Ростислав Васильевич находился в Смоленске, когда ему сообщили, что Тимофей Дуплов арестован и УВР захватило здание тайного приказа. Чуть позже позвонил Николай Востряков. Он просил вмешаться, поскольку Артёма то ли уже был арестовали, то ли его ещё только собирались арестовать.
Этим же вечером Ростислав, наспех завершив дела, полетел частным рейсом в Новгород, и уже ночью прибыл на собственный аэродром в Липицах, что находился к югу от усадьб. Домой добрался без проблем в сопровождении охраны, хотя сообщалось, что выезд на шоссе перекрыт сотрудниками УВР.
Кабинет Ростислава располагался в старом доме, здесь же великий князь и проживал со своей супругой, пока новый особняк ремонтировался после драки Артёма и Василия Борецкого.
По прибытии Ростислав поднял на ноги слугу, потребовал сделать кофе и бутерброды, а сам, даже не переодевшись с дороги, устроился за письменным столом и включил компьютер. Положил перед собой смарт-браслет, вызвал экран и принялся звонить.
Первым делом он связался с двоюродным братом, воеводой Гордеем Всеславовичем, приказал тому созвать боевую дружину и поднять подразделение «Русского воинства», которое дислоцировалось в Новгороде.
— Есть вероятность, что придётся вступить в бой с сотрудниками УВР, — сообщил Ростислав.
— А что случилось-то? Хочешь с Москвой воевать? — Гордей Всеславович говорил прямолинейно и грубовато. Этот бывалый вояка никогда ни с кем не церемонился, даже с великими князьями. — Сомнительная затея. Не кажется? Старика твоего отговаривал, теперь тебя отговаривать? Заканчивай это.
— Гордей Всеславович, во-первых, это приказ, — произнёс спокойно Ростислав, уже привыкший к повадкам дяди, — во-вторых, ситуация сейчас в корне отличается от того, что было при моём отце. Есть вероятность, что на наши семейные предприятия готовится рейдерская атака, и организована она сами знаете кем. Я не желаю войны, но и землю нашу отдавать не намерен.
— Голицыны? Вот же сукины дети, — в голосе старика послышалась досада. — Пусть только попробуют, покажем им. Соберу людей — не вопрос.
— Но без моего приказа в бой не вступать, — предостерёг Ростислав.
Брат Гордея, Павел Всеславович — глава канцелярии тоже усомнился в необходимости поднимать всю дружину, но к решению Ростислава отнёсся с пониманием, более того, он и сам усилил охрану своего поместья, как только услышал новости о захвате тайного приказа, а потом — и о стрельбе возле парка.
Да и не один он пошёл на такие меры. Стрельба в боярской части города переполошила всех. Князья и бояре волновались, созывали дружины, на дорогах показались броневики с гербами разных родов. Двинские даже оцепили свою часть района, где у них находились три особняка. Обо всём этом сообщил глава канцелярии.
Связался Ростислав и с Николаем Востряковым, и тут выяснилось ещё одно обстоятельство: когда Николай хотел отправиться вчера в город, его не пропустил кордон УВР. Это было возмутительно.
Пока Ростислав обзванивал родню, его секретарь раздобыл номер человека, возглавлявшего операцию в Новгороде. Это оказался московский боярин полковник УВР Ясеневский.
— Алексей Алексеевич Ясеневский? Ростислав Борецкий звонит, — произнёс Ростислав тоном, не терпящим возражений. — Вы что устроили у меня в городе? Требую немедленно прекратить стрельбу и покинуть район. По какому праву мои люди арестованы? Объяснитесь пожалуйста.
— Прошу прощения, Ростислав Васильевич, но вам я не подчиняюсь и ничего объяснять вам не обязан, — парировал Ясеневский. — Все вопросы к моему руководству.
— Ваши сотрудники устроили погром в Южном районе, князья и бояре недовольны. Вы ответите за свои действия.
— Я выполняю приказ, — спокойно ответил полковник. — Возмущаться ни к чему. При всём уважении, Ростислав Васильевич…
— Вы превышаете полномочия, — продолжал давить Ростислав. — Ваши люди ограничивают в передвижении моих подданных. Почему ваша техника преградила дорогу в моё поместье? Требую убрать немедленно.
