Постель не повод для знакомства

Глава 17. Горькая победа

Иришка оглядывает ресторан, потом Аэлиту и улыбается:

— Целоваться не будем. Привет, Марк!

Марк вежливо кланяется ей. Аэлита хищно раздувает ноздри, прожигает Иришку яростным взглядом и цедит сквозь зубы:

— О, белокурая Жози пожаловала! А ты при чем к этому параду безвкусицы? Что вообще ты делаешь в моем отеле? В дешевых кабаках поломались микрофоны и поэтому ты явилась сюда? Или закончились дискотеки 90-х? А ты ведь только на них выступаешь!

— Ну почему же? — пожимает плечами Иришка. — Еще я занимаюсь благотворительностью. Выступаю в клубах знакомств "Последний шанс" для бывших первых жен. Это называется "Дискотека 80-х имени Юрия Антонова". Ты ведь старше меня на десять лет, правда?

— На восемь, — шипит Аэлита.

— Но выглядишь, как моя мама, — любезно замечает Иришка. — Она тоже любит слушать Юрия Антонова. Вы бы с ней подружились, — она кончиками пальцев берет себя за подол юбочки и кружится по залу, демонстрируя точеную фигурку и напевая при этом знаменитый хит 80-х:

Мечта сбывается и не сбывается

Любовь приходит к нам порой не таааааа!

Но всё хорошее не забывается.

А всё хорошее и есть мечтаааа….

— Если бы я была твоей матерью, я бы тебя задушила еще в колыбели, — прищуривается Аэлита. — Остановитесь немедленно! — кричит она на рабочих сцены и бежит к ним, громко стуча каблуками по мраморному полу.

— Фу, Аля, ну что за манера у тебя сваи вбивать? — морщится Иришка. — Давай научу порхать на каблуках. А то жалко портить полы в отеле. Ты же их снесешь!

— Лучше давай я тебе мозг куплю, — огрызается Аэлита и набрасывается на рабочих: — Что это за кошмар на стенах? — она брезгливо тыкает пальцем в ало-золотые вензеля, растыканные по углам ресторана.

— Мы люди маленькие, — бурчит бригадир. — Нам сказали вензеля лепить, мы и украшаем. Это распоряжение владельца отеля.

— Владелец отеля — это я! — визжит Аэлита.

— Правда? — насмешливо поднимает бровь Иришка.

— Нет, она врет, — в ресторан заходит Кинг Конгыч. — Аля, дай я тебе расскажу новости. Интересные такие! У тебя всего сорок восемь процентов отеля. А у меня пятьдесят два. И всё будет так, как я хочу.

— Врешь! — визжит Аэлита. — Не может этого быть!

— Ну ты же хотела привезти Диву, — пожимает плечами Иришка. — И за это согласилась продать ему, Диве, то есть, четыре процента отеля. А Дива не дура. Тьфу ты, господи! Не дурак. Он на этих четырёх процентах столько наварил за полдня, пока покупал и перепродавал нам, сколько другие за два месяца не зарабатывают. Добрее нужно быть к людям, Аля, проще. Тогда и они к тебе потянутся.

— Он продал свою долю вам? — ошарашенно спрашивает Аэлита.

— Нам, нам, — довольно потирает руки шеф. — Я тебе больше скажу: ты лучше продай мне обратно свои сорок восемь процентов. Я ведь тебя всё равно выдавлю. Не сегодня, так завтра. И опозорю на всю Москву. Тогда можешь забыть про Европы. Пока ты тут со своими лебедями возилась и с бычьими яйками, мы втихаря альтернативную программу юбилея подготовили. Правильную и хорошую. Не дай боже твои интеллигенты узнают, что ты в своем отеле предала всех их гондурасов и позволила выступать на юбилее конкретным пацанам. А они здесь будут, поверь. И звезды 90-х, и группа "Любо нам". Тебе ж потом вся твоя богемная шушера руки не подаст. Так что, Аля, не гуляй по чужому буфету. Надо разделить сферы влияния: тебе — интеллигенцию, нам — чего попроще. Ты ж меня знаешь. Я всегда любил по-простому, по-народному. А оперы-шмоперы оставь себе. Лучше продай свою долю по-хорошему. И давай до свидания!

— Если здесь будет выступать эта белокурая Жози, эта линялая Мальвина на пенсии, то моей ноги в этом отеле не будет! — Аэлита сжимает кулаки и потрясает ими в воздухе. — Господи, и зачем я только поддалась на эти уговоры? Зря это всё было. Ой, как зря!

