Пойманный

Шесть месяцев спустя.

— Митч, следи за ней, она слишком близко подобралась к пиле.

— Ага, ты-то с ней на качелях качаешься, а мне приходится бегать. — Рассмеявшись, я подхватываю дочь на руки, и она издаёт высокочастотный визг. Серьёзно. Визг, а не вопль или даже крик. Мне-то казалось, что она любительница всё прибрать к рукам, когда ещё ползала, но сейчас, умея ходить, Бри превратилась в бегунью, яростно работающую ножками всякий раз, как возбуждена — то есть практически всё время.

— Ты не был со мной, когда я водила её в парк в последний раз. Я только и делала, что бегала за ней.

Весна в этой части Джорджии наступает довольно рано, поэтому сезон парков открылся ещё три недели назад в начале апреля. Бри любит их, поэтому кто-то из нас (или оба) приезжает сюда каждую неделю.

Пейдж встаёт с качелей и стряхивает песок с джинсов. Я бы предложил сделать это за неё, но в парке есть и другие люди с детьми.

Я опускаю извивающуюся и хихикающую Бри на землю, и та тут же бросается бежать, сломя голову. До меня доносится смех Пейдж, стоящей за моей спиной, когда я срываюсь следом за дочерью. Она не столько быстрая, сколько проворная. Отлично справляется с увиливанием.

Смеясь, я позволяю ей отбежать достаточно далеко, чтобы она думала, будто выиграла преследование, но и достаточно близко для того, чтобы можно было быстро схватить её, если понадобится.

Когда она визжит и устремляется к беговой дорожке, я поднимаю глаза и вижу Колдера, бегущего к нам. Он замечает Бри и расплывается в улыбке.

Эта сцена слишком мне знакома, и я не хочу её повторения. Но она уже начинает разыгрываться точно так же, как и в тот раз — он подхватывает её на руки, обнимает и целует. И Бри всё съедает.

— Привет, — здоровается он, дёрнув подбородком в мою сторону.

— Привет, — отвечаю я.

Спустя несколько секунд рядом со мной появляется Пейдж.

— Трент, как поживаешь? — Она выходит вперёд и целует его в щёку.

— Хорошо. Хорошо. Она стала больше и ещё красивее с тех пор, как я видел её в прошлый раз. — Он поднимает Бри выше в руках.

— Трен, — выговаривает Бри его имя, улыбаясь ему.

— Ты должен как-нибудь зайти к нам, правда ведь, Митч? — подталкивает Пейдж. Не очень уж тонко.

— Конечно. Да, конечно, должен. — На самом деле, он может и не приходить, но я знаю, что Пейдж забирает Бри к его маме, по меньшей мере, три раза в месяц. Ещё я знаю, что он иногда видится с Бри, когда мама Пейдж забирает её по выходным.

С этим парнем нет проблем. Если припрёт, я смогу поддержать с ним беседу. Он увлекается спортом — вот и сразу тема для разговора.

Проболтав с нами пару минут, он произносит:

— Ладно, мне пора вернуться к пробежке.

Его взгляд перемещается между нами, пока он будто бы размышляет, кому отдать Бри. Наконец, к моему облегчению, выбирает Пейдж. Не хочется повторения случившегося в прошлый раз.

Но когда он наклоняется к Пейдж, Бри издаёт возмущённый визг, заявляя:

— Нет, па-па, — и протягивает ручки ко мне.

Ко мне.

Усмехаясь, я чувствую себя на сотню фут выше, когда забираю её от него. Она тут же с удобством устраивается в руках, укладывая головку мне на грудь. Интересно, она слышит, как моё сердце увеличивается вдвое?

Колдер смотрит на меня, и ухмыляется:

— Видимо, теперь она знает своего папу.

— Можно сказать, мы вроде как питаем друг к другу тёплые чувства. — Именно эти слова он сказал мне в прошлом году. И по искоркам веселья в его глазах можно сказать, что он тоже это помнит.

— Ага, вижу. У меня никогда не было шанса, да, Бри? — дразнится он, поглаживая её щёку.

— Когда-нибудь у тебя будет своя компания, — заверяю я. Ладно, он оказался ещё более приятным, чем мне казалось.

Пейдж на это разражается смехом.

— Не раскатывай губу! Он никогда не знакомил меня ни с одной девушкой, с которой встречался, правда, Трент?

Расхохотавшись, Трент полностью уклоняется от её вопроса.

— Ваших хватит, чтобы держать меня занятым.

Не берусь отрицать, потому что в этом он, наверное, прав.

— Серьёзно, ты должен приехать как-нибудь на следующей неделе, — просит Пейдж, решив уговорить его на ужин. Для неё этот парень — семья, и она хочет, чтобы их отношения пережили любовные связи, рождения и дистанцию. И я её понимаю.

— Позвони мне на следующей неделе, и мы состыкуемся, ладно? — он бросает на меня взгляд, как будто оценивая мою реакцию на то, что мы проведём вечер вместе.

Я улыбаюсь.

— Тогда увидимся на следующей неделе.

После этого Трент расцеловывается с Пейдж и Бри на прощание и возобновляет пробежку.

Как только он выходит из поля слышимости, Пейдж впивается в меня взглядом с задумчивостью в глазах.

— Что это было?

— А что было? — интересуюсь я, притворяясь невинным.

— Сам знаешь, про Бри и… всё остальное?

Ласково взяв её за руку и переплетя наши пальцы, я осведомляюсь:

— Под «всем остальным» ты имеешь в виду, что наших детей хватит, чтобы занять его время?

С широко распахнутыми глазами она бормочет:

— Ч-что?

— Конечно, не сейчас, а после того, как мы поженимся, и всё наладится. Разве ты не думаешь, что Бри стала бы отличной старшей сестрой? — Я опускаю взгляд на Бри, чьи глазки мечутся между нами, как будто она следит за разговором и понимает каждое слово.

— Ты хочешь ещё детей? — шёпотом спрашивает она.

— С тобой я хочу ребёнка в каждой комнате в нашем доме с пятью спальнями.

— Ох, Митч. — Моя имя вырывается полным любви шелестом. Она приподнимается и нежно целует меня в губы.

— И в следующий раз я ничего не пропущу. Ни поход к доктору, ни сведённую ногу, ничего. — И эту клятву я намерен сдержать.

Глаза Пейдж застилают слёзы.

— Митчелл Аарон Кингсли, ты самый лучший отец и парень, который только мог быть у нас с Бри.

— И ты знаешь, почему? — интересуется он.

Улыбка играет в уголках её губ.

— Почему ты самый лучший?

— Да.

— Потому что ты такой и есть.

— Нет, потому что я люблю, и любим безумно невероятной, самой красивой женщиной в мире, и такая женщина достойна всего только самого лучшего.

Встав на цыпочки, Пейдж кладёт ладонь мне на щеку, снова целуя, и на сей раз её поцелуй более страстный и долгий. Закончив, она опускается на пятки и шепчет:

— Я согласна заполнить каждую комнату нашего дома с пятью спальнями.

Сочельник

Клянусь Богом, если мы с Пейдж в ближайшее время не займёмся сексом, я сойду с ума.

Или у меня отвалятся яйца — смотря, что произойдёт раньше.

Мне остаётся только благодарить Господа за то, что конец нашей сексуальной засухи уже близок. Думаю, если мы уложим Бри около восьми, можно будет проявить вежливость и позависать с «взрослыми» до девяти. А потом мы голыми заберёмся под простыни, не напоминая озабоченных, антисоциальных гостей дома.

