16

Я прекрасно знаю, что ноги находятся внизу и на них стоят и ходят. Когда Берни говорит «к ноге!» — что ему вовсе не обязательно делать, — я подхожу к нему вплотную. А уши на голове, которая наверху. Как же можно стоять на ушах? Голова всегда выше ног, если только человек не перевернулся, как это случилось с бандюганом по имени Наджет Болитерри, который хотел удрать от нас через верхнее окно на лестничной площадке, а в итоге повис вниз головой, запутавшись в связанных простынях. Леда только что сказала, что Малькольм стоит на ушах. Что она имела в виду? Что он тоже висит на связанных простынях? Дальше этого я в своих рассуждениях не продвинулся.

Мы угодили в пробку, которая совсем не двигалась, — из тех пробок, когда водители вылезают из машин и всматриваются в даль. Берни позвонил Сьюзан.

— Привет, это я. Ты на месте? Получила мое сообщение? Я насчет «Драй-Галч»? Надеюсь, ты дожидалась там не слишком долго. Я…

Сьюзи подняла трубку, и ее голос раздался в динамике.

— Три часа.

— О! — пробормотал Берни.

— Но это в последний раз. — Ее голос доносился из динамика, но раньше я никогда не слышал, чтобы он так звучал. У Сьюзи один из моих любимых голосов — такой, словно ей нравится говорить, — я с удовольствием позволяю ему себя обволакивать. Но на этот раз он звучал совершенно иначе — невыразительно, даже как-то холодно.

— Я же сказал, извини, — повторил Берни.

— Слышала, — отрезала Сьюзи. — И знаю, что такое заниматься расследованием. Но начинаю понимать, что ты еще не готов.

— Не готов на что? — Сзади посигналили. Машины тронулись с места. Берни включил передачу, но не как обычно — послышался неприятный скрежет.

— Я тебе скажу, на что, — ответила Сьюзи. — На то, во что могли бы превратиться наши отношения.

— О! — повторил Берни. Я не очень разобрался в смысле его восклицания, только знаю, что, когда напарник говорит «о!», это всегда значит, что дела идут не очень хорошо.

— Как бы ты это определил?

Сзади раздались новые гудки. Берни надавил на педаль газа, но, наверное, не рассчитал сил, и мы резко скакнули вперед.

— Что?

Голос Сьюзи стал еще холоднее.

— Что происходит сейчас между нами.

— Между нами? — переспросил Берни. — Ну, между нами все хорошо.

— Хорошо?

— Да.

— А если поточнее?

— Поточнее? Даже очень хорошо.

— Мне пора на встречу, — заявила Сьюзан. — Когда тебе придет в голову определение получше, не стесняйся, звони.

— Но…

Щелк. Связь прервалась.

— Господи, — возмутился Берни. — Что же это делается?

Мне нечем было ему помочь.

— Я хотел сказать, — он стал снова рыться в перчаточнике, но на этот раз безрезультатно, — что все здорово. Очень, очень здорово. Разве может быть лучше? Мне всегда очень хорошо, когда я рядом с ней. Ей даже не надо ничего говорить, но и когда она говорит, мне это тоже нравится. Боже праведный! От одного ее присутствия мне хочется стать лучше. — Он запустил руку под сиденье, но обнаружил только ручку, сломанную коробку для компакт-диска, крышку от кофейного стакана, но ни одной сигареты. — Так что, черт возьми, каких слов она ждала от меня?

Я понятия не имел. В моем мире, у нашей, как выражается Берни, нации внутри нации, все происходит иначе. Возьмите хотя бы памятный вечер, когда я услышал вдалеке лай той подруги, а потом обнаружилось, что она лаяла не так уж и далеко. Я домчался мгновенно. Она находилась за забором, хотя и высоким, но недостаточно. Именно так. Мне всегда нравилось прыгать, а в тот вечер, после энергичного спринтерского забега, — в особенности. Она стояла и смотрела сквозь сетку, как я поджимал для прыжка лапы. А затем…

Зазвонил телефон.

— Сьюзи? — спросил Берни еще до того, как нажал кнопку.

Оказалось, что это была не Сьюзи. Голос в трубке принадлежал Рику.

— Сообщаю новости, — начал он. — Пришел отчет о вскрытии Делита. Причина смерти… — В трубке раздался шелест страниц… — Некротический… тут всякие заумные слова… шок, вызванный ядом змеи… опять бла-бла-бла… попавшим в организм в результате укуса в правую руку.

— Значит, он умер от змеиного укуса?

— Ты, я смотрю, еще не потерял способности быстро ворочать мозгами.

— Никаких других следов насилия?

— А разве укуса не достаточно? — удивился Рик. Берни не ответил. — Больше ничего. Укус — и точка.

— Спасибо.

