Мы встретились с Попо в шапито — только я, Берни и клоун. Эти двое уселись на скамью, а я устроился в проходе. Скамьи были старыми, облупленными, брезент светился маленькими дырочками и не такими уж маленькими прорехами. Высоко пол куполом бесстрашная семья Филипофф, первая семья на летающей трапеции, шлифовала трюки. Я тоже кое-что умею: возьмите, например, мои прыжки, когда гоняюсь за фрисби — но мне далеко до того, что вытворяли эти бесстрашные Филипофф. Я засмотрелся на их работу и едва следил за разговором Берни с Попо.
— Хочу прояснить вопрос с анкусом, — так, кажется, сказал мой напарник. — Вы заявили, что Делит обходился без него, но мы слышали, что все без исключения дрессировщики пользуются этим приспособлением.
Попо сгорбился, опершись руками о колени, и понурил голову. Его худые руки цветом напоминали кость.
— Кто вам такое сказал?
— Некий источник.
— Источник? Я ваш клиент, и вы не находите ничего лучше, чтобы отвечать мне подобным образом?
— Надя Уорт.
— Я же вам говорил, что ей нельзя верить.
— Вы не совсем так это сформулировали.
— Не понимаю, куда вы клоните…
Но тут я потерял нить их беседы, потому что в этот момент один из бесстрашной семьи Филипофф, коротышка с длинными волосами и огромными руками — ба, только не это! — выпустил Фил из рук, и она понеслась по воздуху в страшном затяжном падении. Но ее перехватил другой коротышка, тоже с длинными волосами и болтающимися из стороны в сторону огромными руками. Он ухватил ее за запястье, и оба полетели в обратном направлении. Но что это? Коротышка каким-то образом перевернулся вверх ногами, и Фил уже висела под ним на резиновой штуковине, которую они оба сжимали в зубах. Не успел я поразмыслить, какой на вкус может быть эта резиновая штука, как Фил снова понеслась по воздуху и оказалась в объятиях первого коротышки. А следующее, что я увидел, — они все стояли на платформе, и Фил говорила коротышке с резинкой:
— Я тебя выкину из номера, если ты не станешь чистить зубы.
— Что вы нам толкуете? — продолжал Берни. — Почерк совпадает, эксперты нашли два принадлежащих Делиту отпечатка пальцев, а вы утверждаете, что он письма не писал?
— Это не похоже на Ури.
— В каком смысле? — настаивал Берни. — Так он пользовался крюком или нет?
— Нет.
— Он известен как гуманный дрессировщик. Нельзя ли предположить, что он сделал следующий шаг в направлении гуманного отношения к животным?
Попо не ответил, поднял голову и посмотрел под купол. Фил снова крутилась в воздухе. Она сложила руки на груди, «конский хвост» на голове летел параллельно земле, мышцы на ногах бугрились. Один из коротышек хотел ее поймать и промахнулся. Женщина надолго застыла в воздухе, словно была птицей, а затем стала падать.
— Чет, спокойно!
Она долго-долго летела вниз, и приземлилась на сетку, которая отбросила ее вверх наподобие батута. Я как-то совершил ошибку, забравшись на батут. Никогда больше этого не повторю — предпочитаю иметь под ногами твердую почву. Фил еще несколько раз подпрыгнула и крикнула проштрафившемуся коротышке:
— Опять с бодуна, придурок?
— Это кто? — спросил Берни.
— Ее брат Олли.
— Как видно, тот еще пьяница?
— Не мне судить, — отрезал Попо.
— У вашего цирка проблемы, — заметил мой напарник.
Клоун повернулся к нему.
— Вы собираетесь искать Ури? Это все, о чем я вас прошу.
Берни достал письмо.
— «Вы нас никогда не найдете, и, полагаю, у вас нет оснований нас искать». Похоже, он не хочет, чтобы его нашли.
Попо отвернулся, но я успел заметить на его глазах слезы.
— Ммм… — промычал Берни и, расправив письмо, снова бросил на него взгляд. — Может, в нем таятся какие-то секреты?
— Секреты?
— Какое-нибудь скрытое послание, — подсказал мой напарник.
— Вроде невидимых чернил?
— Эксперты наверняка проверяли, но я им все-таки напомню. Я о другом: например, какие-то слова, смысл которых понятен только тем, кто хорошо знает человека.
— Как я?
— Да.
— Ничего такого здесь нет, — покачал головой клоун.
Берни протянул ему лист бумаги.
— Взгляните повнимательнее.
Глаза Попо скользили по строчкам.
— Ничего в вашем смысле.
— Тогда в каком смысле?
— Все это письмо — одно скрытое послание. Ничего подобного Ури бы не сделал. — Берни открыл было рот, собираясь возразить, но клоун ему не дал и продолжил: — Понимаю, что вы думаете: я стареющий отверженный любовник, который не может найти в себе сил взглянуть в лицо правде.
Что это значило? Не могу объяснить. Но по тому, как Берни стрельнул в сторону глазами — молниеносно, едва заметно: этот его взгляд мне запомнился еще с тех пор, когда они спорили с Ледой, — я понял, что Попо знает, о чем думает мой напарник.