В этот раз мы проводим Рождество у моих бабушки и дедушки. Уже прошло больше года, а я всё никак не привыкну к мысли, что они — мои родные, которых, как мне казалось, у меня нет. Эта перемена прошла бессловесно, и с Дэном было всё не так плохо. Но, безусловно, проще всего пришлось с Дианой, ведь она и так всегда вела себя больше как мать по отношению ко мне, нежели как сестра.

Подняв на руках повыше всё ещё дремлющую дочь, я следую за бабушкой и Пейдж вверх по лестнице в гостевую комнату, которой мы будем пользоваться на время нашего шестидневного пребывания. Бри вырубилась в машине в ту же минуту, как мы выехали на шоссе.

Я касаюсь поцелуем шелковистой, каштановой чёлки, спадающей на её лобик.

— Давай, милая, пора просыпаться. — Уже два часа дна, так что время дневного сна закончилось.

В ответ она крепче сжимает свои крохотные ручки вокруг моей шеи, сильнее вжимаясь в меня.

В груди становится тесно, когда я вдыхаю запах детского шампуня и присыпки. Кажется, мне никогда не привыкнуть к тому, как сильно я её люблю. Диана говорит, что иметь ребёнка — это всё равно что иметь сердце вне своего тела. И она права. Бри загнала меня под свой малюсенький каблучок.

Но как бы сильно я не любил Бри, если она поспит ещё немного, до десяти вечера её будет проблемно уложить, а у меня есть планы с её мамочкой, которые не включают бодрствующего, любопытного двухлетнего ребёнка.

Бабушка замирает и жестом показывает зайти в первую спальню.

— А здесь будут спать Пейдж и Брианна.

Подождите! Что? У Бри должна быть своя комната. Всюду, где бы она ни проводила ночь, у неё есть своя комната.

Сбитый с толку я перевожу взгляд с бабушки на округлившую глаза Пейдж, а потом и на гостевую комнату. Первой я замечаю розово-зелёную детскую кроватку, стоящую рядом с огромной кроватью. Сердце заходится в бешеном ритме, и я переключаю внимание обратно на бабушку.

Она встречает мой паникующий взгляд выгнутыми бровями и отвечает на мой не заданный вопрос чопорным, твёрдым голосом:

— Назовите меня старомодной, но в моём доме неженатые молодые люди не могут делить комнату и тем более — постель.

Что. За. Пиздец?

— Конечно, мы не против, — поспешно отзывается Пейдж. Мой взгляд устремляется к ней. Она умудряется улыбнуться, пока сама быстро отправляет мне вспышкой своих голубых глаз взгляд, указывающий «даже не вздумай меня позорить».

Бабушка одобрительно улыбается ей. Она любит Пейдж не потому, что та милая, воспитанная, прекрасная юная леди, а потом что она замечательная мать. Ей другого и не нужно от матери своей любимой правнучки. Это её слова. А вот к внуку, который не сделал её «честной» женщиной у неё есть вопросы.

К слову, я собираюсь жениться на Пейдж. Более того, я хочу на ней жениться, но от бумажки моя любовь к ней не станет сильнее. Понятно, что официальность — важна, но мы только-только выпустились. Даже нормально поговорить не могли до мая. Мы надрывали задницы последние полтора года, чтобы закончить семестр пораньше. В январе перешли на полный рабочий день. Так что можете подать на меня в суд за то, что я хочу сделать предложение руки и сердца идеальным. Такое, о котором пишут книги. Которое Пейдж запомнит на оставшуюся жизнь. И думаю, у меня дело в шляпе.

Но то, что у нас не будет секса, пока мы здесь — совсем не входило в мой план. И никогда бы не вошло в любой план, пришедший мне в голову.

— Что ж, я рада, что всё улажено, и вы оба проявили понимание, — произносит бабушка.

Непроизвольно ужесточившееся выражение лица удостаивается жёсткого взгляда от моей девушки. Я поправляюсь.

Но нет, во мне нет понимания. Ни капельки.

Бабушка обращает ко мне улыбку, как будто тут есть чему улыбаться.

Лишение сексуальной жизни — дело не из приятных. Сказать двадцатиоднолетнему парню с работающим членом, что он не может заниматься сексом со своей девушкой — матерью своего ребёнка, Бога ради, — не что иное, как жестокое и неординарное наказание.

Ещё и на Рождество? По идее, это время радости и всего такого, а не то, где я мучаюсь от запущенного случая посиневших яиц и барахтаюсь в страданиях Скруджа.

— Как закончите — спускайтесь к нам. На кухне есть закуски, чтобы отвести аппетит до ужина, если вы голодны.

Я и Пейдж безмолвно наблюдаем за ней, пока она не исчезает внизу лестницы. Мы поворачиваемся, одновременно глядя друг на друга.

Я дёргаю головой в сторону комнату, отведённой ей и Бри.

— Нам нужно поговорить.

Я провожаю Митча в спальню. Проследовав за мной, он перекладывает Бри на другую руку и закрывает дверь.

— Скажи, что она только что не говорила то, о чём я думаю. — Он сверлит меня взглядом с выражением лица, выражающим бурю растерянного недоверия.

Я сочувственно вздыхаю.

— Дорогой, это её дом, к тому же она твоя бабушка. У нас нет права голоса.

Секунду он оглядывается по сторонам, как будто пытаясь найти выход. В комнате есть два мансардных окна, но с них будет адский спуск. Однако я понимаю. Чувствую его боль, хотя мы застряли тут на неделю. Нужно сделать всё возможным в сложившейся ситуации.

Он смотрит на меня с появившимся в глазах расчётливым блеском. Мне хорошо известно, что значит этот взгляд.

— Прокрадись ко мне в комнату после того, как все разойдутся по постелям.

— Ни за что. — На сей раз я качаю головой ещё решительнее. — Я не собираюсь рисковать попасться в доме твоих бабушки и дедушки, — твёрдо и убеждённо заявляю я. Иначе Митч заставит меня делать один Бог знает что. Он это умеет. Ещё на убеждение пускает в ход рот и руки. Он невероятно хорошо умеет настаивать на своём, а я всего лишь женщина, которая не занималась сексом со своим суперсексуальным парнем больше недели. У моей решительности есть пределы.

Он глазеет на меня, как будто поверить не может, что я не соглашаюсь с его планом.

— Не смей смотреть на меня таким жалостливым взглядом. Я нравлюсь твоим старикам, и мне хочется, чтобы всё так и оставалось. Я не стану предавать их доверие.

Осознав, что не сможет уговорить, подтолкнуть или соблазнить меня поступить по его, он ворчит:

— Два года подряд, Пейдж. Рождество нас ненавидит.

Его слегка надутые губы для поцелуя, несмотря ни на что, заставляет меня улыбнуться.

— Нет, не ненавидит. Это называется «неподходящее время». — Очень неподходящее время.

На прошлой неделе Бри болела гриппом, а когда тебе приходится справляться с больным ребёнком, помимо работы, готовки и домашней суеты, секс занимает в голове последнее месте. Мы оба выживали на трёх-четырёх часах сна в день. Я даже забыла, что такое полноценный семичасовой сон до прошлой ночи. Но, исходя из того, что мне известно теперь, лучше бы мы потратили один из тех часов на такой необходимый секс.

На прошлое Рождество у Бри резались зубки. И этим всё сказано, потому что все, кто пережил прорезывающиеся зубки у ребёнка, точно знает о чём я. Труднее всего было справиться с постоянным плачем и хныканьем. В какой-то степени я ему сочувствовала, но, в конце концов, мне пришлось сказать Митчу, что нужно смириться, потому что я могу иметь дело только с одним ребёнком за раз. Однако, когда мы занялись сексом после долгой, восьмидневной засухи, это было выше всяких похвал. С нетерпением жду сегодняшней ночи.

