Он почувствовал что-то неладное, отставил в сторону стул, обитый китайским шелком, прошелся по толстому упругому ковру, глушившему шаги, поймал в зеркале взгляды следивших за ним людей, резко обернулся.
— Я здесь представитель Реввоенсовета и хочу знать, что мешает Сводной дивизии действовать решительно и, черт побери, отважно?
Сводная Балтийская была укомплектована моряками, курсантами, добровольцами Питера в поддержку измотанным в боях частям 7-й армии. Она появилась на свет в середине мая, когда Северный корпус Юденича и белоэстонская дивизия пробились в бреши между Чудским озером и Нарвой на ближние подступы к Петрограду. «Сводная» обороняла важнейший участок от Финского залива через Копорье до Балтийской железной дороги, но что-то стряслось, и линия фронта здесь начала трещать.
— А может, вы просто заспались в помещичьих хоромах? — спросил Восков, желая пронять собеседников.
Начдив, лениво рисовавший амурчиков, отшвырнул карандаш в сторону, встал и с достоинством ответил:
— Я отказался от хоромов добровольно, товарищ член Реввоенсовета.
Они сидели втроем в зале старой помещичьей усадьбы — мызы[22] Гостилицы, где начдив Сводной Балтийской расквартировал свой штаб. Восков знал, что Тарасов-Родионов, офицер царской армии, отличался всегда смелостью и независимостью суждений. Пренебрегая выпадами своих бывших друзей, он примкнул к революции и даже принимал участие в аресте царской семьи. Начдив — «военная косточка» и отлично понимал, чем чреват прорыв фронта.
В третьем участнике их беседы Семен был уверен, как в самом себе. Комиссар дивизии Николай Карпов вел большевистскую пропаганду еще в старой армии, за что был перед строем разжалован в рядовые, впоследствии участвовал в создании Красной гвардии, выполнял личные директивы Ленина.
Что же случилось, почему молчат эти люди?
Наконец заговорил Карпов:
— Семен Петрович, мы просили в штабе хотя бы небольшое подкрепление, но начдиву ответили так, что больше уж не захотелось разговаривать.
— Не успеваем мы толком изучить один рубеж, как нас перебрасывают на другой, — с раздражением заметил Тарасов-Родионов. — Для опытных штабников это непростительная ошибка.
Восков покачал головой.
— А все же дивизию надо укреплять снизу. Займитесь этим, чаще будьте с бойцами, пусть помнят, что Петроград в большой опасности. Пополнение дивизии — моя забота. Я остаюсь у вас надолго.
Сразу же он выехал в штабарм. Начальник штаба выслушал его, фыркнул:
— Ваш Тарасов-Родионов стишки пописывал, к салонному обращению привык, а у меня здесь не салон…
— Вы тоже, кажется, из салонной среды, — насмешливо сказал Восков, которого уже насторожило поведение штабников. — Извольте говорить с людьми так, чтобы они понимали вас и мотивы вашего отказа, а не отбивать у них охоту к вам обращаться. Есть у вас свободные люди для сводной дивизии?
— Только я, — раздраженно сказал начштаба. — У нас даже связные отправлены на позиции.
— Хорошо, я обращусь к питерцам. Но не вздумайте снова перебрасывать моряков.
Впоследствии подозрения Воскова подтвердились. Начальник штаба был разоблачен как предатель.
И снова его друзья-сестроречане разъезжали по заводам, сколачивали отряды. Он приехал в компрод.
— Ребята! — весело сказал он. — Вот и пришла пора нам слиться в один организм. Кого можно из нашего уездного актива — под ружье и в сводную?
Он сам встречал группы добровольцев на дорогах и в селах, тут же устраивал короткие митинги.
— Послушай, товарищ, — обращался к кому-нибудь в толпе. — Ты стадо коров до революции имел?
— Да ни боже мой! — смущался парень.
— А может, у тебя фабрика была? — допекал его Восков.
