— Гость к нам скачет! — крикнул Таран. — Конь знатный — не то начдива, не то военкома.
Пушка ударила по отступавшим из поселка белоказакам, и комбриг с трудом уловил последние слова Тарана.
Получив Первую бригаду, серб Андрей Агатонович легко и просто сработался с Тараном, назначенным к нему комиссаром. Оба были выдвинуты Восковым, любили его приезды в бригаду, беседы у походных костров.
— Военкомдив где-то на юге, — Агатонович смотрел в бинокль. — Вчера он звонил. На ковре-самолете не прилетит… Я очень извиняюсь, Григорий Тимофеевич, — поправил он себя, — это товарищ военкомдив.
Восков подлетел к командному пункту. Не слезая с седла, крикнул:
— Почему белоказаков выпускаете?
— Докладывает комбриг-один, — мягко сказал Агатонович. — Не выпускаем, а выбиваем, товарищ комиссар, из поселка Дружковка, ну вот честное благородное слово, с очень большим нажимом. А теперь я приказал полкам чуть-чуть задержаться, чтобы наш артдивизион мог накрыть белых на голом месте и тоже доложить вам, что его люди не даром красноармейский паек кушают.
Снова ударила пушка. Восков посмотрел в бинокль.
— Верно, не даром… А все-таки выпускать кубанский корпус не следует. Где конница?
— На левом фланге, товарищ комиссар.
— Я — туда. Бросайте полки в преследование.
И дал шпоры коню.
Разыскал Федора Попова и — с азартом:
— Слушай, червонный конник, и подправь, если загибаю. Ударим твоим полком по флангу кубанцев, зайдем к ним в тыл, а с фронта Агатонович их накроет.
Попов посоветовался с штабниками, и полк, снявшись с места, понесся на равнину, на которой снаряды только что взрыхлили землю. Восков не отставал от Попова, но вдруг понял, что они оказываются в арьегарде и что военачальник нарочно попридерживает коня из-за него, комиссара.
— Не хитри, Федор! — крикнул он. — Ты что, спятил? Хочешь, чтобы бойцы равнение назад держали?
Они врезались в кубанский корпус белых одновременно. Рубка шла грозная. Группа белоофицеров окружила себя подводами и заняла круговую оборону, рассыпая пулеметные очереди.
— Оттесняй беляков! — крикнул Попову военком. — Тут секунды решают, а этими я займусь.
Он спешился с эскадроном конников, и пока Попов с остальной частью полка разрезал на две части кубанский корпус, Восков перестреливался с обозниками и начал забрасывать их гранатами. Неожиданно разъехались телеги — и эскадрон оказался лицом к лицу с отрядом кубанцев — искусных мастеров рукопашного боя. Конники как могли отбивались шашками и прикладами.
На Воскова налетели тучный штабс-капитан и прапорщик. Прапорщика он успел уложить из пистолета, но штабс-капитан навалился на него грузным телом и начал душить. Чувствуя, что ему не дотянуться до выпавшего пистолета, Семен сделал отчаянный рывок и, когда офицер ослабил руки, ударил его коленом в живот; воспользовавшись секундной передышкой, подхватил оброненную им шашку и оглушил своего противника. Потом он поспешил на помощь соседу, потом сосед помогал ему, и так шло до тех пор, пока он понял, что офицерье жмется к телегам, и тогда дал команду ребятам добить их гранатами.
Своих догнали за балкой, часть кубанского корпуса была уже отрезана. Кавполк совместно с двумя полками Агатоновича и буденновской дивизией, грозившей флангам противника, занял Дружковку — стратегически важный поселок под Краматорском. Захватили много пленных, сбрасывавших с себя в панике папахи и бурки, взяли обозы, винтовки…
Командиры собрались после боя в штабе. Воскова не было. Оказывается, он ходил по избам, с народом беседовал. Явился со списком подходящих людей для волостного ревкома, поселкового Совета. Тарану и Агатоновичу показалось, что комиссару не по себе, что он часто подходит к окну, к чему-то прислушивается.
— Могу чем-нибудь помочь? — тихо спросил Агатонович.
Семен вздохнул:
— Дорогой Агатонович, мы на юг двинем. И ближе к тому месту, где трое моих малышей, я уже не окажусь. А они пока под беляками. Так что помочь мне может только полная победа всей Красной Армии.
— Поверьте, если бы я мог… Если нашим людям сказать — они рейд глубокий сделают, чтобы отбить маленьких Восковых.
— Спасибо, комбриг. Идите. Вас ждут.
В эту же ночь он перебрался в ударную группу, на которую Реввоенсоветом возлагалась одна из крупных операций по освобождению Донбасса — захват Дебальцева. Это был последний укрепленный пункт деникинцев в центре Донбасса, и Солодухин и Восков выделили для атаки два стрелковых полка, кавалерийский и артдивизионы.
Восков решил для себя, что в атаку пойдет с грайворонцами 78-го полка. Встретил старых знакомых.
— Это ворота к углю и морю, — пояснял он в ротах красноармейцам. — Возьмем Дебальцево — почти все угольные центры у нас. Возьмем Дебальцево, расколем надвое деникинский фронт — они начнут уносить ноги из Донбасса, освобождая нам выход к Азовщине.
Он был доволен, чувствовал: люди готовы к бою.
— Слушай, товарищ, — обратился он к бригадному комиссару, — уже в третьей роте ты меня знакомишь с политкомиссарами, и все — Четверяковы. Это что — кличка у вас такая для комиссаров?
И с интересом услышал, что четыре брата Четвериковых, дети бедняка крестьянина из села Бакшеевка под Волчанском: Семен, Павел, Митрофан и Наум — начали свой военный путь с этим полком, связали свою жизнь с партией, участвовали во многих походах Девятой стрелковой, получали ранения, отлеживались в госпиталях и снова возвращались в родной полк.
— Важный, нет, просто исключительно важный случай для воспитания бойцов, — загорелся Восков. — Да разве только один случай? У нас есть тысячи похожих примеров. Люди вступают в Красную Армию целыми семьями, целыми селами.
Вернулся в штаб, спросил:
— Вы учитываете, что Дебальцево — шахтерский центр?
— Учитываем, товарищ военкомдив, как же иначе, не мальчики, — начштаба Иван Шевченко даже покраснел от волнения. — Первым в атаку пойдет батальон, в котором особенно много донбассовцев.
— Хорошо, — он обратился к командиру полка. — Командуйте, товарищ Михайленко, а меня, если понадоблюсь, найдете в батальоне.
29 декабря они встретились в Дебальцеве — между прочим, на митинге. Восков, несмотря на мороз, был в кожанке. «Наступать было легче», — объяснял он потом.
— Деникинского фронта, как видите, уже нет, — подытожил Восков. — Меньше чем за месяц он распался, будто в цирковой пантомиме. Почему? Да потому что армия наша настоящая и потому, что тылы у белых негодные. А сейчас я вам расскажу про четырех братьев Четверяковых…