Давно я мечтал завести хорошую собаку. Бывало, на охоте заслышу азартный лай и чувствую: так и сжалось сердце! Трудно в лесу в одиночку.
Живу я в городе Сыктывкаре. Держать охотничьего пса здесь нелегко. В тесных городских комнатах он жить не привык: ему нужен воздух, приволье! Однако мысль о собаке меня не оставляла.
И конечно, тайным моим желанием было заполучить настоящую лайку. Для коми охотника нет лучшей помощницы в тайге. Лайка выслеживает белку, хорошо берет след горностая и куницы, поднимет глухаря, отыщет в непроходимом болоте подстреленную утку. И по внешнему виду — красавица, да и только! Поджарая, мускулистая, с узкой мордой, умными глазами. Чуткая на слух, выносливая, неприхотливая, преданная хозяину, она понимает его буквально с одного взгляда.
Бывало, увижу охотника с лайкой, замру и любуюсь умной сильной собакой.
И вот моя мечта сбылась. Один мой старый друг из Удорского района нашей республики выпросил для меня у тамошних охотников щенка. И послал его оказией в Сыктывкар. В летний полдень из далекого Косланского аэропорта вылетел самолет. На коленях у одного из мужчин в большой хозяйственной сумке сидел необычный пассажир. Вез его знакомый моего товарища, по каким-то своим делам отправившийся в Сыктывкар…
Первое время щенок жил у моего приятеля. Его дети очень привязались к песику, кличку даже дали — Рекс, Рексушка. Провожали они его со слезами. В сумку, в которую его посадили, ребятишки наложили конфет, печенья, белого хлеба.
Рекс, конечно, не знал, куда его везут. Поначалу он сидел спокойно, с интересом прислушиваясь к гулу мотора. Такого ему не доводилось слышать. Рекс все ждал, когда же кончится этот шум и его выпустят на волю. Ему ведь так хотелось побегать по лужайке! Но никто не собирался его выпускать. Гул стал сильнее, и щенка как-то странно покачивало. Рекс разозлился и тявкнул разок, другой. Человек, на коленях у которого он сидел, забеспокоился, начал потчевать его конфетами, печеньем. Всем своим существом Рекс чувствовал, что его увозят далеко от родных мест, и затосковал…
А самолет набирал высоту, и под ним расстилалась на много верст хмурая парма[1], с ее бесчисленными болотами, полянами, речушками и озерами.
В тот день я задержался на работе. Возвращался домой теплым летним вечером. Солнце садилось в леса за Вычегдой. Птицы сворачивали свои песни. Зелень густо и сильно пахла.
Во дворе меня встретила моя дочка Оля.
— Папа, папа! Ты знаешь, кого нам привезли?! — закричала она. — Щеночка! Маленького, черного! Он такой милый!
Отворив дверь, я увидел щенка. Насторожив уши, он посмотрел на меня, потом ощерил зубы, сморщил нос — видно, захотел тявкнуть. Но вдруг чихнул и забыл про свое намерение. Подбежав ко мне, обнюхал ноги.
— Вот спасибо Юрию Константиновичу, — сказал я, — не забыл моей просьбы. Уважил!
Я наклонился и погладил щенка. Он опрокинулся на спину, задрал лапы. Я пощекотал ему брюшко. Шерсть у него была гладкая, мягкая, как пух. Мордочка и уши — угольно-черные. Передние лапы — белые, задние — в серых подпалинах. По спине шла черная лента, а грудь и живот были обсыпаны белыми пятнами, точно заплатами. Кончик хвоста был тоже белый и весело завивался колечком.
Щенок еще раз обнюхал мои ботинки, брюки, лизнул руку и тоненько тявкнул, приглашая поиграть. Это действительно была лайка, о которой я так мечтал.
— Ну здравствуй, дружок! — обратился я к нему.
— Ой, папа! — радовалась и Оля. — Можно, я его поглажу? Ой, как я его люблю! Я буду с ним гулять. Можно?