— Не за что. Кстати, говорил с этим коротышкой из семьи воздушных гимнастов Филипофф — Олли. Ты не в курсе, они пользуются страховочной сеткой?

— Да. А что?

— Просто интересуюсь.

— Почему?

— Мне кажется, с сеткой — большая разница. Как между поцелуем и старым добрым траханьем.

— Надо об этом подумать, — ответил Берни. Только не мне. Я что-то пока не просек, о чем они толкуют. — Ты об этом разговаривал с Олли? О сексе и полетах на трапеции?

— Нет, — уточнил сержант. — Мы обсуждали его отказ.

— От чего?

— От той байки, которой он тебя нагрузил. О восемнадцатиколесном трейлере с четырьмя розами на борту, будто бы выезжавшем из задних ворот ярмарочной площади.

— Байки? Ты о чем?

— Чистый вымысел, Берни. Олли все придумал.

— На кой черт это ему понадобилось?

— Говорит, что испугался.

— Чего?

— Тебя и Чета.

— Ерунда.

— Утверждает, ты так грозно насел на него… Только не надо меня убеждать, что подобного никогда не бывало. Плюс у него природный страх перед собаками.

Ну и ну! Рик считает, что Олли меня испугался. Ничего подобного! Да, он не трепал меня по холке, не пытался погладить, но когда люди боятся меня или мне подобных, я всегда это знаю. Олли не испугался.

— Он решил, что вы ему устроите головомойку, и выложил то, что, по его мнению, тебе хотелось услышать, — продолжил сержант.

— В таком случае я на самом деле устрою ему головомойку, — отозвался напарник.

— Делаю вид, будто ты ничего не говорил.

— Откуда он мог знать, что я хотел от него услышать? Я не упоминал ни о каком грузовике, тем более с четырьмя розами на борту.

— Розы для большей реалистичности, — нашелся Рик.

Последнее слово было для меня совершенно новым и звучало очень неприятно.

— В каком смысле?

— Удивляюсь твоей серости…

— Кончай треп, — прервал его Берни.

Сержант рассмеялся.

— Ты, как я понимаю, накачал его виски. Какой это был сорт? «Джек Дэниелс»?

— Что значит «накачал»? Мы по-дружески выпили.

— И твой свидетель, явно стараясь к тебе подольститься, начал придумывать детали и вспомнил еще один сорт виски.

— «Четыре розы»?

— С сообразиловкой у тебя порядок. Но кажется, я тебе об этом уже говорил.

* * *

На следующий день — или это было через день, а может быть, и в тот же самый — мы остановились на парковке напротив кладбищенских ворот, оставив «порше» в стороне от других машин. Ворота оказались открытыми, но мы в них не вошли. На кладбище происходили похороны — мы заметили там людей в темной одежде. Берни старается держаться подальше от тех мест, где хоронят людей, хотя при его работе это не просто. О кладбищах могу сказать одно: для меня они, наверное, пахнут иначе, чем для вас. В небе широкими кругами летала большая черная птица, но никто, кроме меня, ее не видел. Признаю, у меня пунктик насчет птиц. Злобные твари. Я имею в виду не только ту, что с явно нехорошей целью гналась по пустыне за мной и за декоративной собачкой Принцессой. Но об этом расскажу как-нибудь в другой раз. А пунктик мой такой — я все время спрашиваю себя: неужели и я озлобился бы, как они, если бы целыми днями парил в ярком голубом небе? Вот мой вопрос.

Постояв немного, люди стали расходиться и рассаживаться по машинам. Кое-кого я узнал: Попо, полковника Драммонда, Фил и других, которых видел возле цирка. Они уезжали на машинах, а мы продолжали ждать, пока из ворот не вышел Олли Филипофф. Он направился к стоявшему в углу парковки мотоциклу, снял пиджак, галстук, рубашку, все свернул и положил в седельный ящик. Коротышка, а с такими бугристыми мускулами. Затем достал из сумки майку, надел и аккуратно закатал рукава, чтобы бугры мускулов остались на виду.

— А ведь, наверное, есть человек, который любит этого Олли, — заметил Берни. Я хотел узнать кто, но напарник не сказал.

Мы направились к нему. Циркач уже перекидывал ногу через седло мотоцикла, когда заметил нас. Он немного помедлил и опустился на сиденье.

— Есть минутка? — спросил его Берни.

— По правде говоря, я очень спешу, — ответил циркач.

— Правда? Это для разнообразия хорошо…

— Что? — не понял Олли.

Напарник улыбнулся одними губами — скорее не улыбнулся, а оскалился.

— Крутой мотоцикл. — Он положил ладонь на руль.

Циркач посмотрел на его руку. Ему не понравилось, что его мотоцикл трогают, — это было очевидно, но он сказал только:

— Да. Спасибо.