— Я был вынужден принять меры. В свою очередь я тоже требую убрать с улиц бронетехнику ваших дружин. Если кто-то попытается мне помешать, это будет расценено, как открытое неподчинение правительству.
— Или вы убираете своих людей с улиц, или я буду действовать иными методами. Имейте это ввиду, — Ростислав завершил вызов и, откинувшись на высокую спинку вращающегося кресла, платком вытер пот со лба. Разговор дался тяжело, а внутри кипело негодование, которое великий князь сдерживал изо всех сил.
— Наглец, — пробормотал он под нос. — Ну ничего… посмотрим, кто кого.
Высокая дубовая дверь тихонько скрипнула, и на пороге показалась супруга Ростислава — Василиса Фёдоровна, происходящая из тверского княжеского рода Тучковых. Это была фигуристая дама в возрасте. Сейчас на ней был длинный махровый халат, по плечам разметались светлые крашеные волосы. Вид Василиса Фёдоровна имела заспанный.
— Не ожидала твоего возвращения сегодня, — она зевнула. — Что-то случилось? Почему весь дом на ушах стоит?
— А ты не знаешь? — удивился Ростислав. — У нас в городе настоящую войну устроили. УВР совсем обнаглело: Дуплова арестовали, Артёма Вострякова арестовали, в боярском районе стрельба.
— Ох, беда-то какая, — Василиса села в кресло. — Всё так серьёзно? А мы тут и не знаем ничего. Дети в безопасности?
— Я не звонил ещё в академию. Меня поставили бы в известность, если б что-то случилось.
— И всё же перевезти бы их сюда.
— Не думаю, что такой шаг оправдан.
— Ты говоришь, что на в городе стрельба, и считаешь, что думать о безопасности детей неоправданно? — нахмурилась Василиса.
— Не так всё страшно, — Ростислав подпёр голову кулаком и выключил экран смарта. — Просто какая-то мелкая сошка возомнила из себя чёрт знает что. Не зря, видать, отец хотел от Москвы отделиться. С нашим-то севером это не мы должны держаться за Союз, а Союз — за нас. А они что творят? Но если тебе так будет спокойнее, пусть дети переедут сюда, только не по главной дороге, она перекрыта.
— Что значит, перекрыта?
— То и значит, — Ростислав угрюмо посмотрел на супругу. — Броневики стоят, загородили проезд. Только через Липицы можно выехать.
— Ты звонил канцлеру? Он в курсе произвола?
— Думаю, ему плевать. А вот кто надо, те в курсе, иначе их пешки бы так не наглели. Ну всё, всё, дорогая, — раздражённо произнёс Ростислав. — Много звонков надо сделать. Боюсь, сегодня спать не придётся. А ты иди. Завтра утром поговорим.
— Да, конечно. Всё же Оле и Веронике позвоню. Неспокойно у меня на сердце.
Василиса ушла, а Ростислав остался заниматься делами.
Было пять утра, когда он решил достучаться до главы УВР, князя Суражского. Но попытка обернулась провалом. Ответил секретарь Суражского, сообщил, что князь занят, и попросил перезвонить после обеда. Это была неслыханная наглость. Однако Суражский мог позволить так себя вести, поскольку род его был на короткой ноге с Голицыными.
Однако Ростислав негодовал. Хотелось вывести на улицы войска и выпроводить из города этих наглецов, тем более воевода сообщил, что силы УВР невелики. Но приходилось сдерживаться. Нельзя было позволить гневу взять верх. Сейчас, как никогда прежде, требовались холодный рассудок и ясность ума.
Следующим, с кем связался Ростислав, был князь Антон Святославович Львов — уполномоченный наместник канцлера в Новгороде. С Антоном Святославовичем у Ростислава были отношения, которые можно назвать если не дружескими, то весьма тёплыми. Знакомство они водили уже давно.
Князь Львов ответил сразу, сказал, что уже знает о проблеме, но сделать пока ничего не в состоянии, поскольку УВР ему не подчиняется. Львов долго распинался о том, что просто произошло недоразумение, заверил, что он лично обратится к канцлеру и обязательно уладит проблему.
«Ну да, как же, — подумал Ростислав, — обратится он. К кому? К марионетке Голицыных? Какой смысл?» Львов всегда был таким: мог наплести с три короба, причём наплести убедительно, а на деле пальцем не пошевелит.