Рекс знакомился со своим новым домом. Он бегал по комнатам, лазил под диван и кровати, беспрерывно чихал, хватал зубами все, что ему попадалось на пути. Оля отдала Рексу свой любимый резиновый мячик. Щенок гонялся за ним по полу, рычал, притаивался и снова гнался за мячиком, а мы хохотали над его проделками.
Жена налила в блюдце молоко, поставила его у порога. Время от времени щенок подбегал, лакал молоко и снова принимался играть. Спать мы его устроили на кухне. К своей постели он сразу привык. И больше нигде не ложился, только на своем половичке. Просыпался рано и будил всех звонким, визгливым лаем.
Утром с Рексом гулял я, днем — Оля. Вечером мы отправлялись на улицу втроем. Рекс быстро перезнакомился со всеми жильцами в доме, встречал их звонким лаем, а на чужих ворчал.
Он хорошо знал время обеда, ужина и ластился к моей жене, хлопотавшей на кухне. Нетерпеливо прихватывал зубами за передник, повизгивал и точно хотел сказать: «Ну дай мне скорее поесть. Не видишь, как я голоден?!»
Когда Рексу исполнилось три месяца, я повел его на ветеринарный пункт. Щенку нужно было сделать укол, чтобы он не заболел чумкой.
По дороге он вел себя как обычно: с любопытством обнюхивал прохожих, бросался на кошек, но при входе в лечебницу, почуяв запах лекарств, забеспокоился. Кое-как я его успокоил.
В кабинете мы с ветеринаром уложили его на длинный стол. Я стоял рядом, держал и поглаживал щенка.
— Ничего, ничего, Рекс. Спокойно! Так надо, — говорил я ему.
Он поглядывал на меня и шевелил в ответ кончиком хвоста.
Ветеринар набрал в шприц вакцину и сделал укол. Я почувствовал, как щенок напрягся, но даже не пискнул, когда иголка исчезла под кожей. Он только перевел на меня свои умные, серьезные глаза, как бы спрашивая: «Что же это вы со мной делаете?» И вздохнул.
На обратном пути Рекс снова развеселился. Он прыгал, натягивал поводок, просился побегать.
Оля сама очень боялась уколов и, когда я уводил Рекса к ветеринару, даже всплакнула.
— Рексушка, — причитала она, — милый мой, тебе сделают больно. Мне тебя жалко!
Я рассказал ей, как Рекс вел себя в лечебнице. Оля так и расцвела. Она гладила, ласкала щенка, угощая сахаром.
— Ах, какой ты смелый, Рексушка! — говорила Оля. — Я вот тебе сладкого припасла. Кушай!
Не успела положить на ладошку кусочек рафинаду, как — р-раз! — он уже оказался в пасти Рекса. Съел и еще просит: повизгивает, смотрит на молодую хозяйку и вертит вовсю пушистым хвостом.
Вскоре я начал натаскивать Рекса. Прежде всего приучал его к поводку. Обычно он забегал вперед или в сторону, точно спешил куда-то. Я стал его приструнивать.
— Рядом, Рекс! Рядом! — приказывал ему.
Долго с ним бился. В конце концов Рекс понял, что я от него хочу, и вскоре ходил со мною нога к ноге.
Потом учил другому. Возьму какую-нибудь вещь: палку, тряпку или шапку, заброшу подальше и требую, чтобы он принес ее мне. Тут тоже пришлось с ним повозиться. Но и этот урок он усвоил.
Я заставлял Рекса прыгать в воду и плыть туда, куда мне нужно.
Рекс оказался на редкость послушным, исполнительным псом, и часто мы были довольны оба: и ученик, и учитель.
Чуть позже я начал вывозить его в лес. Надо было ему привыкнуть к новой жизни, ожидавшей его в будущем. Мы гуляли, и я ждал, когда охотничьи навыки у Рекса, как и у всякой породистой собаки, проявятся сами. Я с интересом наблюдал за ним во время этих прогулок. Обычно садился с ним на теплоход и плыл куда-нибудь за город. Всякий раз Рекс внимательно приглядывался к окрестностям, словно пытался изучить: в каком направлении его везут? Он становился на задние лапы и подолгу смотрел на берег, потом подбегал ко мне, ложился у ног.