Люди смеялись, и он поднимал кулак кверху:
— Затем мы и идем с вами в бой и, может, на смерть, товарищи, чтобы и стада, и фабрики у нас были — вот у тебя и у него!
Карпов как-то ему сказал:
— И черт его знает, откуда вы таких хороших парней добываете, Семен Петрович?
— Ими земля полнится, — ответил тот. — Да ты не крути, комиссар, что-то еще попросить хочешь, по глазам вижу.
— Целый батальон питерцы прислали, — вздохнул Карпов, — а на каждые сто человек всего одна пара нижнего белья. Помыть бы их да одеть, а у нас ни рубах, ни мыла.
И опять он уехал в Петроград. Пришел к чекистам, добился разрешения для рабочих провести несколько облав на спекулянтов. В дивизию вернулся в сопровождении двух грузовых машин.
— Это вам подарок от чекистов и рабочих, — сказал он гордо. — Белье и мыло. Объявляйте по дивизии «банный час». Только чтоб по очереди, а то нам белые поддадут пару…
Услышал далекую пальбу, тут же сел в коляску к мотоциклисту. Карпов догнал его в воротах усадьбы.
— Погодите, товарищ член Реввоенсовета. Вы куда?
— А туда, где стреляют. Где место комиссара?
— Вы не шутите, Семен Петрович. Я только с батареи. Курсанты уже бьют прямой наводкой. Беляки наступают.
— Ну, раз ты смог, Карпов, у них погостить, чем я хуже?
Уехал. Вернулся к ночи, измазанный в глине, — видно, лежал в окопе, — помрачневший, морщины на лбу опять прорезались.
— Плохо, начдив, плохо. Сдрейфили курсанты. Батарея фронт оголила.
— Послать туда роту?
— Пока держим, хочу заставить паршивцев рубеж обратно взять. Как отдали — так пусть и возьмут. Это район Копорья, самый что ни на есть важнецкий.
Двое суток, метр за метром, курсанты продвигались вместе с батареей обратно на исходный рубеж. Пока были холмы и ложбины, двигались. А вышли на ровное место — и застряли.
— Мы не можем тут остановиться, — объяснял он молодым бойцам. — Нас же через час отсюда сгонят. Больше храбрости!
А они не могли подняться. Даже вслед за ним.
Но тут на дороге показался рабочий отряд. Пригнувшись, побежал навстречу, хрипло закричал Карпову:
— Молодец, что привел их. Придется сразу в бой, товарищи! Юнцы должны увидеть, что значит любить свою власть.
Он знал, что делает. Один за другим курсанты начали подниматься из наскоро сделанных окопчиков. На ровной, хорошо простреливаемой местности они ринулись вместе с подкреплением в стремительную атаку. Белые усилили огонь. Восков на ходу приказал рабочему отряду наступать с флангов, а курсантов повел напрямик. В этот момент наперерез им из ложбинки выскочил небольшой конный разъезд белогвардейцев и стал оттеснять группу курсантов, в которой был и Восков. Успевшие вырваться вперед остановились, хотели поспешить на выручку.
— Вперед! — крикнул Восков. — Гнать их, гадов!
Они услышали, поняли, продолжили атаку. А он приказал товарищам не стрелять, ждать, пока всадники приблизятся.
«Пора бы, а?» — жалобно всхлипнул рябой паренек, с ужасом наблюдавший, как круг сжимается. «Живыми выйдем, — шептал Восков, — а кто поспешит, тут и ляжет». Белоконники решили, что у красных кончились патроны, стали полукругом, двое спешились, и вот тогда по знаку Воскова ребята закидали их гранатами.
На четвертые сутки, когда Тарасов-Родионов и Карпов беседовали на мызе с начальником разведки дивизии, распахнулась дверь — и в штаб вошел Восков. Вид у него был подтянутый, портупеи аккуратно сидели.
— Прорыв ликвидировали, — проговорил он с трудом. — Вот не знаю, надолго ли… Очень жмут, мерзавцы.