В общем, тут тоже оказался тупик. Надо было действовать самостоятельно.
Тем временем, по сообщению воеводы, стрельба в южном районе утром возобновилась, причём в столкновении участвовали боевые дружины новгородских семей. Требовалось срочно вмешаться.
Очередной звонок секретаря не стал неожиданностью.
— С вами желает говорить Борис Ростиславович Безбородов, — сообщил секретарь.
— Соедини, — велел Ростислав, озадаченный звонком председателя общесоюзной княжеской думы.
— Доброе утро, Ростислав Васильевич, — зазвучал в наушниках тёплый бас Бориса Безбородова. — Важный разговор к вам имею. Знаю, у вас проблемы некоторые возникли с внешней разведкой, вот и решил лично позвонить. Только по защищённому номеру, пожалуйста, давайте пообщаемся.
Вопреки ожиданиям ночью штурма не случилось. Мои силы к утру полностью восстановились, даже синяки и ссадины уже болели поменьше, и я решил прорываться, пока не стало слишком поздно. Нас тут либо голодом заморят, либо стянут армию и возьмут здание штурмом, чем постоянно грозил мужик с рупором, который раз в полчаса призывал меня сдаться.
А армию действительно стягивали: под окнами уже стояли шесть лёгких броневиков. Три — со стороны главного входа, три — со стороны чёрного. Но бронетехника — полбеды. Если среди собравшихся внизу вояк есть хотя бы один такой же мощный энергетик, какого мы еле-еле победили вдвоём с Марией, дела плохи. Но ничего другого, кроме как пробиваться через всю эту толпу, мне не оставалось.
Одна проблема: со мной была Ира, и это значительно усложняло задачу. Не получится просто раскидать всех и удрать под пулями, надо ещё и Иру вытащить, да так, чтобы её не подстрелили. И тут я не мог гарантировать успех, а потому было тяжело решиться на такой шаг.
Само собой спать сегодня не пришлось. Каждую минуту я ожидал начала штурма, и едва внизу слышалась возня, тут же хватал карабин и побегал к окну. Но штурм не начинался.
В доме увээровцев не было. Я проверил обе лестницы. Поговорив с охранниками на первом этаже, выяснил следующее: поскольку здание принадлежит жилищной компании одного из княжеских родов, УВР не может находиться тут без разрешения. Это официально. По факту же они устроили перестрелку на подземной стоянке, из-за чего пострадали машины жильцов. Больше не наглели, но много ли им понадобится времени, чтобы получить разрешение на проведение здесь операции, я не знал. Скорее всего, как только, так сразу.
Уже поздно вечером ко мне заявились двое: один седой старик, второй — мужчина помоложе. Представились какими-то боярами, фамилии их не запомнил. Эти двое принялись убеждать меня, что я должен сдаться, потому что осада доставляет серьёзные неудобства жильцам. В случае отказа грозили судом и иском за причинённый ущерб. Выпроводил их вежливо, но твёрдо.
Было почти пять часов утра. Мы с Ирой сидели на полу в коридоре при свете фонариков наших браслетов и жевали холодные кебабы, запивая газировкой. В окна били прожекторы, но плотные шторы в комнатах не пропускали свет. В квартире царил мрак. Ира немного успокоилась после вечерней перестрелки, но всё равно была сама не своя. Её причёска взлохматилась, взгляд блуждал. Но она не жаловалась, не плакала, вела себя спокойно, держа эмоции внутри, почти всё время молчала.
— Ты уже восстановился? — спросила она.
— Да, по ощущениям — в норме. Закинуться таблеткой — и вперёд.
— Значит, по нам опять будут стрелять?
— Да, будут. Но скоро это закончится.
— Ты-то энергетик. Тебе всё равно, — в голосе её послышалась обречённость.
— Нет, мне не всё равно. Если с тобой что-то случится, я не прощу себе этого.
— По-другому никак?
— Прикалываешься? — я горько усмехнулся. — Разве что отрастим себе крылья и улетим.
Ира промолчала. Кажется, она всё понимала, просто цеплялась за какой-то призрачный шанс избежать грядущего кошмара.
