Прах

Глава 3

В архиве, который мне прислали на почту, были несколько аудиозаписей, выписки с каких-то иностранных счетов и письменные свидетельские показания. Немного, но хватило, чтобы понять: мой дядя действительно занимался поставкой экзоскелетов и стрелкового оружия за границу. И с одной стороны, в этом не было ничего плохого. Имея оружейный завод, продавать оружие придётся, как ни крути. Но тут имелись нюансы.

Во-первых, любой контракт на поставку оружия должен курироваться специальной правительственной комиссией. Без ведома государства сделки, касающиеся оборонной промышленности, совершать нельзя. Во-вторых, имелся ряд лиц, с которыми торговлю вести запрещалось. В основном, это были какие-то герцоги на западе, по той или иной причине попавшие в немилость нашему правительству.

Так получилось, что и по первому, и по второму пункту мои отец и дядя закон нарушали, что подтверждали записи телефонных разговоров и показания трёх свидетелей. Последние тоже работали на заводе и участвовали в сделках, но после суда попали под программу защиты. Один из них оказался даже членом семьи — очень далёким родственником полузнатного происхождения.

А вот ливонским повстанцам отец и дядя оружие не продавали, поэтому госизмену им и не удалось пришить.

Я окончательно был сбит с толку. Это что ж выходило? Члены нашей семьи арестованы за дело, а не потому что Голицыны пытались отжать у нас имущество? Я воспринимал Голицыных, как некое зло, которое необходимо искоренить, а теперь оказалось, что в данном случае нарушили закон мои родственники, за что и поплатились. Тут глава МСБ не соврал.

Скорее всего, Голицыны просто воспользовались тем, что моя семья оказалась не чиста на руку. Хотя если бы они имели цель утопить нас, могли бы сфабриковать госизмену. Что стоило? Могли бы посадить Николая и всех остальных. Неужели так сложно? Но УВР не сделало этого, а действовало строго в рамках закона.

«Но как же убийство отца? — говорил во мне другой голос. — Как же эксперименты с серыми зонами в попытках обрести безграничное могущество?» Эти вопросы не давали покоя. Кто мог убить отца? Кому это нужно, кому выгодно? Я не знал, какие дела вёл отец, поэтому даже догадок не было. Все знания ограничивались информацией от Марии Оболенской.

Я набрал её номер.

— Привет. Скажи, а есть какие-то доказательства причастности Голицыных к убийству моего отца?

— Разумеется, — ответила Мария, — доказательства собираются.

— Мне нужна конкретика. Кто именно стоит за покушением на отца? Кто отдал приказ? Кто исполнитель? Нужны факты, подтверждающие это.

— Ты что, решил лично надрать всем задницы? — в наушнике послышался смешок. — Погоди, не так быстро. Вообще-то идёт следствие. Есть следственная тайна, которую никто тебе не откроет. Но ГСБ работает над делом. Все, причастные к убийству Эдуарда Вострякова, ответят за своё преступления. Просто потерпи немного.

— То есть ничего конкретного сказать не можешь?

— Вот когда эти ублюдки предстанут перед судом, тогда и можно будет сказать что-то конкретное. А пока извини.

— И когда это произойдёт?

— Скоро. Спешка в таких делах не уместна. Говорю же, имей терпение.

— Понятно, — я завершил звонок и крепко задумался. С одной стороны, Мария права: кто ж раскроет следственную тайну до суда? И в то же время закрались сомнения: а если она врёт? Что если она вешает мне лапшу на уши только для того, чтобы настроить меня против врагов своей семьи?

Так и не поняв, кому верить, кому — нет, поехал в поместье. На прошлой неделе почти не было времени, чтобы заняться тренировками, но теперь я решил изыскать возможности.

Иван Осипович обрадовался моему приезду и выделил мне час в своём плотном расписании, чтобы потренировать овладению природной энергией. У меня пока не получились даже те мелкие фокусы с огнём, которые показывал Иван Осипович, но сдаваться я не собирался. Хотя природные стихии сейчас не являлись приоритетом. Важнее было научиться обходиться без таблеток при использовании внешней энергии.

