Выбить почву из-под ног, а не коврик. Тебе лучше это знать.
Я мысленно пнула себя за это, спускаясь вниз по лестнице на урок французского.
Это была глупая ошибка, за пределами моего понимания контекстов и мертвый груз, который показывал, что я была другой. Путаница с ковриком/почвой уходит в те далекие дни, когда я пыталась понять нюансы разговорной речи. Я думала, что обучилась этому много лет назад. Это только доказывало, насколько сильно он застал меня врасплох. Из всех людей, Зейн Брэдшоу завел меня в тупик.
Говоря об этом, он хотел отдать должное Рейчел.
Большую часть времени, чтение мыслей было очень сомнительным делом. Человеческий разум это бурлящая масса полу-законченных наблюдений, мимолетных ощущений и эмоций, и воображаемых сценариев, проигрывающихся на невидимом экране. Это было одной из причин, почему мой отец предостерегал меня от использования способности, в качестве основы для принятия решения.
Когда человек взволнован, очень сложно определить ход его мыслей. Эмоции переполняют человека и почти блокируют все остальное. Но эти эмоции, когда не хватает нужных деталей и оттенки серого, затуманивающие сознательные мысли, могут подсказать линию поведения, основанную на вашем настроении, нежели что-то отчетливо сформулированное.
Проклятье, я зол.
Мысли Зейна были также запутаны и хаотичны, как и у любого другого. Не удивительно. Но одна мысль была очень громкой и отчетливой: он был зол на Рейчел.
Я не была уверена, что она сделала и почему, сегодня все было по-другому, но он решил, что с него достаточно. Я, безусловно, понимала это чувство, хотя было сюрпризом, обнаружить это чувство в Зейне.
Но вот что поразило меня, так это то, как близко я была к тому, чтобы согласиться. Желая увидеть, как Рейчел упадет под колеса своих же махинаций… я хотела этого так сильно, что могла почувствовать привкус крови. Или возможно это от того, что я закусила внутреннюю сторону щеки, сдерживая себя от того, чтобы сказать да.
— Бонжур, мадемуазель Такер. Хорошо, что вы решили присоединиться. — Сказала миссис Леноси, когда я вошла в класс через минуту после звонка.
Волна шепота и смешков прокатилась по классу, и мое лицо залилось краской. Слишком много всего произошло, и было трудно сдерживать себя, чтобы не опуститься на самый низкий уровень. Большое спасибо Зейну.
Я села в дальнем углу класса, положив свою сумку на пол. Нагнувшись, чтобы вытащить блокнот и ручку из своей сумки, заметила, что мои руки дрожат.
Это было так нелепо. Зейн не обратится ко мне снова по вопросу о Рейчел, или по любому другому.
Разве что, я не захочу этого. Еще одно оказанное давление на меня и я, вероятно, сдалась бы, вопреки всем своим убеждениям. Моя человеческая сторона бушевала в клетке, требуя, чтобы ее выпустили.
Нет. Я не могу позволить этому произойти.
Я постаралась сосредоточиться на лекции миссис Леноси, быстро записывая ее слова в своем блокноте и мысленно корректируя ее зверский акцент. "Je vais" слышалось как "Juh vaze". ("Я иду" слышалось как "Йе итду").
Но идея отомстить Рейчел, плетя интриги против нее, с тем, кто был для нее другом… заставила меня рассмеяться. Это было головокружительно и мстительно, Рейчел заслуживала это. Я не могла добраться до ее деда — это было бы слишком опасно — но таким коварным способом, я могла бы нанести удар им обоим.
Хотя, это было невозможно. Снова слишком много правил. Я не знала Зейна и не доверяла ему. Даже притом, что я была полностью уверена, он не обманет меня, но я все равно не могла ему доверить. Это был неоправданный риск.
Я стиснула зубы. Это было тем, с чем я боролась ежедневно, ежечасно. Я чувствовала себя, как куча крайностей, связанных вместе. Голос в голове указывал на факты и всевозможные сценарии, бурю эмоций, порывы желаний и потребностей, которые заглушат все, если я им позволю.
