Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии

VII. Дарение комиту Пиерию

Как уже отмечалось, похоже, что Одоакр, особенно после 480 года, все больше выделял homines novi. Одним из них, весьма вероятно, был Пиерий, comes domesticorum, которому король пожаловал некоторые земли. У нас имеется послание о королевском дарении и документы, подтверждающие свершившийся дар, которые содержатся в папирусе Tjäder 10–11[760], поврежденном в начале и имеющем серьезные пробелы также в заключительной части[761]. Папирус сообщает о регистрации дарения нескольких земельных участков, расположенных на Сицилии в районе Сиракуз, совершенного Одоакром в пользу Пиерия, и является копией Gesta, составленных в курии Сиракуз, выданных городскими магистратами представителям (actores) получателя дарения и включающих все акты, подтверждающие законность и правильность перехода собственности и его регистрацию. Он включает, кроме того, составленную по приказу Одоакра «страницу королевской щедрости» (pagina regiae largitatis), ратификацию ее подлинности и регистрацию в равеннской курии.

В первой части дошедшего до нас документа действие происходит в Равенне (Col. I, ll. 1–10). Уполномоченные (actores) «сиятельного мужа» (vir inlustris) Пиерия предстают перед магистратами Равенны и просят, чтобы дарственная грамота «превосходнейшего короля» (praecellentissimus rex) Одоакра была принята надлежащим чиновником, прочитана и приобщена к делу (…Quasumus laudabilitatem vestram uti eadem a competenti officio suscipi iubeatis, legi et actis indi)[762]. Эта дарственная грамота была подписана «по королевскому приказу» (iussu regio) магистром оффиций (magister officiorum) Андромахом[763], vir inlustris et magnificus, а также consiliarius, который в данный момент был недоступен, поскольку отправился в Рим; поэтому было необходимо, чтобы actores Пиерия, вместе с должностными лицами (principales viri) Равенны и протоколистом (exceptor) отправились вместе к нотарию, фактически написавшему «страницу дарения» (pagina donationis), «светлейшему мужу» (vir clarissimus) Марциану, и только после того, как тот признал свой почерк и таким образом удостоверил подлинность собственноручно составленного документа вместе с подписью magister officiorum, стало возможным его приобщение к gesta.

Тогда равеннский магистрат Аврелий Вирин потребовал принять и прочесть вслух «страницу королевской щедрости» (pagina regiae largitatis) (Col. I, ll. 9–10).

Затем следует прочтение первоначального документа о дарении, датированного 18 марта 489 года, в консульство v. c. Пробина[764], в котором rex Odovacar обращается к Пиерию, называя его magnificus frater и vir inlustris. Король, естественно, говорит от первого лица (Col. I, ll. 10–13; Col. II, ll. 1–7).

Относительно дарения 690 солидов, пожалованных Пиерию ранее, Одоакр подтверждает, что, как он узнал из доклада «возвышенного мужа, комита и управляющего» (vir sublimis comes et vicedominus) Арбора, было предоставлено 450 солидов, происходящих от «массы Пирамитаны на территории Сиракуз в провинции Сицилии» (massa Pyramitana intra provinciam Siciliam, Syracusano territorio), и 200 солидов, происходящих от острова Мелита в провинции Далмации (provincia Dalmatiarum). Чтобы восполнить 40 солидов, недостающих до обещанной цифры 690 (…volentes supplere summam superius conpraehensam)[765], Одоакр распорядился transcribere iure directo[766] Эмилианов участок стоимостью 18 солидов, оставшуюся часть участка Будия[767] стоимостью 15 солидов и 18 силикв, часть участка Потаксии (вверенного неким Януарию и Октезибию) стоимостью 7 солидов (18 + 15 + 7) — все эти территории образуют часть massa Pyramitana, cum omni iure suo omnibusque ad se pertinentibus[768], — с тем, чтобы предоставить Пиерию …utendi, possidendi, alienandi vel ad posteros transmittendi liberum arvirium[769]. Король объявляет, что эти участки переходят в собственность Пиерия (ad tuum dominium) согласно правильной процедуре (optima lege), и что дано поручение нотарию Марциану[770], vir clarissimus, написать дарственную, а Андромаху, magister officiorum и consiliarius, подписать ее. Далее следует дата (Actum Ravenna sub die quintodecimo Kalendarum Aprilium, Probino viro clarissimo consule)[771] и подпись (subscribtio) другой рукой «Incolumen sublimitatem tuam divina tueatur, domine inlustris et magnificae frater»[772].

После чтения документа о дарении следует приказ равеннского магистрата о его регистрации (Col. II, l. 7). Кроме того, удовлетворяя просьбу actores Пиерия (secundum petitionem vestram)[773] и secundum tenorem paginam regiae largitatis[774], магистрат подтверждает необходимость встречи в присутствии principales viri, actores Пиерия и протоколиста с королевским нотарием (notarius regiae sedis) Марцианом, который может признать подлинность дарственной грамоты (pagina donationis), собственного почерка и подписи magister officiorum (Col. II, ll. 8–10).