После тренировки за обедом поболтали с Николаем. Он опять упрекнул меня в том, что я собираюсь жениться на Ире прежде чем заключу брак первого порядка.

— И что? — поинтересовался я. — Из рода выгонят, если женюсь?

— Ты просто не осознаёшь, как твой поступок будет выглядеть в глазах высшего общества, — сокрушённо произнёс Николай. — Не понимаю, в чём проблема и дальше вам с Ирой жить без регистрации? Что от этого изменится? А через год-два, когда женишься, то можешь и второстепенный брак заключать. Почему именно сейчас?

— На это есть причины, — уклончиво ответил я. — Ты скажи лучше, род одобрил мне ссуду? Сколько дадут?

— Эх, Артём, опять ты за своё… Да одобрили, одобрили. Но только сто пятьдесят дадут, не больше. У тебя и так долг солидный, а у семьи — трудные времена, сам знаешь. Надеюсь, не прогорит ваше предприятие.

— Ну и на том спасибо. Думаю, хватит на первое время, а там посмотрим.

— Только из этих денег выдели себе, пожалуйста, на автомобиль, — не без сарказма проговорил Николай.

Действительно, забавно получалось. Я был совладельцем двух предприятий, поместья и многомиллионного состояния, а до сих пор катался на машине брата. А всё потому что долги у меня оказались большими, и зная это, хотелось избежать лишних трат.

Однако пришлось пообещать Николаю, что машину в скором времени приобрету собственную.

Когда вернулся, Ира была уже дома. Поужинали мы, почти не разговаривая друг с другом, затем она пошла в спальню и засела за компьютер.

Я должен был поговорить с ней. Встав в дверном проёме, минуту, наверное, смотрел на Иру, что сидела в своём крутящемся кресле, и на загадочные строки в окнах, открытых на обоих экранах.

— Давай поболтаем. Не против? — спросил я, наконец.

Ира посмотрела на меня и потупилась:

— Как скажешь.

Мы прошли в гостиную и устроились на диване.

— Что с тобой происходит? — спросил я. — Ты мне не доверяешь? Почему? Я никогда ничего плохого тебе не сделаю. Ну нельзя же так. Нельзя постоянно скрывать друг от друга наши проблемы. От этого всем становится только хуже. Видишь, до чего дошли? Чуть ли не ссоримся уже. А ещё ведь даже не поженились, — попытался пошутить я.

Но Ира даже не улыбнулась, только вздохнула.

— Мне сложно говорить о таких вещах, — она внимательно рассматривала ковёр под ногами, брови были сведены. — Ты и сам всё знаешь.

Кажется, слова не помогали. Я пододвинулся ближе, рукой обвила Иру за талию. Ира прижалась ко мне, однако чувствовалось, что она всё ещё была напряжена.

— Я люблю тебя и всегда буду о тебе заботиться, что бы ни случилось, — произнёс я.

Ира ничего не ответила, а я почувствовал, как её хрупкое тельце вздрагивает. Посмотрел ей в лицо: по щекам текли слёзы.

— Ты не поймёшь, — всхлипнула Ира. — Ты не поймёшь, что я пережила.

— Знаю, — я вытер слезинку с её щеки. — Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело.

— Откуда тебе знать? Ты не поймёшь. Мне постоянно страшно. Мне вчера было так страшно одной. Всё время кажется, что тут кто-то есть. Я не знаю, что делать… Просто я вчера писец как разозлилась и разбила ту чёртову вазу. Я ненавижу их, ненавижу… — Ира вцепилась в мой пиджак, уткнулась в него носом и зарыдала. Её трясло. Я схватил её в охапку. Сердце разрывалось, когда видел её в таком состоянии.

— Я тебя понимаю, — сказал я, когда Ира немного успокоилась. — Мне тоже иногда страшно. До сих пор не могу привыкнуть к этой пустоте. Чёртовы двери постоянно приходится держать закрытыми. И воспоминания… Многие с радостью вырезал бы, но они навсегда рядом. Война калечит людей не только физически. Мы оба столкнулись с ужасными вещами, Ир, но с этим надо как-то жить дальше, просто жить. Ты справишься.

