— Мам, что-то случилось?
Вздрогнув, мамины плечи резко поднимаются, когда она поворачивается с кухонным полотенцем в руке.
— Ох, я не слышала, как ты спустилась. — Блеснув улыбкой, она возвращается к протиранию столешниц.
Сегодня мы ужинали поздно. С учёбой, работой и Бри, которую нужно забрать, у меня не получается вернуться домой до шести. Мама заказала китайскую еду после того, как я приехала. Слава Богу, иначе мне пришлось бы довольствоваться бутербродом с арахисовым маслом.
— Бри мгновенно уснула, — говорю я, занимая место в уголке стола.
— Должно быть, она сильно устала. — Мама кажется рассеянной.
— Что-то стряслось, мам? — повторно спрашиваю я.
Бросив на меня быстрый взгляд и натянуто улыбнувшись, она отвечает:
— Нет. Почему тебе кажется, что что-то случилось?
Меня это ничуть не убеждает. Я бессильно веду плечами:
— Не знаю. В последнее время ты… другая. Тихая. — И это великодушно с её стороны. Вот только за последние пару недель мама стала… сама не своя. Печальной. И когда я вижу её в таком состоянии, мне в голову закрадываются мысли, что, быть может, всё дело в финансовых трудностях, вызванными двумя лишними ртами. Мы с Бри становимся слишком тяжёлым бременем для неё?
— Ты и сама знаешь, как много работы. — Её голос чуть запыхавшийся, когда она трёт столешницу с большей энергией, чем требуется. — После августа станет полегче.
— Если проблема в том, что тебе приходится сидеть с Бри два раза…
Мама останавливается и поворачивается ко мне лицом, её выражение не даёт вырваться следующему слову из моего рта. Полотенце падает на стол, и её руки взлетают к бёдрам.
— Даже не вздумай заканчивать предложение, юная леди. Я понимаю к чему ты клонишь, но знай — я считаю время до каждого раза, когда могу остаться со своей внучкой, так что остановись.
Теперь чувство вины удваивается. Я ранила её чувства.
— Хорошо. Ладно. Я просто хотела удостовериться. С каждым днём она становится всё более активной, и порой мне самой тяжело за ней угнаться, — со смехом произношу я в попытке облегчить остроту последнего замечания.
Мама улыбается, взгляд её смягчается, как всегда, когда она смотрит на Бри.
— Но она милая непоседа.
Я решаю подобраться с другого угла.
— Сантехник подсчитал, сколько будет стоить ремонт водонагревателя? — Индикатор забарахлил, и мастер заходил утром с проверкой.
Мама качает головой.
— Не переживай, милая.
— А как же налоги на недвижимость? Ты будешь и о взносе спорить? — На прошлой неделе я нашла новый счёт на тумбочке. Такса в этом году вырастает более чем на тысячу долларов из-за старшей школы, которую они достраивают в нашем учебном округе.
— Пейдж, я же сказала — ни о чём не переживай. Я позабочусь обо всём, — тон её абсолютно непреклонен.
Потерпев поражение, я отказываюсь продолжать тему дома, уход и поддержание которого в последнее время обходится всё дороже и дороже.
— Митч приедет посидеть с Бри в пятницу. — Заодно и с этим покончим.
— Отцы не «сидят» с собственными детьми, — отрезает мама, раздражённо поджимая губы.
— Ну хорошо, позаботиться о ней, — уступаю я. Мама такое не поддерживает. Родительские обязанности, по её мнению, должны быть распределены между обоими родителями. И никаких поблажек мужчинам из-за того, что у них нет вагины и они не носили ребёнка.
Мой отец умер, когда мне был годик, и я уверена, маме не раз хотелось разделить с кем-то ответственность за моё воспитание. Рэнди, мамин парень, с которым они встречаются уже пять лет, отличный парень. Одно время я думала, что они могут пожениться, но мама сказала, что рада тому, как всё идёт.
— А Диана не могла это сделать? — спрашивает мама. Они с сестрой Митча замечательно ладят. Наверное, потому что очень похожи между собой: тёплые, дружелюбные, заботливые и непредвзятые.
— Зачем это делать ей, когда может Митч?
Мама хватает полотенце со столешницы и идёт ополоснуть его под краном. Выжав, она вешает её между двойной раковиной.
Вернув ко мне взгляд, она произносит:
— Я хочу, чтобы ты была осторожной, Пейдж. — Когда она поворачивается ко мне, в её глазах плещется беспокойство. От него я тут же поднимаюсь на ноги и становлюсь рядом с ней.
— Осторожной с чем?
— Мне не хочется снова видеть, как тебе больно. Никогда больше, — произносит она, обнимая моё лицо ладонью.
Она говорит как Эрин, но печальнее. Более напугано.