После того, как это было сделано, документ королевского дарения признан Марцианом и объявлено о его подлинности, вернувшиеся в присутственное место (regressi in publicum) actores Пиерия просят, чтобы им предоставили gesta «согласно обычаю» (ex more).

Их просьба удовлетворена (gesta gestis nectentur)[775] и им выдаются копии как послания о королевском дарении, так и произведенной в Равенне регистрации.

Далее в папирусе следует выполненная другой рукой подпись v. c. Мельминия Кассиана, который pro magistrato Aurelio Virino recognovit[776].

В дошедшей до нас второй части документа действие перемещается в Сиракузы, в курию, где actores Пиерия просят разрешения войти «почтенному мужу, хартулярию Григорию» (vir devotus Gregorius, chartarius), посланному на Сицилию «для передачи имений» (ad praedia tradenda) (Col. III, ll. 6–7). Как пояснили actores, его присутствие было необходимо для того, чтобы он мог, по согласованию с ними, выполнить все действия, необходимые для защиты интересов их patronus Пиерия (ut quae ei pro patroni nostri utilitatem videntur iniucta, possit una cum gravitate vestra adimplere…)[777]. Как только разрешение было предоставлено, Григорий берет слово и произносит свою речь, в которой заявляет, на основании данных ему приказов (sicut praeceptorum ad me datarum textus eloquitur)[778], о необходимости приступить к передаче (traditio) предмета дарения — определенных «поместий из состава массы Пирамитаны» (fundi ex corpore massae Pyramitanae). Поэтому было необходимо, чтобы магистраты вместе с actores Пиерия и он сам лично отправились в вышеупомянутые praedia (Col. III, ll. 10–12). Магистраты возражают, что не могут покинуть город из-за своих должностных обязанностей (quoniam nobis invacare est in actibus publicis, et non possumus egredi civitatem)[779] (Col. III, l. 13; Col. IV, l. 1) и поэтому уполномочивают для этой цели «совершеннейшего мужа, децемприма и сокуриала» (vir perfectissimus decemprimus concurialis) Аманция[780]. На следующий день, после прибытия в отдельные имения (singula praedia), созыва инквилинов и рабов (inquilini sive servi), проверки всех границ и осмотра земель (terminos, agros, arbos, cultos vel incultos, seu vineas)[781], осуществляется физическая передача (traditio corporalis) уполномоченным (actores) Пиерия «без каких-либо возражений» (nullo contradicente) (Col. IV, ll. 2–4). Вернувшись на следующий день в город, vir perfectissimus decemprimus Аманций отчитывается о произошедшей traditio corporalis, как и было предписано secundum praecepta regalia vel sublime[782] и в соответствии с распоряжениями, данными сиракузской курией. Поскольку не поступило никаких протестов и процедура была осуществлена правильно, последовала обращенная к actores Пиерия просьба признать, что произошла traditio, и принять налоговую ответственность за подаренную недвижимость. Те подтверждают, что traditio praediorum была совершена правильно nullo contradicente, и объявляют себя готовыми solvere fiscalia competentia pro eadem praedia singulis annis[783]; они также требуют удалить из polypthici[784] имя предыдущего собственника и внести вместо него имя Пиерия, и просят о выдаче им gesta allegationis, praeceptorum adque traditionis[785] с подписями, поставленными магистратами (Col. IV, ll. 4–11).

Viri clarissimi Флавий Анниан и Зенон, vir perfectissimus decemprimus Петр, исполняющие обязанности pro suis filiis (agentes magisterium pro filiis suis)[786] отвечают, что заявления actores Пиерия будут переписаны в acta, обязуются зарегистрировать совершившийся переход собственности, удалив имя прежнего собственника и внеся имя Пиерия (unde erit nobis cura de vasariis publicis nomen prioris domini sospendi et vestri domini adscribi)[787], и предоставить акты о совершенных действиях (gesta actionis), включающие их подписи (Col. V, ll. 1–5).

Папирус заканчивается подписью и ее заверением: Flavius Annianus vir laudabilis decemprimus agens magisterium pro filio Ennate, viro perfectissimo decemprimo[788]. Запись же выполнена писцом по имени Лев.

Именно заверенная копия регистрации в Gesta Municipali Сиракуз, включающая gesta равеннской курии с посланием о королевском дарении, свидетельство проведенной traditio corporalis, обязательство actores платить налоги и обязательство сиракузских магистратов позаботиться о кадастровом переводе на другое лицо, является дошедшим до нас официальным документом.

Итак, в папирусе Tjäder 10–11 зарегистрированы:

— послание о королевском дарении, составленное нотарием Одоакра;

— приобщение страницы дарения к равеннским gesta, инициированное законными представителями Пиерия;

— физическая передача подаренной недвижимости, совершенная посредством отправления на земли, и соответствующее оформление в сиракузской курии Gesta о введении во владение;

— приобщение вышеупомянутых praecepta;

— обещание, данное магистратами уполномоченным (actores) Пиерия, позаботиться о кадастровом переводе.