На стоянках я не спешил. Ожидал, когда с теплохода сойдут все пассажиры, потом — уже мы с Рексом. Я спускал его с поводка, и Рекс носился как ветер. Умчится вперед, мелькнет его хвост в кустах; вон — видно — проскользнул по опушке. Закатится вдалеке заливистым лаем и опять вынырнет в нескольких шагах от меня. Не знаю, кого уж он там облаивал, но видно было, что все это ему очень нравилось. Бросится ко мне, поласкается, полежит у ног, вывалив из пасти красный длинный язык, и опять исчезнет в кустах.
Иной раз так набегается за день, приедем домой — даже к пище не притронется. Лежит на своем половичке и дремлет, вздрагивая во сне. Встанет, попьет воды и снова ляжет…
За год Рекс возмужал, оброс косматой, пушистой шерстью. Грудь у него раздалась, лапы окрепли — большие, широкие. Здоровый, сильный пес!
Жил он теперь в сарайчике, во дворе.
Пришел сентябрь, со своей особенной красотой, охотничьими радостями. Осенью охотника тянет в лес с такой силой — удержу нет! Чистишь ружье, набиваешь патронами — готовишь снаряжение, а в мыслях — шагаешь по тайге, тянешь в себя густой воздух, настоянный на травах, разводишь костры на берегах бурливых речек. Нет тут покоя охотнику!.. Тоскует его сердце по зеленому раздолью, по глуховатому шуму ветвей, просится из теплых обжитых комнат на вольный воздух…
Я всегда брал отпуск осенью. Как никогда, готовился в нынешний сезон. Не терпелось мне испытать Рекса на охоте…
Пора!..
И вот наступил желанный день. Позади — хлопоты и приготовления, неспокойная ночь. Едва сунул ноги в болотные сапоги, застегнул ватник — Рекс подал голос из сарайчика, словно почуял свой час. Я закинул за спину рюкзак, ружье и вышел во двор. Отворил дверь сарайчика — Рекс кинулся ко мне, обнюхал сапоги, чехол, заурчал, заволновался. Увидев поводок у меня в руках, завилял хвостом, лег на землю — дал себя привязать. Без поводка его в общественный транспорт не пустят. Такое правило.
Поехали автобусом до загородного поселка Верхний Чов. Рекс вел себя спокойно, сидел у ног, поглядывая на редких пассажиров, только ноздри подрагивали.
На конечной остановке сошли. Я спустил Рекса с поводка. Он тут же куда-то умчался. Вот она, наша «лесная тропа»!
Вскоре вывела она меня на лесовозную дорогу. Левее, за оврагом, был поселок Верхний Чов. Только я сделал несколько шагов, как в той стороне закудахтали куры, заголосили петухи. Я сразу понял, в чем дело. Наверняка мой Рекс…
Побежал на этот шум. Глянул и обомлел: гонит мой пес вдоль загородки целую стаю кур, пытаясь схватить одну из них. Я и крикнуть не успел, как он цапнул ее за хвост. Но курица, оказавшись в беде, забила отчаянно крыльями и сумела вырваться, теряя перья. Обескураженный, Рекс так и замер. Но только надумал продолжать погоню, я на него так закричал, что от неожиданности он припал к земле и оглянулся. Потом завилял хвостом и как ни в чем не бывало побежал к лесу. Я его сердито позвал. Он вернулся.
— Как же тебе не стыдно? Нельзя, Рекс, этого делать! Нельзя! — начал я ему выговаривать.
Рекс то ложился на землю, то садился, виляя хвостом и заглядывая в глаза, — просил прощения. Я нарочно провел его через поселок, мимо встревоженных кур, грозно поглядывая на него. Рекс шел, виновато прижав свой пушистый хвост к задним лапам, и только вздрагивал. На кур он больше никогда не кидался.