— А тебя разе кто-то уговаривал? — удивляется шеф. — А ну-ка с этого места поподробнее. Уж не Марк ли?

— Марк меня ни о чем не просил, — Аэлита вытаскивает из сумочки платок и промокает глаза. — Мой сын порядочнее, чем все вы вместе взятые. Хотя и пошёл характером в тебя, Саша. Такой же упрямый бычара. Но подлости в нем нет. В отличии от… — она поворачивается и сверлит взглядом Иришку.

— Мама, ты о чем? — недоумевает Марк и берет ее под руку. — Объяснись, пожалуйста.

— Нет. Я не стану, — она гордо вскидывает подбородок. — Меня слишком плохо воспитали родители. Вложили в меня честность и порядочность. Я дала слово тому Иуде, который на этом всем пытался заработать свои тридцать серебряников. А слово свое я всегда держу, — она гордо поднимает голову. — Счастливо оставаться в этом вертепе! Я ухожу! Мои адвокаты свяжутся с тобой, Саша.

— Да уж, пожалуйста, — шеф издевательски кланяется. — Извольте оказать милость, барыня! — он снимает с головы несуществующею шляпу и размахивает ею в мушкетёрском поклоне. — А то мы ведь рылом-то не вышли, но тоже хочем кушать. Вы уж нас звиняйте!

Они продолжают обмениваться колкостями. А я все стою и думаю, что означает эта странная фраза Аэлиты про Иуду и тридцать серебряников. Не нравится мне это всё. Неужели Марк такой подлый? Аэлита сына не сдаст, нет. Но просто не хочется верить в то, что Марк способен на такую низость. Хотя между нами ничего нет. И вряд ли уже будет.

Вечер. Юбилей. Празднование в самом разгаре. Мне кажется, что кто-то притащил машину времени и я вернулась в детство. Гремит дискотека 90-х. Иришка отплясывает на сцене в коротенькой леопардовой юбчонке и неизменных белых ботиночках с леопардовой оторочкой. Белая, тщательно завитая грива развевается под огромными вентиляторами, установленными по бокам сцены. На кухне жарят мясо на электромангалах. Гаспар лежит в свободном номере "люкс" с мокрой повязкой на голове и горько плачет. Порнокопытная Кристина сидит рядом и утешает его, тихо шепча что-то по-французски.

Главное, что многочисленные генералы очень довольны. Работники отеля, кстати, тоже. Горничные отплясывают с телохранителями генералов, взвизгивая в такт зажигательным мелодиям Иришки из разряда: "три прихлопа, два притопа".

Кинг Конгыч молодецки отплясывает с Зиной.

— Потанцуем? — Артем подхватывает меня под локти, поднимает со стула и кружит в танце.

Краем глаза слежу за Марком. Он сидит мрачный, в углу, в полном одиночестве. Артем вдруг вспрыгивает на сцену и выхватывает у матери микрофон.

— Я прошу минутку внимания! — он стучит по микрофону и противный звук, от которого закладывает уши, разносится по всему ресторану.

— Врубай шарманку! — вопит один из генералов, хватая горничную Оксану за круглую попу, обтянутую красной юбкой.

— У меня важное объявление! — кричит Артем в микрофон. — Мы с Викой собираемся пожениться. Все присутствующие приглашены на торжество!

Марк резко встает, опрокидывает стул и выходит.

— Ты моя дорогая! Дай я тебя поцелую! — Зина бросается ко мне и обнимает.

— Спасибо! — шепчу я, не чувствуя ни малейшей радости.

Мне душно. Хочется выйти подышать.

— Зинуля, я сейчас. Только кислороду на улице глотну и сразу же вернусь, — пытаюсь выскользнуть из ее рук.

— Нет. Не уходи! Дышать потом будем. У меня тоже важное объявление. Саныч! — она пристально смотрит на шефа, который как раз улучил момент, пока танцы закончились, уселся за стол и принялся наворачивать шашлык так, что аж за ушами затрещало.

Зина подтаскивает меня к шефу, садится рядом, меня силой усаживает на свободный стул и с нажимом говорит:

— Саныч, хватит топтать! У тебя рот распахивается на ширину приклада. Прикрой жевальник и огласи то, о чем договаривались.

