Последняя надежда. Шпионская сага. Книга 1

Тель-Авив, ул. Дизенгофф. Явочная квартира Моссада 22 сентября 2002 года, 21:10

…В квартире на втором этаже высотного дома в центре Тель-Авива тихо работал телевизор. Напротив него, вальяжно расположившись в кресле и положив ноги на стол, сидел Рафаэль Винер, или просто Рафи, как его звали родственники, знакомые, сослуживцы и даже уборщицы организации, где он проработал много лет до совсем недавнего времени. В настоящее время Рафи стал пенсионером, покинувшим пост начальника Моссада – израильской внешней разведки. А здесь, в явочной квартире, оставленной в его распоряжение на ближайшие полгода согласно неписаным, но беспрекословно соблюдаемым правилам, заведенным еще предшественником его предшественника, он смотрел теленовости. Уютная тишина располагала к размышлениям. Винер официально вышел в отставку месяц назад, но свойственного пенсионерам расслабления и покоя, впрочем, как и усталости, совсем не ощущал.

Обычно человек, когда ему доводится освободиться от каждодневных служебных забот и наконец-то уйти на заслуженный отдых, обретает массу времени, чтобы подвести итоги. Нередко он принимается пересматривать пройденное, и многое начинает представляться совсем иным, но с Рафи ничего подобного не случилось. Почему? Может, от того, что его не оставляла профессиональная привычка к собранности и анализу политической ситуации в стране и в мире? А может, времени прошло маловато… К тому же бывшие коллеги звонили почти каждый день: кто проконсультироваться, кто посоветоваться, а некоторые – поинтересоваться, как дела… В общем, пенсионером Рафи стал, так сказать, юридически, а не в действительности. Да и события особенно расслабляться не давали.

Вот и сегодня утром прозвучал короткий, но весьма важный звонок из Вашингтона. В закодированной форме связной ЦРУ просил о срочной, в высшей степени секретной конфиденциальной встрече. Код личный, самого высокого уровня, и, хотя Рафи отошел от дел, ему пришлось согласиться. Ошибки быть не должно: американцы знают, что он в отставке, но обратились к нему. Значит, происходит нечто важное.

Теленовости продолжались. Одед Гранот – начальник арабского отдела Первого канала государственного телевидения – весьма убедительно рассказывал о расстановке сил в Палестинской автономии. Рафи, регулярно получавший подробные отчеты от своих аналитиков, начал было уже позевывать, но тут раздался условный звонок.

Мгновенно сбросив дремоту, бывший глава Моссада пружинисто встал и открыл дверь. На пороге стоял адмирал Ирвин Кей. В жилах Рафи не текло английской крови, дипломатическим манерам его никто толком не обучал – так, обычные знания этикета человека его положения, поэтому он замер от удивления, и тень легкой растерянности промелькнула на его слегка одутловатом лице. Сам Кей?! Начальник управления секретных операций ЦРУ, всемогущий Кей, отвечающий практически за самые сложные и малоизвестные дела этой организации, один из старших сотрудников национальной службы безопасности США! Что ему понадобилось от пенсионера?

На всех, кто занимается или занимался шпионажем, работа накладывает отпечаток, особенно на внешность, да и на личность в целом. Лицо становится непроницаемо спокойным, в речи и движениях появляется собранность. Так выглядел и Кей: высокий, под метр девяносто, стройный мужчина с голубыми глазами. Как всякий американец, Кей всегда заботился о своих волосах. Когда у американцев не ладится что-либо, они говорят: «У меня сегодня волосы не лежат». Кей мог похвалиться элегантной светлой с проседью шевелюрой, коротко подстриженной, с аккуратнейшим пробором на правую сторону. Было заметно, что пробору уделялось особое внимание. Но внешний вид адмирала говорил о том, что сегодня волосы у него «не лежали». Кею было явно не до любезностей, лицо и манера держаться выражали явную настойчивость и нетерпение. Он приехал на встречу прямо из аэропорта, заметив, что не полетит сегодня обратно, хотя на Нью-Йорк из Тель-Авива ежедневно поднимались восемь авиарейсов.

Рафи сразу заметил отсутствие сопровождающих, что у людей такого уровня и ранга означало абсолютную секретность. Так и оказалось. Первым делом Кей объяснил, что в Вашингтоне о поездке никто не знает, и попросил полной конфиденциальности: «Ничего не записывать, никаких помощников, никаких референтов». Бывают люди, которым не принято отказывать, и Кей как раз к таким и принадлежал. Рафи, зная это, почему-то начал опасаться продолжения беседы и после небольшого замешательства, вызванного появлением адмирала и его первыми словами, принялся оживленно объяснять, что он пенсионер, никому ничего докладывать не должен, а помощников и референтов ему теперь не положено.

– Может, ошибка? Меня вызвали на встречу, перепутав с преемником?

Кей слегка улыбнулся в ответ.

– Пенсионер, говоришь? Это ты налоговой инспекции объясняй. Слушай, я прошу тебя отключить записывающие устройства в квартире, – добавил он уже абсолютно серьезно.