Вдруг Бри резко распахивает глазки. Секунду она тревожно всматривается в меня, прежде чем стремительно отскочить от плеча отца.

— Уже Лождество? — Она смотрит на меня, а потом обращает свои большие зелёные глазки к отцу.

Я чувствую, как улыбка захватывает всё лицо, а свежая волна любви к дочери переполняет сердце. Мы с Митчем создали её, этого прекрасного малыша. Иногда, глядя на неё, мне трудно в это поверить. Но Бри, без всяких сомнений, моя. Все говорят, что она — моя мини-версия, и только глаза — отца.

Митч грубо смеётся.

— Завтра, милая, — произносит он, целуя её в раскрасневшуюся щёчку.

Затем стреляет в меня взглядом, затопленным таким желанием и тоской, что я невольно чувствую его жар по всему телу.

— А потом ещё через пять дней. — Низкий рык его голоса — это звук сдерживаемого неподдельного разочарования.

Ух. Мне знакомы его чувства.

Покрыв дистанцию между нами, я запрокидываю голову и молча подставляю губы. Глаза Митча темнеют, когда его рот завладевает моим, моментально вовлекая мой язык в голодный, захватывающий поцелуй.

— Мамочка, папочка, я хочу целофаться. — Подкрепляя своё жалобное требование, Бри просовывает крошечные пальчики между нашими лицами, разъединяя губы.

Посмеиваясь и слегка задыхаясь, мы с Митч отстраняемся друг от друга. Наши глаза встречаются над её макушкой.

— Запомни, на чём мы остановились, — наставляет он, когда Бри тянется вверх, оставляя слюнявый поцелуй в уголке его рта.

С тем, как протестующе пульсирует у меня между бёдер, как я могу забыть?

После ужина я проверяю телефон и вижу два пропущенные звонка и голосовое сообщение от Эрин. Пока все разбредаются в гостиную, я извиняюсь и ухожу наверх к себе в комнату, чтобы набрать ей по Скайпу.

Эрин отвечает с первого гудка, пропуская все требуемые приличия.

— Ну-у-у-у и-и-и-и, ты готова к завтрашнему дню? Нервничаешь? Взволнована? Как твой маникюр? Ещё держится?

Я смеюсь, восхищённо разглядывая свой французский маникюр. Вчера у нас был девичник — мы пытаемся устраивать их два или три раза в месяц. У нас был обед в любимом ресторане, Рождественский поход по магазинам, а затем мы побаловали себя процедурами по уходу за лицом, маникюром и педикюром. Кожа у меня супермягкая и без пятен, а ноги и руки выглядят просто отлично.

— Перестань говорить об этом, иначе сглазишь.

Она хихикает, перебрасывая тёмно-каштановые волосы через плечо. За её спиной я вижу двойную духовку, то есть она сидит с ноутбуком за кухонным островком.

— Я знаю, что он собирается сделать тебе предложение. И ты это знаешь. Все знают, что он сделает предложение завтра. Единственное, что ты хочешь на Рождество — это кольцо.

— Я хочу замуж за него. Кольцо — всего лишь бонус. — Хотя носить его кольцо будет приятно. Ладно, гораздо больше, чем просто приятно.

— Ну, сначала приходит любовь, затем кольцо с огромным бриллиантом, а потом уже брак. Вы же сразу перескочили на детские коляски.

Я хмыкаю. С последним она права.

— Ты такая дурочка.

— Нет, я твоя лучшая подруга и скоро стану подружкой невесты, — отзывается она с широкой ухмылкой.

Мурашки бегают вверх-вниз по бокам. Вот что происходит со мной из-за разговоров про свадьбу с Митчем. Дождаться не могу, когда выйду за него. Это последний шаг для начала нашей настоящей совместной жизни. Мы оба согласились, что у нас будет ещё два ребёнка. Ладно, он хотел трёх, но раз уж не ему их носить… Мы решили, что трёх будет достаточно.

— Перестань. Я же сказала, ты всё сглазишь, если продолжишь об этом говорить. — Время от времени во мне просыпается суеверность.

Великолепное лицо Эрин заполняет весь экран, когда она наклоняется ближе к камере.

— Как я сглажу? Сейчас Рождество. Вы закончили колледж. У вас есть общая дочь. Вы живёте вместе. У обоих замечательная работа, и вы совершенно без ума друг от друга. К тому же у тебя день рождения через несколько месяцев. Он обязан сделать сейчас предложение.

Я знаю, что она права. Конечно, он собирается попросить у меня руки. Теперь у него абсолютно нет никаких препятствий.

Вытираю вспотевшие ладони об обтянутые джинсами бёдра. С момента рождения Бри я ещё ни одного дня не ждала с таким рвением. Вынуждаю себя сделать успокаивающий вдох, чтобы успокоить нарастающее волнение.

— Ты же понимаешь, что тебе придётся помириться с Джошем к свадьбе. Он будет шафером Митча.

Улыбка исчезает с лица Эрин, и она отстраняется от камеры.

Проклятье, теперь она расстроена.

Обычно мы не говорим о Джоше. Это негласное правило, которое я научилась принимать. Джош — убийца разговоров. Но держать их врозь становится всё тяжелее и тяжелее. И я имею в виду — физически. Превосходный пример — вечеринка в честь Дня Рождения Бри, состоявшаяся две недели назад. Я пригласила всех наших друзей. Вся банда Нью-Йоркского колледжа прилетела из своих штатов. Пары успели обручиться в этом году, а Зака с Троем призвали в армию. Сейчас же Зак за «Орлов», а Трой за «Великанов». Мы с Эрин с нетерпением ждали возможности встретиться с ними и заодно вживую посмотреть на кольца наших подружек.

Мы сидели и разговаривали — парни жаловались на то, сколько свадеб им придётся посетить в следующем году, а мы, девочки, возбуждённо болтали о них, когда приехал Джош. Как обычно, опоздав. В ту же секунду, как он вошёл, Эрин придумала какое-то дурацкое оправдание о том, что ей нужно завершить проект для учёбы, и ушла. Ушла с вечеринки в честь дня рождения своей единственной крестницы. По тому, какими колкостями они обменивались, мне казалось, что всё хуже некуда ещё до того, как они начали спать друг с другом, но с тех как они перестали заниматься сексом ситуация ухудшилась в сотни раз. Больше мы не могли собираться вчетвером. И совсем всё пошло наперекосяк, когда Джош начал встречаться с Хлои. Мы с Митчем даже выдохнуть его имя не можем рядом с Эрин, если не хотим, чтобы разговор зашёл в тупик.

Наша свадьба должна быть очень весёлой.

Она приподнимает худенькое плечо.

— Пофиг.

С моей лучшей подругой мы знакомы больше шестнадцати лет. Ей даже близко не «наплевать». Но не стану с ней спорить.

— Я говорила, что Трент приведёт девушку на вечеринку? — У нас это впервые, так что достижение огромное. И раз я, наконец, познакомлюсь с женщиной, с которой он встречается, у него, наверное, серьёзные намерения по отношению к ней.

— Чёрт возьми! Значит, он снят с рынка? — дразнится Эрин.

Я прыскаю от смеха.

— Пока что, видимо, да. — Если ей когда-то реально и нравился Трент, то сейчас это уже не так. Их отношения всегда были и остаются совершенно платоническими. — А что насчёт тебя? Ты придёшь? — Джош ещё не ответил на приглашение, поэтому она избегала момента, когда ей придётся дать мне ответ.

— Да, приду. И со мной будет парень.

