Сообщая о причинах выступления Теодериха на запад, источники предлагают практически однородную картину, однако в определении инициатора/вдохновителя этого предприятия свидетельства расходятся. Неясно, был ли тем самым поддержан план Зенона или же инициативное требование Теодериха. В то время как в Romana[868] Иордан мимоходом отмечает, что Зенон предпочел доверить Теодериху ac proprio iam clienti ту землю, которая была занята варварскими gentes, в Getica[869] он, напротив, сообщает, что Теодерих недвусмысленно просил императора отправить его в Италию, находившуюся под тиранией короля туркилингов и ругов. В обоснование своей инициативы он указывает на неоспоримые выгоды: Восточная империя больше не должна будет нести бремя содержания его народа, слава Зенона возрастет, а Запад будет освобожден от тиранического гнета Одоакра.
Евстафий Эпифанийский, цитируемый Евагрием, также приписывает Теодериху инициативу увести своих готов на Запад из-за опасения какого-нибудь коварства со стороны империи[870].
Согласно же Прокопию Зенон опасался готского нападения на Константинополь, поэтому именно он убедил Теодериха сразиться с тираном (Одоакром) и завоевать таким образом ἑσπερίαν ἐπικράτησιν[871]. Эта версия и была впоследствии официально воспринята готами, как следует из тона и содержания заявлений посольства[872], отправленного готами к Велизарию в наиболее отчаянный период войны в ходе юстиниановской реконкисты. Аргументация послов такова: готы не захватывали насильно Италию у римлян; Одоакр, низложив императора, завладел страной и превратил ее политическое устройство в единовластное королевство. Тогда Зенон решил отомстить за своего коллегу по империи и освободить Италию от тирана, но, будучи не в состоянии свергнуть его власть, побудил Теодериха, собиравшегося осадить Константинополь, оставить ненависть, напомнив ему о тех почестях, которые он получил, став патрицием и консулом, и заставить Одоакра заплатить за ущерб, причиненный Августулу, а в будущем царствовать в стране в соответствии с законностью и справедливостью вместе со своими готами.
Однако готская точка зрения легко опровергается: Прокопий заставляет отвечать своего patronus Велизария (чьи доблести в Gothicum он возвеличивает, а стратегические способности превозносит), что Теодерих был послан сразиться с Одоакром императором Зеноном не затем, чтобы тот удержал Италию (какой бы интерес он имел в замене одного тирана на другого?), но для того, чтобы страна стала свободной и подчинилась императору. Но тот (т. е. Теодерих), разрешив вопрос с тираном (Одоакром), оказался в немалой степени неблагодарен, так и не пожелав возвратить страну ее законному государю.
В действительности же западная экспедиция устраивала обоих: Зенон избавлялся от мнимого друга, неудобного и опасного, который помог ему в прошлом, например, в случае с заговором Илла, и карьере которого он благоприятствовал предоставлением ряда достоинств и назначений, но который был крайне амбициозен и алчен. Со своей стороны, Теодерих отправился на поиски стабильных и доходных земель, где он мог бы разместить свой народ и гарантировать ему достойное богатство. Одоакр неизбежно должен был заплатить за такое совпадение интересов. Таким образом, как уже отмечалось, между Зеноном и Теодерихом было заключено соглашение, условия которого привел Anonymus Valesianus, согласно которому Zeno itaque recompensans beneficiis Thodericum, quem fecit patricium et consulem, donans ei multum et mittens eum ad Italiam. cui Theodericus pactuatus est ut si victus fuisset Odoachar, pro merito laborum suorum, loco eius, dum adveniret, tantum praeregnaret[873][874]. В толковании этого последнего выражения нет единодушия во взглядах: по мнению некоторых, Теодерих должен только (tantum) удерживать правление Италией вместо Зенона, до тех пор, пока тот не прибудет лично, чтобы принять владение ею[875]. Временный характер правления Теодериха как раз следует из глагола praeregnare. Другие же, искажая текст, относили придаточное времени dum adveniret не к Зенону, а к Теодериху, понимая его таким образом, что Теодерих, однажды прибыв в Италию, должен был править вместо Зенона[876]. Еще более запутывает картину продолжение рассказа Анонима, согласно которому superveniente Theoderico patricio de civitate Nova cum gente Gothica missus ab imperatore Zenone de partibus Orientis ad defendendam sibi Italiam[877]. В этом случае толкование также неоднозначно. Местоимение sibi может относиться как к Зенону, так и к Теодериху. Как уже отмечалось, Зенон был эквилибристом, осторожным в выборе и решениях, но также в бездействии по отношению к pars Occidentis. Весьма яркими его примерами являются несостоявшееся (временно?) признание патрициата Одоакра для одного посольства 476 года, солидарное — но только на словах — соучастие в ситуации Юлия Непота для другого посольства того же 476 года. Возможно, что и в 489 году его умелая двусмысленность придала направление и ускорение миграционному движению остроготов, после двадцатилетних испытаний на дунайских землях нахлынувших на италийский полуостров.