А ещё иногда я видел тени, особенно когда сильно уставал. Видел краем глаза то в коридоре, то в углу комнаты, когда чем-то занимался за компьютером. Но говорить об этом не хотелось, тем более в такой момент.

— Ты, наверное, считаешь, что я ерундой занимаюсь, — продолжала выговариваться Ира. — Ты был на войне, там страшнее. А я по пустякам каким-то загоняюсь. Поэтому ты всё время злишься на меня.

— Что ты! Я не злюсь на тебя, — я был в недоумении от слов Иры. С чего она такое решила? — Я бываю раздражённым в последнее время, но ты к этому не имеешь никакого отношения. Просто столько всего свалилось сейчас… но это уже мои проблемы, не забивай голову, — я погладил Иру по волосам. — Может, тебе к психологу обратиться? Я попробую найти кого-нибудь, кто разбирается в таких вещах.

— Не знаю, — Ира шмыгнула носом. — Может быть. Думаешь, поможет?

— Надо же попробовать.

— А ты?

— Что я?

— Тоже пойдёшь к психологу?

Я рассмеялся:

— Боюсь, моя проблема гораздо глубже. Учёные говорят, у меня сбои в работе мозга. Только хирургическое вмешательство поможет.

Ира посмотрела на меня недоверчиво, не понимая, шучу я или всерьёз сейчас сказал. Её глаза и носик были красными и распухшими.

— Прикалываюсь я, — улыбнулся я и взлохматил Ире волосы.

— Да ну тебя, — он отстранила мою руку, и лицо её тоже озарилось улыбкой.

Я был рад, что Ира снова улыбалась.

— Посидишь со мной? — спросила она. — Вдруг у меня опять начнётся? Когда ты рядом, мне спокойнее.

— Конечно. А взамен расскажешь что-нибудь интересное. Например, чему вас там в институте учат.

Мы отправились в спальню и вечер мы провели вместе.

На следующий день мне предстояло встретиться с Ростиславом Борецким.

Через день после нашей с Ирой свадьбы, я был приглашён на ужин с Максимилианом Белозёрским. После трапезы, на которой присутствовало всё его семейство, включая Ксению, мы с Максимилианом уединились для беседы в бело-зелёной гостиной на первом этаже.

— Рад, что, не смотря на все перипетии, договорённости остаются в силе, — изрёк Максимилиан, как мне показалось, с неподдельной искренностью. — Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным и принесёт выгоду нам и нашим родам.

В конце прошлой недели я внёс часть требуемой суммы. Сто пятьдесят миллионов мне ссудил род, а шестьдесят четыре миллиона я наскрёб на счетах и вывел из «Стармаша» — доход за последние месяцы. В итоге на строительство завода удалось выделить двести четырнадцать миллионов. Одной проблемой стало меньше. Теперь меня точно не вытурят из состава учредителей. Остальное же можно отдать позже и по частям. У «Стармаша» в этом году ожидалась хорошая прибыль, поэтому я не переживал за свой бюджет на будущий год.

— Когда планируется запуск предприятия? — спросил я.

— Если не случится новых проволочек, то летом, в июне-июле. Уже есть контракт на первую партию электроцентробежных насосов, куплена лицензия на две модели иранских буровых установок. Остаётся только начать. Давайте-ка отправлю вам на почту план производства. Ну и на следующей неделе вы же будете на собрании учредителей? Пока не знаю, в каком формате оно пройдёт, скорее всего, онлайн.

— Буду рад присутствовать. А то я, кажется, многое пропустил.

— Мы тоже будем рады вас видеть, Артём.

— Значит, вопрос сотрудничества решён. Тогда хотелось бы обсудить другой вопрос: брак с вашей дочерью.

— О, вы всё ещё намерены взять в жёны Ксению? Мне почему-то казалось, что вы женитесь на одной из дочерей великого князя.

— Я долго думал над этим вопросом и решил, что возьму себе в жёны и вашу дочь, и дочь великого князя.

— Интересно, — произнёс Белозёрский, сложив руки на животе и едва заметно улыбнувшись.