Рафи выключил аппаратуру. Вообще они с Кеем уже много лет были коллегами. У американцев разницы между приятелем и сослуживцем практически не существует. На работе, за редким исключением, все обращаются друг к другу по имени, как и в Израиле, не считается зазорным обсуждать семейные проблемы, делиться новостями чуть ли не обо всех домашних событиях, включая встречи с психиатром. Решив немного разрядить обстановку, Рафи на правах старого приятеля перевел разговор на личные дела.

– А ты не удивляйся, – ответил он. – Я в первый раз о пенсии подумал еще в Англии, когда мне всего тридцать пять стукнуло. Тогда в Центре начальство дерьмовое сидело. Ничем не угодить – ни успехами, ни победами: что бы ни сделал, они только губы поджимали. Но уходить некуда, а семью требовалось кормить. Поэтому я в конторе редко появлялся, все больше с операции на акцию, с акции на операцию скакал. Сейчас тоже пенсионером себя не чувствую. Так, временное отстранение от дел… Предложений масса. Можно возглавить какой-нибудь аналитический центр, у Арада, например, получилось, я к нему регулярно на форумы ездил и даже выступал. Но самому ничего городить неохота. В бизнес – может быть, да не мое это. Богатеть я не азартен, хотя и оттуда предложений пруд пруди. А так просто в офисе штаны просиживать – скучно…

Кей улыбнулся. За годы службы он неплохо изучил характер своего израильского коллеги, поэтому и обратился именно к нему.

– Видишь ли, Рафи, – хитровато улыбаясь, начал Кей, – я ведь тебя знаю лет двадцать…

– Двадцать два, – поправил тот.

– …и обычно мы работали сообща и практически всегда были союзниками.

– Ну конечно, – в тон адмиралу ответил Рафи, пытаясь догадаться, куда тот клонит.

– Только однажды твоя организация – видимо, по незнанию – перехватила у нас высокопоставленного сотрудника КГБ. Правда, он оказался фигурой подставной. Настоящего-то мы упрятали надежно, но я еще тогда догадался, что этот Гардин, который так ловко все прокрутил, работал на вас, хотя считался агентом КГБ. Не мог же он в одиночку провернуть такую операцию, причем, когда мы решили поставить точки над «i», он вдруг исчез без следа. Испарился, видите ли! Его объявили в розыск, но следов не обнаружили никаких и нигде, а искали мы, поверь, очень основательно. Еще тогда его у нас заочно приговорили к высшей мере, и официально парень все еще числится в розыске. Но сам он так хорошо спрятаться не мог, кто-то за ним стоял и стоит. И с тех пор, как только где-то проводится какая-нибудь, скажем так, особо деликатная операция Моссада, появляется некто неизвестный, и после завершения работы исчезает. Надо сказать, действует всегда аккуратно и очень эффективно. Так что вывод напрашивается сам собой.

– Впрочем, – Кей хитро посмотрел Рафи в глаза, – какие там счеты между друзьями, давно это было! Я ведь тоже перед тобой виноват, не всегда вовремя сообщал о происходящем. Один раз вы даже потеряли несколько человек из-за отсутствия информации, которой я владел.

Кей ровным тоном, не повышая и не понижая голоса, продолжал говорить. Рафи молчал, мысленно проигрывая события двенадцатилетней давности. Адмирал недвусмысленно дал понять, что очень хорошо знает, кто стоял за неудавшейся попыткой Комитета госбезопасности перехватить одного из наиболее важных своих перебежчиков – заместителя руководителя Центральной школы КГБ.

Кстати, а вообще-то чего американцам надо? Что им, перебежчиков не хватает? Одно время, уже занимая приличный пост в Моссаде, Рафи отвечал за координацию работы с ЦРУ и знал о существовании «крота» в Главном разведывательном управлении Генштаба Советской Армии. Из центра ЦРУ в Ленгли Рафи получал документы на проверку, и действительно, данные о действиях агентов ГРУ на Ближнем Востоке были бесценными. Практически все нелегалы, посланные в Израиль, находились под «колпаком». Под наблюдением были и все их источники информации на Ближнем Востоке, включая Египет, Сирию, Ливан, Иран и Ирак. Да и сведения о советских ракетах, отправляемых во враждебные Израилю Сирию и Египет, профессионалы оценивали как информацию самого высокого качества. Много позже Рафи узнал, что переданные «кротом» данные фактически открыли дорогу соглашению между Китаем и США, и затем чуть не привели к практически полному разрыву отношений между Китаем и СССР. Американцы подбросили каждой стороне компромат друг на друга, те и рассорились.

Кей моментально уловил реакцию Рафи, почувствовал его недоумение и понял причину – адмирал был опытен, очень опытен. Итак, цель достигнута: Рафи не возразил, признав тем самым свою причастность к прошедшим событиям, а большего в первые минуты беседы адмиралу и не требовалось. Выдержав небольшую паузу, он перешел к делу.