Осенью 488 года Теодерих выступил из Нижней Мезии в Италию. За ним следовало, как сообщает Прокопий, множество готов, которые погрузили на повозки женщин, детей и все, что могли увезти с собой[878]. Итак, самая настоящая миграция. 28 августа 489 года он перешел Изонцо, одержал первую победу над Одоакром, собравшим, согласно тому, что нам сообщает Эннодий, universas nationes[879], чтобы остановить вторжение остроготов. Очевидно, он изображен панегиристом Теодериха как quasi orbis concussor[880], и как разнородность ἔθνη[881] знаменовала его личную историю и его провозглашение, так она сопровождала и отмечала последние биения жизни его королевства. За победой на Изонцо, открывшей Теодериху дорогу для вторжения на полуостров, в следующем месяце неподалеку от Вероны последовала вторая, а затем еще одна в Милане[882]. Согласно Копенгагенскому продолжателю Проспера были magnae strages ab utroque exercitu[883], и это приводит к предположению, что с количественной точки зрения полевые силы были равны[884]. «Перейдя По, — сообщает Иордан, — Теодерих разбил лагерь перед Равенной, в трех милях от этого царского города, в месте, называемом Пинета. Одоакр, со своей стороны, укрепился в городе, откуда выходил частыми ночными вылазками беспокоить готское войско; и это не раз, не два, но в течение почти трех лет было его защитой. Бесполезны были его усилия. Вся Италия признавала Теодериха своим властелином, и общественное мнение соглашалось с ним, как с королем. Только Одоакр, с немногими людьми и с римлянами, которые оставались на его стороне, сопротивлялся в Равенне, претерпевая голод и непрерывную осаду»[885]. С конца 490 до 493 года Теодерих, не сумев взять Равенну[886], позаботился об укреплении своей власти на части полуострова, которую завоевал, установив столицу в Павии. Он попытался получить поддержку Туфы[887], magister militum Одоакра, который сначала перешел на его сторону и готовился сражаться в Фаэнце с тем войском, которое недавно возглавлял. Но, настигнутый Одоакром, который тем временем вышел из Равенны, Туфа, внезапно повернувшись, возвратился в свой прежний ряд и передал ему comites Теодериха[888]. Нельзя исключать, что действия Туфы не были изменой, но были согласованы с Одоакром, которому удалось добиться кратковременного успеха, отвоевав Кремону и Милан и осадив Теодериха в Павии.
Согласно Павлу Диакону[889], Одоакр попытался добраться до Рима. Здесь, однако, вход ему был закрыт. Хорошие отношения с сенаторской аристократией стали теперь частью прошлого. Римские nobiles предчувствовали, кто станет победителем в схватке, и приняли решение, на чью колесницу им следует вскочить. Если оказать доверие этому изолированному свидетельству, то можно предположить, что Одоакр, отчаявшись в возможности сопротивления на севере, попытался не только вновь наладить отношения с римским сенатом и церковью, но и взять под контроль пути сообщения с южной Италией и, прежде всего, с Сицилией, чьи хлебные поставки должны были оказаться в этих обстоятельствах весьма полезными. Его ответные меры были жестоки: он подверг огню и мечу окрестности города, закрывшего перед ним ворота. Затем он вернулся на север, где, при обычном переплетении союзов, чаще всего временных, должен был столкнуться также с визиготами Видимера, поспешившими на помощь Теодериху. Решающее сражение произошло 11 августа 490 года близ Адды и закончилось еще одним поражением для Одоакра. Ceciderunt populi ab utraque parte[890], отмечает Аноним Валезия. Среди павших, как уже говорилось ранее, находился и comes domesticorum Пиерий. Одоакр был вынужден укрыться в Равенне. Осада длилась три года, в течение которых войска, искавшие убежища внутри городских стен, терпели страшный голод. Стоимость модия пшеницы доходила до шести солидов[891]. Попытки осажденных прорваться закончились провалом; Одоакр потерял даже magister militum Левилу, погибшего в Беденте во время попытки бегства. Именно в этот момент были проведены переговоры.