— А? Что? Кого позвать? — Кинг Конгыч закладывает в рот огромный кусок мяса, отправляет туда же полную вилку оливье, полирует это всё маринованными грибочками. — Сейчас! — он быстро глотает и встаёт, на ходу дожёвывая. — Тут это самое… вот какое дело… короче…

— Саныч! — Зина угрожающе гудит, как рассерженный шмель.

— Ну всё! Всё! Не дави на психику, начальник! — он решительно поднимает руки. — Мы с Зиной решили пожениться. Эвоно как! Вот такие пироги, значит, с вот такими… ой, извините!

— Опа! Вот Саныч молоток! — радостно вопит генерал, обнимая шефа. — Есть еще порох в ягодицах! Мужики, за это нужно вздрогнуть! Совет да любовь!

— Совет да любовь! Радость в дом! — кричат со всех сторон.

— И детишек побольше! — генерал открывает рот, вставляет в него стакан с водкой и полностью заглатывает. — Ох, зараза, горькая! — кривится он.

Зина покрывается краской и шепчет:

— Нет, ну горько это же не сейчас, что вы!

— Давайте-давайте! Чего нам ждать? — подбадривает ее генерал. — Горько — это и сейчас можно. А с нас подарки хорошие. Подгоним, Саныч, по всем понятиям. От такого подгона ты окосеешь, реально! На подлого отвечаю!

— Не, ну вы чего, мужики? — смущенно шепчет Саныч. — Какие там детишки в нашем возрасте? Будем уже как-то сами век коротать. Но горько да, можно, — он поднимает Зину со стула, обнимает и готовится лобызать.

Но Зина бледнеет. Она отталкивает его и с обидой шепчет:

— Это что ты сейчас сказал, Саныч? Что я старая для детей?

— Не, Зинуля, ну я ж не то имел ввиду, — примирительно гудит Кинг Конгыч, — просто в нашем возрасте, да с нашей уже не молодой комплекцией…

— Ах, я еще и толстая? — Зина вдруг заливается слезами. — А знаешь что, Саныч? Иди-ка ты на ху… тор бабочек ловить! — она толкает его изо всех сил и Саныч грузным кулем валится на стул.

А Зина с плачем вылетает из ресторана.

— Во баба! Огонь! — генерал разливает по полной себе и шефу. — Ты, Сань, за нее держись. Настоящая она. Наша. Не фифа какая. Таких сейчас не делают.

— Да уж. Не женщина, а салат "Мимоза"! Столько, понимаешь ли, в ней намешано! — удивленно пожимает плечами Кинг Конгыч. — Так посмотришь: сверху желточек, как цыпленочек пушистый. Сладенький да вкусненький. Только вилкой ковырнешь, а там кусок лука, ядреный такой. Аж в нос шибает. И дальше всё слои да слои, — шеф опрокидывает стопарь и морщится. — Пойду за ней, извинюсь. Чейта не то опять ляпнул.

— Иди давай, а то уведут, — кивает генерал, подцепляя на вилку маринованный грибочек. — Наши таких любят. А взять их негде. Сплошные дешевки силиконовые вокруг губешками хлопают. Они мне, знаешь, кого напоминают? Мультик такой был старый и еще советский: "В синем море, в белой пене". И вот были там русалки с рыбьими головами и с такими огромным губищами. Они всё этими губищами хлопали и пели: "Оставайся, мальчик, с нами. Будешь нашим королем". Кто ж знал, что русалки эти с непотребством на месте рта из мультика прямо в реальную жизнь шагнут? Как вижу этих девиц — так весь хавчик из желудка обратно просится. Ну орган же на лице прямо! Тот самый орган! Прости мя, господи! — генерал истово крестится. — И задницы надувные. А ну как по такой корме от души хлопнуть? Да она ж вся и лопнет. А потом чего? Велосипедным насосом обратно надувать? Так вот женишься на такой фифе инстаграммной, и везде с этим насосом и будешь ходить. Чтобы в случае чего быстро подкачать. Тьфу! — он с отвращением плюет на пол.

Хочу пойти за Зиной, чтобы успокоить ее, но меня перехватывает Артем. Обнимает за плечи и шепчет в ухо:

— Давай сбежим от этих динозавров! Погуляем по ночной Москве.

— Я не могу, — пытаюсь освободиться из его объятий, но он крепко держит, — я на работе, Артем.

— Тогда давай сбежим в СПА отеля. Там сейчас тихо и никого нет. Ночью всё закрыто. Устроим себе отдых. Мы заслужили поплескаться в бассейне.