Возможно, что первоначально папирус также содержал текст «высочайших королевских предписаний» (praecepta regalia vel sublima), распоряжений, которыми хартулярию Григорию предписывалось отправиться на Сицилию и там вместе с сиракузскими магистратами осуществить traditio corporalis подаренных praedia. Однако гипотеза о существовании еще одного, утраченного столбца папируса, разделяется не всеми. Поэтому следует полагать, что praecepta, данные cartharius Gregorius, не обязательно должны были быть публично прочитаны и запротоколированы в Gesta. Они могли быть даны ему более простым способом, не требующим дальнейших формальностей[789].

Скупы сообщения об этом лице, чье происхождение (origo) весьма спорно (по мнению одних он был римлянином, согласно другим — варваром) и чья институциональная роль во времена правления Одоакра мало ясна[790].

В папирусе Tjäder 10–11 Пиерий определяется как vir inlustris; в pagina regiae largitatis Одоакр, обращаясь к нему, называет его также vir magnificus и frater. Следовательно, он обладал определенным влиянием и был особым образом связан с Одоакром. Не подлежит сомнению его тождественность с comes, на которого было возложено поручение руководить эвакуацией Норика вместе с братом короля Оноульфом[791]. Мы уже останавливались на решении эвакуировать население этого региона и его последствиях, повлекших необходимость размещения беженцев в Италии. Еще одно сообщение о Пиерии нам предоставляет Anonymus Valesianus II, который при описании столкновения между Теодерихом и Одоакром останавливается на битве super fluvium Adduam, произошедшей в тот год, когда консулами были Фауст и Лонгин, то есть в 490 году, в котором ceciderunt populi ab utraque parte, et occisus est Pierius comes domesticorum III idus Augustus[792]. Также в Auctarium Prosperi Havniense при изложении событий, произошедших при Olibrio iuniore consule, упоминается в связи с битвой на Адде смерть comes Pierius qui bellicis rebus praeerat[793].

Сообщения, как мы видим, немногочисленны и фрагментарны. В прошлом уделялось внимание выяснению происхождения (origo) Пиерия — было ли оно римским или варварским — поскольку, с учетом занимаемого им столь особенного и влиятельного положения, казалось, что прояснение этого вопроса позволило бы также составить более четкое представление о правлении Одоакра и о методах, используемых им при управлении Италией[794].

Мы знаем, что должность comes domesticorum давала доступ к рангу illustris[795] и что во времена Одоакра этот титул присваивался представителям римской аристократии, за которыми было зарезервировано ius sententiae dicendae[796], придворной знати Равенны и германской военной верхушке[797]. Нам также известно, что Глабрион Анастасий[798] и Венанций Северин Фауст[799], comites domesticorum в период до 483 года, имели сенаторский ранг, как и Турций Руфий Апрониан Астерий[800], comes в период до 493 года. Все трое оказываются обладателями мест в Колизее; как Север[801], так и Астерий стали впоследствии praefecti urbi; Астерий, кроме того, был консулом в 494 году[802]. Таким образом, по мнению некоторых ученых, по аналогии можно предположить, что и Пиерий принадлежал к римскому роду сенаторского ранга. Согласно же мнению других, именно должность comes domesticorum была индикатором неримского или, лучше сказать, неиталийского происхождения данного лица[803].

Из имеющихся в нашем распоряжении отрывочных сообщений следует, что Одоакр был неограниченным командующим вооруженными силами, как в войне против Ореста, так и в 481 году в Далмации, куда он вторгся, чтобы отомстить за убийство Юлия Непота, и в кампании против ругов. Иногда рядом с Одоакром появляется как его помощник — хотя никогда не уточняется, в каком качестве и с какими полномочиями — его брат Оноульф. Только в 490 году источниками упоминается magister militum Туфа[804], quem ordinaverat Odoacar[805], впоследствии зачинщик или организатор мятежа или, пожалуй, измены. После этой даты Одоакр вновь принимает непосредственно на себя верховное командование армией, двигаясь из Равенны против войск Теодериха. Рядом с ним больше нет magister militum, но появляется наш comes domesticorum Pierius, подчиняющийся королевским приказам, но rebus bellicis praeerat[806][807]. То, что речь идет о высокой оценке заслуг и что должность comes domesticorum в эпоху Одоакра представляла собой значительный шаг в карьере и в общественном возвышении человека, выявляется также в свете того факта, что сам Одоакр состоял на службе — сначала у Антемия, а затем у Глицерия, — скорее всего, также в качестве comes domesticorum[808].