Парень? Для меня это новость, учитывая, что сейчас она ни с кем не встречается. Не встречалась последние полгода. Или я так думала.

— И кто же это?

— Ты его не знаешь. Просто парень с работы.

Эрин стажируется в «AJC» и надеется, что её примут на полноценную работу, когда она выпустится в мае.

— У этого парня есть имя? — Эрин только однажды скрывала, что с кем встречается, и тогда у них с Джошем были отношения «недодрузья с привилегиями».

— Итан.

У меня сходятся брови на переносице.

— Почему ты раньше не упоминала Итана?

— Потому что он новенький — начал работать в газете только в прошлом месяце, и я ходила с ним на свидания всего несколько раз. В любом случае, мне не хочется сейчас о нём говорить, — произносит она. — Я хочу поговорить о твоей помолвке, а ещё мне нужно обещание от тебя, что ты покажешь мне кольцо, как только вернёшься в город. Конечно, после того, как ты позвонишь мне завтра и покажешь его со всеми деталями.

И тут она уже вынуждает меня ухмыльнуться, как будто я под кайфом от гелия.

Какой ещё Итан?

Не уверен, что даже смогу поцеловать Пейдж на ночь. Если у меня не может быть всего — всего сразу, — зачем мучить себя одним лишь вкусом? Зачем ухудшать собственные страдания? В мои увлечения не входит мазохизм ни в какой форме. Но я серьёзно думаю о том, как пережить ночь, не забравшись к ней в комнату, где залезу на её кровать, раздену донага и трахну до беспамятства.

— Хочешь, чтобы папочка почитал тебе на ночь? — спрашиваю я у Бри, которая уже трёт глазки, противясь сну. Она вся вымоталась после игр со своими тётей и дядей, которые не видят ничего плохого в том, чтобы поклоняться каждому её желанию.

— Давай я почитаю ей, Митч. — Тэсс вскидывает руку в воздух, как будто пытается в классе привлечь внимание учителя. Брат с сестрой прекратили называть меня дядей три месяца назад, но на это им понадобился целый год. От старых привычек трудно избавиться. Кому как не мне это знать. Диана с Дэном настаивали, чтобы я называл их как мне комфортно, но мне известно, что они в восторге оттого, что я выбрал называть их мамой и папой.

— Я тоже хочу почитать, — вмешивается Даг, потому что теперь это соревнование. Вот так у нас обстоят дела, ребята.

— А как насчёт того, чтобы бабушка уложила тебя сегодня спать? — спрашивает Диана, уже потянувшись к ней. Слишком устав для того, чтобы идти, Бри молча протягивает ручки навстречу бабушке.

Мама торопливо поддаётся к ней, загребая в объятья, прежде чем обратиться к Дагу и Тэсс.

— Пойдёмте, дети, вы сможете прочитать ей по одной книге.

— Мы с папой поднимемся чуть позже, чтобы поцеловать тебя на ночь, — окликает их Пейдж, пока они выходят из гостиной. Бри кивает, сонно улыбнувшись губами, сомкнувшимися вокруг большого пальчика.

Как только я снова усаживаюсь на диван рядом с Пейдж, Дэн вдруг встаёт на ноги.

— Мне нужно собрать кукольный домик и ещё один велосипед, так что увидимся утром.

У дедушки с бабушкой есть гостевой дом на заднем дворе, где останавливаются папа и тётя со своими семьями, когда приезжают. Я бы не прочь сейчас остаться там. Это отвлечёт меня от отсутствия секса на следующие шесть дней. А бабушка ещё и хотела, чтобы мы остались до Нового Года. Слава Богу, Пейдж уговорила меня устроить вечеринку у нас в канун Нового Года. Ну, не совсем вечеринку, скорее небольшую посиделку с друзьями.

Родители привезут Бри с собой, поэтому мы с Пейдж будем предоставлены себе на целых два дня. Вот и мой рождественский подарок. Не могу дождаться, чтоб меня. Ладно, неподходящие слова. Мне нельзя думать о таком, если я хочу пережить эту ночь.

— Нужна помощь, пап? — интересуюсь я. Работа руками отвлечёт меня от мыслей о том, что ещё я предпочёл бы ими сделать. Например, снять с Пейдж лифчик и стянуть трусики.

Господи, тут жарко или мне жарко? Даже не смотрю на Пейдж в страхе, что температура в комнате подскочит ещё на десять градусов, если всё-таки брошу на неё взгляд.

Отец вскидывает брови, будто удивившись моему предложению. Его взгляд перебегает на Пейдж.

— Если только ты не возражаешь, что я его ненадолго украду.

Она смеётся, поглаживая, а потом похлопывая меня по спине.

— Ну раз, ради благого дела…

От прикосновения её рук ко мне, я вскакиваю на ноги в мгновение ока. Мне явно нужно время поостыть.

Мы с папой желаем ей спокойной ночи, и я иду за ним на выход из комнаты. Но прямо перед тем, как выйти из зоны слышимости всё-таки до меня доносится, произнесённой бабушкой:

— Ну что, дорогая, когда же нам ждать свадьбы? Скоро, надеюсь.

Ага, оставлю это Пейдж.

Через час все игрушки, которым требовалась сборка, собраны, а велосипеды и кукольный домик дожидаются в подвале, когда их положат под ёлку, после возвращения детей в гостевой дом.

По пути в комнату я останавливаюсь, чтобы пожелать доброй ночи своим девочкам. Тихонько крадусь в их спальню, где нахожу уже спящую Бри, но нигде не вижу Пейдж. Я чмокаю Бри в щёчку и отправляюсь на поиски её матери.

Возможно, она ждёт меня в моей постели. Член оживает при этой мысли. Но несколько секунд спустя, тайна загадочного исчезновения Пейдж разгадана, а мои надежды разбиты вдребезги, когда я слышу работающий душ.

Проклятье!

Я прохожу мимо ванной и направляюсь прямиком к себе в комнату. Там переодеваюсь во фланелевую рождественскую пижаму, которую купила Пейдж и настояла, чтобы я надел сегодня. Не волнуйтесь, для себя с Бри она тоже купила такие же. Моя — темно-зелёная с гроздями красного остролиста. Мда, не так уж и унизительно, верно?

Следующие полчаса я, лежа на кровати, пялюсь в потолок, делая всё, что в моих силах, чтобы уснуть. От тихого стука и открывающейся двери резко подрываюсь в сидячее положение. Пейдж заходит внутрь, затворяя за собой дверь.

Я тяжело сглатываю при виде неё.

Красавица.

Никому из моих знакомых не удастся придать такой привлекательности бесформенной, красной, оленьей пижаме. Её тёмные, мягкие и шелковистые волосы струятся по плечам, мои пальцы зудят от желания провести по их длине и намотать на руку, чтобы притянуть её ближе. Пейдж выглядит готовой быть поданной к столу. А я люблю вкушать её, и она это совершенно осознаёт.

— Бри спит, — шепчет Пейдж, как будто Бри в нескольких шагах от нас, а не в конце коридора.

Я подавляю улыбку. Мы с ней одни в комнате. Она играет с огнём, и сама это понимает.

— Знаю. Я проверял её, когда ты была в душе.

Она кивает и неторопливо подходит ко мне.

— Мне просто хотелось пожелать тебе доброй ночи.

— Почему ты шепчешь? — насмешливым шёпотом спрашиваю я. Этот дом строила компания моего деда, так что качество исполнения — на высшем уровне. Стены в спальне практически звуконепроницаемые.

Встав между моих ног, она обнимает меня рукой за шею.

— Я скучаю по тебе.

Я усмехаюсь и притягиваю её ближе.

— Мы были вместе весь день.