Я иронично фыркаю, давая ей понять, что волноваться не о чем.
— Митч может мне сделать больно, только навредив Бри, а я, если честно, не думаю, что он так поступит.
Она заглядывает мне глубоко в глаза.
— Так значит, нет ни шанса, что вы снова будете вместе?
На это есть всего один допустимый ответ, и я произношу с максимальной уверенностью.
— Ни одного.
— Видишь, теперь ты счастлива, потому что папа помыл тебя, — ласково говорит Митч, улыбаясь Бри. Он натягивает обратно её белые шортики в горошек, после чего поднимает жёлтое платье и шумно дует ей на животик, отчего Бри прыскает и смеётся, пока не начинает задыхаться.
Придвинувшись ближе к открытой двери спальни, я загипнотизировано наблюдаю за взаимодействием отца и дочери, и мой бывший выглядит так, будто делал это — держал, игрался, — с момента её рождения.
Когда я приехала к Диане за Бри, она сказала, что Митч переодевает её наверху. Материнское любопытство вынудило меня подняться и посмотреть на него в действии собственными глазами.
Проведя последнюю минуту за бесшумным наблюдением за ними, я, переполнившись эмоциями, яростно смаргиваю слёзы. А несколько секунд спустя во мне вновь вспыхивает гнев.
Почему он не мог быть таким в прошлом году? Когда родилась Бри? Господи, как же он, наверное, ненавидел меня, раз так долго оставался вдали, ведь очевидно, что он любит и обожает её.
Этот Митч — на которого я сейчас смотрю, — тот Митч, с которым я встречалась. В кого я влюбилась, потеряв голову. И часть меня знает, что в этого Митча будет легко влюбиться вновь.
Но это не может случиться. И не случится.
Не потому что я никогда не дам своему сердцу принимать решения, когда дело касается отношений, а из-за того — какой пример я в таком случае подам дочери? Мама говорит, что ты не можешь быть тряпкой, если только не ляжешь и не позволишь людям топтаться по тебе.
А я не тряпка.
— Эй, ты здесь.
Голос Митча вырывает меня в настоящее, побуждая мои ноги двинуться в комнату.
— Твоя сестра сказала, что ты переодеваешь Бри. Хотелось посмотреть собственными глазами, — шучу я, делая всё возможное, чтобы не показаться излишне любопытной.
Бри как обычно, увидев меня, сходит с ума, и её возбуждённое пыхтение вызывает на моём лице широкую улыбку. Митч усмехается и держит её, пока я, подобравшись к ним, не забираю из его рук Бри.
Мы с Бри обнимаемся и целуемся, как будто не виделись друг с другом несколько дней, а не часов. Я вдыхаю запах детской присыпки и упиваюсь её близостью. Вот она — лучшая часть моего дня.
Когда, наконец, поднимаю глаза на Митча, он смотрит на нас с подавленным выражением лица.
— Она очень похожа на тебя, — мягко замечает он.
Митч не сказал мне ничего, чего я не слышала уже десятки раз, но его слова больше простого наблюдения. Лицо заливается теплом, пока я борюсь с соблазнительным тянущим удовольствием, развернувшимся в глубине моего живота.
— Я её мама, — говорю я, изображая беззаботность, которую и близко не чувствую. Мне неловко от интимности, которая, кажется, незримо окружила нас наползающим туманом.
— Хорошая мама, — заявляет он, опустив взгляд к моему рту.
Окей, теперь мы уже вступаем на запретную территорию. Самое время взять разговор под контроль и дать ему знать, что к чему. Ничего такого не будет, хотя он и смотрит на меня, как будто желает со мной чего-то большего, чем сопартнёрские отношения. Большего в том смысле, который не включает ни грамма одежды, но включает много контакта плоть к плоти.
Нет уж, этого точно не будет.
— Что ж, будучи матерью одиночкой я примерила на себя обе роли. Старалась как могла.
Мой непоколебимый взгляд и бесстрастный голос должны сказать ему о двух вещах: a) я не простила тебя, и b) даже не думай. Наши отношения никогда больше не будут настолько близкими.
Улыбка, только приподнявшая уголки его рта, незамедлительно исчезает, губы складываются в прямую линию, а лицо замыкается.
Хорошо. Он точно понимает о чём я. Если ищет слабого противника, то пускай посмотрит кого-нибудь ещё, потому что я не слабачка.
— Сейчас я здесь, так что можешь оставить обязанности отца мне, — сухо отзывается он.
Я целую Бри в макушку, бросив на него украдкой взгляд из-под ресниц.
— Хм-м. Думаю, время покажет, верно?
Он сверлит меня взглядом так долго, что желание отвернуться становится непреодолимым. Я избавляюсь от необходимости терпеть его напряжённый взгляд, когда Бри принимается извиваться.