А это мысль! Просто полежать спокойно на воде, ни о чем не думая, это как раз то, что мне сейчас нужно. А если вдруг кому понадоблюсь, то вот она я, рядышком.

— Давай, — киваю я. — Хотя бы отдохнем от этих душераздирающих песен.

Ой, вот это я сморозила! На сцене как раз сейчас подвывает в микрофон Иришка.

— Извини, Артем, я не то имела ввиду!

— Да ладно, не парься, — смеется он и добавляет, понизив голос: —Честно говоря, мамины песни я на дух не выношу. Но это строго между нами!

— Я вообще могила, — округляю глаза и провожу пальцами по рту, застегивая невидимую "молнию".

Артем открывает СПА. Захожу и удивленно моргаю. Весь бассейн усыпан лепестками белых роз. К поручням бортика привязан большой надувной плот, на котором стоит бутылка шампанского и ваза с фруктами.

— Нравится? — Артем явно волнуется.

— Да, просто… странно как-то. Это для меня?

— Конечно, всё для тебя, моя любимая!

Мне хочется поморщиться. Слово вроде простое, но в устах Артема оно как-то глупо звучит. Натянуто, что ли? Артем быстро сбрасывает одежду, остается в плавках и снимает с меня жакет. Чуть помедлив, он расстегивает мое платье и оно падает к ногам.

— Какая ты красивая! — шепчет он и целует меня в шею.

Что-то мне неуютно. Уже жалею, что пришла сюда. И как, спрашивается, мне к нему привыкать, если даже его легкие прикосновения мне неприятны? И тело молчит. Хоть бы предало! Так нет же! Вдруг оно заделалось порядочным.

— Тебе вечно всё не так, — услышав мой немой зов, просыпается тело. — То приди, а то уйди! То ругаешься, что я тебя предаю, а то возмущаешься, что молчу.

— Вот-вот! — поддерживает его мозг. — Всё ей не так!

— Нет, ну вы бы как-то поддержали в трудный момент, что ли? — возмущаюсь я.

— Даже не собираюсь! — решительно отрезает тело. — Мое мнение ты знаешь! Оттолкни его. Хватай шмотки и беги к фермеру. В этом помогу, да. Ноги ускорю, чтобы бежали, не спотыкаясь. Будешь ими крутить, как вертолет лопастями. Тык-тык-тык!

— Но меня же гордость не пускает первой к Марку прийти, — вздыхаю я.

— Я ее могу отключить, если что, — с готовностью предлагает мозг. — Могу придумать пятьсот оправданий, и это только навскидку, не сильно напрягаясь. Ты и не поймешь, что наступила на горло своей гордости. И еще и поверишь, что так и нужно. Ты же женщина! У вас один критерий: я так хочу, значит, это можно!

— Вот-вот! — горячо поддерживает его тело. — Давай, отключай. Вырубим ее вместе и приведем вдвоем к нашему мичуринцу.

— Подождите, мне нужно подумать! — останавливаю я их порыв.

— Ой, нет! — пугается тело. — Только не это! Я так не играю. Знаешь что? Надоела ты мне. Об одном жалею: что с утреца позволило тебе надеть новый комплект — лифчик с трусами. Была бы ты в старом, так сама бы постеснялась раздеваться. И ничего бы этого не было. Самая крепкая преграда для несанкционированного блуда — это старое ношеное белье. Работает лучше, чем пояс верности. Вон средневековые рыцари — те еще идиоты были. Сами на войну уходили, а женам на это место железный пояс вешали. Зачем такие сложности? Оставили бы женщинам старые линялые панталоны-тюськи — и супружеская верность обеспечена. А теперь сама давай, Вика, сама!

Артем вдруг подхватывает меня на руки, осторожно спускается по широким ступеням бассейна и бережно усаживает на плот. И сам немедленно забирается на него.

— Ну, давай выпьем за победу, — Артем открывает шампанское и разливает по бокалам. — За то, что я всё так здорово устроил, и теперь у тебя будет отель. И у меня тоже. А если бы не мой план, то сейчас Марк пил бы шампанское. А мы с тобой — ослиную мочу. Сорри за натурализм! — он протягивает мне бокал, отщипывает с грозди винограда несколько ягодок и прижимает к моим губам.

Сок течет по моему подбородку.