Она опускает на меня пристальный взгляд.

— Ты знаешь о чём я.

Мои руки переходят от её спины к заднице. Я накрываю обе ягодицы и привлекаю её ещё ближе. Она не может не заметить, какой у меня стояк, благодаря ей.

— Запри дверь.

Целую секунду Пейдж будто разрывается в противоречии. Похоже, её нужно немного подбодрить. Сминая задницу, я потираюсь об неё членом, чтобы она могла прочувствовать каждый его сантиметр. Она, закусив губу, издаёт стон.

Моё дыхание становится поверхностным, а слова приобретают настойчивость.

— Запри. Дверь.

Её глаза стекленеют от желания.

— Тебе придётся меня отпустить, — мурлыкает она.

Я неохотно повинуюсь и наблюдаю за её аппетитной задницей, пока она спешит закрыть дверь.

Но неожиданной стук в дверь — на сей раз нежеланный — заставляет её застыть в полушаге. Мои руки всё ещё держатся за край футболки. С широко раскрытыми глазами и красным от вины лицом, Пейдж поворачивается, впиваясь в меня взглядом.

— Митч, милый, ты не спишь?

Бабушка? Серьёзно?

Стояк умирает быстрой и насильственной смертью при звуке её голоса. Я показываю Пейдж открыть дверь. Мы полностью одеты. Тут не на что смотреть. И не за что испытывать вину.

Заметно паникуя, Пейдж только и делает, что глазеет на меня. Тяжело вздохнув, я поднимаюсь на ноги и подхожу к ней. Она сдаст нас с головой, если не избавится от этого выражения. Почему парням удаются намного лучше утайки и прятки?

— Ты пришла пожелать спокойной ночи. Не смотри так виновато, — бормочу я, погладив её гладкую щёчку подушечкой большого пальца, прежде чем открыть дверь.

— Как хорошо, что ты ещё не спишь. Твой отец… — Бабушка замолкает, когда замечает Пейдж, стоящую за моей спиной, которая, наверное, старается изо всех сил слиться со стеной. — Ой, а я и не знала, что Пейдж была с тобой. — В её голосе нет порицания, но в карих глазах светится подозрение.

— Она проверяла, надел ли я её в постель. — На полную врубаю застенчивость, робко потянув за штанину.

Бабушка оглядывает наши одинаковые пижамы и расплывается в снисходительной улыбке, проглатывая мою наживку.

— Как празднично.

Думаю, для этого есть другой термин.

Затянув пояс своего светло-голубого халата, она продолжает.

— Твоему отцу нужна помощь с тем, чтобы поднять кукольный домик наверх.

— Хорошо, скажи ему, что я спущусь через минуту.

На этом всё должно было закончиться, но она не делает ни единого движения, чтобы уйти. И я почти чувствую тревогу Пейдж, возрастающую с каждой уходящей секундой.

Прочищаю горло и пытаюсь снова, поскольку в первый раз я, видимо, был недостаточно понятен.

— Правда. Я спущусь, как только попрощаюсь с Пейдж.

Бабушка неловко смеётся.

— Ах. Да, конечно. Я скажу ему, что ты уже идёшь. Доброй ночи, моя дорогая, — произносит она, обращаясь к Пейдж.

— Доброй ночи, — отзывается Пейдж, но перебарщивает со своей живостью и тем, как вся светится. Ей явно нужно брать уроки у мастера.

Я поворачиваюсь к ней сразу после того, как уходит бабушка. Она моментально прижимается своим разрумянившимся лицом к моей груди, и её слова заглушает фланелевая футболка.

— Никогда больше не смогу смотреть ей в глаза.

Я усмехаюсь, приподнимая её подбородок и заглядывая в лицо.

— Не говори глупостей. Она ничего не заподозрила.

— Откуда ты знаешь?

Вместо ответа я нежно целую её в губы. По ощущениям она будто рай. Я придерживаюсь намеченного курса и углубляю поцелуй, погружая язык внутрь, чтобы получше распробовать её сладчайший вкус. И член возвращается к жизни.

— Митч, нам нельзя, — шепчет она мне в рот, ласково надавив на мои плечи.

Я неохотно поднимаю голову и отступаю, поражённо вскинув руки, полностью разрывая весь физический контакт.

— А теперь пойди и помоги своему отцу, пока ты не втянул нас в неприятности.

— Это не я пришёл к тебе в комнату в поисках…

— Ещё слово, и ты больше никогда не увидишь меня голой, — предупреждает она, растянув свои полные, розовые губки в дразнящей улыбке.

— Ладно, но имей в виду — если ты к моему возвращению окажешься в радиусе десяти футов от этой комнаты, я тебя сегодня трахну.

Она тут же поправляет меня:

— Займёшься со мной любовью. — Но её слова расходятся с придыханием в голосе.

— Поверь, ты захочешь быть оттраханой сегодня, — заверяю её в низком рычании.

С похотью и желанием, пылающими в глазах, она совершает единственный умный поступок — сбегает из моей комнаты.

Рождество

— И последний от меня. — Митч задерживается долгим поцелуем на моих губам, держа в руках коробку, обёрнутую золотой фольгой. Размером и формой она не похожа на коробочку из-под кольца, но с другой стороны, так бы он выдал себя.

Я не теряю время, срывая упаковку и открывая подарок.

Внутри приютилось, наверное, самое красивое золотое, бриллиантовое ожерелье, которое я только видела.

Ожерелье, а не кольцо.

Глаза застилают слёзы.

— Тебе нравится?

От выжидательного выражения его лица, меня охватывает чувство вины, потому что я должна быть счастлива.

— Оно красивое, — как-то удаётся выдавить мне, пока сердце внутри терпит огромные трещины.

Радостно улыбаясь, он притягивает меня в крепкие объятья.

— Мамочка, папочка, хочу обниматься. — Чувствую, как крошечные ручки Бри тянут меня за штанину.

Отличный повод вырваться из рук Митча и поднять дочь. Заметив слёзы, теперь уже скатывающиеся по щекам, она сводит брови в невероятно очаровательном выражении:

— Не плачь, мамочка.

Из Митча вырывается смех.

— Мамочка плачет не потому, что ей грустно, милая, а потому что она счастлива.

Я заставляю себя приподнять уголки рта в улыбке. Если бы он только знал.

— Давай, покажи мне кольцо.

Эрин — вторая в череде звонков, которые мне нужно сделать сегодня. Мама с Рэнди были первыми, и мой телефон побывал даже не знаю во скольких руках, пока они поздравляли всех с Рождеством.

Но разговор с Эрин требовал уединения, поэтому я сижу одна в гостиной, изучая взглядом её красивое, не накрашенное лицо.

Её взволнованное требование угрожает вызвать ещё одну волну слёз, но я умудряюсь их сдержать. Если кто-нибудь зайдёт, в этот раз у меня ни за что не получится выдать их за слёзы радости. Из меня не такая уж хорошая актриса. Я качаю головой.

Её глаза изумлённо увеличиваются, и после паузы она спрашивает:

— Он не подарил тебе кольцо?

Я снова качаю головой, боясь, что если скажу что-нибудь, это проломит плотину и выпустит наружу слёзы.

Эрин неторопливо закрывает рот и отстраняется от экрана, открывая вид на изголовье кровати за её спиной.

— Ты шутишь! — восклицает она.

Неверие в её голосе пробуждает к жизни мою защитную сторону и необходимость его оправдать.

— Но он подарил мне это. — Я подношу бриллиантовый кулон к камере. — Разве не красивый?

— Отведи руку немного назад, не могу его разглядеть.

Я делаю, как сказано.