Я обнял её, Ира положила голову мне на плечо.
— Больно, когда попадают? — она потрогала оставленный пулей синяк на моей руке.
— По-разному. Иногда даже не чувствуется, а иногда больно. Зависит от типа пули и её кинетической энергии. Чем мощнее боеприпас, тем быстрее он ослабляет защитную оболочку. Иногда может и пробить.
— Как всё сложно.
— А что ты хотела? Это целая наука. Многое ещё зависит от личных показателей. Например, у энергетика пятого ранга средняя прочность оболочки — как правило, в районе ста тридцати-ста пятидесяти удельных единиц на квадратный сантиметр. Это эквивалентно примерно двум метрам гомогенной брони. Но с истощением баланса прочность снижается.
— Интересно.
— Ага. Когда я был в спецотряде, много изучал эту тему.
— А у тебя сколько?
— Немного побольше, но не сильно. Прочность оболочки зависит от твоего внутреннего состояния, а время, которое ты можешь держать урон — от общего энергетического баланса. У меня баланс солидный, и я могу пережить много попаданий, и под огнём проживу дольше, чем боец пятого ранга, но прочность примерно такая же.
— Надеюсь, ты долго проживёшь, — задумчиво произнесла Ира.
— Мы проживём очень долго, — я включил весь свой оптимизм, который, как и энергия, значительно истощился вчера вечером, вот только, в отличие от энергии, он никак не восстанавливался. — Ну а если подохнем — судьба, значит. По хер. Я один раз уже подыхал, больше не страшно.
— А куда мы пойдём, когда выберемся отсюда? — спросила Ира.
У меня не было ответа на этот вопрос. Действительно, куда? Связь отсутствовала, и я не знал, что с моей семьёй: кто на свободе, кто арестован. Даже не знал, что творится в городе. Мы с Ирой находились в полной изоляции.
Разумеется, нас объявят в розыск, а если так, значит, счета уже заблокированы, а документы недействительны. Без денег, без паспортов, без машины, без содействия родни идти просто некуда. Единственный вариант — это попросить помощи у Марии и ГСБ, когда вырвемся отсюда. Мария-то точно в курсе того, что происходит. Но для начала надо покинуть квартиру и придумать, как связаться с ней.
— На север, в леса, — сказал я.
— Сейчас уже холодно. Где будем ночевать?
— Выкопаем нору, будем греться в обнимку.
Ира хохотнула, да и я тихо рассмеялся столь нелепой мысли.
— А ты мёрзнешь? — спросила Ира.
— А почему нет?
— У тебя же энергия.
— Ну… — я почесал голову. — Говорят, если овладеть природной энергией, можно управлять температурой тела и ощущениями, но мне пока это не светит. Другие виды энергии ничего подобного не позволяют. Так что пуля меня не убьёт, а вот замёрзнуть насмерть — раз плюнуть. Хотя… — я задумался. — Если энергия заживляет раны, может, и в случае обморожения не даст сдохнуть? Не пробовал, и желания нет, если честно. Да ты не переживай, придумаем что-нибудь. У меня есть оружие, будем охотиться. С голода не помрём. А согреться можно у костра.
— Ты… сейчас это всё серьёзно? — Ира обеспокоенно посмотрела на меня.
— Всякое может случиться. Надо готовиться к худшему.
— Думаешь, всё так плохо? Николай не поможет? Или ГСБ? У тебя же есть там друзья.
— Друзья — громко сказано. Все эти «друзья» просто хотят использовать меня. А Николай, может, уже и сам в тюрьме. Кто знает, что Голицыны задумали.
Последнее было не совсем правда. Я догадывался, в чём проблема. Не зря Голицын звонил мне с угрозами. Он что-то знал о моих связях и о тех планах, которые готовят противники нынешней власти. А поскольку я продолжал с ними сотрудничать, то, наверное, УВР нашло, что мне пришить. Если столь влиятельные люди захотят запрятать меня в подальше — запрячут, не вопрос.
— Поспишь, может быть? — спросил я. — Часок хотя бы? Неизвестно, что нас ждёт завтра.
— Нет. Я не хочу спать. Лучше давай просто посидим. Вдруг завтра мы… — Ира сделала паузу, — расстанемся, — выдавила она, наконец.