— Запачкалась, — Артем наклоняется ко мне, слизывает сок с подбородка и прижимается горячими губами к моему рту.

— Подожди-ка! Какой план? — мягко отталкиваю его. — Ты о чем?

— Это я привел в отель Аэлиту. Вернее, Кристина по моей наводке. Меня Аэлита на дух не выносит. Она и слушать не стала бы. А Кристину любит, как родную дочь. Вот Кристина ей мой план и изложила. Аэлиту и уговаривать долго не пришлось. Она спала и видела, как бы отомстить бывшему. А заодно и сыночка к ногтю прижать. А то Марк изображает из себя самостоятельного, а его мама этого ой как не любит! Ей нужно, чтобы все по струночке ходили и исполняли ее приказы. Я знал, что Аэлита устроит здесь Европу и страшно разозлит отца. Это я через адвоката выкупил втихаря контрольные четыре процента отеля, а потом и сорок восемь процентов. Деньги взял у матери Марка и тут же перепродал ей. Номинально, конечно. Без навара. И все анонимно. А потом, когда Аэлита довела отца до бешенства, я привёл свою маму, потому что она любовница Порохова. И мы всё провернули назад. И подготовили альтернативное празднование юбилея, чтобы отец не опозорился на всю Москву и не потерял свое влияние, которым он так дорожит. Ведь моя мама на короткой ноге со всеми нужными людьми. Ее до сих пор рвут на части с корпоративами, включая кремлевские сабантуи. 90-е ушли из календаря, но не из людей. А мне понравилось, что Аэлита моему отцу напомнила, что такое прилюдный позор. Он ведь меня всю жизнь позорит и унижает, — Артем бледнеет, ставит бокал на плот, берет бутылку воды и жадно делает несколько глотков.

— О чем ты? — не понимаю я.

— О том, что мой папа отель уже мысленно отдал Марку. Потому что он всем всегда говорит, что у него почти, как в сказке: двое сыновей, старший умный, а младший дурак. А ты просто приятный бонус к отелю, Вика. Марк тебя воспринимает именно так.

— Это неправда!

— Правда, Вика, правда. Не знаю, что ты себе там нафантазировала, но всё очень просто: Марк у нас победитель по жизни. Ему полагается всё лучшее, а Артему то же самое, но рангом похуже. Просто чтобы не обидно было. И чтобы папа мог сказать, что он всё делит поровну. А на самом деле нет никакого поровну.

— Слушай, я не вмешиваюсь в ваши семейные дела, но ты ведь отцу чуть инфаркт не сделал, — возмущаюсь я. — Аэлита его могла довести до больницы. И потом зачем такие сложности?

— Я же тебе объясняю: чтобы отец почувствовал, что такое позор и стыд. Конечно, отдавать Аэлите отель я не собирался. Мне это тоже невыгодно. Она со мной сотрудничала по необходимости. Но потом выкинула бы к чертям. И тогда я, насладившись папиным позором, привел свою маму и ее инвестора. Настоящего, а не такого, как все предыдущие. В результате: отель мой, ты — моя жена. А главное: папа понял, что его Марк не такой уж умный. И еще и Аэлита получила по носу. Просто так, чтобы не зазнавалась. А еще для того, чтобы у тебя был отель. Я тебе его поднес на блюдечке с голубой каемочкой. А Марк остается ни с чем. В первый раз в жизни. А то все твердили: "Марк — умница, Марк знает, чего хочет и идет к цели". А я вечный шалопай. А этот шалопай всех оставил с носом. Ты подумай: победить Марка самостоятельно ты бы не смогла. Я своего отца знаю. Он бы отдал бизнес Марку. Я, выходит, молодец.

— Ты не молодец! Ты — подлец! — резко вскакиваю на ноги, плот качается, и я падаю в воду.

Артем бросается за мной. Плыву к бортику, благо он недалеко: всего в паре метров. Меня душат слезы. Чувствую, что извалялась в грязи. Значит, я понадобилась Артему только потому, что на меня запал Марк. А Артему нужно всё, что есть у Марка. Нельзя же так с живыми людьми!

— Постой, Вика, что ты, как маленькая? — Артем догоняет меня в воде и хватает за плечи. — Остановись! Куда ты бежишь?

— Подальше от этой грязи! — добираюсь до ступенек и хочу подняться.

Но Артем хватает меня за ноги и стаскивает обратно в бассейн.