Таким образом, Пиерий стал главнокомандующим войсками — до 11 августа 490 года, когда он погиб. Благочестивая рука собрала его останки и заказала надгробную надпись, как можно заключить на основании эпитафии, сохранившейся в приходской церкви в Гарлате, недавно изученной Саннадзаро[809] и реконструируемой следующим образом:

[B(onae)] M(emoriae)

[Hic rjequiescit

[in pa]ce Pierius

[v(ir) iljlustris

[qui vi]xit in secu

[lo an]nos pl(us) m(inus)]

[dep(ositus s(ub)] d(ie) iiii idus Acus

[tas Lonjgino bes et Faus

[to v(iris)] c(larissimis) consul(ibus)[810]

Нет сомнений в тождественности лица, упомянутого в эпитафии, с comes domesticorum Одоакра. Вне зависимости от палеографических особенностей и формуляра, указывающих на VI век как terminus ante quem, совпадают имя, ранг (v. i.) и год смерти, обозначенный консульской парой. Кроме того, место обнаружения находится рядом с рекой, у которой происходило столкновение между готскими войсками и войсками короля герулов. Что же касается даты, то она не совпадает с приведенной Анонимом Валезия, то есть iii idus Augustus, 11 августа, но указывает на предыдущий день, iiii idus Aucustas, фактически небольшое различие, для объяснения которого был выдвинут ряд гипотез. Чесси[811], например, предполагает, что III idus Agustas должны рассматриваться не как дата сражения на Адде, а как дата возвращения Одоакра в Равенну после поражения; можно также подумать о невнимательности или, скорее, гиперкоррекции камнереза, предположительно неграмотного, который позаботился добавить после трех вертикальных линий числительного начальную линию слова idus, в результате насчитав одну лишнюю[812]; также возможно предположить ошибку в рукописной традиции, связанной с Анонимом Валезия.

Захоронение Пиерия в церкви Гарлате, о котором, по мнению Саннадзаро, скорее всего позаботился кто-то из местной знати или сами соратники comes, можно объяснить, предположив, что столкновение между войсками Одоакра и Теодериха произошло не в Пиццегеттоне (Кремона), как считалось до сих пор, но на верхней Адде, как раз неподалеку от Гарлате.

Пиерий, таким образом, был верным сподвижником короля и земли, о которых упоминает папирус Тьядера, могли быть наградой за оказанные услуги. Мы не знаем, отправлялся ли он когда-либо к пожалованной ему собственности; несомненно, что он мог ею пользоваться лишь недолгое время: pagina regiae largitatis датирована 19 марта 489 года, а Пиерий, как уже говорилось, погиб 10 или 11 августа 490 года, то есть немногим более, чем через год. Следует, однако, отметить, что сохранившийся документ о королевском дарении хотя и относится к 489 году, но был составлен для того, чтобы восполнить нехватку 40 солидов, в отношении которых comes оказывался кредитором, а не полной суммы обещанного ему пожалования, в целом составлявшего 690 солидов. Таким образом, дарение, соответствующее сумме в 450 солидов, уже было осуществлено ранее, хотя мы не знаем, когда именно, и включало в себя земли внутри massa Pyramitana, Syracusano territorio, intra provinciam Siciliam, и на insula Melita, in provincia Dalmatiarum, стоимостью 200 солидов.

Как уже упоминалось, в папирусе приводится pagina regiae largitatis, акт дарения Одоакра. В ней rex, обращаясь к Пиерию и называя его vir inlustris et magnificus frater, заявляет, что, как он узнал из доклада vir sublimis, comes et vicedominus Арбора, из причитающихся ему 690 солидов были переданы 650 (Ex sexcentis nonaginta solidis, quos magnitudini tuae humanitas nostra devoverat conferendos, sexcentos quinquaginta iuxta nostrae donationis tenorem viri sublimis, comitis et vicedomini nostri Arborii didicimus attestatione contraditos…)[813]. Составленный акт имел, таким образом, цель supplere summam superius conpraehensam[814], восполнить недостающие 40 солидов, которые были распределены следующим образом: 18 солидов, относящихся к Эмилианову участку, 15 солидов и 18 силикв, происходящих от части участка Будия, который, по-видимому, был разделен ранее и какая-то часть которого уже была ему подарена, и, наконец, часть участка Потаксии стоимостью 7 солидов.

Акт дарения — говорит Одоакр — был по его воле написан Марцианом, vir clarissimus, notarius, и подписан Андромахом, vir inlustris ac magnificus, magister officiorum, consiliarius. Применена следующая формула: …praesenti donatione in te cum omni iure suo omnibusque ad se pertinentibus iure directo transcribimus adque in tuum dominium optima profitemur lege migrasse, quos utendi, possidendi, alienandi vel ad posteros transmittendi livero potiaris arvitrio[815].

В прошлом долго обсуждался предмет дарения: были ли подарены земли или, скорее, получаемые от них доходы. По мнению аббата Марини, первого издателя папируса, Пиерию были предоставлены только доходы с упомянутых участков[816]; Феррари же утверждал, что предметом дарения была указанная недвижимость[817]. По мнению Гауденци, «короли, желая вознаградить кого-либо своим имуществом, обычно дарили ему определенный годовой доход, в счет которого выделяли участки из патримония, доход с которых, образуемый из арендной платы, уплачиваемой королевскими арендаторами, приравнивался к подаренной сумме. И поскольку размер подобных платежей был фиксированным взносом и обычно не увеличивался и не уменьшался, было естественно, что экономическая ценность такого имущества измерялась его величиной и, таким образом, во всех юридических сделках, которые к нему относились, придерживались только расчета этой арендной платы»[818].