Но и дальше было не все гладко. Уже на подходе к лесной избушке подняли рябчика, и я его срезал. Рекс помчался, схватил добычу и принялся с ней играть. Сколько я ни звал, ни кричал, он не слушал, а оставил рябчика, когда вдоволь с ним наигрался. Я опять начал его стыдить. Обломил хворостину и погрозил ему:
— Уходи домой! Чтобы я тебя не видел! Мне такой непослушный пес не нужен. Оставайся дома! Не возьму тебя больше на охоту!
Рекс, очевидно, понял, за что я его ругаю. Отошел, лег и следил за мной грустными глазами. Я с ним долго не разговаривал и делал вид, что не нуждаюсь в его услугах. Пока добирались до лесной опушки, ни разу не взглянул в его сторону. Он плелся сзади, иногда забегал вперед, выказывая усердие и послушание. Но я был тверд — долго еще не обращал на него внимания.
Подошли к срубу. Пока я готовился к ночлегу, Рекс обегал все кругом, облаял кусты и деревья — это он зверей отпугивал, чтобы не подобрались к домику, в котором мы собирались ночевать. Поужинав, я забрался на нары. Рекс лежал у порога и чутко вслушивался в ночные звуки…
Отдохнув денька два после первого выхода в лес, я вновь собрался на охоту. В этот раз направился в окрестности поселка Эжвы. Там тайга начинается сразу же за огородами, нужно только перейти речушку Емваль.
Эти места мне знакомы с детства. Я сам родом из Эжвы, здесь рос, учился, ходил с ребятами в лес за ягодами и грибами. Памятны мне тут каждое озерцо и болото, каждая тропинка. Повидавшись с земляками, решил идти на хутор Мирон. До него — километров пятнадцать.
Оставив позади половину пути, мы вышли с Рексом к большому болоту, которое нужно было обойти.
Я свернул на тропинку, но дорогу мне преградила лежащая ель. С прошлого года я тут не был и не знал, что над Мироном пронесся ураган и повалил вокруг много деревьев. Тут и подстерегала меня опасность…
Вскоре я попал в такой бурелом, что выбился из сил. Присел на пенек. Чувствую: не встану. Хотелось лечь, закрыть глаза, а ночевать в таком месте небезопасно. Наверняка неподалеку бродит росомаха, рысь, а то и медведь.
Рекс легко перебрался сквозь чащу. Он перескакивал через поваленные лесины, проскальзывал в незаметные для меня лазейки, то убегал вперед, то возвращался. Он тоже чувствовал неладное и часто, подбежав ко мне, скулил, лизал руки, дергал за полу и тянул за собой.
— Помогай, Рекс, помогай! — просил я своего друга.
Когда я застревал в сучьях, Рекс тащил меня с такой силой, что я тут же переваливался с рюкзаком на другую сторону валежины. Часа два пробивались мы с ним через поверженный лес и наконец выбрались из бурелома. Теперь до места было рукой подать.
Я присел отдохнуть. Достал из мешка сахару и дал Рексу.
— Спасибо, Рексушка! — хвалил я своего четвероногого друга. — Помог хозяину выбраться. Молодец!
В тот день Рекс впервые облаял косача. Мне не удалось подстрелить птицу. Пока бежал на лай, глухарь тяжело взлетел и скрылся в тайге. Рекс делал круг за кругом, искал место, где сел косач, но не нашел. Обидно ему, конечно, стало. Прибежав, лег возле меня, тихонько повизгивая от неудачи. Но у меня было радостно на душе. Пусть ушел глухарь, найдем другого. Важно, что Рекс в первый раз напал на его след.
На следующий день Рекс несколько раз поднимал из-под деревьев рябчиков, которые склевывали там бруснику, но подстрелить мне их не удалось. Да и жалко было. Совсем молоденькие, птенцы еще. Пусть летают, подумал я, живут, поют на все голоса, веселят нашу парму! Зато нагулялись мы с Рексом вдосталь. И погода была хороша! Не хотелось даже возвращаться в избушку.