И как стоял — упал.
— Доктора или сестру милосердия! — крикнул Карпов.
Ворвалась худенькая остроносая девчушка, легко пробежала пальцами по голове лежачего, растегнула куртку, осмотрела его, приложила ухо к сердцу.
— Пулевого отверстия нет. Человек элементарно спит. Дикое переутомление.
Через два часа он поднялся как ни в чем не бывало. Отстегнул портупею, кобуру, сбросил бушлат, подошел к умывальнику, тщательно растер холодной водой лицо, бритую голову, шею, с удовольствием похлопал себя шершавым полотенцем, и тогда подошел к столу, за которым сидели молчаливые, нахохлившиеся комиссар и начдив.
— Что за траур? — бодро спросил он. — Какие новости у разведки?
— Копорье нам не удержать, — бесстрастно сказал начдив, — как бы мы с вами ни старались и какой бы личный пример солдатам ни являли. Разведка сообщила о неожиданных подкреплениях, которые получают на нашем участке войска Юденича. Не думаю, что при этом имело бы смысл держаться за любой населенный пункт вне учета общей стратегии фронта и возможных тяжелых потерь в людской силе, которой нам и без того недостает.
Восков видел, что комиссар с трудом себя сдерживает, чтобы не крикнуть, не нагрубить.
— Я решил сдать Копорье, — заключил Тарасов-Родионов. — Приказ заготовлен. И штабарм как будто не возражает.
— А что скажет комиссар? — спокойно спросил Восков.
— Приказа такого не подпишу, — медленно сказал Карпов. — Сдать Копорье — значит откатиться к Петергофу. А Петергоф на сегодня — это морские ворота в Питер. Не подпишу!
— У вас нет военного образования, товарищ комиссар, — вежливо сказал начдив. — Нас обложат с четырех сторон и завяжут на мешочке узелочек.
— До прихода подкрепления нужно стоять насмерть! — закричал Карпов. — Питер за нами, товарищ начдив. Питер нам дороже престижа начштабарма. Питер — это революция.
Начдив пожал плечами, ожидая ответа Воскова.
— Да, — сказал Семен, — наверно, ничего не выйдет с вашим приказом, товарищ начдив. Даже если и Карпов подпишет, я опротестую. Хотя и нет у меня военного образования.
— Вы превышаете данные вам полномочия, — вспылил начдив. — Я обращусь в Реввоенсовет Западного фронта.
Семен глубоко вобрал в себя воздух:
— До чего же вы сейчас недальновидны, начдив… Или штабники вас запутали? А может быть, проще — ваше военное образование не опиралось на такой фактор, как пролетарский энтузиазм?
Встал. Застегнул портупею.
— Ну, пусть я не в счет, Карпов не в счет… А дивизия? Балтийцы? Отступят они сейчас? Ну-ка, зачитайте свой приказ в любой роте — отступят? Советую еще раз подумать.
— Я все обдумал.
Начдив ушел, хлопнув дверью.
Копорье не было сдано. В Реввоенсовете Западного фронта, узнав о разногласиях в Сводной Балтийской, начдива отозвали.
И снова Восков был с курсантами, отбивая пятидесятую или шестидесятую — он уже потерял счет — атаку белых.
— Товарищ комиссар, — сказали ему, — начдив-шесть вас спрашивает. Новый.
— Кто такой?
— Петр Солодухин. Шенкурск[23] брал.
Он пополз окопчиками к ложбине, потом выбрался в рощу. Там стояла группа людей, рассматривая в бинокль позиции. Восков подошел, представился. От группы отделился плотного сложения человек с живым любопытным взглядом, крепко сжал ему руку.
— Солодухин. Когда-то в Смольном виделись. Будем воевать вместе. — Заметил лихорадочный блеск в глазах Воскова, тяжелое дыхание. — Заменить вас, комиссар? Голодны?
Восков облизал пересохшие губы.
— Глоток воды, начдив. И обратно потопаю.