарегов вызвало у меня определенные подозрения. Мне показалось, что они украдкой посматривали на нас, как лиса на курицу.

Касси, заметив мою озабоченность, взяла меня за руку.

— Что с тобой? — тихонько спросила она.

— Ничего. Все в порядке. Я просто не ожидал, что мне удастся так быстро сбить цену.

Касси удивленно подняла брови:

— И это тебя беспокоит?

— Меня беспокоит то, насколько быстро у меня это получилось. Вспомни, что люди этой народности всю свою жизнь занимаются торговлей, и, стало быть, им то и дело приходится торговаться. Они имеют в этом огромный опыт и, учитывая ситуацию, в которой мы оказались, могли бы вытянуть из нас столько денег, сколько сочли бы нужным. Однако все вышло совсем наоборот: мне почему-то позволили значительно сбить цену, причем слишком быстро.

Я посмотрел на туарегов, которые в этот момент о чем-то между собой разговаривали и пересчитывали деньги, которые я им только что передал.

— Слишком быстро, — повторил я.