— Какие-то проблемы? — спросил я. — Если вы или Ксения не согласны, тогда оставим этот разговор.

— Нет-нет, почему же? Просто… это довольно необычно для молодого человека вашего возраста. Впрочем, не по возрасту же судить, правда? Вы уже имеете и титул, и состояние. Не вижу совершенно никаких преград. Я только рад отдать дочь за столь уважаемого человека. Вы окончательно определились со своим решением?

— Да, — кивнул я. — Я решил окончательно.

— Ксения учится в академии, поэтому до следующего лета придётся обождать со свадьбой. Вы намерены заключить договор о помолвке заранее?

— Да, хотелось бы заключить договор. Но для начала я должен пообщаться с Ксенией. Вам, наверное, покажется странным, но я считаю важным её личное согласие.

Максимилиан лишь ещё больше и заулыбался:

— Разумеется. Я её позову.

С Ростиславом Борецким я уже обсудил женитьбу на Веронике и подписали договор о помолвке, по которому обязуюсь взять девушку в жёны. Однако там свадьбу тоже пришлось отложить. Обычно во время учёбы не женились — таково было неписаное правило. Придётся ждать четыре года, пока Вероника закончит учёбу, Ксения же выпускалась из академии в следующем году.

Вероника узнала о новости по телефону, поскольку явиться на ужин не смогла. Реакция её, надо сказать, была бурная. Если б сообщил лично, она, наверное, растерзала бы меня на радостях. Но увидеться пока не получалось: то у неё времени не было, то у меня.

— Однако учтите, — добавил Максимилиан, — если вы сами намерены учиться в академии, то сыграть свадьбу получится ой как нескоро. А ведь Ксении двадцать два в следующем году исполнится. Прибавим четыре года — вот уже двадцать шесть, а то и все двадцать семь. Так что думайте, стоит ли оно того?

— Есть другие предложения?

— Младшую могу предложить, Марию, но два года придётся подождать, поскольку договор о помолвке до семнадцати у нас в стране не разрешается заключать.

— Так я, может, и не пойду в академию, — сказал я. — Мне там нечего делать. Если понадобится специальность, поступлю заочно. Не хочется терять четыре года жизни, когда полно дел.

— Смотрите сами, Артём. Я просто предупредил. Конечно, если вы договоритесь с Ксенией, наша семья будет рада. Девочке уже давно пора определиться.

Я сомневался, что мне доведётся учиться в академии, особенно если меня изберут канцлером в следующем году. Тогда будет точно не до учёбы. А если не изберут, тоже никто меня не заставит сесть за парту.

Среди аристократов так повелось, что все знатные отпрыски поступали в академии. Это было высшее учебное заведение, где преподавали не только специальность, но и тренировали энергетические техники. Однако в техниках этих я уже был на голову выше большинства молодых людей моего возраста. Мне требовались особая программа, продвинутая.

Подавляющее большинство аристократических отпрысков не имели выбора, идти учиться или нет. Даже свою будущую деятельность мало кто выбирал — всё решала семья. Обычно ведь как происходило: когда парень или девушка заканчивали лицей, ещё были живы и отец, и дед, а иногда и прадед, и получить наследство в ближайшие годы возможностей не имелось. Что оставалось отпрыску? Идти учиться, а потом — работать, как любому обычному человеку. Вот только работать его устраивали не на рядовую должность, а сразу на руководящую с гарантированным повышением. Таким образом, и отпрыску хорошо: не надо мыкаться по жизни и искать, куда приткнуться, и роду выгода: он получает руководящий состав для предприятий из числа «своих».

Если дед и отец не желали быстро покидать этот мир (а с нынешним здравоохранением это желание легко можно было осуществить), тогда отпрыск мог работать до сорока или пятидесяти лет, прежде чем ему перепадёт наследство. К тому времени уже немолодой боярич или княжич так прочно интегрировался в семейный бизнес, что становился неотъемлемой частью рода и его столпом.

