Пойманный

Глава 4

Весь путь домой я не могу прийти в себя после встречи с Брианной. Отчасти мне не верится, что она моя. Не потому что я ставлю под вопрос своё отцовство, я нутром чую, что она моя. А потому что эта прекрасная, крошечная девочка — моя дочь.

Я отец.

Ух. Мне ещё трудно это осмыслить.

И если я, увидев её фотографию в Нью-Йорке, думал, что боль в груди невыносима, сегодня, при встрече с ней, она была в сто раз хуже. Мне так сильно захотелось её подержать, что пришлось спрятать руки в карманы, чтобы не забрать её у матери. Но Пейдж смотрела на меня так, будто отрежет мне яйца и подаст на блюдечке, если я только осмелюсь. Я не стал настаивать, потому что она и так была разъярена.

Но я увижусь с Брианной завтра и, без сомнений, возьму её на руки.

Вернувшись к себе, я проверяю в телефоне сообщения и нахожу одно от Дианы.

На кухне я открываю холодильник и обнаруживаю, что сестра, видимо, сходила в продуктовый. Когда я заезжал оставить вещи, он был пуст. Теперь же в нём всё самое необходимое: апельсиновый сок, молоко, яйца, бекон, хлеб, яблоки и апельсины. На средней полке стоит накрытое блюдо. Сверху на записке нацарапано: «Лазанья».

Поставив её греться в микроволновку, я слышу короткий стук, следом за которым раздаётся звук открывающейся двери.

— Митч, это ты? Можно войти? — неуверенно зовёт сестра.

Я сухо смеюсь, отзываясь:

— Нет, это грабитель, который собирается съесть любимое блюдо твоего брата.

Весёлый смех Дианы сопровождает её появление на кухни. Сестра у меня высокая блондинка с зелёными глазами, и между воспитанием двоих детей, плаванием и теннисом, она умудряется оставаться в хорошей форме. Все говорят, что мы очень похожи, но мне сходство не кажется таким сильным. Но, наверное, назвать нас обоих спортивными можно.

— Ты дома, — тепло улыбается она мне.

— Во плоти.

Микроволновка издаёт сигнал, и я достаю нагретую тарелку. Диана следует за мной к столу и занимает стул напротив.

— Нет, я имею в виду, что ты, наконец, вернулся домой. — В мягкости её голоса много значений. Блудный сын вернулся. Или паршивая овца. В моём случае, подходит и то, и то.

Новая волна вины накрывает меня с головой. Я откашливаюсь.

— А. Да, видимо, так и есть.

Следующие несколько минут она довольно наблюдает, как я ем. У меня во рту не было ни кусочка с тех пор, как я перехватил гамбургер в полдень во время последней остановки, поэтому мне до смерти хотелось есть. А вкуснее домашней лазаньи моей сестры с тройным сыром ничего быть не может.

— Хочешь, налью попить? — спрашивает она, как будто не зная чем себя занять.

— Давай.

Достав стакан из шкафа, она небрежно интересуется:

— Ну и как всё прошло с Пейдж? Ты виделся с дочерью?

Удивительно, что она столько тянула с вопросом. Понятно, что ей хотелось спросить об этом в ту же минуту, как она вошла.

Я тяну время, пожевав и проглотив, прежде чем ответить.

— Да, я видел Брианну.

Диана посылает мне глупую улыбку, наполняя апельсиновым соком большой стакан.

— Правда она очаровательная?

От образа Брианны, ярко вспыхнувшего в голове, боль в груди возвращается.

— Она похожа на Пейдж.

— Да, — соглашается Диана, вернувшись к столу и поставив стакан передо мной. — И она очень хороший ребёнок. Хлопот с ней почти не бывает.

— Совсем не «папина дочка», да? — вопрошаю я, исторгнув отрывистый, самоуничижительный смех.

Сестра снисходительно улыбается.

— У тебя есть свои моменты, но ты не так уж плох. В прошлом было всего пару раз, когда мне хотелось вправить тебе мозги.