— Вот приехал выразить соболезнование, — продолжил Берни.

— По поводу чего?

— По поводу недавней утраты цирка.

— И что это за утрата?

— Ури Делит. Если только я попал на те самые похороны.

— На те самые. Перекинулся парень.

— Что ж, можно выразиться и так.

— Как говорится, в мир иной, — добавил Олли.

— И как вы к этому относитесь?

— К миру иному?

— К чему же еще?

Циркач на мгновение зажмурился. Некоторые типы, когда мы на них наседаем, жмурятся, если им требуется подумать.

— Не знаю. — Он открыл глаза. — А ад тоже есть? Или только небеса?

Берни снова улыбнулся, но на этот раз улыбка говорила, что ему весело.

— А вдруг существует только ад? Вдумайтесь в это, Олли.

— Черт! Неужели такое возможно?

— Зависит от точки зрения на окружающее, если, конечно, таковая имеется. — Циркач стал озираться, как поступают люди, когда хотят определить, где находятся. — Но нас интересует другое, — продолжил Берни. — Как вы относитесь к смерти Делита?

— Как отношусь? — Циркач облизнул губы. Как правило, это хороший знак. — Ужасное несчастье.

— Слышали, что послужило причиной его смерти?

— О да. Страшно боюсь змей. Какая ирония судьбы!

— Боюсь, не совсем уловил вашу мысль.

— Человек, который работал с животными, лишился жизни благодаря одному из них.

— Откуда вы это взяли? Я имею в виду про иронию судьбы.

— Полковник так сказал.

— Вот как?

— По дороге из церкви. — Олли подался вперед и положил ладони на ручки руля. — Мне в самом деле пора.

— Нет проблем, — ответил Берни. — Только проясним одно небольшое недоразумение, и можете катить со своим железным другом на все четыре стороны.

— Недоразумение?

— По поводу истории с розами. Получается так, что вы изложили две разные версии: одну нам, другую — сержанту Рику.

— Кому это вам?

— Чету и мне.

Олли бросил на меня взгляд и поморщился, словно хотел сказать, чтобы я не лез в напарники Берни. У меня сразу сложилось о нем определенное мнение, а во рту почему-то возник странный зуд, словно зубам захотелось что-нибудь куснуть.

— Слушайте, да какая разница, — начал он. — Какое это теперь имеет значение? Хотите предъявить обвинение змее? — Он рассмеялся — ха-ха-ха, — и, по мне, слишком долго не мог успокоиться.

— Змею мы убили, Чет и я, — сказал Берни.

— Вот как? — Олли снова посмотрел на меня, но на этот раз не так криво, как в прошлый.

— Но остается пропавшая слониха, — продолжил напарник. — Так что нам необходимо разобраться в ваших показаниях.

Взгляд циркача упал на ключ зажигания, но Берни легким движением извлек его из замка. Движение не выглядело особенно быстрым, но не успел Олли воскликнуть: «Эй, погодите!» — как ключ оказался у напарника в кармане. А чего вы ждали? Берни есть Берни. Помню, он мне как-то сказал: «Нечего лезть с ложкой туда, где дерутся на вилках», — или что-то в этом роде.

— Подумайте, Олли.

— О чем?

— Что вы видели в ту ночь, когда вернулись из «Дядюшки Рио»?

— Ничего не видел.

— Следовательно, вы нам солгали.

— Прошу прощения.

— А как насчет восемнадцатиколесного трейлера с четырьмя красными розами на борту?

— Все выдумки. Что бы я вам ни наплел — это ложь.

— Наглая?

— Вот именно.

— Зачем вы сказали нам неправду?

— Захотелось приврать, и к тому же я уже извинился.

— Вы сказали сержанту Торресу, что испугались нас.

— Верно. Никогда не чувствовал себя спокойно рядом с собаками. — Загибаешь, приятель. Я ничего подобного не унюхал. — Да и вы сами, не обижайтесь, наводите страх.

— Я? — удивился Берни.

— Вы же отобрали у меня ключ.

— Нехорошо.

— Еще как.

— Но дело в том, Олли, что вы акробат. Я не могу поверить, что акробата так просто запугать. Вы по определению храбрец.

— Спасибо.

— Что же в таком случае происходит?

Олли открыл было рот, но промолчал.

— Вы чего-то боитесь, — настаивал напарник. — Но не нас. Назовите имя.

Циркач уставился прямо перед собой.

— Нет никакого имени. Не понимаю, о чем вы говорите.

Берни достал ключ и вставил в замок зажигания.

— Можете ехать.

— Приятно было с вами поговорить, — кивнул Олли.

— Ведите мотоцикл осторожно.

— Никогда не лихачу.

Берни собрался уходить, но задержался.

— Один последний вопрос: вы знакомы с Дарреном Куигли?