В нашей же семье получилось всё шиворот-навыворот. Наследники были ещё весьма молоды, когда поделили отцовское имущество, а поскольку наша ветвь являлась главенствующей и держала солидный процент акций родового холдинга, даже младшие дети заимели довольно большое состояние. В итоге каждый стал финансово независим, и заставить нас идти работать никто не мог. Только Николай, перенявший эстафету главы семейства, занялся родовым бизнесом. Лёха плюнул на всё и поехал проматывать наследство в Москву, а я стал развивать собственные предприятия. Гипотетически, я тоже мог творить всё, что заблагорассудится и даже старшие мне были не указ, поскольку не имели рычагов давления.

Для большинства же аристократов такое положение вещей являлось неестественным. Уверен, даже Белозёрский смотрел на меня, как на сумасбродного юнца, отбившегося от рук. Ведь страшно подумать: я сам договаривался о собственной свадьбе! Так было попросту непринято.

Однако я подходил к вопросу ответственно. Я не хотел прожигать жизнь по примеру Лёхи, а собирался, как минимум, избавиться от долгов и, скорее всего, даже расширить родовую компанию. Мне казалось, что поскольку род меня обеспечивает, надо что-то отдать взамен, сделать определённый вклад в семью. Но это было возможно, только создав собственный бизнес, чтобы под старость лет передать его в, так сказать, общую копилку.

После того, как мы с Максимилианом закончили разговор, он ушёл, а на пороге появилась Ксения. Сегодня она выглядела особенно важно: одета была в чёрные строгие брюки и белую блузку, волосы — завитые пучком на голове. Меня всегда поражали перемены в её облике. Последний раз я видел Ксению в армейском камуфляже, тогда она выглядела простой девчонкой, а теперь — деловая дама.

— Ну вот мы и поговорили с твоим отцом, — сказал я. — Он согласился.

— На что? — Ксения присела рядом и вопросительно посмотрела на меня из-под длинных густых ресниц.

— На нашу свадьбу.

Ксения, как ни пыталась, не смогла сдержать улыбки, но очень быстро стёрла её с лица, приняв важный вид:

— Вот как? Значит, отец не против. Но как ты знаешь, моё мнение тоже придётся спросить.

— Ну вот, спрашиваю. Однако ты должна знать ещё кое-что, прежде чем ответить. Я намерен заключить два брака первого порядка.

— И кто же вторая твоя избранница?

— Борецкая. Наверное, ты и сама в курсе.

— И ты уже заключил брак второго порядка, что расходится с обычаями.

— Да, это так. На то есть личные причины. Ну а браки первого порядка, как ты понимаешь, заключаются исходя из совершенно других соображений. Так что думай. Наследство я получил, с отцом твоим, надеюсь, будем сотрудничать долго и плодотворно.

— Да, жених ты завидный, — ухмыльнулась Ксения. — На самом деле я давно обдумала данный вопрос, и не вижу причин отказывать.

— Значит, помолвка состоится.

— Значит, состоится, — кивнула Ксения, и мне показалось, что щёки её зарумянились, хотя при электрическом освещении сложно было понять наверняка.

Следующие полторы недели пролетели практически незаметно. Я участвовал в собрании учредителей строящегося предприятия, снова посетил Борецких и Белозёрских. С Ксенией мы сходили поужинали в ресторан, а вот с Вероникой встретиться так и не получилось. Она куда-то отъехала в воскресенье, и повидаться мы не смогли. Вероника была очень раздосадована таким обстоятельством, во время наших телефонных звонков постоянно ругала порядки в академии, которые мешают ей отлучиться, когда хочет.

Пришлось-таки купить личное транспортное средство. Приобрёл я его, правда, с рук. Это был внедорожник «Витязь» последней модели с голографическими экранами на приборной панели и автопилотом. Он оказался подешевле, чем из салона, но всё равно стоил мне почти миллион деревянных. Дизайном кузова машина напоминала «Карат» Николая, имела такую же обтекаемую форму и узкие раскосые фары, но при этом была значительно крупнее и подходила, в том числе, для бездорожья, а не только по асфальту кататься.

