Пойте, птицы, пойте!

У ОЗЕРА

С моим знакомым, Василием Егоровичем, мы отправились в деревню Парчег. За ней — озеро, где кормятся дикие утки. Вот и уговорились там поохотиться.

К озеру надо идти руслом небольшой речушки. Бежит она по глубокой низине, по которой в стародавние времена текла наша главная река — Вычегда. Узкая тропинка ведет по склону, то ныряя на дно долины, то поднимаясь на бугор. С бугра далеко видны широкие заливные луга, редкое мелколесье, кустарники. С лугов несется стрекот сенокосилки. На высоких местах уже смётано в стога сено, на укосах высятся небольшие копешки.

Спустившись в луга, видим впереди белесые заросли осоки. На взгорках буйно растет рябина и черемуха, ее тонкий аромат, словно запах дорогих духов, окружает нас. Над кустами шиповника и жимолости снуют стрекозы, охотясь на комаров. В густой траве, куда еще не добралась косилка, безумолчно верещат кузнечики.

Издалека видно, как над водяными зарослями взмывают вверх белые чайки, точно кто-то машет белыми платками, а вслед поднимаются и дикие утки.

Вдруг Василий Егорович схватил меня за руку:

— Гляди! Тетеревятник!

И точно: быстрокрылый хищник верткой тенью скользил над макушками невысоких деревцев.

Охотился он за какой-то небольшой птицей. Бедная птаха всячески стремилась избавиться от преследователя: то стрелой взлетала кверху, то камнем падала к траве… Но разве уйдешь от ястреба-тетеревятника! Вот-вот догонит, вцепится стальными когтями, а потом где-нибудь на дереве полакомится своей добычей.

Василий Егорович не мог успокоиться:

— Ах разбойник! Ах обжора! Поймает, гляди, поймает!..

Серый беспомощный комок, словно почуяв защиту, свернул и помчался в нашу сторону. Ястребу только того и надо было. Ему на прямой линии перехватить добычу ничего не стоит! Он на миг взмыл вверх и замер, точно взбежал на невидимую горку, хищно растопырил крылья — вот-вот сложит и кинется камнем…

Душа Василия Егоровича не смогла этого выдержать. Сорвав с головы кепчонку, яростно швырнул ее на землю, плюнул на ладонь и столь же быстро скинул с плеча ружье. Прицелился мгновенно и выстрелил. Я знал, что мой друг великолепно стреляет…

Все, действительно, произошло мгновенно. Хищник вздрогнул, кувыркнулся, теряя перья в воздухе, и тяжело упал на скошенный луг.

Мы побежали к тому месту. Тетеревятник был еще жив: шевелил широченными мощными крыльями, царапал когтями землю, пытаясь привстать, сверкая на нас злыми выпученными глазами, но скоро ослабел, крылья беспомощно надломились, глаза подернулись серой пленкой и застыли.

Василий Егорович, потрогав хищника носком сапога, облегченно вздохнул. Сколько мы ни оглядывались, маленькой птахи нигде не было видно. Удрала, не успев поблагодарить своего спасителя. Василий Егорович посмотрел на меня с улыбкой. Я крепко пожал ему руку…

От озера мы шли обратно уже затемно. На лугу же облюбовали стог сена, решив заночевать. Проходили неподалеку от того места, где Василий Егорович сбил ястреба. И вдруг увидели: оттуда поднялась какая-то большая птица и скрылась в сумерках. Не сговариваясь, мы свернули посмотреть: что там происходит?

Не пройдя и десятка шагов, наткнулись на растерзанного стервятника. На земле валялись крупные перья. Мелкий пух еще плавал в воздухе.

— Ну и дела… — удрученно покачал головой Василий Егорович. — Его же сородич попировал. Видал? Свой своего поедает!.. Э-эх!.. Нет, все же хищник остается хищником!

Утром выпала роса. Было рано-рано, в небе еще видны были крупные звезды. У озера порой тревожно, а порой суматошно или радостно кричали птицы. И кто знает: может, среди этих голосов был голос нашей пичужки?..