— Ну, мне лучше отвезти её домой. — Меня огорчает, что мой голос, как будто растерял половину уверенности, которая была в нём ещё несколько секунд назад. Я отворачиваюсь и быстро иду к двери.
За всем следует пять самых неловких минут в моей жизни. Не говоря ни слова, Митч следует за мной в переднюю часть дома, где я собираю вещи Бри и прощаюсь с его сестрой.
Я уже получила передышку? Нет, из-за моей непреднамеренной стервозности, он провожает нас к машине, где как-то ухитряется взять на себя задачу пристегнуть Бри в её кресле. Митч целует её на прощание и к тому времени, как он закрывает заднюю дверь, я уже сижу за рулём с включённым кондиционером и радио, на котором играет «Дом» Филлипа Филлипса. Но вместо того, чтобы отойти от машины, он стучит в окно.
Ой-ой. Не хочется, но я жму на кнопку, опуская его.
— Что такое? — спрашиваю я, стараясь говорить небрежно.
Он дёргает подбородком в сторону дома, и я снова оказываюсь под его пристальным, зеленоглазым взглядом.
— По поводу того, что случилось там. Не думай, будто я не знаю к чему всё это было, — спокойно и невозмутимо замечает он.
— Понятия не имею о чём ты говоришь, Митч, — качаю головой и лгу сквозь зубы.
Его глаза прищуриваются. После нескольких мгновений тишины, он произносит:
— Имеешь, — с едва коснувшейся губ улыбкой. — Я точно знаю, чего ты боишься.
Огорошенная, я уставилась на него широко раскрытыми глазами. Всё это…
— Береги себя, — просит он и легонько стучит по крыше машины, прежде чем отступить. — И да, не забудь, я заеду завтра забрать Бри в парк.
И на том всё заканчивается.
Митч оставляет за собой последнее слово.
Как обычно.
Оставшийся вечер пролетает чересчур быстро. Между перекусами, сменой подгузника, играми, укладыванием Бри в кровать, домашним заданием и уборкой на кухне, я едва урываю минутку перевести дыхание до того времени, когда, наконец, ложусь в постель. Кажется, теперь у меня есть время подумать о Митче и нашем последнем разговоре.
Чего, по его мнению, я боюсь?
Он, наверное, думает, будто я боюсь, что он вновь бросит Бри. Только в этом есть смысл. Правду он угадать не мог. Повода я точно не давала. Несмотря ни на что, завтра я обещаю себе поговорить с ним без обиняков.
На следующий день, когда он приезжает забрать Бри в парк, я уже готова к спору, но он ведёт себя так, будто не смотрел на меня «я хочу от тебя» взглядами днём ранее. Как будто не обвинял меня в боязни, когда я скептически отнеслась к тому, как долго он будет играть в «папочку». Назовите меня чокнутой, но он ведёт себя так, будто желает того же, что и я — ничего между нами, кроме дочери. Что наводит на мысль. Неужели я придумала то мгновение между нами? Выдала желаемое за действительное? Однако это не значит, что я его не опасаюсь. Опасаюсь. И, исходя из того, как всё выходит, получается — у меня есть на это право.
В пятницу, чуть позже четырёх часов пополудни, Митч звонит сообщить мне, что уже выехал. Поскольку мой дом находится на пути в Старбакс — где будет наше свидание по учёбе, — Крейг предложил забрать меня, и я была совсем не против. Сэкономлю бензин. Теперь-то мне нужно считать каждое пенни. Недавно пришёл иск на дом из страхования, который не вмещается ни в какие рамки. Он вырос на целых восемьдесят процентов! Даже не хочу об этом говорить. Дом — это убежище, но он стремительно становится непосильным для бюджета.
Не буду думать сейчас. У меня свидание с представителем противоположного пола. Пусть и не «свидание», но это ближе всего к тому, что у меня было больше года назад.
Я изучаю собственное отражение в зеркале на шкафу.
— В небольшом приукрашивании реальности ведь нет ничего плохого, правда, тыковка? — я бросаю взгляд на Бри, пристёгнутую в ходунках, которая с головой занята всяческими штуковинами, приспособлениями и игрушками на них.
Она даже не поднимает на меня глаз.
Для своей встречи я сделала кудри, нанесла чуть больше обычного макияж, и надела свой безрукавный ярко-розовый сарафан с квадратным вырезом. На пару дюймов короче, чем то, которое я собиралась надеть на наше последнее свидание, но не хотелось надевать то повторно. На самом деле, Крейг его на мне так и не увидел, но вот Митч — да, поэтому я захотела надеть что-нибудь, в чём он меня не видел. Не потому что я пытаюсь произвести на него впечатление. Я не пытаюсь.