Вышеупомянутые различные интерпретации зависят в основном от того, каким образом понимаются некоторые выражения, присутствующие в документе о дарении. Например, согласно Марини[819], следующему за Готофредом, формула iure directo означает, что участки переходили в собственность одаряемого iure pleno, iure optimo; согласно же другим[820], напротив, следует понимать, что дарение было простым, что оно имело целью именно непосредственный и прямой переход собственности и не было условным или временным.

Также дискуссионно значение, которым следует наделить глагол transcribere; по мнению Марини, в данном контексте он означает удаление из полиптихов, официальных книг, имени дарителя или продавца и внесение вместо него имени одаряемого или покупателя[821]. Это предполагает, как уже отмечалось, действие, обращенное в будущее, ко времени после издания декрета. По мнению других, вышеупомянутой формулой просто объявлялась воля дарителя, в соответствии с которой происходила передача[822]. Также в одной Varia Кассиодора[823], составленной от имени Аталариха на имя референдария Иоанна по поводу дома, который Теодерих ранее пожелал подарить Иоанну, но который был отдан Аталарихом Тулуину, используется формула, очень похожая на ту, что зафиксирована в pagina regiae largitatis документа Пиерия. В этой Varia Тулуин, дабы исполнить желание короля, подарил рассматриваемый объект недвижимости референдарию.

В прошлом не раз обсуждались причины, по которым, как следует из нашего документа, считалось обязательным приобщить к gesta «страницу королевской щедрости» (pagina regiae largitatis), официальный документ, посредством которого Одоакр осуществлял дарение земель[824]. Некоторыми учеными отсюда делается вывод, что необходимость такого приобщения показывает применение для королевских дарений тех же процедур, которые регулировали дарения между частными лицами. Однако такая гипотеза противоречит тому, что предписано законом, приписываемым Зенону, не дошедшим до нас, но на который делается ясная ссылка в Iust. Nov. 52, 2, 537 года, постановлявшей, что τὰς βασιλικὰς δωρεὰς μή χρῄζειν ὒπομνημάτον[825], и, следовательно, освобождавшей императорские дарения от приобщения. Поэтому предполагалось, что либо этот закон был обнародован между 489 и 491 гг., непосредственно после интересующего нас дарения, поскольку приобщение дарственной Одоакра происходит в точном соответствии с предшествующим правом (и потому, что царствование Зенона заканчивается именно в 491 году), либо он не применялся в Италии, ограничивая Востоком радиус своего распространения, либо дарение Одоакра не считалось βασιλική.

Мне кажется, что речь идет о ложной проблеме, по той простой причине, что дарение Одоакра никоим образом нельзя считать βασιλική, поскольку такое понимание является результатом правильной реконструкции его положения, анализа составляющих характеристик его власти и его местоположения в системе как римских, так и германских институтов.

Похоже, что Одоакр, как уже отмечалось, изменил политическое направление с 480 года, со смерти легитимного императора Запада Юлия Непота. Однако нет никаких признаков, позволяющих предположить, что для оправдания собственного институционального положения он просил нечто большее, чем презентальный патрициат. Поэтому то, что его дарение никоим образом не могло быть βασιλική, представляется очевидным по той причине, что он не был и никогда не мог быть удостоен титула basileus или imperator. Фактически его достоинство было королевским, однако не имело прецедентов, следовательно, возможного юридического оформления в администрации Западной империи, и могло быть выражено только посредством простой формы rex, как он сам определяет себя и как мы читаем в pagina regiae largitatis.

Интересен, кроме того, и другой аспект дарения. Следует задаться вопросом, был ли простой случайностью тот факт, что praedia, составлявшие предмет дарения комиту Пиерию, находились в Далмации и на Сицилии, двух особенных областях в политической истории Одоакра, имевших действительно своеобразное административное устройство. Уже длительное время обсуждается заключенное с Гейзерихом соглашение о приобретении Сицилии tributario iure. Также отмечалось, что Далмация была завоевана, когда, уничтожив убийц Непота, Одоакр regnum late proeliis et ferro extendit[826][827]. Любопытно, однако, что Одоакр не включил это новое территориальное приобретение в ressort[828] префектуры претория Италии, в соответствии с обычной административной практикой, но она, как и Сицилия, представляла собой своего рода личное владение короля, «частное» имущество, освобожденное от власти префекта претория. Как уже упоминалось, к Эрнсту Штейну восходит не получившая особого отражения или подкрепления гипотеза[829], согласно которой управление изъятыми из-под власти префекта претория Сицилией и Далмацией было поручено comes et vicedominus или vicarius regius.