Если не считать этого крупного промаха, когда мне было четырнадцать, я сбежал после того, как мои родители погибли в автомобильной аварии. Я сел в автобус и был на полпути через всю страну в Юму, штат Аризона, когда Диана и Дэн нагнали меня два дня спустя. Я ехал повидаться со своим другом Чадом, который переехал в Сан-Диего за год до этого.

Излишне говорить о наказании на следующие две недели, и том, что мне пришлось выслушивать лекцию все четыре с половиной часа перелёта домой. Моя сестра не плакала столько даже на похоронах родителей, а Дэн словно постарел на десяток лет за те два дня. Господи, да даже отец Дэна прочитал мне очень строгую лекцию за то, что я заставил их так сильно переживать.

— В прошлом? — произношу я, вскинув бровь. — Вот только Пейдж так не думает. Она меня ненавидит. Думаю, она была бы счастлива, если бы я вернулся в Нью-Йорк и не вмешивался в жизнь Брианны.

— Митч, ты бросил её. Это нормально, что ей больно, и она злится. Дай ей немного времени, и она придёт в себя.

Если под «со временем» она подразумевает — к тому времени, как моя дочь закончит школу, то возможно. На меньшее я и не рассчитывал.

— Надо было вернуться домой, когда ты позвонила. Я должен был быть рядом, когда она родилась. — Если бы я мог что-то изменить, то изменил бы именно это. Ключевой момент. Время, когда можно было отменить нанесённый урон.

— Ты говоришь, как будто уже поздно, но это не так. Брианна маленькая, ещё совсем малышка. Она даже не вспомнит время, когда тебя не было в её жизни.

Нет, для Брианны, слава Богу, не поздно. Но явно поздно для Пейдж. Не могу сказать, что мне хочется вернуть с ней романтические отношения. Не хочется. В доказательство могу с уверенностью заявить, что этого никогда не произойдёт. Повезёт, если мы ещё с ней сможем наладить родительские отношения.

— Пейдж же не отправляла мне отказ от родительских прав для подписи, верно? — Это риторический вопрос, ведь и так ясно, что за это ответственна Диана. Пейдж бы призналась, если бы сама отправила.

— Нет. Но я начала думать о будущем и том, что случится, когда она выйдет замуж. Если тебя не будет в её жизни, имеет смысл, что её муж удочерит Брианну. — Тряхнув головой, Диана произносит: — Я не могла позволить тебе сделать эту ошибку. Надо было что-то делать, чтобы… чтобы тебя задело. Чтобы тебе захотелось стать частью жизни дочери, ведь я знаю, что если бы этого не произошло, ты потом бы жалел об этом решении всю оставшуюся жизнь.

— Я бы пришёл в себя до того, как это случилось.

Одна фотография сделала своё дело, а форма лишь добавила срочности. Три дня спустя, упаковав в машину столько вещей сколько смог, я выдвинулся в двухдневную поездку сюда с одной ночной остановкой. Когда-нибудь мне придётся вернуться и разобраться с остальным барахлом, потому что я не вернусь. Моя дочь здесь, а это значит, что и я здесь останусь.

Если бы я проспала прошлой ночью больше четырёх часов, то это многое бы сказало. Слава Богу, Бри не устроила мне переполох, проснувшись за ночь лишь раз, потому что подгузник намок. Как только я вернула её в кроватку, она погасла как огонёк.

На часах было восемь утра, а я не спала с шести, проигрывая прошлый вечер в голове снова и снова.

Митч вернулся. Вот всё о чём я могла думать с тех пор, как увиделась с ним.

Я воображала, что он вернётся, и мне уже не будет больно думать о нём и том, что он натворил. Я, наконец, оставила его позади, понимаете? Продолжила жить дальше. А теперь он всё испортит.

Я знаю, каково это было, когда были только я и он. Беспечные, лёгкие годы. В них был смех, веселье и горячий секс. В прошлом году остались только мы с Бри. Теперь же будут Бри и я, и Митч с Бри. И мне казалось, что я в такую ситуацию никогда не попаду.