Довольная своим видом, я отвожу Бри вниз, запускаю её в манеж в гостиной и бегу обратно наверх за ходунками. Как раз спускаю их по лестнице, когда звенит дверной звонок.
Это может быть только Митч. Он сказал, что приедет к пятнадцати минутам пятого. И уже почти подошло время.
— Подождите, — кричу я в сторону двери. — Чёрт, громоздкая штуковина, — ворчу себе под нос.
Мне остаётся три шага до нижней ступеньки, когда парадная дверь открывается и заходит Митч.
Вздрогнув, я почти разжимаю руки на ходунках, и они больно бьют мне по бедру.
Ауч. Офигеть, как больно.
Придя в движение, Митч бросается ко мне.
— Эй, погоди. Давай возьму. — Он забирает у меня ходунки, поднимает их над перилами и ставит на пол.
Поморщившись, я перескакиваю последние две ступеньки и тру бедро. Судя по пульсации в ноге, на ней останется синяк размером с Техас.
— Ты как? — спрашивает он, рванув закрыть дверь. Его брови озабочено сдвинуты, когда он возвращается ко мне.
— Ты меня напугал до ужаса, — умудряюсь выжать сквозь стиснутые зубы.
— Я позвонил в звонок.
— Но я же не думала, что ты зайдешь. — Хватаюсь за перила, когда волна боли расходится от места удара.
— Мне показалось, ты сказала входить.
— Я сказала «подожди», — огрызаюсь я.
— Прости. — Его взгляд падает на мою ногу. — Сильно больно?
— Завтра я, наверное, буду вся синяя и фиолетовая, — откликаюсь я. Сильнее, чем ушибленный палец, но меньше вывихнутой лодыжки — выживу.
— Дай посмотреть, — произносит Митч, опускаясь на колено. И прежде чем я успеваю выразить всё своё возмущение и шок, он задирает юбку моего платья, оставляя всего четыре дюйма ткани, защищающего моё достоинство.
С отвисшей челюстью и широко распахнутыми глазами, я запоздало шлёпаю его по руке и шиплю:
— Ты что делаешь?
Митч непринуждённо отводит мою руку в сторону.
— Проверяю, всё ли с тобой в порядке, — отвечает он, как будто это — такие его прикосновения — по-прежнему в порядке вещей.
В ответ на его прикосновение, пульсация в бедре смещается, поселяясь между ног. Я моментально замираю.
— Митч, — в моём голосе можно услышать напряжение.
Он вскидывает голову, и наши взгляды встречаются. Желание пылает в его глазах. Но я знаю, что не могу себе позволить сгореть в его жаре. Только не снова.
Распущенные локоны касаются плеч, когда я неторопливо качаю головой.
— Митч, что ты делаешь? — мягко спрашиваю я, но больше не делаю попыток отодвинуться.
Спустя несколько напряжённых секунд из его горла вырывается звук, и он опускает руку с моего бедра, поднимаясь на ноги.
— Прости. Не знаю о чём я думал. — Он качает головой, словно прочищая её. — Видимо, от старых привычек трудно избавиться.
Жар, согревший мои щёки, может превзойти только жар, заливший моё естество. Меня давно никто не касался так интимно, если не считать те разы с гинекологом во время беременности. Конечно, последний раз был с Митчем.
Я поспешно разглаживаю платье на место.
Сунув руки в карманы, он отводит взгляд в сторону гостиной.
— Где Бри?
— В манеже.
Он кивает и проходит дальше по коридору. Со стихающей потихоньку болью в ноге, я ковыляю вслед за ним, больше опираясь на левую ногу. Мой взгляд невольно падает вниз, и я оцениваю вид его ягодиц, прикрытых джинсами. Соски затвердевают в мелкие камушки и новая волна жара омывает меня, собираясь в моём центре.
Это не хорошо. И виной всему Митч. В тот день я не ошиблась. Я всё ещё физически его привлекаю.
И это у нас взаимно.
Проклятье. Можно придумать с десяток хороших причин, из-за которых мы никогда не сможем быть никем другим, кроме как родителями Бри. Пора ему это понять.
Самое наше большое препятствие — это разрушенное вдребезги доверие. И я не вижу, что оно может когда-нибудь восстановиться. К тому же, мама и Эрин меня прибьют. Возможно, и Диана к ним присоединится. Мои друзья с работы и учёбы подумали бы, что у меня поехала крыша, если бы я вновь с ним сошлась.
Уже слышу, как они говорят: «Ну-ну, я-то думала, Пейдж умнее», качая головами и тыча в меня пальцами. С моей стороны будет двойной глупостью дать ему ещё один шанс.
Может, сейчас он и здесь, но не из-за меня — он приехал домой ради Бри. Она — та, кого он любит, и чью любовь жаждет в ответ. Физическое влечение не приравнивается к любви. И лучше мне об этом не забывать.