— О-о-о-оу, он очень красивый. У твоего мужчины отличный вкус.

Я отвечаю кивком, пытаясь придумать, что ещё сказать. К несчастью, на ум ничего не приходит.

— Он сделает тебе предложение. Ты же знаешь это, да? — произносит Эрин мягким успокаивающим голосом. — Он ждёт либо Нового Года, либо твоего Дня Рождения, либо Дня Святого Валентина.

Из меня вырывается сухой смешок.

— Ты уже говорила так про это Рождество.

— Но теперь я думаю иначе, Рождество не особо романтичный праздник.

— Пусть так, если тебе хочется.

Она вскидывает идеальной формы бровь.

— Ну правда, что ли? С ребёнком и домом полным родственников?

— Они не мои родственники.

— Пока нет. Но скоро будут.

Я знаю, что она права. Знаю, что раздуваю проблему больше, чем должна. Митч меня любит. Мы говорим о браке постоянно. Он сделает предложение, просто не сегодня.

— Ладно, хватит обо мне. Получила что-нибудь хорошее на Рождество? — интересуюсь я.

— Пару подарочных карт, три свитера, новые ботинки. А, и новую машину.

Я подскакиваю с софы и издаю визг, способный посоперничать с визгом моей дочери.

— Тебе подарили новую машину?

— Не надо так волноваться. Это подарок из чувства вины.

Меня это мгновенно отрезвляет.

— Подарок из чувства вины?

Она на секунду отводит взгляд, прежде чем вернуть его обратно ко мне.

— Сама знаешь, из-за того что они такие, какие есть.

Мать, которой невозможно угодить, и потакающий, но отстранённый отец, который скорее задарит её подарками, чем проведёт с ней время. Не сказать, что они неприятные люди — со мной они всегда милы, — но глядя на их общение, я всегда начинаю больше ценить маму. И отчима тоже.

— Где они сейчас? — быстро спрашиваю я.

Она начинает краснеть, пробормотав:

— Он-они ушли.

— Что? — Мой взгляд сужается оттого, как она отказывается смотреть мне в глаза. — Куда?

— Я… я не знаю.

Не верю ей.

— Эрин, спустись вниз и покажи мне ёлку.

Когда она ни на дюйм не сдвигается и продолжает избегать моего взгляда, до меня доходит, что она скрывает от меня.

— Ты же одна, да? Они оставили тебе одну на Рождество.

Она, наконец, смотрит на меня и пожимает плечами.

— Тут нет ничего страшного.

Напряжение стискивает мою грудь, оставляя меня задыхающейся.

— Где они?

— В Испании.

— А твоя сестра?

— У своих родственников.

Я снова падаю на софу и делаю глубокий вдох, пытаясь облегчить боль в сердце.

— У меня всё хорошо. Просто прекрасно. Не раздувай из мухи слона.

Я просто пялюсь на неё на своём шестидюймовом экране. Пока я тут плачусь и ною ей о том, что не получила кольца от мужчины, который любит меня до последнего вздоха, и семья которого не полюбила бы меня больше, даже если бы я родилась в ней, моя лучшая подруга проводит Рождество в одиночестве.

У меня не получилось бы повести себя более эгоистично и жалко, даже если бы я постаралась.

— А теперь ты разве не собираешься спросить меня о машине? — Улыбка возвращается на её лицо. Вынужденная, отчаянная, умоляющая меня отпустить эту тему.

Я могу сделать одно из двух — оплакивать её нынешнюю ситуацию и жаловаться на то, какие ужасные люди у неё родители, и в свою очередь, сделать так, чтобы ей стало ещё хуже, чем, я уверена, уже есть. Или дать ей сменить тему, не разыграв концерт. Выбираю последнее. Но если ей правда кажется, что это конец, она серьёзно себя дурачит.

Сразу после того, как заканчиваю разговор с Эрин, я возвращаюсь в зал и говорю с миссис Толстон и Дианой. Они не только одобряют мою просьбу, Диана ещё и подзывает Митча через всю комнату, где он наблюдал, как Бри с Тэсс играются с новым чайным сервизом Бри перед восьмифутовой рождественской ёлкой.

Он подходит, переводя вопросительный взгляд от матери к бабушке, прежде чем остановить его на мне.

Я беру его за руку.

— Одевайся, милый, мы едем за Эрин.

Сорок минут спустя мы уже мчимся по шоссе в машине Митча, направляясь на юг.

— Что, если она откажется вернуться с нами? — спрашивает Митч во второй раз с тех пор, как я объяснила, что происходит у Эрин и нашу последующую миссию. Видимо, моё ответное «Она поедет», когда он спросил в первый раз, не было достаточно удовлетворительным.

— Если она не поедет с нами по собственной воле, я скажу Эрин, что ты перекинешь её через плечо, и мы её похитим.

Митч фыркает от смеха. Не отводя глаз от дороги, он кладёт правую руку на место над моей левой коленкой. Его прикосновение наполняет меня теплом.

— Не считая Эрин, ты хорошо проводишь время? — спрашивает он, медленно разминая мою ногу, отправляя искры удовольствия в моё естество.

— Если ты имеешь в виду — не считая отвратительных родителей Эрин и того, что у нас нет секса, то да, хорошо. Я люблю твою семью.

Он издаёт горловой рык, поднимая руку выше по моему бедру.

— Не напоминай.

Я сдавленно смеюсь, пока вся кровь в теле словно собирается сильной пульсацией между моих ног.

— Тебе лучше убрать руку, иначе вылетим в кювет. — И я не шучу.

— Как насчёт того, чтобы съехать на следующем съезде и посетить мотель, прежде чем мы заберём Эрин? — интересуется он, бросив быстрый взгляд на меня и с намёком подняв брови.

Вряд ли он говорит серьёзно, поэтому я не утруждаю себя ответом. Но у его руки, ползущей вверх по моей ноге, более чем серьёзные намерения — она как волшебная палочка действует на мои бёдра, раздвигающиеся всё дальше и дальше друг от друга.

Завестись и не иметь возможности ничего с этим сделать — для меня не кажется весёлым. И сейчас это сводит с ума. Я убираю его руку со своей ноги и тесно сжимаю их вместе.

— Хватит. И так тяжело. Не усложняй всё ещё сильнее.

— Дай сюда свою руку, и ты почувствуешь, как это тяжело, — произносит он низким, сексуальным рокотом, отзывающимся в каждой моей эрогенной зоне.

Я честно стараюсь не глазеть на его эрекцию, но это всё равно, что пытаться не смотреть на солнце после месяца пасмурного неба и дождя. Моё лоно сжимается от вида его очень заметной выпуклости. Я быстро отвожу взгляд.

— Забудь о сексе. Тебе нужно сконцентрироваться на дороге. — А я буду думать о сексе. О том, как сильно он мне нужен. Как сильно я его хочу. Как сильно мне не хватает занятий любовью с ним.

Так ухожу в мысли, что только через минуту до меня доходит, что свернули мы не туда, если едем к Эрин.

Я оглядываюсь на Митча.

— Почему ты съехал?

— Это короткий путь.

Я озираюсь по сторонам и понимаю, что мы не так уж далеко от дома. И отсюда нет короткого пути к Эрин. По дороге нам встречаются одни новенькие дома и относительно новая начальная школа.

Возвращаю подозрительно прищуренный взгляд к нему.

— Нет, это неправда. — Что-то явно происходит.

Не глядя на меня, он говорит:

— Подыграй мне. Я хочу кое-что тебе показать.

— Митч Аарон Кингсли, я не собираюсь заниматься сексом в машине.