Уже смеркалось, когда Рекс облаял белку. Я пошел на голос и увидел ее на высокой густой ели. Мелькнув пушистым хвостом, она схоронилась в ветках. Я вытащил из-за пояса топор и постучал по стволу, но белка не показывалась. Наверное, успела перескочить на другое дерево…
— Пошли-ка домой, Рекс, — сказал я. — Их еще нельзя стрелять. Еще рыжие слишком, не потемнели…
Отойдя немного От этого места, я хватился манков на рябчика. Они висели у меня поверх ватника, привязанные к пуговице. Пока лазил в елках с топором, видно, оборвал нитку и не заметил, как обронил. Я вернулся и долго кружил среди елок, но так и не нашел. Очень расстроился.
Рекс заметил, что я чего-то ищу и тоже засуетился. Начал бегать и обнюхивать землю.
— Ищи, Рексушка, ищи! Может, найдешь. Вот, потерял, — показал я ему огрызок нитки.
Не знаю, понял он меня или нет, но усердно начал шнырять под деревьями. А вскоре, погавкав радостно, притащил мне утерянные манки.
— Ай да Рекс! Ай да умница! — ласкал я своего друга, не зная, чем его отблагодарить. Сахар у меня уже кончился. Отдал хлеб с маслом, который взял с собой в дорогу, чтобы перекусить при случае.
Пока он ел, я гладил своего верного помощника, ласково хвалил:
— Умница, молодец! Хорошо, Рексушка!
Вот уж, честное слово, только говорить не умел мой славный пес, а понимал все — с полуслова!..
Наступила зима. Снегу выпало много. Окна первого этажа в нашем доме просто завалило сугробами. А мне пришлось ехать по служебным делам в Москву — и надолго.
В день отъезда я заглянул в сарайчик. Долго сидел с Рексом, лаская его и уговаривая:
— Не скучай, друг! Вот приеду, опять будем вместе. Придет время, пойдем снова на охоту, слышишь?..
Рекс скулил, лизал мне руки, прижимался к ногам теплым боком — предчувствовал разлуку.
В Москве я все время вспоминал его. Жена и дочь писали, что Рекс тоже тоскует. Скулит или воет поутру, плохо ест, а когда пустят в квартиру, отыщет мой охотничий рюкзак, ляжет около него и вздыхает тяжко.
Вернулся я уже в конце февраля. Еще в переулке, подходя к дому, услышал лай своей собаки и радостное повизгивание.
Не переодеваясь, отправился с Рексом гулять. Рекс прыгал, резвился на снежной целине, вздымая тучи морозной пыли, и на первый же зов летел ко мне со всех ног, чтобы доказать свою любовь и преданность.
— Ах ты мой славный, дорогой пес, — обнимал я его, прижимал к себе. — Вот и снова вместе. Еще поохотимся! Правда? Долой скуку и уныние! Вперед, Рекс!
Стояло лето. В нашем далеком северном крае такое бывает редко — сильная жара. Солнце жгло немилосердно, зелень в палисадниках поувяла, пожухла. На солнцепеке зло гудели большие мухи. Ветерок с Вычегды почти не чувствовался на душных улицах.
А мы с Рексом готовились будто на праздник. Он был чист, расчесан. Целый час мы с дочкой отмывали его в ванне, а потом вычесывали гребешком. Шерсть на нем, высохнув, лоснилась точно смазанная. Красив был мой охотничий пес, красив!
Взяв его на поводок, направился с ним в парк. Там проводилась республиканская выставка охотничьих собак. Лучшие из них получат медали, а их хозяева — дипломы.
С важным видом вышагивали по аллеям разномастные лайки, терьеры, бесшумно ступали поджарые борзые, гончие, семенили коротконогие спаниели. Каких только пород тут нет!
Вначале собаку осматривали врачи-ветеринары, а затем хозяин отводил ее на площадку, где заседало жюри выставки и тесным кольцом толпились зрители. Все — взрослые и малые — те же судьи: иных собак горячо хвалят, других провожают равнодушным взглядом.