Ни на какие тайные собрания меня больше не звали. Правда во вторник, на следующий день после встречи с Белозёрскими, позвонил Дуплов, спросил, согласен ли я баллотироваться в канцлеры на будущий год, и я ответил утвердительно. Рассудил, что если уж судьба даёт возможность, надо воспользоваться. А ровно через неделю тоже во вторник мне позвонил капитан Матвей Оболенский, попросил встретиться с ним. Звонка его я ждал меньше всего. Капитан ничего конкретного не сказал, но я подозревал, что речь каким-то образом коснётся спецотряда.

С Матвеем мы встретились в квартире в центре города. Она была поменьше той, куда меня возили раньше и выглядела вполне жилой, а не так, как будто на продажу выставлена. Когда приехал, меня уже ждали Матвей и Мария. Мария, как всегда, была в своём деловом костюме, а Матвей — в офицерской форме.

— Как жизнь, как служба, как здоровье? — спросил я, пожимая его руку.

— Пошаливает здоровье после того случая, — признался капитан. — Близость серой зоны не прошла бесследно. Да и у всех, кто там был, проблемы.

— Печально. Но вы, смотрю, не ушли ведь со службы.

— Пока силы есть. Энергия спасает. Но, кажется, придётся отправиться в отставку раньше времени. Да вы проходите, присаживайтесь, — предложил капитан, мы прошли в зал и устроились за столом.

Наверное час мы разговаривали про наших ребят из отделения. Здоровье начало пошаливать у всех, из-за этого всем пришлось покинуть спецотряд. Больше всех Паше Жирнову, который вступил в непосредственный контакт с серым существом. У Паши нашли рак, теперь он лечился в Турции — семья отправила.

Мария всё это время терпеливо сидела в кресле и слушала нас.

— Хорошо, что вам есть, о чём вспомнить, — наконец не выдержала она, — но у нас, Артём, к тебе дело. Если не против, давай я озвучу его.

Я сказал, что весь во внимании и приготовился слушать. Догадки, почему Оболенские решили со мной встретиться, подтвердились.

— В ближайшее время особая дружина примет участие в операции близ франкфуртской зоны, — сказала Мария. — Помнишь, я говорила, что твоя помощь может понадобится? Так вот, время пришло. Мы бы очень хотели, чтобы ты тоже поехал туда.

— Предлагаю вам подписать контракт на месяц, — добавил капитан. — Никаких горячих точек, разумеется. Теперь наша война будет на другом фронте, внутреннем, я бы сказал.

Мы пообщались на эту тему. Оказалось, что пока я занимался тут своими делами, ситуация в стране продолжала накаляться. ГСБ разработала операцию по аресту ряда чиновников, поддерживающих Голицыных и Вельяминовых. На многих были заведены дела, в том числе на убийц моего отца, хотя их личности пока не разглашались. Основные обвинения Голицыным собирались выдвинуть за деятельность в серой зоне.

— А мы-то что будем делать? — спросил я.

— Деталей операции пока неизвестно, — сказал капитан. — Предположительно в следующем месяце придётся вылететь в Гессен. Туда отправятся только проверенные и опытные бойцы.

— Как-то всё слишком туманно, — выразил я сомнения.

— Операция засекречена, — сказала Мария. — Это для твоей же безопасности. Даже если план сорвётся, ты останешься чист, ведь ты просто подпишешь контракт, что не является преступлением.

— Хотелось бы всё-таки знать, в чём участвую.

— Мы с тобой говорили на эту тему, — напомнила Мария.

— Захват лабораторий?

— Вполне вероятно. План пока в разработке.

— Понятно всё с вами. Но пока точного ответа дать не могу. Подумать надо.

Брови Марии приподнялись от удивления:

— Помнится, во время последней нашей встречи ты выразил желание помочь. Речь идёт о том, чтобы остановить Голицыных, забыл?

— Да, но я должен подумать, — повторил я.

— Ладно, подумай, — согласилась Мария. — До октября есть время. Через недельку позвоню.

На том и сошлись.