Такое перекраивание административной географии по абсолютно новой и непривычной схеме должно быть включено, это очевидно, в более объемлющие процессы, имеющие отношение к определению власти, осуществляемой Одоакром после смерти легитимного императора Запада, поскольку отстранение illustres от управления землями, традиционно составлявшими оплот, в том числе экономический, того класса, к которому они принадлежали, имело четкое политическое значение. Возможно, конечно, что такой выбор был обусловлен военно-тактической необходимостью, но не выглядит маргинальным или случайным «типологическое» отличие от других территорий тех областей, которые были приобретены непосредственно Одоакром, как не кажется случайным и тот факт, что территории, составившие предмет дарения Пиерию, находились на землях, изначально не входивших в область τῶν Ἰταλῶν διοίκησις и лишь впоследствии и благодаря королю вновь обретенных Западом, чье административное устройство было преобразовано по отношению к предшествующим структурам.

Мы выяснили, что дарение Одоакра никоим образом не может быть определено как βασιλική. Но какую юридическую силу могло иметь дарение, осуществленное rex, чья легитимность не была признана? Какие последствия оно влекло? Было ли естественным, по умолчанию автоматическим его подтверждение преемником? Как оно «типологически» очерчивалось и какие гарантии имел бенефициар?

Известно, что дарения отличались неустойчивостью и весьма часто отменялись, о чем свидетельствуют многочисленные просьбы о подтверждении дара со стороны бенефициаров императорских имуществ, которые, как только происходила смена на троне, с целью получения гарантий сохранения в безопасности основания для владения имуществом, дарованным им щедростью предыдущего императора, обычно просили подтвердить основание дарения. Было принято, чтобы только что вступивший в должность император либо подтверждал, либо отменял дарения, сделанные его предшественником. Отсюда следует, что абсолютная уверенность владения «firmiter, in aeternum»[830] со стороны тех, кто был облагодетельствован императорскими дарениями, была, по сути, только надеждой, которая могла воплотиться лишь при определенном стечении обстоятельств[831], не в последнюю очередь при совпадении намерений нового императора с политической линией своего предшественника, поскольку многие случаи отмены дарений зависели от признания или непризнания легитимности актов предшественника. Необходимо, кроме того, добавить, что император не мог распоряжаться, раздавая в качестве собственных дарений, всей совокупностью имуществ, обладателем которых он являлся. Согласно определенному научному направлению, для проявления щедрости он мог обратиться к имуществам, относящимся к res privata, но был не вправе дарить недвижимость и собственность iuris patrimonialis, доходы с которых, служащие общественной пользе — например, для поставок продовольствия для Города и армии, — оказывались неотъемлемыми для надлежащего административного управления императорской казной. Следовательно, поскольку fundi patrimoniales или iuris patrimonialis[832], как уже отмечалось, гарантировали государству постоянный и надежный доход, они были, как правило, предоставлены в эмфитевзис[833], тогда как fundi rei privatae или iuris privati[834] могли становиться предметом дарения, продажи, срочной аренды, предоставления в ius perpetuum в виде salvo canone и dempto canone[835][836]. Такое различение между patrimonium и res privata составляет, как известно, один из наиболее спорных проблемных вопросов романистики, в дискуссии по которому, особенно в период с 1800 года и до первых десятилетий прошлого века, преобладали два основных направления в его толковании: первое, согласно которому patrimonium следует рассматривать как «Krongut»[837], в отличие от res privata, как комплекса личных имуществ императора[838], и диаметрально ему противоположное, в соответствии с которым в patrimonium следует видеть частное, личное имущество императора, а в res privata — неотъемлемое имущество короны[839]. Вопрос, отнюдь не приведенный к разрешению[840], еще больше усложняется часто отмечающей источники терминологической неоднозначностью[841]. Невозможно перечислить мириады выдвинутых по этому поводу гипотез и их опровержений[842]; тем не менее, обобщая то, что касается проблемы дарений со стороны императора, по общему мнению легитимными оказывались только те, при которых имущество происходило из его личного патримония.

Допустив, таким образом, в качестве предпосылки отчуждаемость и неограниченную возможность распоряжения имуществом, относящимся к res privata, и, напротив, неотчуждаемость и невозможность распоряжения имуществом, составляющим часть patrimonium[843], следует сказать, что, по крайней мере, теоретически, акт (незаконный) дарения имущества, относящегося к patrimonium, был лишен юридической силы и мог повлечь наказание для тех, кто его фактически готовил или составлял[844]. Император, который — получается, что неправильно — использовал такое имущество или позволил своим чиновникам им распоряжаться, совершал незаконные акты, которые легко могли быть отменены последующими императорами. Таким образом, правящий император в силу своей собственной власти мог обратить к исполнению даже незаконные дарения[845], однако после его смерти могло случиться так, что его преемник их отменит, равно как, напротив, могло произойти общее подтверждение даже незаконного дарения. Но даже если речь шла о законных дарениях, нельзя сказать, что отсутствовала необходимость совпадения намерений императора с политической линией его преемника, поскольку во многих случаях отмена дарений зависела от признания или непризнания законности, придаваемой актам предшественника. Для демонстрации этого достаточно рассмотреть, например, те чередующиеся перемены, которые с начала и до 60-х годов IV века были характерны для режима многих владений. Я имею в виду произведенные Константином и Констанцием конфискации как fundi rei publicae, так и fundi templorum и agonothetici, и соответствующие перераспределения — акты, которые в некоторых случаях были отменены, когда к власти пришел Юлиан[846]. Сюда же можно отнести реорганизацию, проведенную после юлиановского трехлетия Иовианом и Валентинианами[847].