– В общем-то у меня к тебе претензий нет, ты выполнял свою работу. Мы это еще тогда поняли. Двойник погиб. Жаль, но не более. Русские решили, что их перебежчик убит, чего нам и было нужно. Мы не собирались раскрывать их разведсеть, мы хотели ее контролировать. Ах, да! – Кей артистично воздел руки кверху. – Что ж это я тебе секреты раскрываю? Ты ведь теперь пенсионер, и чем меньше знаешь, тем спокойнее спишь. Но все равно продолжу.

Он опять хитро взглянул на Рафи.

– Понимая, каковы твои возможности, мы сознательно не раздули шумихи вокруг этой истории, чтобы ты мог беспрепятственно продвигаться по служебной лестнице и занять самый высокий пост в такой уважаемой организации, как Моссад. Так что ты – мой должник. Понимаешь?

И снова – взгляд глаза в глаза.

Рафи оценил услышанное сразу же. Если бы раскрылось его участие в операции против союзников, то блестящая карьера наверняка застопорилась бы, если не хуже. Он испытывал к Кею искреннюю благодарность за молчание. Тот, однако, не останавливался.

– Это прелюдия. Я знаю, что ты использовал Гардина еще несколько раз, например, в Вене, когда вы взяли полковника СС Грубера со всеми партийными деньгами мюнхенского филиала национал-социалистической партии Германии. Мы знали об этой операции от начала и до конца, но для нас она не представляла интереса. Это ваши еврейские дела с немцами. Мы в чужой бизнес нос не суем и даже порадовались вашему успеху. И в Бейруте он тоже проворачивал для тебя не совсем обычные вещи – я о них даже говорить не стану. И про подставную фирму в Амстердаме тоже знаю… А теперь перейдем к делу. Или ты не готов и хочешь, чтобы я продолжил перечислять твои подвиги?

После выхода в отставку Рафи получил несколько прекрасных предложений. Одно из них казалось особенно привлекательным: возглавить правление фирмы, занимавшейся разработкой новых технологий в области электроники для военной промышленности. В скором времени фирма должна была выйти на биржу, а такие предложения мало кто способен отвергнуть. Любая развивающаяся компания старалась обзавестись в качестве руководителя личностью известной, а Рафи ушел со своего поста на пике популярности и успеха. И хотя от рождения он вовсе не был бизнесменом, его реноме и связи вполне удовлетворяли хозяев компании, готовых предложить ему самые лучшие условия, о каких обычный человек мог только мечтать. А финансовыми делами займется профессионал. Рафи уже почти согласился встать во главе компании и лоббировать ее интересы в министерстве обороны и в других организациях, о которые не принято упоминать всуе. В общем, горячего желания вступать в игру с Кеем, да еще секретную, у него не возникало.

– Да, кстати, – Кей снова посмотрел Рафи в глаза, – я получил третью звездочку и теперь руковожу всеми секретными операциями ЦРУ. Так что не бойся, я прикрыт на самом высоком политическом уровне и готов сделать так, чтобы мой президент позвонил твоему премьеру, они ведь друзья.

«Ах ты, черт, – выругался про себя Рафи, – он и это продумал. Что же ему нужно? Видимо, что-то серьезное…»

– А теперь перейдем к деталям, – уже совсем по-деловому сказал Кей. – Как ты знаешь, после 11 сентября мы почти месяц были в шоке, но потом пришли в себя и теперь гоняемся по всему свету за Аль-Каидой и ее союзниками. Главное наше направление, а мы поняли, что оно главное – это перекрыть террористическим организациям денежные потоки.

Кей открыл папку и бросил на стол перед Рафи несколько фотографий элегантного молодого мужчины в форме офицера вермахта нацистской Германии. После небольшой паузы он продолжил:

– Это подполковник Ганс фон Альвенслебен, начальник одного из отделов разведслужбы вермахта «Армии Востока» под руководством генерала Гелена. Настоящий военный разведчик, он работал всегда четко и профессионально. Его отчеты и донесения были объективными, точными, логичными. Гитлер никогда не выслушивал его до конца, приходил от услышанного в ярость, а за пораженческие настроения угрожал отправкой в концлагерь, в конечном счете запретив Гелену высказывать свое мнение.

В апреле 45-го его сняли с должности, но расстрелять не успели, хотя трудились не покладая рук, до капитуляции пустив в расход почти всех противников Гитлера. Так, адмирала Канариса, начальника внешней военной разведки вермахта, и его заместителей расстреляли всего за месяц до поражения Германии. Гелен избежал подобной судьбы, так как предвидел развитие событий. После окончания войны он, не будучи запятнанным военными преступлениями, работал с нами, а затем организовал разведслужбу Западной Германии. Не сотрудничать с ним мы не могли. Помимо безупречной репутации, что в то время было очень важно, он сохранил архивы и, более того, привлек на нашу сторону многих сотрудников Канариса, которых лично знал. В годы холодной войны эти люди оказались незаменимыми. Они знали обстановку внутри СССР до тонкостей, а самое главное, у них под контролем оставались некоторые разведсети русских, организованные во время войны на территории Европы, и сети, созданные немцами в Европе и на оккупированных территориях. Помнишь дело Закревского, резидента из Львова? Именно по этому делу к тебе впервые обратился Гардин за помощью, не так ли? Так вот, Закревский был из обоймы Гелена.