Я смотрю в потолок, пытаясь собрать волю в кулак и подняться с кровати, чтобы начать своё утро. Сегодня занятий нет, но моя смена в ресторане начинается в одиннадцать. Нужно забросить Бри Диане к десяти тридцати, если я хочу приехать на работу вовремя.

Боже, кажется, теперь, когда Митч вернулся, придётся вернуться к этой истории с Дианой. Да, это удобно, бесплатно и она семья Бри, но стоит ли оно того, чтобы видеться с Митчем, когда мне этого не нужно? Или я веду себя как эгоистичная сука? Сейчас рассудить трудно.

Раздумывая о предстоящем дне и том, как всё успеть, я слышу приглушённый звон мобильника. Мой взгляд взлетает к ночному столику. Телефона там не оказывается. Резко вскочив, я навостряю уши, пытаясь определить его местоположение. Так всегда и происходит, когда я не кладу чёртову штуковину на надлежащее место.

К третьему звонку я подрываюсь с кровати и откидываю одеяло, похлопывая по матрасу, как будто приготавливаюсь к побегу из тюрьмы. К четвёртому я осознаю, что звук такой, словно телефона вообще нет в комнате. Я бросаюсь к Бри, где вижу свой загоревшийся iPhone на её комоде. Но когда я, наконец, добираюсь до него, на экране высвечивается «Пропущенный звонок», прежде чем он гаснет.

Теперь меня больше волнует, разбудил ли телефон мою дочь, а не кто звонил. На цыпочках подкрадываюсь к кроватке и заглядываю внутрь. Бри не спит, глядя на меня широко распахнутыми зелёными глазками. Затем улыбается, растапливая моё сердце.

— Как там моя девочка? — воркую я, поднимая её на руки.

Она трёт глазки, широко зевнув, и опускает голову мне на плечо. Люблю её такую, сонную и тёпленькую.

— Ну же, сладкая, давай переоденем тебя и пойдём завтракать, ладно?

Завтрак — волшебное слова. Она задорно выпрямляется и визжит:

— Ба-ба.

— Да, мамочка переоденет тебя и покормит. Тебе же хочется, да, милая?

— Ба-ба, — повторяет она.

И как раз в тот миг, как я решаю проверить, кто звонил, телефон разливается мелодией в моей руке.

«Митч».

Как же давно я не видела этого имени. И пусть и ждала, сердце всё равно замирает на секунду. И это не хорошо. Совсем-совсем. Я мысленно подготавливаю себя, прежде чем ответить.

— Алло. — Не хочу создавать впечатление, будто и сама это прекрасно знаю.

— Привет, Пейдж, это Митч.

Как будто я не в курсе.

— Не ожидала, что ты позвонишь так рано.

Повисает тишина, прежде чем он отвечает:

— Уже восемь.

— Оу, так ты знаешь во сколько просыпается Брианна по утрам? — Я использую полное имя дочери. Короткая версия для людей, которые близко знают её. Если не брать в расчёт рассказанное ему сестрой, он вообще ничего о ней не знает.

— Я думал, она…

— В следующий раз не думай, будто что-то знаешь, потому что это не так, — рявкаю я, перебивая его. Он немного вывел меня из себя своим ранним звонком. Не знает он, чем мы занимаемся по утрам.

Снова долгая пауза перед его вопросом:

— Брианна проснулась?

— Уже да.

— Прости. Я не хотел её будить, — говорит он с раскаянием в голосе.

Не знаю, правда ли её разбудил его звонок, но пусть он думает так, ведь это легко может оказаться правдой. И неважно, что это я оставила телефон в её комнате прошлой ночью.

— Мне кажется забавным, что с её рождения ты ей не интересовался, а сейчас… заинтересован во всём.

Полностью проигнорировав моё замечание, он спрашивает:

— Когда мы можем поговорить?

Чёрт. Никуда не деться. Через пару часов я завезу Бри к его сестре. А это значит, что мне нужно вести себя по-взрослому и быть с ним вежливой, даже если это меня убьёт. Что вполне возможно.