Меня обуревали внутренние противоречия. Конечно, я дал добро на выдвижение моей кандидатуры в канцлеры, но в этом ничего незаконного не было. Если же соглашусь участвовать в операции в серой зоне, то вступлю на очень тонкий лёд. И не то, чтобы я боялся угроз Голицына, просто его слова сделали главное: посеяли сомнения в правильности своего пути. Меня затягивали всё глубже и глубже, всё крепче и крепче я связывал себя с людьми, которые нашими оппонентами воспринимаются, как враги государства. Поэтому и сомневался. Стоит ли участвовать в разборках, которые по большому счёту, моей семьи никак не касаются? Если Голицыны действительно виновны, то им предъявят обвинения и будут судить.

Одно меня пока убеждало участвовать в грядущих событиях: создание Голицыными серых зон. Это было преступление не против государства — против человечества. А значит, на каждом из нас лежит долг остановить их.

Выехав со двора дома, я набрал номер Иры.

— У тебя уже закончился сеанс? — спросил я. — Я в городе. Могу подвезти.

— Круто! А мы только закончили. Да, конечно, я подожду тебя на улице.

До офиса, где принимал психолог, к которому теперь ходила Ира, ехать было недалеко, а пробки ещё не начались. Добрался быстро. Ира выглядела веселее, чем обычно. Общение с психологом действовало на неё благотворно. Там она могла высказаться, найти понимание и профессиональную помощь. Мне самому даже стало поспокойнее.

— А ты сегодня в хорошем настроении, — отметил я, когда Ира, чмокнув меня в щёку, уселась в кресло рядом.

— Ага. Наталья Николаевна просто замечательная. Она так внимательно слушает и советы даёт хорошие, — Ира сняла куртку и кинула на заднее сиденье, после чего пристегнулась. — Может, и тебе стоит…

— Нет, — отрезал я. — Я же сказал, у меня другая проблема. Она болтовнёй не лечится.

— Ладно, как хочешь, просто предложила. Мне очень помогает.

— И это здорово. Походишь полгодика, может, и пройдёт всё.

— Мне кажется, даже раньше. Прям на душе становится легче. А у тебя дела были в городе?

— Ездил встречаться с армейским приятелем… точнее, с капитаном. Мне опять предлагают контракт.

— Опять? — Ира нахмурилась и погрустнела. — И ты согласился? Снова, значит, поедешь воевать? Зачем?

— Если надо, то поеду, — произнёс я раздражённо. — Или ты меня собралась всю жизнь возле себя держать?

— Опять придётся волноваться и нервничать, — произнесла Ира жалобно. В её голосе одновременно слышались и упрёк и печаль, и это раздражало, поскольку казалось, будто она намеренно давит на меня подобным тоном.

— И? А мне не придётся? Странная ты такая, — проворчал я.

— Но я не понимаю, зачем?

— Потому что нужно. Не могу всего рассказать. Если поеду, то ненадолго. И вообще, я ещё решил, и хватит об этом.

— Понятно, — Ира вздохнула.

Был уже шестой час, на улице начало темнеть, а на дорогах становилось тесно от усиливающегося потока машин, но мы всё же проскочили до пробок и относительно быстро добрались до наших апартаментов.

Как всегда, я направил внедорожник к пандусу подземной стоянки, въезд на которую находился рядом с торцом дома и был обращён к улице.

Но пришлось затормозить. Какой-то олух встал посреди дороги на старом универсале, преградив путь перед самым съездом.

— Вот же баран, — я посигналил несколько раз, но универсал не сдвинулся с места. — Да там что, никого нет? Совсем дебил что ли, машину посреди дороги бросать?

Я вышел. Не знаю, где бродит хозяин, но ждать я его не собирался: моих сил со включённой энергией хватит, чтобы откатить тарантас в сторону. Но тут за машиной показались двое. Они целились в меня из пистолетов.

— Артём Востряков, вы арестованы, — пробасил мордастый мужчина с небольшими усиками.

За спиной послышался топот ног. От двух микроавтобусов, стоящих на улице, ко мне бежали две группы людей в светлой камуфляжной форме, чёрных бронежилетах и касках с забралами. Все они были вооружены то ли штурмовыми винтовками, то ли карабинами.

— На колени! Руки за голову, вы окружены, — продолжал орать усатый, сжимая пистолет обеими ладонями.

У меня были считанные секунды на принятие решения.