Кей вздохнул. Посмотрел на Рафи и, не встретив возражений, продолжил:

– До 1956 года Ганс фон Альвенслебен продолжал работать с Геленом в разведке Западной Германии, но погиб в автокатастрофе. Его похоронили со всеми воинскими почестями, семья получила пенсию. Мы вели дела на всех бывших гитлеровских офицеров. Под особым наблюдением оставались те, кого было целесообразно привлечь к совместной работе, но поскольку фон Альвенслебен погиб, его досье отправили в архив. Послужной список у него, как и у Гелена, безупречен, никаких нарушений. Военный в полном смысле слова.

И вот сейчас, через много лет, когда в связи с терактами мы начали проверять подозрительные банковские счета, он вдруг высветился. У нас сохранились его данные, поэтому мы точно знаем, что это он.

А теперь – к главному.

Кей немного помолчал, словно подчеркивая важность слов, которые должны сейчас прозвучать.

– Уже много лет прослеживается действие какой-то тайной организации, но все попытки что-либо узнать о ней всегда заканчивались неудачей. У ее членов огромные связи, многие из них, видимо, сидят на серьезных постах в правительствах и спецслужбах. Несколько наших агентов, слишком близко подошедших к этой тайне, просто исчезли. Любого, кого мы подозревали в членстве в этой организации, всегда предупреждали, и до конца ничего выяснить так и не удавалось. Лет десять назад ФБР даже создало специальный отдел для выявления тайных организаций, проникших в эшелоны власти. Результат нулевой… Кроме слухов и намеков, ничего конкретного, несмотря на выделенные им серьезные бюджеты. Я подозреваю, в чем тут дело… и в ком, хотя конкретных доказательств нет и у меня.

Кей задумчиво посмотрел на Рафи и, немного помедлив, спросил:

– Ты готов слушать дальше?

Старый разведчик удивленно взглянул на гостя и, не проявляя явного энтузиазма, пожал плечами. Кей принял молчание Рафи за знак согласия.

– Хорошо, продолжу. Думаю, что после окончания Второй мировой эта организация была создана на основе нацистской «Анэнербе» – отдела СС, призванного изучать корни арийской расы и доказать ее всемирное превосходство. Фанатизм верхушки нацистской Германии можно объяснить только влиянием оккультизма – здравого смысла и логики тут недостаточно. Любой знаток эзотерики скажет, что нацизм собирался изменить мир, в том числе и магическим путем. Цель «Анэнербе» была и осталась прежней – создание расы сверхлюдей, как задумал Гитлер. Германия вообще известна традицией организации тайных обществ – за века их набралось несколько сотен. Скорее всего, мы имеем дело с потомками членов знаменитых «Судов Фема», созданных Карлом Великим в 772 году. Эти «Суды» боролись с тьмой, то есть с инакомыслящими, точнее, с язычниками саксонцами. Имели строгую иерархию, устав, четкие правила приема, в общем, все, что необходимо для секретной организации. За несколько лет саксонцы поменяли веру или погибли, и король распустил «Суды» за ненадобностью – задачу свою они выполнили, причем безжалостно и быстро. Но сама организация, точнее, ее руководители, не захотели отказаться от полученной власти. И скрылись из виду на сотни лет, продолжая свои грязные дела. Периодически у власть имущих возникала необходимость в услугах тайного и могучего ордена, и тогда мастера кровавых дел выходили из подполья, чтобы после окончания очередной миссии вновь перейти на нелегальное положение. В общем, они никогда не исчезали совершенно, и самый зловещий период их деятельности – Средние века, когда они стали называться орденом иллюминатов, что в переводе со старотевтонского означает «наказывающие», затем опять меняли название, и так много раз. Подобно любому тайному обществу, внутренние правила и ритуалы «Фема» оставались жесточайшими. Посвященные считались у них святыми и обычно не скрывали причастности к ордену, ведь тронуть их было нельзя. Любого обидчика всегда подвергали казни, даже короля.

Кей снова умолк, с силой, словно после тяжелой работы, растер ладони, прошелся по комнате и снова вернулся на место. Поудобнее расположившись в кресле, он продолжил:

– С середины XVIII века следы «Судов Фема» исчезают, хотя сами они продолжают действовать, чему есть масса доказательств. Мои аналитики считают, что в период Третьего рейха многие члены «Фема» начали сотрудничать с нацистами, а после 1945-го снова скрылись, но их следы заметны повсюду. С поражением Гитлера история нацизма не остановилась, и нам известно немало тайных обществ, созданных бывшими сторонниками фашизма. Но тут что-то другое и по масштабу, и по возможностям. Скорее всего, эти люди поклялись восстановить рейх и продолжить покорение Европы, чего не удалось их вождю. К сожалению, мир наполнен сумасшедшими, уверенными в своей правоте и не останавливающимися ни перед чем. Таких немало среди мусульман. А теперь оказывается, что подобные персонажи живут и среди нас, цивилизованных вроде бы людей. Ты уж извини, что повторяюсь, но детали очень важны: «Анэнербе» организовали в 1933 году с единственной целью – доказать преимущество нордической расы и предоставить Третьему рейху идеологию, позволяющую захватить мир и править им. Считается, что нацисты вложили в эту организацию столько же средств, сколько США в ядерную программу. Организация состояла из пятидесяти двух отделов и привлекла к работе лучших ученых Германии. Кстати, последнего руководителя «Анэнербе», профессора Зиверса, на Нюрнбергском процессе приговорили к смертной казни за проведение опытов над военнопленными.

После войны мы перевели в Штаты около пяти тысяч ученых и военных и привлекли их к разработкам секретных научных программ, которые они вели еще в Германии. Часть из них считались военными преступниками, но на это закрыли глаза – слишком уж много они знали и очень эффективно трудились. Успех превзошел ожидания – ничего не скажешь, немцы работать умели. Только при Кеннеди, когда сведения о секретных разработках, точнее, о разработчиках, просочились в газеты, разгорелся скандал. Конечно, всех тут же поувольняли с государственной службы, но ни для кого из них не составило особого труда обосноваться в частных фирмах. Мы думаем, что кто-то из них и сейчас задействован в этой непонятной организации.

Кей снова прервал свою речь и на сей раз открыто уставился на Рафи, пытаясь оценить его реакцию. То т продолжал молчать, не выказывая никаких эмоций и скромно опустив глаза.

– Но давай вернемся к фон Альвенслебену. Через него проходят очень большие суммы. Мы подозреваем, что он финансирует террористические операции в Латинской Америке и у нас, поскольку бо́льшая часть денег оседает именно по этим адресам. Буэнос-Айрес, Лима, Рио-де-Жанейро, или Чикаго, Нью-Йорк и Вашингтон… Та м очень сильны мусульманские общины, а часть из них проповедуют радикальный ислам. Нам известно, что в этой организации не брезгуют ничем: они торгуют оружием, провоцируют региональные конфликты, а затем снабжают вооружением обе воюющие стороны. Торговля наркотиками им тоже не чужда. И конечно же промышленный шпионаж: они охотятся за новыми перспективными технологиями. Их методики разнообразны и безграничны, к тому же они пользуются услугами террористов всех мастей. В процессе слежки за ячейками Аль-Каиды выявились контакты между радикально настроенными мусульманами и европейцами. Во всяком случае, людьми с европейской внешностью. Связь эта может иметь очень плохие последствия, и тут есть над чем подумать.

Рафи продолжал сидеть недвижно, не выказывая заинтересованности в продолжении рассказа. Но Кей, ничуть не смущаясь, продолжал:

– Расскажу тебе еще кое-что. Нам удалось установить связь фон Альвенслебена с двумя очень загадочными смертями. Одна, – Кей бросил на стол папку, – некий Вольфганг Панакис, владелец маклерской конторы в Салониках. Дело в том, что Аль-Каида сформировала свою военную флотилию, явно что-то планируя. На сегодня мы знаем о девятнадцати подозрительных покупках грузовых кораблей. Большинство судов приобретено в самом начале 2002 года, другие находятся в процессе закупки, а большая часть документов оформлялась через контору Панакиса в греческих Салониках. Все девятнадцать кораблей рассредоточены в небольших гаванях и островных укрытиях Индийского океана. Суда разнотипные, грузовозы по двести–триста тонн, то есть малые. Мы подозреваем, что их планируют использовать как корабли-камикадзе для протаранивания больших военных и гражданских лайнеров. А это уже мегатеракт… Теперь представь, каких усилий стоит нам наблюдение: Мировой океан одновременно бороздят почти пятьдесят пять тысяч кораблей грузоподъемностью более пятисот тонн, ведь девяносто процентов всех мировых грузоперевозок проводятся по морю. Суда помельче учесть просто невозможно. Только подумай, что где-то уже отрабатывается либо идея затопления большого круизного корабля с тысячами отдыхающих на борту, либо авария танкера с сотней тысяч тонн нефти на борту. Вас это тоже должно касаться. Корабли израильской компании «Цим» бороздят практически все моря и океаны. И вы с их точки зрения – очень хорошая мишень, почти идеальная.

Кей опять остановился. Тяжело вздохнул. Видимо, монолог начал утомлять и его, но он не спешил заканчивать.