Он откидывает голову и разражается хохотом. И продолжает смеяться, хотя я ничего смешного тут не вижу. Дело не в том, что идея абсурдная. Люди занимаются сексом в машине.

— Ладно, что я сейчас сделал?

— Не думала, что это так смешно, — мямлю я, глядя в окно.

В его голосе слышно улыбку, когда он произносит:

— Мы на месте. Возможно, тебе это поднимет настроение и отвлечёт от секса на несколько минут.

Я протестующе ворчу, в то время как Митч сворачивает на длинную подъездную дорогу, сделанную из серой брусчатки, перед кирпично-каменным двухэтажным домом.

— Что мы здесь делаем? — спрашиваю у него, когда он выключает двигатель.

Он открывает дверь со своей стороны.

— Мне хочется узнать твоё мнение.

Я выхожу вслед за ним из машины и поднимаюсь на переднее крыльцо.

— Это один из твоих проектов? Он продаётся? — Оглядываю ухоженный, неиспользуемый газон, но не вижу вывески «продаётся».

— Что-то вроде того. — Митч достаёт ключи из кармана пальто и идёт отпирать входную дверь.

Он отступает в сторону и показывает мне войти. В парадном фойе меня окружает теплом и чистым запахом сосны и… новизны. Дом пахнет свежестью. Пахнет, как будто в нём никогда никто не жил — новым паркетом и коврами.

Впереди расположена деревянная кованая лестница, ведущая на второй этаж. Я поднимаю взгляд на Митча. Именно такую мне хотелось иметь в доме нашей мечты, и мы об этом говорили. Дыхание ускоряется.

«Нет, этого не может быть. Невозможно. Никак», — убеждаю себя, двинувшись дальше по коридору. Первая комната справа от нас — гостиная со свисающей с многоуровневого потолка люстрой. Чуть дальше семейная комната, в центре которой восхитительный от потолка до пола каменный камин.

Я всё обвожу молчаливым взглядом с отвисшей челюстью и широко распахнутыми глазами. Поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

— Это твой проект?

Он кивает, а его губы украшает загадочная улыбка.

— Папа немного помог.

— Но это… это похоже на наш дом. На тот, который ты пообещал построить для нас однажды. — Я продолжаю озираться, не в силах поверить в увиденное. Наш дом мечты ожил с архитектурных чертежей, с которыми Митч забавлялся в прошлом году. Но пусть мы и мечтали о таком доме, мы не сможем позволить его себе ещё ни один год.

— Что думаешь? — спрашивает он, прослеживая мой взгляд, пока я во все глаза упиваюсь видом тёмного паркета и кухни, на которую чуть ли не пускаю слюни.

— Я думаю, что умерла и попала в рай, — признаюсь на одном дыхании.

Подойдя ко мне сзади, он по-хозяйски обнимает меня рукой за талию и притягивает спиной к себе.

— Отсюда близко до наших работ, и в задней части хватит места для бассейна, если однажды мы решим его поставить.

Я поворачиваюсь к нему, положив руки на его широкие плечи.

— Хочешь сказать, он наш?

Митч кивает с усмешкой от уха до уха.

— С Рождеством, малышка, — и целует меня в губы.

Боже мой. Божемойбожемойбожемой. Как трудно дышать, ещё и сердце усиленно бьётся в груди.

Я разрываю поцелуй и ещё раз оглядываюсь. Высококлассная техника, вишнёвые кухонные шкафы, гранитные столешницы, плюс абсурдно обширная лепнина и изделия из дерева повсюду.

— Но, Митч, мы не можем себе это позволить.

— Детка, это подарок. От бабушки с дедушкой.

Я вскидываю руку к груди, не давая бешено колотящемуся сердцу вырваться.

— Но… но они не могут подарить нам дом. — Кто так делает? Никто из тех, кого я знаю.

— Я пытался их отговорить, но они настояли. Сказали, почему правительство должно забрать половину их денег, когда они умрут, если дети и внуки могут воспользоваться этим состоянием, пока они ещё живы.

Он тянет меня обратно в свои объятья, и я растворяюсь в нём.

— К тому же, я заключил с ними сделку.

Слёзы щиплют глаза, когда я вскидываю на него глаза.

— Какую сделку?

— Сделку о том, что я позволю им подарить нам дом, если за свадьбу заплатим мы. Мои родители согласились бы только в том случае, если бы я дал им заплатить половину.

А потом вдруг запускает руку в карман, и я задерживаю дыхание, пока Митч вытаскивает наружу чёрную бархатную коробку. Он открывает её другой рукой.

Прекрасное бриллиантовое кольцо с огранкой «принцесса» и двумя камушками поменьше, обрамляющими его по бокам, вырывает из меня вздох, эхом отдающийся в огромной, пустой комнате. Именно его я хотела. Именно его примеряла, когда Митч взял меня за руку и повёл в ювелирный магазин во время нашего летнего посещения торгового центра.

— Пейдж, милая, ты выйдешь за меня? — Не могу сказать, что голос Митча не достаточно глубокий и завораживающий, чтобы неизменно поджигать мои трусики, но эти слова, вопросом сорвавшиеся с его губ — то, что я никогда не забуду, пока жива.

Я лихорадочно, безумно киваю головой.

— Да. Да. Боже мой, Да.

Он улыбается и надевает мне кольцо на палец. Белое золото холодит плоть и кажется таким правильным. Оно идеально сидит и выглядит, словно было создано для моего пальца.

Как только оно оказывается на мне, я бросаюсь в его объятья и изливаю всю любовь и страсть, что у меня есть, в поцелуй. И после столь долгой разлуки, мы практически пожираем друг друга целиком, дыхание срывается, а одежда приходит в беспорядок, когда мы, спустя несколько минут, наконец, отрываемся, чтобы вдохнуть немного воздуха.

— Нам нужно остановиться, — хрипит Митч, неохотно отнимая руку от моей груди.

Моё тело не смогло бы выразить своё сопротивление ещё нагляднее. Но он прав. Мы в правильном месте, но время неподходящее.

Возвращаю на место лифчик и свитер. От вида, как он кривится, поправляя штаны, мои мысли занимает только то, как я могу помочь ему с этой проблемой.

— Продолжишь смотреть на меня так, и клянусь, мы не станем затягивать с окрещиванием дома.

Я вскидываю взгляд к лицу Митчу — голод в его глазах подсказывает, что он не шутит.

— Наверху есть ковёр?

Он разражается смехом и берёт меня за руку.

— Почему бы нам не взглянуть?

Но прежде чем подняться по прекрасной лестнице, он сначала заканчивает экскурсию по первому этажу. Наверху оказывается четыре спальни и небольшая игровая, соединяющая две комнатки поменьше. Главная спальня — раза в два больше, что мы делим сейчас, то есть она огромнейшая.

Когда Митч разрабатывал дизайн, я позволила своему воображению разгуляться. Необходимость буквально смешалась с дикими мечтами и тем, что «было бы хорошо». Этот дом — наш дом — воплотил почти всё: уголок для чтения с подоконником в хозяйской спальне, кабинет, прихожую и прачечную на первом этаже.

И сейчас я переполнена. Переполнена любовью к моему жутко горячему парню и оглушена тем, как благоволит мне судьба.

Посреди нашей будущей спальни, я поворачиваюсь к Митчу и обнимаю его руками за талию.

— Не знаю, что и сказать. — Эмоции перекрывают горло.

— «Я люблю тебя» — будет более чем достаточно, — ласково поддразнивает он.

Тихие слёзы скатываются по моим щекам.

— Поцелуй меня.

Он со стоном закрывает глаза.

— Милая, мне не захочется останавливаться.

— Тогда не останавливайся, — шепчу я.