За моей спиной расшумелись, заспорили мальчишки. Один из них — веснушчатый, белобрысый, другой — смуглый.
— Эх, мне бы такую собаку! — с завистью говорит один из них, указывая на лайку, у которой свисает с шеи гирлянда медалей.
— И мне бы! — вторит ему белобрысый. — Я хочу такую собаку, которая меня в школу бы возила на санках! Уроки кончились, а она тут как тут… Скажешь, нельзя?
Рядом со мной стоит пожилой, седовласый мужчина, у ног которого — рыжая борзая. Он хитро улыбается и подмигивает мне.
— А я бы на твоем месте, — говорит он мальчишке, — взял бы такую собаку, которая и уроки еще делала за меня!
Мальчишки вспыхнули от стыда, замолчали.
— Собака — это не игрушка! — строго заявляет мужчина. — Воспитать ее нужно так, чтобы от нее польза была, а не забава! Ясно?
И он стал рассказывать им о своей собаке, о том, как она берет след на охоте, как гонит зайца, какой она преданный друг и сторож в доме. Немного и я рассказал о своем Рексе — то, что вам уже известно. А Рекс сидел у моих ног и, казалось, строго и укоризненно глядел на мальчишек, навострив свои чуткие черные уши.
Мальчишки не сводили с него глаз, и я понимал, что каждый из них в душе страстно мечтал иметь такую же собаку и стать самым знаменитым охотником!
Выставка закончилась поздно. Члены комиссии оценили моего Рекса на «хорошо», несмотря на его молодость. Ему было всего год и три месяца. Среди своих ровесников он занял второе место.
Я возвращался домой довольный и счастливый.
Рекс весело тянул поводок, шалил, повизгивал, будто разделял мои чувства…
И вот опять подошла осень. Целыми днями пропадали мы с Рексом в тайге. Без устали бродили по чащобам и берегам таежных речек, выслеживали белку, поднимали глухарей.
В ноябре выпал первый снег, лес стал величавее, красивее. На белом покрове отчетливо отпечатались следы зверей и птиц.
Лес сменил свои песни. Перестали свистеть рябчики, хрипло «покашливать» глухари. Но то тут, то там разносятся звонкие голоса лаек. И вот где-нибудь грохнет выстрел, и эхо его хлестко шуганет над спящей тайгой.
Пошла охота на зайца, на зимующего в наших краях зверя.
В один из таких дней охотился я с Рексом возле местечка Кокуль. Заночевали в знакомой лесной избушке. Я растопил печку, принес из родника воды, сварил ужин. Покормив Рекса, напился чаю и, пораньше закрыв трубу, улегся спать.
В избушке было тепло, даже душно. За день я так находился, что веки слипались сами собой. Заснул мгновенно, точно в яму провалился.
Проснулся оттого, что меня кто-то трясет за рубашку, тащит с нар. Хочу открыть глаза и не могу… Рекс рычит, не дает мне окунуться в забытье.
— Что? Что, Рекс?
Сел, голова кружится, едва не упал на пол. «Угорел!» — мелькнула мысль.
Еле-еле выбрался наружу. Рекс — за мной. На воздухе стало легче. Подозвал пса, прижал к себе, поцеловал в морду.
— Спасибо, Рексушка, дорогой… Если бы не ты, погиб, жизнью тебе обязан!
Все, что было в рюкзаке вкусного, отдал своему спасителю. Рекс, хрумкая сахаром, сидел напротив и не сводил с меня ласковых преданных глаз…
Я решил возвращаться домой. Подошли к речушке. За ночь ее схватил тонкий ледок. Я взял палку, проверил его. Лед от удара разбежался трещинками, выступила вода. Пришлось бродить по берегу, искать переправу. Долго шел и вдруг увидел мосток из обледенелых тонких жердей.
Едва ступил, поскользнулся, чуть не упал в воду. Пожалел теперь, что непредусмотрительно выбросил палку. Шесток этот сейчас очень пригодился бы!
Посмотрел на Рекса.