— Может, после работы сегодня? — произношу я, меняя подгузник.

— Когда ты кончишь? Работать? — добавляет он поспешно, как будто решив, что я могу неправильно додумать.

Этого ни за что не случится, поэтому переживать ему не стоит.

— С работы я выхожу в семь, — отвечаю я. И мне тут же хочется отвесить себе оплеуху, когда я прихожу в ужас от того, что мой ответ может навести на размышления так же, как и его. Мы уже больше не те, ошибки не повторим. — Если у тебя есть планы, мы можем поговорить в другой раз. У меня очень плотный график. — Либо соглашайся, либо отваливай, приятель.

— Нет. Нет, у меня нет планов. Сегодня подходит. Где ты хочешь встретиться?

— Раз уж я приеду за Брианной к твоей сестре после работы, может, мы там и поговорим? — уж точно мне не хочется, чтобы он снова приезжал сюда.

— Да. Хорошо.

— Ладно, тогда увидимся. — Я как могу стараюсь показаться сытой по горло всей этой историей с «поговорить», после того как он бросил меня беременной его ребёнком.

— Пейдж, — зовёт он, когда я уже собираюсь повесить трубку.

— Да?

— Где сейчас Брианна?

— Здесь. Хочешь сказать, ты её не слышишь? — сухо осведомляюсь я.

Бри отзывается лепетом, одновременно пытаясь засунуть ножку в рот. У неё в этом талант.

— Слушай, я собираюсь покормить её, — тонко пытаюсь подвести этот натянутый, неловкий разговор к концу.

— Она не сильно плачет?

И всё равно не отстаёт. Господи, ну почему он так со мной поступает? Было бы круто, если бы он приехал сюда с таким повышенным интересом, когда она родилась.

— Не сильно.

— Хорошо. Тогда я с ней увижусь, когда ты её сюда привезёшь.

Да, и будет весело. С тем как Митч вьётся вокруг Бри, уверена, он будет ждать у двери, когда мы приедем.

— Пока.

— Пока, — отвечает он, но по его тону не скажешь, будто он желает закончить разговор. Я быстро даю отбой, не давая ему вставить ни слова.

Опускаю взгляд на Бри, но вижу только глаза Митча цвета изумруда и сосны.

— Угадай, кого ты сегодня увидишь?

— Ба-ба, — выдаёт она.

Я тихонько смеюсь.

— Близко, тыковка.

Я озвучивала свои мысли о том, что Митч будет ждать Бри у двери, когда мы приедем? Он превосходит самого себя. Стоит прямо на подъездной дороге, когда мы подъезжаем.

Едва успеваю выбраться из машины, как он открывает заднюю дверь и заглядывает внутрь, где сидит Бри, пристёгнутая к своему детскому креслу.

— Привет. Я думал, тебе, возможно, понадобится помощь с вещами, — объясняется он, искоса глянув на меня.

Я толкаю дверь и смотрю прямо на Митча, пока до него не доходит послание, и он не отходит в сторонку, чтобы у нас не было риска соприкосновения, давая мне возможность добраться до заднего сидения.

Какая разница между этим и тем парнем, который не признавал собственную плоть и кровь до вчерашнего вечера. Будь я полной сучкой, то уже не преминула бы бросить ему это в лицо. Но я выше.

— Что ж, я справлюсь. За последние месяцы привыкла всё делать сама. — Ладно, не особо я и выше.

В его глазах мелькают нечитаемые эмоции, но они исчезают в мгновение ока.

— Ну, теперь я здесь. Тебе не придётся всё делать самой.

Ещё посмотрим.

— Вот, можешь взять.

Он смотрит так, будто собирается возразить, но забирает сумку с памперсами и нового щенка, который, казалось, жить не мог без моих рук.

Уперев колено в сидение, я ловко отстёгиваю дочь и беру её на руки. Митч ждёт меня и идёт следом в дом.

Диана, стоя у входа, улыбается и рассыпается тёплыми приветствиями. Обычно она сразу выхватывает племянницу у меня из рук, и у них начинается праздник любви. Бри обожает свою тётушку почти так же, как Диана любит её. Но сегодня она уступает брату.