Его ноздри раздуваются, когда он смотрит на меня из-под полуопущенных век.

— Ты хочешь окрестить дом прямо сейчас?

В ответ я глажу его через джинсы. Толстая эрекция Митча уже налилась сталью, и я снова мгновенно становлюсь влажной и готовой для него.

Эта ласка его члена, как подожжённый прут — его контроль рушится одновременно с тем, как он накрывает мои губы своим ртом. Мы целуемся, как будто не виделись несколько дней, недель, месяцев. Мы целуемся, зная, что не останемся в конце сгорающими от агонии и голода.

Он уводит свой язык из моего рта достаточно надолго, чтобы выдохнуть мне в губы:

— Сними. Трусики.

Митч стягивает с моих плеч пальто, пока я расстёгиваю джинсы, стаскивая их вместе с трусиками по бёдрам и коленям.

К тому времени, как я остаюсь обнажённой перед ним, моё лоно становится таким, как ему нравится. Митч отрывается от моего рта, вперив взгляд в идеальный треугольник волос между моих ног.

— Чёрт, — выдыхает он. — Ты меня убиваешь.

Он стремительно скидывает с плеч пальто и расправляет его на ковре, не сводя с меня разгорячённого взгляда. Затем я ложусь на спину, а он накрывает меня, его узкие бёдра едва прикрыты джинсами и нижним бельём.

У него стояк, а я уже так готова принять его в себя, что почти слетаю с катушек от нужды. Вцепившись в его плечи, жду первого восхитительного вторжения, но чувствую только кончик его члена, ласкающий мои складочки. Наслаждение разливается по венам. Я приподнимаю бёдра и стоном исторгаю его имя.

— Чего ты хочешь? — урчит он у моих губ. Вот ему уж явно хочется меня помучить.

— Ты и сам знаешь, — хныкаю я.

— Ты хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью? — голос Митча нежно соблазнителен, потому что он знает — именно таким мне нравится его слышать.

— Нет, я хочу, чтобы ты трахнул меня. Сильно.

Он удивлённо откидывает голову назад. И тогда его глаза становятся дикими, а желание и голод теперь превращаются в живое, дышащее существо. Он врезается в меня, преодолевая весь путь одним толчком и попадая во все приятные точки.

Господи, как же хорошо. Но как бы мне не хотелось насладиться его полнотой во мне, я не могу. Тело мне не позволит. Оно требует удовлетворения. И Митч, как и я, лихорадочно ищет освобождения, вбиваясь в меня именно с той силой, с какой мне и хотелось.

Мы не задерживаемся ни на минуту — мой оргазм наступает первым, выжимая из меня беспомощный крик со слепящей интенсивностью. Митч догоняет меня через пару секунд, и с его губ срывается хриплый, сдавленный звук.

Насытившись, он медленно опускается рядом и плотно притискивает меня к своему боку. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он нежно целует меня, обводя нижнюю губу языком.

— Это стоило ожидания.

Я улыбаюсь, счастливо кивая, и кладу ладонь на его щетинистую щеку.

— Я люблю тебя, Пейдж, и всегда буду любить.

Чувствую, как к горлу подкатывают ужасные рыдания.

— Я тоже тебя люблю. Всегда любила и всегда буду любить, — выдавливаю я.

Он снова целует меня, а мне не хочется делать ничего, кроме как лежать рядом с ним в этом большом пустом доме ещё час или два.

Но звонок телефона убеждает, что этого не произойдёт. Пока он натягивает джинсы и вытаскивает его из переднего кармана, я поспешно возвращаю на место свои штаны и трусики. И как раз вожусь с молнией, когда он произносит:

— Она сказала «да». — Митч улыбается мне и одними губами выговаривает: — Мама.

В последующие минуты раскрывается вся история. План состоял в том, чтобы все — включая маму и Рэнди — приехали сюда чуточку позже будто бы для того, чтобы показать детишкам самую большую рождественскую ёлку в Джорджии. Тогда нам бы подарили дом, а Митч сделал мне предложение перед нашими семьями. Вот только затруднительное положение Эрин нарушило все планы.

И сложилось всё как нельзя лучше.

Закончив вызов, Митч глядит на меня с плутоватым огоньком в глазах.

— Что? — Тут явно что-то случилось.

— Мама говорит, что бабушкин запрет на то, что неженатым не разрешается делить комнату в её доме, не распространяется на помолвленных людей, поэтому сегодня к вам заселится новый сосед, — объявляет он, поигрывая бровями.

Испытывая головокружение от счастья, я притягиваю его голову для быстрого поцелуя.

— Сначала дом, а теперь это? Официально: это самое лучшее Рождество в моей жизни.

Митч заглядывает мне в глаза с нежностью и любовью.

— Милая, впереди у нас целая жизнь из таких праздников.

Я смаргиваю слёзы. Вот снова. Сегодня я эмоциональная развалина.

Улыбнувшись, он обрушивает на мои губы жёсткий поцелуй.

— Поедем, заберём Эрин.

Забрать Эрин — это не то же самое, что купить молоко или буханку хлеба по пути с работы домой. Нет, эта задача в десять раз сложнее. Молоко и хлеб с тобой, по крайней мере, не спорят.

— Это не обсуждается, Эрин. Ты едешь с нами. — Она меня знает. Я могу быть такой же упрямой, как и она.

Эрин открывает рот, наверное, чтобы сделать то, что я сказала ей не делать, когда Митч перебивает наше перетягивание каната.

— Сейчас Рождество, Эрин. Почему бы тебе не спасти нам всем тридцать минут жизни, которых мы уже никогда не сможем вернуть. Иди переоденься и собери вещи, чтобы мы могли уехать.

— Народ, я знаю, что у вас благие намерения, но мне, честное слово, хорошо и тут.

— Митч сделал мне предложение. Ты хочешь или нет посмотреть на кольцо и другой огромный подарок, который мы получили? — Вот, как нужно вести себя с упрямыми друзьями — играть по-грязному.

Она широко распахивает глаза и раздвигает губы, воззрившись на меня.

— Покажи мне, — требует она пронзительным голосом.

Я засовываю левую руку поглубже в карман и самодовольно улыбаюсь.

— Не покажу, пока мы не сядем в машину. И кстати, другой наш оче-ень крутой подарок находится в двадцати минутах езды отсюда. Так что это твой выбор. Ты хочешь увидеть моё кольцо, стать подружкой невесты…

Она ахает, словно поразившись тому, что я использую это как козырь, чтобы добиться своего.

— … увидеть наш шикарный подарок или провести Рождество в одиночестве?

— У тебя нет сердца, — обиженно заявляет она. Но я-то знаю, что она рада иметь подругу, которая повела бы себя так с ней. Ради неё. Которая бы настолько за неё переживала.

— Поэтому ты и любишь меня так сильно, — кричу я ей вслед, когда она бросается вверх по лестнице.

Эрин останавливается и разворачивается на полпути, чтобы поглядеть на нас.

— Ты, правда, сделал ей предложение? — интересуется она у Митча.

Он коротко усмехается.

— Правда, клянусь Богом.

Чтобы доказать ей правдивость наших слов, я вытаскиваю руку из кармана и показываю кольцо, прежде чем поспешно спрятать его в тайник.

— Поспеши, если хочешь увидеть его вблизи.

Остаток путь наверх она пробегает с визгом и вприпрыжку.

Как только уши Эрин оказываются вне досягаемости, я поднимаю глаза на Митча.

— Когда, по-твоему, мы должны сказать ей, что Джош приедет на завтрашний ужин?

На его лице появляется гримаса.

— Думаю, может быть, никогда?

Ага-а, видимо, да.