— Охранником? Несколько раз вместе выпивали.

— В «Дядюшке Рио»?

— Естественно. — Олли ударил ногой по стартеру, и мотоцикл заурчал — брум-брум. Мне случалось кататься на «харлее». Но об этом расскажу как-нибудь в другой раз.

* * *

Когда мы снова выехали на дорогу, Берни повернулся ко мне.

— Выстрел наобум, Чет. Если выпивохи работают неподалеку друг от друга, очень много шансов за то, что в итоге они встретятся.

Выстрел? Не слышал никакого выстрела: ни на кладбище, ни ранее — с тех пор как мы вели расследование дела Чанга. Расследование было сплошным кошмаром, но очень сытным. Хотя об этом тоже в другой раз. Я зевнул — так сладко, что чуть не разодрал пасть, — и губы приподнялись, обнажая клыки. А когда пасть закрылась, я больше ни о чем не тревожился. К чему волнения? Ведь у меня есть Берни.


Перед нашим домом стояла зеленая машина с золотой звездой на боку. Когда мы подъехали, из нее вышел лысый малый в зеленой форме.

— Берни Литтл? — спросил он, когда мы покидали «порше»: напарник, открыв дверцу со своей стороны, я — перепрыгнув через свою.

— Да.

Малый подошел ближе.

— Какая замечательная у вас собака.

— Это Чет.

— Хорошее имя, — похвалил незнакомец. — Можно его угостить?

О чем разговор? В следующую секунду я уже жевал галету, не очень большую, зато вкусную.

— Мэтерс, — представился незнакомец. — Комиссия по охране животного мира. — Мэтерс — хорошее имя, оно мне сразу понравилось. — Вы тот самый человек, который убил змею? — спросил он.

— Ради всего святого! Вы приехали меня оштрафовать? Мы действовали в целях самообороны.

— Упаси Боже! У меня здесь карта юго-восточной области Сангре-Хиллс. Не могли бы вы поточнее показать, где это случилось? Я съезжу туда и посмотрю все на месте.

Мэтерс расстелил карту на капоте «порше», и они с Берни голова к голове склонились над ней.

— Приблизительно здесь. А что вы надеетесь там увидеть?

— Трудно сказать. Может, остатки ящика или клети. Или полотняный сачок.

— Ничего подобного там не было.

— Нет? — покосился на Берни Мэтерс. — Ничего такого, что указывало бы на то, что змея оказалась там не по своей воле?

— Не по своей воле? — удивился напарник. — По пустыне ползают тысячи гремучих змей, и каждая по своей воле.

— Справедливо, — согласился Мэтерс. — Но ваша змея — это габонская гадюка.

— И что из того?

— Такие не водятся в нашей пустыне. Они вообще не водятся в Америке. Конкретно эта обитает южнее Сахары, например, в Габоне или Конго.

— Не улавливаю вашу мысль, — признался Берни.

— Габонских гадюк можно ввезти в США только по специальному разрешению, — объяснил Мэтерс. — Разрешение дает право содержать их в неволе, но ни в коем случае не выпускать на свободу.

— Удивляюсь, как вы вообще позволяете ввозить их к нам.

— Совершеннейшее безумие, — согласился Мэтерс. — Но мы живем в свободной стране.

Берни рассмеялся.

— К нам не часто поступают заявки на провоз габонских гадюк — трижды за то время, что я здесь работаю, а это уже десять лет. Все они от торговцев с лицензиями, и все строго учитываются. По крайней мере так было до сегодняшнего утра.

— Следовательно, наша змея — нелегал?

— Похоже на то, — кивнул Мэтерс. — Не исключено, что какой-то идиот тайно пронес ее через контроль в аэропорту, а потом ему надоело обеспечивать ее на обед живыми мышками, и он ее просто выпустил. Хотя возможно, что она удрала из партии покрупнее.

— Покрупнее?

— Нелегальный трафик животных дает многомиллионные прибыли. Вы этого не знали?

— Для меня это новость, — признался напарник.

— На втором месте после нелегального оборота наркотиков, хотя эта тема не часто обсуждается в прессе. И, как обычно, Мексика представляет собой превосходный плацдарм. — Мэтерс свернул карту. — Вам известно, что габонские гадюки убили больше людей, чем все остальные змеи? Я говорю, естественно, об Африке. Нарваться на габонскую гадюку в наших краях — удивительное невезение.

— Вот и я того же мнения.

Они все еще продолжают говорить о змеях? Никаких змей поблизости нет: если бы появились, я бы первым из этой компании их почуял. Другое дело галеты — я не сомневался, что в кармане Мэтерса они еще есть: их запах буквально бил мне в нос. Я придвинулся к нему немного ближе и вильнул хвостом.

Загрузка...