– Они уже опробовали такие варианты в 2000 году, подорвав наш эсминец «Коуэл» в Йеменском порту. Та м погибло семнадцать моряков. Месяц назад они сделали то же самое с французским танкером «Лимбург» и в том же месте. А несколько переводов со счетов нашего фон Альвенслебена были сделаны именно в Салоники! Мои следователи уверены, что именно он финансировал покупки, хотя никаких прямых доказательств нет. Мы уже почти обнаружили связь между Альвенслебеном и Панакисом, и вдруг этот грек умирает! Да как! В постели, якобы от сердечного приступа. Конечно, мы начали разбираться. И что ты думаешь? Панакис оказался разыскиваемым военным преступником Германом Бернхольдом, членом СС с 1931 года, номер билета 10992. Он даже служил некоторое время в личном эскорте Гитлера в звании гаупштурмфюрера.

А вот тебе другой случай, – Кей снова достал из портфеля папку и бросил ее на стол. – Гомес Пелегез, видный аргентинский бизнесмен, проживал в Буэнос-Айресе. Оказалось, что он не Гомес, а Вольфганг Виш, сын Теодора Виша, видного сотрудника СС, служившего в конце войны в центральном аппарате этой организации. По официальным данным, Теодор Виш скончался в январе 1955 года в Гамбурге. Мы проверили – так и есть. А вот его истинное семейное положение властям известно не было. Сын считался пропавшим без вести на войне, куда попал совсем юнцом. И вот теперь объявился, но допросить его уже нельзя. Та же история. Мы почти уже взяли этого «бойца», как вдруг Гомес умирает. Тоже абсолютно естественной смертью – от сердечного приступа, тоже скоропостижно и неожиданно. А теперь скажи, должен я верить всему этому? Кстати, очень много денег, проходивших через счета Альвенслебена, оседали именно в Буэнос-Айресе.

– Не понимаю, – прервав плавный рассказ Кея, заговорил Рафи. – Такая организация, как ЦРУ, и нуждается в моей помощи?

Кей снова широко, по-голливудски, улыбнулся, потрогал подбородок, словно проверяя отросшую с утра щетину. И уже с явно приказными интонациями в голосе заявил:

– Поручи своему Гардину добраться до Альвенслебена и выяснить все возможное о его счетах, а заодно пускай пощупает и его самого. Последние два года он увлекается Каббалой, что теперь может очень и очень пригодиться.

Кей неспешно вытащил из портфеля очередную папку. Ее он не бросил на стол, а аккуратно раскрыл и с легкой улыбкой извлек несколько фотографий. Рафи опешил. На снимках был Леонид Гардин, входивший в офис известного раввина в Нетивоте, где изучают Каббалу. Такого Рафи не ждал.

– Опять Гардин? – Рафи удивленно приподнял бровь.

Кей ему нравился. Все их предыдущие встречи и совместные дела проходили вполне сносно. В нем не было привычной для американцев бесцеремонности, что так раздражало европейцев. Но подобная просьба – пожалуй, чересчур…

– Да, Леонид Гардин или Леон, как ты его называешь. Думаешь, я не знаю, что он твоя палочка-выручалочка? Я ведь уже сказал, что именно он провел операцию с Грубером в 96-м. Вы тогда очистили все сейфы мюнхенского отделения национал-социалистической партии, которые они держали с 1945 года. Блестящая операция, великолепно продуманная! Как я понимаю, все разработал ты, но и исполнитель – не хуже. Хотя от самого метода, как вы говорите, «кошерно», но попахивает. А то, что он после той знаменитой операции по перехвату резидента КГБ Алекса Панова погиб при взрыве самолета, расскажи своему преемнику. Он, может, и поверит, но наверняка лишь в знак уважения к твоим боевым заслугам. Если не ошибаюсь, именно тебе он обязан карьерой?

Рафи лихорадочно прокручивал в голове варианты дальнейшего развития событий. А Кей абсолютно ровным, не позволяющим ни секундной паузы тоном продолжал давить:

– Оставь дело Леона. Предвижу твой следующий вопрос: «Черт побери, у вас что, своих агентов нет? И причем здесь Каббала?» – и отвечаю. Есть, но все, кто был послан к Альвенслебену по разным поводам, провалились, вроде бы случайно. А трое – уже не случайность. Сам же он безупречен: сидит в Вене, руководит небольшим туристическим агентством, крутит миллионами да раскрывает моих самых засекреченных людей. Все эти провалы, обставленные как абсолютно невинные случайности, эти загадочные естественные смерти наводят меня только на одну мысль – кто-то «подкармливает» его самой секретной информацией. А это уже не шутка. Из моего отдела утечка, а мы в ЦРУ – самые засекреченные. У меня уже начали проверку, и пока я никого не могу отправить на это задание. Следствие проводится специальным отделом ФБР по внутренним расследованиям. Ты же знаешь, что закон запрещает ЦРУ действовать на территории США, а ребята из ФБР мне не подчиняются. У меня вообще такое ощущение, что они в принципе никому не подчиняются. У них свой ритм работы и свои методики, в которые они никого не посвящают. Так что с одной стороны, я обязан идти у них на поводу и ничего не начинать, они мне это запретили. А с другой, если у меня под носом действует секретная организация, пытающаяся подчинить себе весь мир и пользующаяся услугами Аль-Каиды или кого-то на нее похожего, я не могу ждать милости ни от природы, ни от ФБР. Я обязан продолжить операцию. Она жизненно необходима. Вот тут-то и необходимы друзья.