— Отнюдь, — вслух произнес Берни. — Ничего подобного я не думал. Но раз уж вы затронули вопросы отношений, давайте рассмотрим кое-какие их аспекты — формальность, не более того.
— Не понимаю.
— Не интересовался ли Ури кем-нибудь другим?
Попо долго молчал и, казалось, следил, как семья бесстрашных циркачей Филипофф спускается с платформы по длинной лестнице на грязную арену.
— Разве такое можно знать?
— Очень часто можно, и если вам известна фамилия, назовите ее.
Клоун поднялся, он весь дрожал.
— Нет никакой фамилии.
— Но ведь вы кого-то подозреваете?
— Не подозреваю, и, думаю, вы тоже не подозреваете.
— Почему?
— Потому что вы, хотя, как оказалось, человек малоприятный, но вовсе не глупый. И наверняка уже задали себе вопрос: если Ури сбежал с другим любовником, зачем ему понадобилось создавать себе трудности и брать с собой еще и слониху?
Приехали: Берни неприятный человек. Но за этим сюрпризом последовал другой: Попо достал чековую книжку.
— Полторы тысячи пока довольно? — Это означало: что бы там ни было, мы продолжаем расследование. События стали разворачиваться очень быстро.
— Более чем достаточно, — ответил мой напарник.
Ох, Берни, Берни.
Мы с Берни покинули шапито, миновали билетную кассу и немного прогулялись по ярмарочной площади. Шли в какое-то конкретное место? Я не знал, но никогда не упускал случая пройтись. Вскоре мы оказались у аттракциона, где бейсбольные мячи кидали в молочные бутылки. Мы однажды играли в таком же — я, Берни и Сьюзи. Лицо хозяина было сплошь в татуировках — не люблю я татуированных людей, — и он предложил нам убираться к чертовой матери и больше никогда не показываться. К тому времени Берни успел выиграть очень много плюшевых зверушек, хотя я не взял бы ни одного — зачем они нужны? На сей раз напарник не проявил к аттракциону интереса, хотя женщина с мячами за барьером предложила:
— Попытайте удачу, мистер.
Но мы прошли мимо и остановились только в маленьком открытом баре, располагавшемся в конце ряда балаганов. Единственным посетителем оказался коротышка из семьи воздушных акробатов, сидевший за угловым столиком с кружкой пива.
— Бывают ситуации, когда, хочешь не хочешь, приходится бросать кости, — пробормотал Берни.
О нет, только не кости! Помню, после одного ночного загула, которым завершился благотворительный вечер полицейского спортивного общества, нам пришлось заложить господину Сингху — нашей палочке-выручалочке в трудных финансовых обстоятельствах — часы дедушки Берни — самое дорогое, что у нас есть.
Но к счастью, в кости поблизости никто не играл. Мы обошли перила и остановились перед коротышкой. Берни посмотрел на него сверху вниз и улыбнулся, а он умеет улыбаться, как никто другой.
— Олли Филипофф?
Коротышка поднял глаза.
— Извини, приятель, я не на работе.
— Не на работе?
— Автографов не даю.
Напарник выдвинул стул и сел.
— Я об этом и не мечтал.
Я устроился рядом, и с моего места под столом мне было видно, что у Олли на ногах шлепанцы. От его ступней исходил интересный запах: кожи, пота и грязи между пальцами. Он начинал мне нравиться.
— А? Я что-то не понимаю… — начал Филипофф.
Подошла официантка.
— То же, что моему другу, — заказал Берни. — И раз уж вы здесь, принесите ему еще. А Чету миску с водой.
— Какой миляга, — похвалила меня официантка. Что мне нравится в моей работе, часто встречаешь замечательных двуногих. — Нам заказывали жаркое на ребрышках, — продолжала она, — но клиент почти не притронулся. Можно ему дать? — Вот какие бывают обалденные люди. Ребрышек я еще не пробовал. Большие ребра — да. Но даже если эти совсем маленькие ребрышки и не такие длинные, как те, к которым я привык, жаловаться не стану.
Берни снова улыбнулся Олли.
— Видел вашу репетицию. Потрясающе!
— Ммм…
— Вы одна семья?
— Да.
— Здорово.
— Это чем же?
— Большая дружная семья.
Олли фыркнул.
Когда люди это делают, я всегда настороже. Они фыркают не для того, чтобы очистить нос, потому что из носа ничего не вылетает. Зато это часто свидетельствует о том, что мы наткнулись на что-то важное.
— Ваша роль показалась мне очень трудной, — продолжал Берни.
— Принимающего? Чертовски трудная. Надо все делать… ну, знаете…
— Мягко, спокойно.
— Вот именно.
Вернулась официантка с двумя кружками пива и картонной тарелкой, на которой лежали ребрышки, и они вовсе не показались мне такими уж маленькими. Она поставила тарелку на пол и потрепала меня по спине. Но мне уже стало не до нее. Я коротко махнул хвостом — туда-сюда — и наклонился пробовать жаркое. Что вам сказать? Попробуйте сами — оцените.