Для того, чтобы попытаться восстановить ту непростую ситуацию, которая привела к эпилогу господство Одоакра в Италии, необходимо найти верную интерпретацию сообщений, относящихся к соглашению, заключенному между Одоакром и Теодерихом при посредничестве епископа Равенны. Фактически только Прокопий[892] и Иоанн Антиохийский[893] останавливаются на этой договоренности, тогда как беглые заметки о ней представлены Fasti Vindobonenses Priores[894], Anonymus Valesianus[895], копенгагенским продолжателем Проспера[896] и Иорданом. У этих авторов условия соглашения были продиктованы Теодерихом, поскольку Одоакр, после того, как отдал в заложники собственного сына Телу, подчинился ему, прося только о сохранении жизни. Действительно, у них подчеркивается условие подчинения Одоакра, который был coactus, согласно Анониму Валезия[897], veniam supplicat, как сообщает Иордан[898], или умоляет о мире, qua non diu potitus est[899], как отмечает Auctarium Havniense[900]. Согласно же Марцеллину, Прокопию и Иоанну Антиохийскому, условия соглашения были иными, поскольку предусматривалось разделение власти на условиях полного равенства. Не без интерпретационной смелости можно прийти к предположению, что каждый из королей должен был править разными следовавшими за ним народами: Одоакра — скирами и ругами, Теодерих — готами[901]. Если действительно было заключено соглашение, которым эти двое поделили власть в Италии, Теодерих неизбежно нарушил то, о чем ранее договорился с Зеноном, поскольку, как уже отмечалось, он должен был praeregnare в ожидании прибытия восточного императора. Но ситуация оказалась запутанной, и как неприступность Равенны, так и последняя оборона войск Одоакра расстроили задуманные планы; отсюда, как сообщает Аноним Валезия, посольство на Восток, возглавляемое Фаустом Черным. Теодерих, однако, был проинформирован о смерти Зенона до возвращения послов; он вступил в Равенну и убил Одоакра, а затем готы confirmaverunt regem non expectata iussione novi principis[902][903].
Вернемся, однако, к договору между Одоакром и Теодерихом. Согласно историку из Кесарии соглашение между ними возникло из-за продолжающейся войны: после трех лет осады готы устали от казавшейся безвыходной ситуации, тогда как запертые в Равенне сторонники Одоакра были не в силах выдерживать и дальше нехватку припасов. Как уже отмечалось, согласно Прокопию проведенные переговоры привели к решению, что Теодерих и Одоакр будут жить в Равенне в условиях полного равенства (ἐπὶ τῇ ἴσῃ καὶ ὁμοίᾳ δίαιταν ἕξουσι)[904]. В течение некоторого времени они соблюдали эти договоренности, «но потом Теодерих открыл, — как говорят, — что Одоакр замышляет против него козни, поэтому вероломно пригласил его на пир и убил». Версия предполагаемого предательства Одоакра приводится всеми проготскими историками. Согласно Кассиодору Theodericus … Odovacrem molientem sibi insidias interemit[905][906]; обвинение повторяет Anonymus Valesianus, согласно которому … dum ei Odoacar insidiaretur detectus ante ab eo, praeventus in palatio, manu sua Theodericus eum in Laurentum pervenientem gladio interemit[907][908]. Только Марцеллин проявляет меньшую уверенность и высказывает подозрение, что Теодерих был обманут слухами о предполагаемом заговоре (ab eodem Theoderico periuriis inlectus interfectusque est)[909][910]. Прокопий же сомневается в достоверности заговора, дистанцируясь от традиции, за которую историк слагает с себя ответственность (ὥς φασιν)[911]; в любом случае из его изложения становится ясным предательское поведение Теодериха, которое подтверждается и замечанием Копенгагенского продолжателя Проспера, согласно которому он, войдя в Равенну, убил Одоакра pacis specie cum collegas omnes[912].