– А мы друзья?

На этот раз Кей посмотрел на Рафи с явным ехидством. А затем, после нескольких секунд молчания, снова глядя в глаза и не оставляя ни секунды на размышление, продолжил уже примирительно:

– У меня есть ребята не хуже твоего Гардина, но похоже, у «крота» выход на их личные дела. Несколько месяцев назад начальство спустило мне новое задание, связанное с информацией, доказывающей, что Аль-Каида через своих агентов близко подобралась к последним разработкам новейшего оружия. Действительно новейшего и смертоносного. Информация пришла из АНБ – Агентства Национальной Безопасности. Ты же знаешь, они прослушивают все, что можно, и прочитывают все, что напечатано, и данные их обычно верны. Аналитики АНБ заметили, что в последнее время в угрожающих речах Бен Ладана постоянно упоминается о неком «секретном оружии», способном погубить всех неверных, причем в выражениях, напоминающих выступления Гитлера на данную тему в конце войны. А у этих двоих много последователей. Мы проанализировали сказанное, сравнили с речами Гитлера и пришли к выводу, что источник информации у них обоих один. Я организовал специальную группу из доверенных людей, которых знал лично, и мы уже начали проверять эти данные, но тут стала проявляться малопонятная мистическая хреновина, которая постоянно выплывает при всех попытках выявить природу и суть этого старого-нового оружия. Дело в том, что все установленные нами источники информации по данному делу содержат многочисленные ссылки на какие-то зашифрованные древние документы, принадлежащие средневековым тайным обществам и организациям, в том числе уже набившим оскомину тамплиерам, масонам, каббалистам и даже древним кельтам… Если бы я еще разбирался, кто это такие! Ты не поверишь, если я перечислю, что мне приходилось читать в последнее время! Из каких книг мне выписки готовили – мне, морскому офицеру! Оказалось, у меня в подчинении умников, верящих во всякие бредни, полным-полно, не пересчитать. Но тут какая-то чертовщина…

– Думаешь, тебе пригодятся мои профессиональные знания танкиста? Или интеллект бывшего советского комитетчика Леона Гардина? – наконец заговорил Рафи.

– А что ты думаешь? Может, и пригодятся. Понимаешь, судя по всему, сведения об этом страшном оружии были самой большой тайной всех этих эзотерических организаций. О «тайном оружии тамплиеров» знал Гитлер и надеялся его отыскать. За чем-то подобным ездил на Тибет Отто Скорцени – главный оперативник Гитлера, а теперь к этому оружию подбираются террористы. И, судя по всему, атомная бомба по сравнению с ним – ерунда. Очевидно, это глобальное оружие.

Почему нужен твой Леон? Объясняю: все попавшие к нам древние документы построены в соответствии с логикой и символами Каббалы, понятиями типа тмуры – науки о сочетании букв, и гематрии – науки о сочетании цифр. Это ваши еврейские каббалистические штучки. Мои ребята в них совершенно не разбираются. Тут нужен профессионал-оперативник, что-то понимающий в Каббале. У меня в отделе таких нет и быть не может, хотя Каббала и утверждает, что необязательно быть евреем, чтобы изучать ее, знать и использовать. У меня есть два оперативника-еврея. Очень серьезные ребята, но они принадлежат к реформистскому крылу иудаизма и в Каббале ничего не смыслят. Я проверял. А попытка подготовить их к заданию наверняка вылезет наружу, и ребята из ФБР, ведущие расследование, очень обрадуются возможности заняться лично мной как нарушителем приказа. Поэтому я прошу тебя как друга и соратника помочь мне. Единственный человек, кроме нас двоих, который будет знать об этой операции, – мой президент. Я с ним уже говорил, он согласен. Твой премьер выполнит его просьбу предоставить тебя в наше распоряжение. Если у Аль-Каиды или им подобным есть агент с самым высоким уровнем секретности в ЦРУ, значит, речь идет о настоящей угрозе для национальной безопасности. Наша цель – выйти на разработки этого оружия и не допустить к нему террористов – в интересах всего мира. Ты же понимаешь, это не просто красивые слова, и для решения этой проблемы все средства хороши. Вот тебе документ, подтверждающий, что ЦРУ не имеет никаких претензий к Леониду Гардину. Приказ о его ликвидации от 1990 года отменен.

Кей протянул Рафи толстый конверт.

– Прочтешь после моего ухода. Если будут вопросы, позвонишь по этому телефону.

Он достал из портфеля обычный на вид телефон. Самим тоном разговора, движениями и всем своим поведением Кей давал понять, что отрицательный ответ неприемлем.

– Линия защищенная, отвечаю только я. Постарайся не звонить ночью, учитывай разницу во времени – у вас на семь часов позже. В моем возрасте необходимо спать хотя бы пять часов без перерыва. Учти: номер на контроле, поэтому не разглагольствуй. При попытке прослушивания разговор сразу прервется, а мне сообщат, кто пытался нам помешать.