— Митч, почему бы тебе не взять Брианну?

Митч отдаёт сумку с подгузниками Диане, и с игрушкой в руке поворачивается ко мне, протягивая руки за Бри.

Сегодня Бри — самая настоящая мамина дочка, молча качает головой, крепко обхватив меня ручками за шею, и яростно работает ногами, как будто пытаясь уцепиться за меня.

В тот краткий миг, прежде чем лицо потухает, я замечаю в его глазах боль. Чего он ожидал?

На жалящий отпор Бри, я говорю первое, что приходит на ум.

— Иногда она немного капризничает с незнакомцами.

— Она просто не привыкла к своему папочке, — поспешно вставляет Диана, торопясь ко мне. — Но это изменится, верно, милая? — На вопрос тётушки, моя дочь внезапно расслабляет свою мёртвую хватку и бросается в её объятья.

Диана радостно принимает её вес, глядя поверх головы Бри на брата. Взгляд, которым она одаривает его, почти извиняющийся, хотя ей не за что просить прощения. Но это же младший брат. Она будет любить его несмотря ни на что.

Вот только в моих глазах он — парень, который бросил меня, когда был нужен мне больше всего на свете. А что ещё более важно, он не просто бросил меня, он оставил свою дочь. Поэтому это его вина, что Бри совершенно его не знает и не прыгает ему в руки.

Думая так, я отношусь к нему бесстрастно, и всё сочувствие, которое, возможно, можно было испытать — раздавлено, как навязчивый жук.

— Хорошо. Я лучше пойду, — объявляю я, быстро целуя дочь в щёчку. Одариваю Диану улыбкой.

— Я тебя провожу, — вызывается Митч, встав рядом.

Чего? Резко смотрю на него. Последнее, что мне нужно — это сопровождение. Нет, не совсем правильно. Последнее, что мне нужно — это сопровождение Митча.

— Всё нормально, — говоря я со слабым смехом. — Уверена, у меня не возникнет трудностей с тем, чтобы дойти до дороги.

— Мне не сложно. К тому же нам есть о чём поговорить, — уверяет мой бывший парень, пожимая плечами с блеклой улыбкой, не достигающей глаз.

Я стреляю взглядом в Диану. Большая ошибка. Что ещё она могла сделать, как не посмотреть на меня, словно уговаривая: «поговори с ним, пожалуйста». Ему отказать легко, а вот ей — нет. Она была камнем преткновения.

Смирившись, я пожимаю плечами и соглашаюсь:

— Конечно. Хорошо. Но всего на пару минут.

— Больше и не надо.

Митч не сразу начинает говорить, когда Диана закрывает двери. Мы уже у машины, а он по-прежнему молчит. Когда я, наконец, поднимаю на него глаза, он сверлит меня взглядом, но его лицо лишено эмоций.

— И? — мне хочется быстрее закончить, потому что он стоит слишком близко и от него очень хорошо пахнет во вред моему здравомыслию. Всё ещё душится одеколоном, который я люблю. Придурок.

— Брианна ведёт себя иначе, не так как вчера, — начинает он разговор. Я молчу, решив, что он скажет что-то ещё, но когда тишина затягивается у меня появляется отчётливое ощущение, будто он ждёт какое-то объяснение тому, что только что произошло.

Смотрю на него «я жду, продолжай» взглядом. На это он вскидывает бровь.

— И? — подталкиваю я, раз уж моё молчание не служит достаточным намёком.

— Мне стало интересно, знает ли она что-нибудь обо мне. Ну знаешь, как по фотографиям.

— К чему ты клонишь, Митч? — спрашиваю я, опуская руку к бедру. Его взгляд следует за моим движением.

— Я не знаю. Она вела себя так, будто боится меня, — объясняет он, показав плечом в сторону двери.

— Ты же понимаешь, что ей нет и семи месяцев? И она не знает тебя. — Смешно, что мне ещё нужно разъяснять очевидное.