— Рексушка, сбегай за палкой! Поищи! Палка там! На берегу.
Он, выслушав меня, взвизгнул и исчез в кустах. Долго его не было. Я уж стал подумывать, не вернуться ли самому?
Гляжу, появился Рекс. Высоко задрав морду, тащит тяжелую длинную палку. Бросив у моих ног, сел, из пасти вырывается парок, а глаза как бы говорят: «Бери. Принес. Переходи спокойно».
С шестком я легко перебрался по жердям на другую сторону, а Рекс одолел речушку в два прыжка.
И еще одна пришла зима. Ударили лютые морозы. По тайге можно пройти только на лыжах. Сугробы такие — свернешь с лыжни, провалишься до пояса.
Рекс отдыхал. Целыми днями лежал в конуре, свернувшись калачиком и прислушиваясь к свисту ветра. Иногда по ночам раздавался его тоскливый вой.
Мне тоже не спалось. Попыхивая папиросой, поглядывал на ружье, вспоминал недавние походы, ночевки у костра, удачные выстрелы. Верно, Рексу виделись те же сны…
По вечерам я выпускал его гулять.
Бывало, набегается где-то по дворам, я выйду, кликну — прибежит. И вдруг однажды он исчез.
Я все улицы обошел, всю округу, звал его, но — безрезультатно. Всю ночь не смыкал глаз, просидел у окна. Послышится лай, мелькнет тень на снежной целине — бегу во двор. Но Рекс как в воду канул!
Не пришел он и на следующий день. Жена и дочка испереживались вместе со мной.
— Может, его поймали и на привязи держат? — гадала Оля.
— Не может быть! — отвечал я. — Рекс в чужие руки не дастся.
— А может, под машину попал?.. Что мы без него будем делать… Я так к нему привыкла!..
Сочувствовали и мои друзья по работе:
— Жаль, если пропадет такая собака.
Другие утешали как могли:
— Вернется, куда денется! Погуляет и придет.
Три дня еда в миске у конуры оставалась нетронутой. Я ходил по городу, заглядывал в закоулки, стоял у сараев, где тявкали и возились собаки, искал своего Рекса.
Трещал сорокаградусный мороз. На улице — редкие-редкие прохожие, окутанные белым паром. «Где он спит в такой мороз, что ест?» — не находил я себе места.
И вот вечером шел с работы, и вдруг раздался знакомый лай!
— Рекс! Рексушка! — закричал я.
Откуда он выскочил, я даже не заметил. Худющий, измученный, но такой же радостный и шустрый! Кинулся ко мне, виновато заюлил хвостом…
Домой шли вместе. Рекс, видимо, и сам был рад, что вернулся. Прыгал на грудь, пытался лизнуть в лицо, терся лохматым боком о колени.
Дома я налил ему большую миску теплой жирной похлебки. Сидел рядом, почесывая пса за ушами, и ничем не показывал своего недовольства или тревоги, не ругал. В молодости всякое бывает! Чувствовал я, что зимние сны об осенней охоте сорвали его с насиженного места. Побегал он по заснеженной тайге и вот пришел домой. Понял, наверное: надо ждать настоящей охоты!
Первое время Рекс только отсыпался, не выходил из конуры. Но утро, как всегда, приветствовал своим сильным, звонком голосом — от счастья, силы, здоровья! Я слышал собачий лай и радовался, на душе было светло и празднично.
«Ах, парма, парма! Как ты там поживаешь? Какие нам новые сны уготовила? О чем твоя песня в длинные зимние ночи? Кто прячется под твоей теплой, зимней шубой от озорных ветров и трескучего мороза? Кого радуешь своей красотой? Мы с Рексом скучаем по тебе. Ждем не дождемся, когда снова доведется посидеть в тиши березовой рощи, послушать веселое птичье щебетанье, припасть к родниковой воде твоих речушек, полакомиться ягодами и грибами. Знаем, придет такое время опять!
До скорой встречи, парма! До нового теплого лета, ясной осени! До новой счастливой охоты!»