Я промолчал.
— У нас давно этого не было, — сказала она.
— Знаю, почти с самой свадьбы. А ты хочешь прямо сейчас? Мне кажется, плохая идея. Вдруг начнётся штурм, а мы тут…
— Ага, — Ира вымученно улыбнулась. — Глупо получится. Да я и сама не смогу расслабиться. Просто жаль.
— Такое ощущение, что ты меня уже хоронишь.
— Не то, что бы…
— Эй, не вешай нос, — подбодрил я её. — Всё не так плохо.
— Ну… не знаю. Я много раз думала о смерти последнее время. Но это ожидание просто выматывает. Поскорее бы всё случилось.
Я чувствовал примерно то же самое, как и в тот день перед боем, когда мы сидели в подвале полуразрушенного дома и ждали приказа идти в атаку. В те полчаса было страшнее всего. Поэтому я представлял, каково сейчас Ире.
— Ты права. Сейчас пойдём уже… — я замер, прислушиваясь. — Погоди, там какой-то шум.
На улице началась суета, послышались окрики. Я вскочил и, подбежав окну в гостиной, приоткрыл штору. Сотрудников УВР что-то встревожило. Они пристроились за машинами, словно готовясь стрелять. Я даже подумал, что начинается штурм, предупредил Иру и приготовил карабин.
Я стоял у окна, наблюдая за противником сквозь щель в шторах, когда кто-то заколотил во входную дверь квартиры. Я пулей вылетел в прихожую. Удары повторились.
— Кто? — спросил я.
— Открывай, Артём, — голос был знакомый. — Это Валера,
— Ты один?
— Один. Да не волнуйся ты. Я не с ними. Пришёл узнать, как у тебя дела.
Я отодвинул шкаф и посмотрел в глазок: перед дверью стоял широкоплечий парень в чёрном осеннем полупальто. Он действительно был один.
— Заходи, — я повернул ручку замка и открыл дверь.
— Как ты тут? — Валера ввалился в квартиру, неся на плече тяжёлую на вид сумку. — Темно, как у чёрта в жопе, — он поставил сумку на пол, а я осмотрел лестничную площадку и запер дверь.
— Да, электричество нам отрубили, а заодно связь и интернет… Но в целом всё отлично. Все живы.
— Не унываешь, смотрю. Хорошо, — он прошёл в гостиную и, приоткрыв штору, выглянул в окно.
— Не подходи к окнам, — предостерёг я. — Они под прицелом. Как тебя пустили? И что ты тут делаешь?
— Знаю-знаю. Говорю же, проведать пришёл, — Валера приземлил свою тушу на диван. — Мы, как узнали, что тебя пытаются арестовать, всю дружину подняли. Все за тебя переживаем. А как пустили-то? Просто взял и вошёл. Они не решились в меня стрелять. Какое они имеют право меня, княжеского сына, останавливать? Иду, куда хочу. И обратно пойду — пальцем не тронут.
— Понятно всё с тобой. Как видишь, мы с Ирой тут сидим и ждём, что будет. У остальных-то как дела? Ещё кого-то арестовали?
— Да непонятно пока. Николай звонил, ему не позволили из поместья выехать. А вот главу тайного приказа УВР повязало и оккупировало их контору на Козьмодемьянской.
Я присвистнул. Похоже, Голицыны арестовывают всех причастных к заговору. Значит, угрозы главы МСБ были не пустыми словами. Интересно, что стало с Марией и остальными, кто участвовал в наших тайных встречах?
— Ну а теперь ты рассказывай, — велел Валера. — Что натворил? Из-за чего вся эта кутерьма?
— А пёс его знает, — я сел в кресло подальше от окна. — Мне пока обвинение не зачитывали. Мало ли к чему УВР решило прицепиться?
— Что-то не верится, что ты ничего не знаешь. Почему именно ты? К оружейке отношение не имеешь, и летом, когда облава была, тебя не тронули. Что изменилось? С кем ты связался?
— Честно: понятия не представляю, что им от меня надо. Возможно, это как-то связано с убийством Василия Борецкого.
— Да? — Валера сверлил меня испытывающим взглядом. — Думаешь, дело в старом князе?
Я пожал плечами:
— Может быть.
— Странно это.