— А ты, значит, чистенькая, да? Да ты сама хотела фиктивно выйти замуж за Марка, чтобы заполучить долю в отеле.

Он прав. Я такая же расчётливая дрянь. И нечего мне из себя строить святошу. Но, в отличии от него, я хотя бы понимаю, что натворила.

— Ты мог убить своего отца, Артем! Понимаешь ты это или нет? Саныча чуть инфаркт не хватил. Если бы это случилось, что бы тогда было? Ты хоть о нём подумал? — отталкиваю его и быстро поднимаюсь по ступеням. — И вообще выигрывать нужно честно. Я и сама смогла бы получить свою долю. Шеф всегда исполняет то, что обещает.

— Ничего бы ему не было! — кричит Артем, оставаясь в воде. — Я его знаю лучше, чем ты! Проорался бы и все. И в конце концов, никто не вечный. Это жизнь! А папа еще с 90-х привык, что его могут кокнуть за каждым углом. А насчет обещаний… он мне тоже много чего обещал и ничего не выполнил. Клялся, что никогда меня не бросит, и ушел. Потом сказал: "Сына, всё для тебя". И всё самое лучшее отдавал Марку. И даже сейчас столкнул всех лбами. Тебя, меня, Марка. Так что плохо ты знаешь моего папу. Просто празднуй победу. И все. И готовься к свадьбе.

Боже, какая мразь! Смазливая, пушистая, милая гадина! Он даже не понимает, о чем я. У него просто нет в башке таких категорий. Их у него всего две: его желания и его месть брату за то, что он более удачливый. И отцу заодно. Хотя за что мстить Санычу лично мне вообще непонятно. Но одно знаю точно: больше ничего не хочу. Видеть его не могу!

— Да пошел ты со своей свадьбой! — натягиваю на мокрое тело одежду, вылетаю из СПА и несусь к выходу, оскальзываясь на ходу, потому что засунула мокрые ноги прямо в туфли.

Добравшись домой, выключаю телефон. Скидываю мокрую одежду, сажусь на ковер, выключаю свет и позволяю себе заплакать. Почему у меня всё через задницу? Столько лет убила, чтобы сделать карьеру! Не жила из-за этого. Ничего себе не позволяла. Даже в кино была сто лет назад. Все выходные на работе проводила. И что? А ничего! Теперь нужно всё начинать с нуля на новом месте. А сил нет. И ничего не хочется. Хотя нет… еще одно важное дело необходимо сделать прямо сейчас. Включаю телефон, звоню шефу. У него, конечно, срабатывает автоответчик. Это к лучшему. Наговариваю четыре сообщения подряд. Подробно рассказываю ему всё и про Марка, и про себя, и про Артема. А теперь главное. Снова набираю Кинг Конгыча и, захлебываясь от слез, шепчу в трубку:

— Извините меня, Сан Саныч. Не хочу я так. Я вас обманула. Себя обманула. С Марком мы не собирались жениться. Это был хитрый ход, чтобы вы нас не уволили. А потом с Артемом со злости закрутила. Чтобы досадить Марку. Но это все ерунда. А главное то, что вам коллективно врали и чуть до инфаркта не довели. А вы ко мне относились, как к дочери. Вы меня в Швейцарию на стажировку отправили. И вообще поверили. Я очень хотела свою долю в отеле. Но не так. Простите меня за всё, если сможете!

Вот и всё! Теперь легче. Сворачиваюсь в клубок и засыпаю прямо на ковре. Впервые за много лет не ставлю будильник. Зачем? Работы у меня теперь нет. Можно не торопиться вскакивать утром.

Но организм уже привык просыпаться в шесть утра. И на этот раз не подвел. Просыпаюсь. Даже бреду в ванную. Открываю кран рукомойника, натыкаюсь в зеркале на свое опухшее от слез лицо, закрываю кран, так и не умывшись, и бреду в постель. Впервые за много лет я просто валяюсь в постели, в тяжелой полудрёме. Пару раз встаю, чтобы приготовить чай. Но не допиваю и ставлю чашку в раковину. Ночью кручусь под одеялом, стою возле открытого окна, уговариваю себя завтра встать и отправиться на поиски другой работы. Но в шесть утра снова возвращаюсь в постель и укрываюсь одеялом. Завтра. Всё завтра. Еще день тишины. Тем более, что с таким опухшим лицом вообще нельзя показываться никому на глаза.