Если, таким образом, часто оказывалось необходимым подтверждение дарений, предоставленных законными правителями, то легко представить, что в случае отрицания легитимности правителя-предшественника тем более ставилась под сомнение юридическая сила совершенных им актов. Типичный пример — аннулирование Юстинианом[848] всех актов «тирана» Тотилы, которые вызвали самое настоящее административное землетрясение и могли начать, как ясно показали известные страницы Хартмана[849] и Мадзарино[850], социальную революцию. Действительно, в Pragmatica Sanctio было установлено, что недвижимое имущество, скот и рабы возвращались прежним владельцам, чьи права гарантировались даже в случае, если документация была уничтожена или утеряна во время войны, и напротив, были признаны и подтверждены все пожалования, совершенные в прошлом Амаласунтой, Аталарихом и Теодатом.

Частые аннулирования отчуждений и отмены дарений даже привели к гипотезе, что, как ни парадоксально, императорский патримоний никогда полностью не расставался с подаренными имуществами[851].

Пожалование брошенных, пустующих или принадлежащих изгнанникам владений было, как нетрудно представить, обычным объектом злоупотреблений и вопиющей несправедливости. Константин[852] дошел до установления, согласно которому те, кому за достигнутые заслуги щедростью государя были подарены владения, которые принадлежат или принадлежали другим, приобретали на них собственность; прежние собственники, если они могли доказать суду свои права на истребуемое имущество, должны были обратиться к императорскому милосердию, чтобы получить какую-то компенсацию. Такой закон должен был породить столько беззаконий, что Лев (более чем столетие спустя) по настоянию Антемия принял Novella De bonis vacantis, в которой было закреплено, что лишенный своего имущества собственник мог его истребовать, даже если оно было подарено императором другим лицам.

Необходимо учитывать, особенно для V века, что путаница и неопределенность в правовых основаниях владения многими имуществами порождались также неустойчивостью политической ситуации и непрерывными варварскими набегами, из-за которых должны были множиться случаи, когда многие земельные собственники бесследно исчезли, были убиты или сосланы, их владения были конфискованы государством и, в некоторых случаях, предоставлены третьим лицам. С учетом экспоненциального роста подобных случаев было необходимо, чтобы законодательство озаботилось вопросом о мерах, направленных на защиту, хотя бы в некоторой степени, тех, кто уже утратил omnes facultates suas[853][854]. И в то же самое время ощущалась настоятельная потребность в защите бенефициариев императорских дарений посредством подтверждения их secura firmitatis cuntis saeculis под угрозой штрафов для тех, кто ставил под сомнение приобретенные права, и ограждения их от риска эвикции. В этом отношении символично свидетельство Кассиодора о том, что король Аталарих грозил штрафом в несколько фунтов золота тем, кто quolibet tempore vel fisci nomine vel privati попытался бы movere aliquam quaestionem в отношении лица, которому был подарен domus, cum omnibus ad se pertinentibus[855].

В дополнение к вышеупомянутым ситуациям непрочности владения[856], иначе говоря, возможности отмены со стороны преемников на императорском престоле, не признававших юридическую силу совершенных предшественниками актов или потому, что считали их «тиранами», или потому, что те не соответствовали их собственной политической линии, и из-за возможности впадения самих императоров в административные «ошибки» с дарением и уступкой земель, относящихся к patrimonium, могло обнаружиться, что император по причине особой нуждаемости в финансах бывал вынужден отменять даже законные дарения, как, например, произошло в случае Гонория[857].

Кроме того, очень часто допускались ошибки чисто практического характера, иногда вызванные недосмотром чиновников, а порой — мошенничеством и взяточничеством[858]. Свидетельством этому служит чрезвычайное количество rescripta subrepticia, незаконных распоряжений о льготах, подписанных императором, но лукаво состряпанных придворными служителями, подкупленными просителями. Могло случиться и так, что участки, переданные в эмфитевзис, в ius privatum либо подаренные, оставались включенными в регистры res privata, что давало возможность для беззаконных многократных присуждений их со стороны администрации лицам, не являющимся прежними законными владельцами[859].