— Возможно, и другое, — я решил приоткрыть завесу тайны. — Видишь ли, Дуплов и ещё несколько человек из Москвы предложили мне баллотироваться в канцлеры на следующий год.
— Серьёзно?
— Ага. Вот я и думаю, Голицыны испугались, что власть их пошатнётся, и своих шавок послали.
Пришлось кое-что рассказать. Не всю правду, конечно, я открыл, про разговор с Оболенскими я умолчал, сообщил лишь про то, как меня Безбородов и Дуплов уговорили участвовать в выборах. Болтать про серую зону я посчитал пока излишним, но скрытничать тоже было нельзя. От того, поверит ли сейчас мне Валера или нет, зависела наша с Ирой судьба. Надо было добиться поддержки от семьи.
— Ты же понимаешь, что это значит, — подытожил я. — Если стану канцлером, это многое изменит в расстановке сил в стране. Новгород получит больше влияния, наша семья, кстати — тоже. Но Голицыным это не нужно. Кроме того, на нашей стороне Оболенские — их лютые враги.
Валера долго думал, морща лоб, а потом произнёс задумчиво:
— Сволота они, конечно, эти Голицыны. Проучить бы их не мешало.
— Проучить — это хорошо. Только мы беспомощны против них. Они — власть.
— Для меня власть — великий князь новгородский, — в голосе Валеры слышалось возмущение. — А остальные — сволота, которых гнать надо отсюда поганой метлой, пока они тут корни не пустили и всех нас не сгнобили. Мало было, когда отца арестовали? Молчали ведь все сидели, как крысы. Половину семьи в тюрьму упекли — никто даже не пикнул. Теперь за тобой пришли. Нет, — покачал он головой, — это не правильно. Ладно, оставим рассуждения до лучших времён. Сам-то что делать собираешься? Вижу, тут забаррикадировался. Ну а дальше что? Есть план?
— Выходить из окружения, — сказал я. — Хорошо, что ты пришёл. Расскажешь, что там творится и сколько у противника сил. И да, хотелось бы знать: мне помогут?
— Ну допустим, семья тебя спрячет. Коля хоть и испугался с УВР лбами сталикваться, но он не откажется. А как ты собрался здание покинуть?
— Через главный вход. У меня есть волшебная таблетка. Она повышает управляемость внешней энергией. Выйду, разметаю всех, кто там есть, и мы с Ирой убежим через парк.
— Силёнок хватит? Перед главным входом человек тридцать и три броневика.
— Видел. Ещё и за домом караулят. Но думаю, справлюсь. Энергия есть, оружие тоже. Вот только, кажется, надо поторапливаться.
— Ну что ж… — Валера почесал подбородок, подумал минуту. — Знаешь, а давай-ка помогу обиться от этих шавок внизу? Поддержу огнём.
— В смысле? Нет, ты не лезь. Это мои проблемы.
— Да плевать. У меня на площади броневики стоят, вся дружина мобилизована. Если прикажу, по увээровцам откроют огонь.
— Не хочу тебя впутывать. Лучше уходи.
Валера хмыкнул:
— Глупости не болтай: кто ж меня выпустит? Теперь только с боем прорываться.
— Ты говорил, выпустят. Или что, повоевать захотелось?
— Да вот что-то руки чешутся пиздюлей отсыпать ублюдкам.
Валера был настроен серьёзно. Не знаю, что им двигало: то ли так мне хотел помочь, то ли — за отца поквитаться и за унижения, которые наша семья испытала. В любом случае, мне это было только на руку.
— А если тебя арестуют? — спросил я.
Валера не ответил, а встал с дивана и притащил из прихожей сумку, которую с грохотом опустилась на стол. Расстегнув молнию, он достал из сумки энергетический карабин — почти такой же, как у меня, но с удлинённым стволом, модернизированным облегчённым цевьём и коллиматорным прицелом закрытого типа. Следом были извлечены подствольный энергоблок, батареи и магазины.
— Должно хватить, — сказал Валера. — Плюс у тебя пушка. Прорвёмся.
— Да ты псих, — покачал я головой.
— Бывает иногда.
Последнее, что он извлёк — рацию. Включил.
— Седьмой, я внутри, — сообщил он. — Всем приготовиться. Скоро начнём.