— Я читал, что дети отражают мимику и чувства родителей.

Бывает наглость, но такая!

Упираюсь и второй рукой в бедро и прищуриваюсь.

— Так вот, как ты думаешь? Что я использую твою фотографию вместо мишени в дартсе? Что после того, как ты уехал прошлой ночью, я вытащила её и замахала ей перед Бри, приговаривая какой ты плохой и страшный? — Меня не остановить. — Ты думаешь, что я приложила руку к тому, что там произошло? — произношу я, показывая на дверь, а голос ползёт все выше и выше.

По выражению его лица ясно, что он знает, как нелепо это звучит, но уже до чёртиков поздно останавливать мою тираду. И у меня создаётся впечатление, будто подавляемая больше года ярость умирает от желания вырваться наружу.

Он открывает рот, чтобы заговорить, но я обрываю его.

— Знаешь, будет справедливо, если она отвергнет тебя, потому что ей хватит ума понять, кто правда её любит. И она узнает, что единственный мужчина, который должен любить её, отвернулся от неё даже раньше, чем она успела сделать первый вздох.

Митч заметно бледнеет под загаром, а выражение его лица становится таким, как будто я наотмашь ударила его в живот. Ну, мне плевать.

— Но это не так, — раздражённо уверяю его. — Бри не знает и дай Бог, никогда не узнает. Я ни за что намеренно не причиню ей боль, как бы сильно мне не был невыносим твой вид. Знаю, ты винишь меня за всё случившееся, но за это ты обвинить меня не можешь. Так что думай, что я отрежу прядь твоих волос, распечатаю фотографию, чтобы наложить на тебя ужасное заклинание. То, что тебе приходится расхлёбывать сейчас — катастрофа, учинённая твоими же руками. Если ты серьёзно хочешь быть ей отцом, будь терпелив и не напирай. — К тому времени, как я заканчиваю, грудь яростно вздымается и опадает от силы моих эмоций.

Наши взгляды встречаются в долгой тишине. Воздух уплотняется от всего неразрешённого между нами.

Наконец, Митч продолжительно вздыхает.

— Слушай, Пейдж, я знаю, что сделал тебе больно. Знаю, что ты меня ненавидишь, но сейчас я хочу всего лишь стать частью жизни своей дочери.

Нет. Он так со мной ни за что не поступит. Дело не в нас или моих чувствах к нему. Он ведёт себя так, будто я до сих пор на нём зациклена, и поведу себя как мегера, повернув Бри против него. И там, и там — ошибка.

— Сказать, что я тебя ненавижу — значит придать тебе слишком большое значение в моей жизни. А я только пытаюсь сделать то, что будет лучше для моей дочери.

— Значит, мы оба хотим одного и того же.

— Тогда не пытайся ворваться бульдозером в её жизнь. Она оттает, когда сама того захочет, а не ты.

Он роняет взгляд и запускает руки в карманы, натягивая выцветший джинсовый материал на ягодицах и бёдрах.

Меня прознает дрожью осознания. Та часть меня, которая, как мне казалось, оставалась в холодном хранилище, похоже, стремительно оттаивала. Я мгновенно чувствую стыд и потрясение от того, что возбудилась из-за него, пусть и совсем каплю.

Можно было подумать, что после всего случившегося, единственные чувства, что может пробудить во мне мой бывший — это гнев и отвращение. Может, разумом я так и думала, но вот моё тело говорит совершенно о другом. Я торопливо переключаю внимание на вишнёвое дерево, растущее на лужайке за его спиной.

— Я не хотел сказать, будто ты намеренно пытаешься настроить Бри против меня, — говорит он извиняющимся тоном.

— Нет, но подумал, — едко отзываюсь я. Отвернувшись от него, открываю дверь. — Мне пора ехать, иначе я опоздаю на работу, — бормочу, тщательно избегая его взгляда. Чем быстрее уберусь от него, тем лучше.

Поспешно проскальзываю за руль и не позволяю себе оглядываться на него, пока он не исчезает из зеркала заднего вида.