Во фрагменте Иоанна Антиохийского отсутствует вводная часть, объясняющая причины заключенных между королями συνθήκαι καὶ ξυμβάεις[913][914], зато в нем с мельчайшими подробностями рассказывается об устроенной Теодерихом засаде. Когда через десять дней после заключения мира его посетил Одоакр, он был встречен двумя людьми, под видом просителей взявшими его за руки. Неясно, означал ли такой жест, что они приблизились к нему будто бы для того, чтобы обратиться с просьбой, как это понимал Гауденци[915], сделавший отсюда вывод, что Одоакр все еще обладал какими-то полномочиями, или же просто обездвижили его в ожидании вмешательства других, которые должны были сразу же появиться, но которые, впечатленные этой сценой, не решались броситься на жертву. Из-за чего медлили нападавшие? Из-за все еще исходившей от короля авторитетности, из-за запоздалого передумывания или из-за самой по себе ситуации, трагическая атмосфера которой отразилась в его мимике? Тогда вмешавшийся Теодерих лично поразил Одоакра, воскликнувшего: «Где же Бог?», на что гот ответил «τοῦτο ἐστιν ὃ καὶ σὺ τοὺς ἐμοὺς ἔδρασας»[916] и прикончил его. Далее у Иоанна Антиохийского следует рассказ о конце брата Одоакра, убитого несмотря на то, что он укрылся в святилище, жены Сунигильды, умершей от лишений, и сына Телы, которого Одоакр ранее сделал Цезарем и который был отослан Теодерихом в Галлию. Он убил его только после того, как Тела попытался бежать в Италию.
При чтении этого фрагмента возникает ряд недоумений и вопросов: помимо вышеупомянутой нерешительности нападающих выглядят необычными, с одной стороны, последние слова подвергшегося нападению, который, призывая Бога, кажется протестующим и жалующимся на несправедливое нарушение клятвы; с другой стороны, ответ убийцы, который, похоже, связывает свой поступок с личной местью. Кем были те, которого Теодерих назвал «своими» (τοὺς ἐμοὺς)? Было высказано предположение, что он имел в виду историю Фридериха, который, когда Одоакр напал на ругов, обратился к нему в поисках убежища в Новах в Мезии[917], или его отца Февы, который был сослан в качестве пленника в Рим[918]. Еще одна странность касается участи Телы: мы не знаем, когда и при каких обстоятельствах он был возведен своим отцом в цезари. Если это сообщение заслуживает доверия, то меняется перспектива, с точки зрения которой следует интерпретировать королевское достоинство Одоакра. Весьма вероятно, это было чрезвычайное решение: Одоакр, до 489 года действовавший с уважением к традиции, лишь тогда, когда ему пришлось вступить в конфликт с Теодерихом, «был вынужден принять идеологию, предоставлявшую ему поддержку италийской и римской традиции в Италии; и отсюда произошло назначение в 490 году его сына Телы цезарем. Так варвар Одоакр, сформировавшийся в рамках гуннского воспитания и не принявший титул patricius, завершил свой конституционный королевский эксперимент актом, некоторым образом напоминающим о его противнике, римском патриции паннонце Оресте: как Орест сделал своего сына Ромула Augustus, так Одоакр сделал своего сына Телу Caesar»[919]. Кроме того, вследствие того, что сообщает нам Иоанн Антиохийский, еще более странным выглядит то обстоятельство, что Тела был пощажен в ходе зачистки членов семьи и решение о его убийстве было принято только после его попытки вернуться в Италию[920]. Как в 476 году Одоакр, после того, как устранил Ореста и Павла, проявил милосердие по отношению к юному Ромулу, так и Теодерих, после того, как избавился от Одоакра и Оноульфа, пощадил Телу, несмотря на то, что тот был Цезарем и представлял потенциальную опасность. Необходимо понять это исключение из резни, имевшей, как было удачно подмечено, черты нибелунговой сцены[921], поскольку «в тот же день по приказу Теодериха были убиты все люди из войска Одоакра, кто бы где ни находился, вместе со всей его семьей»[922]. Еще более странным является уточнение Иоанна Антиохийского относительно погребения Одоакра: его тело было положено в каменный гроб в еврейской синагоге — подробность, показывающая точное знание местности со стороны источника Иоанна, который, как можно предположить, был западным или, во всяком случае, сведущим в делах Запада. Источники сходятся во мнении о жестокости Теодериха по отношению к побежденным: как сообщает Эннодий, «истребление, угодное Богу, было проведено по всем, даже отдаленнейшим областям»[923], преследование и приказ об их искоренении подтверждает, как упоминалось ранее, Anonymus Valesianus II: in eadem die iussu Theoderici omnes interfecti sunt, quivis ubi potuit reperiri, cum omni stirpe sua[924][925].