Таким образом, каким бы ни было занимаемое Одоакром в 489 году институциональное положение, с юридической точки зрения совершенное им дарение легко оспаривалось его преемником, который, не разделяя его политической линии и отрицая его легитимность, спокойно мог его отменить. Как мы выяснили ранее, оно никоим образом не могло считаться βασιλική, однако оно не может рассматриваться и как дарение одного частного лица другому частному лицу. Это было дарение rex своему преданному стороннику имений (praedia), которые, однако, находились в двух регионах, лично возвращенных им в империю: один — по договору, другой — manu militari. Как мне представляется, в определении местностей, подаренных Пиерию, можно усмотреть, как уже отмечалось, точный политический выбор, который, с одной стороны, в какой-то мере давал гарантии comes domesticorum, а с другой, подтверждал уважение к римским установлениям со стороны rex. Последний при вознаграждении своего comes обратился к землям не в τῶν Ἰταλῶν διοίκησις, но на Сицилии и в Далмации, своих, если принять тезис Штейна, личных приобретениях, чьи особые административные условия, проявляющие иную природу по сравнению с τῶν Ἰταλῶν διοίκησις, закрепляли их различие.

Дарение Одоакра Пиерию является, вероятно, не единственным из сохранившихся при гибели документации. Мы располагаем некоторыми указаниями на конфискацию земель, причинившую представителю сенаторской аристократии ущерб, впоследствии возмещенный за счет пожалований; эти отрывочные данные переданы нам историком эпохи Возрождения Тристано Калки Миланским. Ему, уже возглавлявшему библиотеку Висконти — Сфорца в Павии, было поручено курировать латинский сектор книжного собрания гуманиста Джорджо Мерулы, чтобы продолжить историографическую работу. К 1490 году он составил Mediolanensis in Libros viginti Historia Patriae, чья рукопись (A 233 inf.) хранится в амброзианской библиотеке, в дополнение к печатному изданию этой работы, вышедшему только в 1627 году. В своей Historia patriae Калки сообщает, что он имел возможность ознакомиться с tabula antiqua ex papiro[860], к сожалению, не дошедшим до нас[861], где была зарегистрирована передача нескольких massae и fundi, расположенных in Beneventanis et campano agro, уроженцу Лигурии vir illustris Вигилию в качестве компенсации за конфискацию имущества, прежде совершенную ему в ущерб. Составившие предмет дарения земельные участки, fundus Forimanus, массы Ododianensis, Venticanensis, Vessana, Cilicensis, некогда принадлежавшие благороднейшей Плацидии, относились к королевской казне[862].

Если признать переданное миланским историком сообщение достоверным, — и нет веских причин для того, чтобы поставить под сомнение идейную честность его свидетельства, — пожалование этих земельных участков, поступивших в казну или, лучше сказать, в patrimonium Одоакра[863], вероятно, ввиду отсутствия законных наследников благороднейшей Плацидии, составляло, как уже упоминалось, компенсацию за предшествующую конфискацию. Вполне понятно, что невозможно установить, была ли прежде совершенная в отношении vir illustris Вигилия экспроприация мерой, предпринятой в связи с его политической ориентацией, или же под ней следует понимать один из рейдов, связанных с кампанией конфискаций, необходимых для того, чтобы приступить затем к перераспределению этих земель в пользу солдат Одоакра. Конечно, vir illustris получил щедрую компенсацию, так как ему было предоставлено целых 4 массы и еще один участок. В конечном счете, комментирует Калки, у Вигилия non tam epertae quam commutatae opes sunt[864].

Это пожалование было осуществлено при посредстве — agens ex regio mandato[865] — Флавия Павла Андрея (Flavius Paulus Andreas)[866], который в утраченном папирусе был определен как Odoacris vicarius.

Итак, Одоакр, впрочем, как и любой суверен, раздавал земли с целью достичь согласия и наградить своих наиболее верных сторонников либо предоставить компенсации. Следует, однако, отметить характер этих земель. Если в отношении дарения vir illustris Вигилию речь шла, весьма вероятно, о bona vacantia[867] и, следовательно, казенном имуществе, то дарение Пиерию, как уже отмечалось, имело своим предметом массы и участки, чья «юридическая природа» нам неизвестна, но которые находились на Сицилии и в Далмации, двух территориях, которые Одоакру удалось лично возвратить и вновь включить в фактически управляемую им административную сферу.

Из проанализированных документов выясняется, как конкретно руководит Одоакр организационной машиной того, что в свое время было Западной империей, предоставляет земли, назначает и уполномочивает чиновников, в полной мере сообразуясь с процедурами римского права. И он делает это в качестве главы римской администрации, внимательный к тому, чтобы не нарушались интересы фиска, но с должностью rex, лишенной, однако, определения народа и местности. Actores бенефициара дарения, comes Пиерия, называют его dominus noster, praecellentissimus rex. В pagina donationis, однако, сам Одоакр определяет себя просто rex. И эта неопределенность, это выявленное отсутствие конкретизации являются показателями, позволяющими пролить свет на те методы, которыми в не имеющем прецедентов эксперименте формируется его королевская власть, выражавшая инновационный синтез, учитывающий как римскую, так и варварскую традиции.