Берни поднял кружку.
— Вот еще что, мисс. Принесите-ка нам пару глотков виски, чтобы отметить.
— Что отметить? — удивился Олли.
— Высокое искусство выступления на трапеции.
— Высокое искусство моей задницы. — Филипофф осушил первую кружку и приступил ко второй. — Вы хоть знаете, сколько я этим занимаюсь?
— Нет.
— Сколько себя помню. Много лет не ловил, а летал.
Официантка принесла две рюмки виски. Олли одним махом опрокинул свою. Берни, не пригубив, поставил на стол.
— И что вам больше нравится: летать или ловить?
— Нет вопросов. Тот, кто летает, — звезда этого проклятущего номера.
— Я бы так не сказал. Ведь тот, кто ловит, должен быть сильным и проявлять сноровку.
— Верно. — Олли провел ладонью по своему предплечью. Я заметил это, на секунду оторвавшись от ребрышек, сквозь прозрачную крышку стола. — Но кто это оценит?
— Не повезло, — поддакнул мой напарник. — И кто же принял решение перевести вас из летунов в ловцы?
— Грэмпс, кто же еще? У нас все решает этот старый подонок.
— Может, он решил, раз Фил такая миниатюрная…
— Да она сильна, как бык. Просто любимица Грэмпса, вот и все. А я был практически олимпийским гимнастом. — Ноги Олли задрожали под столом. Мне не раз приходилось наблюдать такое, в основном у преступников. Неужели Филипофф тоже преступник? Я взглянул на его брюки. Наши расследования, как правило, завершаются тем, что я хватаю бандюгана за штанину. Оценив расстояние, я пришел к выводу, что штанина Олли в доступной близости.
— Не знал, — заметил мой напарник и пододвинул свою рюмку поближе к Олли.
— Я пробовался на роль в кинокомпании «Юниверсал пикчерс».
— Меня это не удивляет.
Рука Олли потянулась к рюмке.
— И с тех пор жду оттуда ответа.
— Это может занять много времени.
— То же самое я говорил Грэмпсу, а он твердит, что спустя пять лет у меня нет ни малейшего шанса. Вот какая у меня здесь поддержка. Да прибавьте к тому, что Фил постоянно муштрует.
— Прессуют со всех сторон, — покачал головой Берни.
— Не говорите. — Олли проглотил вторую рюмку виски. Пока он пил, напарник подал незаметный знак официантке. — Не знаю, как у вас, а у меня, когда я попадаю в стрессовую ситуацию, начисто пропадает сон.
Олли поднял рюмку и, обнаружив, что она пуста, перешел на пиво.
— Ни черта не могу заснуть. Маюсь бессонницей каждую ночь.
— Без исключения?
— Что?
— Все ночи подряд?
— Я же сказал, каждую.
— Совершенно верно, сэр. — Если Берни называл кого-то сэром, это всегда было знаком, что мы побеждаем. — Извините, просто я немного удивился.
— Чему?
— В ту ночь, когда исчез Ури со слонихой, никто ничего не видел и не слышал. А вы могли и видеть и слышать.
Олли откинулся на спинку стула.
— Следовательно, у вас имеются веские причины держать рот на замке, — продолжил Берни.
— Вы полицейский? — спросил Филипофф.
— Нет.
— А вид у вас как у полицейского.
— Бывший военный.
— Вот как? Я сам одно время подумывал вступить в спецназ ВМС.
— Вы бы там проявили себя.
Олли еще глотнул пива.
— Беда в том, что я не в ладах с водой.
— В спецназе с этим бы справились.
Циркач посмотрел на моего напарника. К этому времени я уже управился с ребрышками, покончил с вылизыванием тарелки и уютно улегся в тени.
— Знаете, что вы за тип? — спросил Олли.
— Скажите, — заинтересовался Берни.
— Вы тип, у которого стакан наполовину полный, а не наполовину пустой. Раньше мне приходилось иметь дело только с теми, у кого стакан наполовину пуст.
Принесли виски.
— Будем. — Берни поднял рюмку.
Они выпили, и циркач вытер губы тыльной стороной ладони.
— Да, я насмотрелся в ту ночь всякой муры. Но я не дурак и молчу в тряпочку.
— Никто вас за это не осудит, — кивнул напарник. — Так что вы видели?
— Ну, например, как из задних ворот выезжал старый восемнадцатиколесный трейлер, — ответил циркач. — Я как раз возвращался из заведения, куда иногда заглядываю после выступлений.
— Из «Дядюшки Рио»? — спросил Берни.
— Как вы догадались?
— Оно тут поблизости. Так что вы можете сказать об этом восемнадцатиколесном грузовике? Или у вас двоилось в глазах?
Олли немного помолчал, а затем коротко, визгливо рассмеялся.
— Уж тогда четверилось. Четыре красные розы на четыре получается шестнадцать.
— Не уловил вашей мысли, — признался Берни.
— Это было на борту трейлера, — ответил циркач. — Четыре красные розы.