В восемь утра просыпаюсь от нетерпеливого звонка в дверь. Шлепаю босыми ногами по полу, открываю. На пороге стоит Зина.

— Ох и видос у тебя, Викуля! Извини, что раньше не пришла и не позвонила. У Саныча была. Одевайся! Поедем в отель. Саныч тебя хочет видеть.

— Я не поеду, Зин, — пытаюсь вернуться в спальню. — Захлопни дверь, когда будешь уходить.

— Эй, так не пойдет, подруга, — Зина хватает меня за рукав футболки. — Саныч сказал, что если ты не приедешь, тогда он явится сам. И если он сюда зайдет, то ты выйдешь с другой стороны. И что, когда он встанет, так ты ляжешь. Ну ты ж его знаешь! Давай-ка, одевайся. Я пока кофей сварю, — она решительно идет на кухню.

Захожу в кабинет шефа. Сзади маячит Зина. А там уже с утра полно народа. Во главе стола восседает сам Кинг Конгыч. Рядом с ним Марк, юрист шефа Графман Семен Соломонович и еще какие-то солидные мужики в дорогих костюмах. Весь стол завален документами. И шеф под чутким руководством Графмана и солидных мужиков рисует крючковатую подпись на каждом листе.

— Доброе утро, Александр Александрович, — я останавливаюсь на пороге. — Что-то случилось?

— И тебе не хворать. Еще как случилось, — криво ухмыляется шеф. — Отель на тебя упал, прямо на причесанную головенку. Я долго рассусоливать не люблю. Поэтому, как говорит наш дорогой президент: буду краток. Ты получаешь тридцать три процента отеля, Марк тоже тридцать три, а я тридцать четыре. Смотрящим буду. А то у вас от радости липа спопнется. И, может быть, я потом свои проценты кому-то из вас отдам. А, может, и нет. Может, просто передам адвокатам, чтобы в этом бардаке был хоть кто-то нормальный. Я по делу базарю? — он поднимает голову, обращаясь к Графману, который стоит за его плечом и внимательно читает документы.

— Не то слово! — кивает Семен Соломонович. — Надежнее рук, чем мои, уже не бывает. Шоб я так жил!

— А то, — улыбается шеф. — У тебя ж, Соломоныч, когда рубль в карман падает, так всё. Как на пожизненное идет. Рыдает, просится на волю, а хренушки ему. Ты его не выпускаешь!

— Тихо, ша! Если бы я не умел деньги хранить, ты бы до сих пор в водилах ходил, — невозмутимо отвечает Графман. — Всё бы на баб спустил, красиво гуляя по буфету. Я таки имею всю жизнь эту головную боль в виде тебя. Так лучше иметь камни в почках. Их хоть вылечить можно, а тебя уже нет. Ты как не в дерьмо вступаешь, так в партию. Здесь еще подпись поставь, шлимазл[2], —он тыкает пальцем в угол очередного документа.

Спазм перехватывает мое горло.

— Но… как? — с трудом выдавливаю из себя. — Почему, Сан Саныч? И потом есть же еще Артем.

— Как-как? — передразнивает меня шеф. — Каком кверху! За честность твою. За то, что не испугалась всё рассказать. Вот так я люблю. По-пацански! Лажанулась, призналась, гордо ушла. Была бы ты мужиком, цены бы тебе не было! Могла смотрящим быть! Пацаны бы тебя очень уважали! А Артем… наградил бог сыночком. Видал, миндал? — обратился он к Графману. — Артем оказался такой же хитросделанный, как его мамаша, и даже хуже! Та тоже, как стервятник ждет, пока человек упадет, чтобы ему глаза выклевать. Я, может не идеальный, но люблю, когда все честно. По понятиям. Хорошо еще, что друг Иришки Порохов оказался нормальным мужиком. Вошел в положение и продал мне всё обратно. Без байды продал. Руки нагревать не стал. Я ему только за беспокойство накинул. Так что на пенсию я выхожу. Мы с Зиночкой через две недели сыграем свадьбу, а сразу после этого знаменательного события в путешествие поедем, мир посмотреть. А то я, кроме бизнеса, и не видел ничего. Стыдно сказать: в последний раз отдыхал десять лет назад в Турции. А вы с Марком управляйте отелем на равных. И хорошо управляйте. Чтобы папе на старости было на кашку с черной икрой.

Мы с Марком в шоке переглядываемся. И на наших лицах написано одно и то же: "Управлять отелем вдвоем? Мы вместе?"