Репрессии не ограничились воинами, суровые меры были приняты также в отношении сторонников Одоакра и сочувствующих ему. Согласно Anecdoton Holderi, Теодерих решил лишить положения всех сенаторов, обязанных своей должностью Одоакру, и только энергичное вмешательство Симмаха убедило его от этого отказаться[926]. Но наиболее обстоятельным является свидетельство Эннодия, который в Vita Epiphani сообщает о том, как Теодерих отдал распоряжение, в соответствии с которым у тех, кто оставался на стороне врага и в годы войны не присоединился определенным образом к его делу, будет отнято право составлять завещание, быть упомянутым в завещании и распоряжаться своим имуществом[927]. Итак, устрашающая программа конфискаций с соответствующими проскрипционными списками. Указание на тех, кто не встал открыто на его сторону во время конфликта, возвращает нас в атмосферу запутанной неопределенности, которая должна была присутствовать на севере полуострова с 489 по 493 гг., в которой переходы на другую сторону и дезертирство — вышеупомянутый пример Туфы является наиболее известным — были, безусловно, многочисленны. Однако ближе к действительности, что мероприятие 493 года было уловкой для изыскания земель и получения патримониев под видом реализации права победителя. Последствия были разрушительны: qua sententia promulgata et legibus circa plurimos tali lege calcatis universa Italia lamentabili iustitio subiacebat[928]. Возможно, что здесь Эннодий намеренно сгустил краски и сознательно преувеличил это известие с целью придать большее значение результатам посредничества, порученного епископу Павии; тем не менее, пусть даже, возможно, преувеличенное, в любом случае должно было казаться, по крайней мере, правдоподобным тем, кто его читал, утверждение, согласно которому universa Italia lamentabili iustitio subiacebat, поскольку жертвы мероприятий Теодериха были plurimi. Отсюда следует, что Одоакр должен был пользоваться поддержкой многих даже на заключительном этапе конфликта. И на этих plurimi обрушилась теперь месть нового короля. Соответственно, оказывались как никогда необходимыми посредничество и примиряющие действия просвещенных людей божьих в лице Лаврентия, епископа Милана[929], и Епифания, просивших об отмене этого распоряжения. Показательна как пример общего места в риторике амброзианского стиля[930] речь этого последнего к Теодериху: Италия была божьим даром готскому королю, который должен проявить свою благодарность, правя с pietas и умеренностью. Таким же общим местом является намек на причину, что не материальное оружие, но божественная поддержка смогла обеспечить добрый исход военной операции. Тем не менее, в пересыпанное общими местами изложение аргументации епископа Эннодий вставляет заслуживающую внимательной оценки информацию: он вспоминает об осаде Павии, когда войска Одоакра, несмотря на превосходство в численности и вооружении, не смогли устоять, поскольку невидимая божественная сила сражалась с небес на стороне Теодериха. Возможно, что это преувеличение, или что он намекает на помощь, на которую, возможно, Одоакр мог рассчитывать со стороны бургундов. Нам неизвестен реальный состав войск противников; уже отмечалось, что касательно остроготов Эннодий говорит о immensa roboris multitudo[931][932], которые можно сравнить с песчинками или с числом звезд[933].
Результатом, которого достигло посольство, стало всеобщее прощение (omnibus generaliter errorem dimittemus)[934], с одним-единственным исключением: подстрекателям злодеяний было запрещено проживать в своих владениях[935]. Послам-епископам удалось ограничить последствия распоряжения Теодериха, предписавшего vir inlustrissimus Урбику[936] — неясно, quaestor sacri palatii или magister officiorum — обнародовать generalis indulgentiae pragmaticum[937]. С этого момента берет начало то, что проготская историография стремится описывать как мирное сосуществование, тридцатилетнее «безмятежное» готское господство в Италии.