Немного помолчав, Кей добавил, выразительно глядя на продолжавшего молчать Рафи:

– Есть еще одна причина, по которой я не хочу использовать моих людей. Мы полным ходом ведем переговоры по созданию коалиции против Ирака. Европейцы нас не любят, и, если что-то сорвется, мы не оберемся неприятностей, а эта коалиция нам нужна. Хотя наше руководство предпочитало бы провести акцию своими силами. Но сам понимаешь, международное право требует от нас не выступать «соло». Этим интеллигентам из ООН, видите ли, есть что сказать. Переговоры идут полным ходом, а если мы проколемся, что вполне вероятно, то получится скандал. Поэтому и нужен такой, как твой Леонид, чье личное дело нигде не значится. Даже если он и натворит что-то не то, ты от него легко откажешься, а другие о нем просто не знают. А он с его биографией будет молчать. Судя по делам, которые он проворачивал, – такой не подведет.

Кей энергично поднялся с кресла.

– Ну так как? Расходы беру на себя. Не забудь: кроме тебя, о нашем разговоре в твоей организации знать никто не должен. Я подозреваю, что и от вас есть утечка. Если то, что я думаю об этой организации, верно хотя бы частично – они повсюду. И наверняка контачат и с твоими, хотя и под чужим флагом, ведь для получения информации совсем не обязательно сообщать, кому она нужна. Ты ведь в этом спец: насколько я знаю, ты работал под чужим флагом по крайней мере шесть раз. Ну как, хорошо я информирован?

Кей посмотрел на Рафи с очевидной ехидцей, но в ответ встретил явно удивленный взгляд. Что говорить, удар получился ниже пояса. Обычно сотрудники дружественных спецслужб не слишком вникают в методики работы своих коллег – важнее результат – но всегда обмениваются информацией. Работа под чужим флагом, то есть под видом сотрудника спецслужбы другой страны, в Моссаде считалась в порядке вещей. Даже при наличии качественного компромата на кого-нибудь из руководителей палестинских организаций освобождения, их предпочитали вербовать от имени французской или даже марроканской или тунисской службы безопасности. Те считались своими. Работа с такими источниками считалась особо секретной, в детали обычно посвящались всего несколько человек из руководства. А тут, оказывается, ЦРУ знало обо всем. Или почти обо всем. Кей назвал не совсем точную цифру, что оставляло надежду… На что? Адмирал мог «ошибиться» и специально, дабы не раскрывать всего, что знал.

Пока длился разговор, вернее монолог, Кея, Рафи подозревал, что тот намеревается вытащить «крота» из подполья. Видимо, американцы хотят задействовать того русского, кого Леониду не удалось взять в 90-м? Понятно – в такой игре нужно зачистить все концы и не оставить никого, кто мог хотя бы догадываться о происходящем. А потом наверняка придет и его очередь… как единственного оставшегося свидетеля…

Мысленно Рафи уже согласился с просьбой адмирала и даже определил метод проверки намерений Кея. У него остались кое-какие источники, ведь люди его профессии уходят на пенсию лишь формально. Настораживала одна очевидная вещь: чтобы вытащить из подполья агента, полномочиями президента не пользуются.

– Хорошо. Ваша национальная безопасность – она же и наша национальная безопасность, – медленно и с грустью в голосе проговорил Рафи, чуть не физически ощущая, как многотысячная зарплата, бонусы и все остальные привилегии и блага, положенные респектабельному бизнесмену, отодвигаются от него неизвестно куда. Но к нему вдруг вернулось ощущение начинающейся охоты, столь привычное за долгие годы его непростой службы. Именно так он чувствовал себя, будучи молодым оперативником, когда его направляли на самые опасные задания, с которых многие его друзья не вернулись.

– Я сделаю это, но мне нужно письмо за подписью премьера. Глава Моссада подчиняется ему лично, и только премьер может дать мне разрешение на выполнение несанкционированной организацией акции. Иначе и операции, и мне придет конец.

– Никакой проблемы, – не задумываясь ответил Кей. – Я вернусь в Вашингтон через восемнадцать часов и первое, что сделаю, позвоню президенту и закрою проблему с твоим премьером. Он ждет лишь твоего согласия. Скажем, на формальности нам нужно двое суток. Я понимаю, чего ты опасаешься, но время дорого.

– Как только письмо будет у меня в руках, я сразу начну операцию, – не допускающим возражений тоном ответил Рафи.

Они крепко пожали друг другу руки, и, не тратя лишних слов на прощание, Кей уехал.

Через двое суток, как адмирал и обещал, Рафи вызвали в канцелярию премьер-министра, и секретарь правительства вручил ему конверт. Письмо за подписью премьер-министра давало Рафи разрешение на проведение совместной с ЦРУ операции, при условии отчета лично и только ему. Сам текст был написан от руки.

Ожидать большего Рафи не мог: видимо, проблема Кея действительно непроста. Вопрос о ловушке отпал сам собой. Чтобы убрать агента, глав двух государств не задействуют.