Кроме отрывочной информации, которую нашла за годы поиска в Интернете, я еще много не знала о своем наследие, будто только, что прибыла издалека. Но логика — и различные интернет ресурсы — внушили мне, что «Розуэлльский пришелец 5» вышел из продвинутого общества. Создание новой технологии, которая позволила бы им появиться здесь, пройдя невероятные барьеры — подобно путешествию со скоростью превышающую скорость света — может происходить только благодаря интеллектуальному превосходству, упору на науку, логику и стратегию. Они использовали весь свой потенциал, и не тратили его на мелкие расовые разногласия, религию, экономический статус, сравнение жабр с легкими, или на что-то другое.
Они — кем бы они ни были — поднялись выше своих примитивных инстинктов, чтобы открыть что-то удивительное.
И как только они прибудут сюда, преодолев много тысяч световых лет, человеческая часть моего сознания застрелит их, из страха или ненависти, или может быть от всего этого вместе.
Впечатляет, правда?
Но для меня было важно помнить, что в этой конкретной ситуации, как и в большинстве других случаев, поддаваться своей человеческой стороне, было бы очень опасно. Возможно, выполнимо, но опасно. Я хотела, жаждала и нуждалась, как никто другой. Но моя нечеловеческая сторона знала, что поддаваться было бы рискованно; это может привести к последствиям, из-за которых моя жизнь или свобода будут под угрозой. Я была готова к рискам, но они должны быть связаны с эмоциями. Эмоции так часто подводили людей. Они хотели чего-то большего, чем им положено. Желание чувствовать связь с другим человеком, любить или ненавидеть кого-то — разрушало все это, оставляя вас открытыми и уязвимыми.
Логика была звуком, который спасал меня бесчисленное количество раз.
Только один раз, моя человеческая сторона проявила себя. Понимаете?
В ту последнюю ночь, в лаборатории, это был инстинкт, желание выжить любой ценной, которое отвергло шепот логики, заставив меня вылезти из-под своей кровати, по настоянию охранника, человека, который стал моим отцом.
Я покачала головой. Тогда все было по-другому. В том случае, был вопрос жизни и смерти.
Была середина ночи, когда взорвалась бомба. Этого я, конечно, не осознавала в то время. Позже я узнала, что люди, протестующие против генетических экспериментов над беззащитными животными, послали бомбу в пакете. Она взорвалась в почтовой комнате, этажом выше моего жилого помещения.
Но я знала и помнила только то, что спала, а в следующее мгновение я оказалась на полу, в темноте наполненной дымом, съежившись под своей опрокинутой кроватью, в то время как стены тряслись, а потолок грохотал. Я не была даже уверена в том, что заползла ли я под кровать или она сама перевернулась под силой взрыва бомбы. Сирены взвизгнули над головой, больно резанув по ушам, но я не смогла поднять руки, чтобы прикрыть их. Моя правая рука болела, вероятно, был перелом, и я сильнее прижала ее к груди.
Аварийное освещение замерцало, стараясь осветить темноту. Я смогла достаточно разглядеть, чтобы увидеть кровь, пропитывающую белые рукава моей форменной одежды. Были небольшие порезы на кистях рук, и вероятно еще больше на локтях. Игры и книги на полках были опрокинуты на пол. Малюсенькие осколки стекла рассыпались по всей комнате, сверкая, как бриллианты в неровном освещении. Кроме того, стеклянная стена, которая иногда казалась плотной, была разбита. Гигантская трещина расползалась по гладкой поверхности с тысячью мелких зигзагов. Внизу, стекло полностью разрушилось, трещины переходили в зияющие дыры с острыми и неровными краями. Комната наблюдения, откуда за мной наблюдали доктор Джейкобс и техники, была темной и казалась меньше, чем обычно, заполненная незнакомыми предметами. Я не поняла, что это было, потому что все оборудование было раскидано в беспорядке в центре комнаты и, казалось, что стены стали провисать.
Провода дымились и трещали.
У меня ушла секунда на то, чтобы собрать все факты воедино: я была одна, без присмотра, можно было убежать.
Сразу две противоборствующие силы внутри меня встали по разные стороны.
«Беги».
«Но это может оказаться испытанием, ловушкой».
«Или все же это не ловушка. Беги!»
Последний крик прозвучал настолько громко в моей голове, что я вскочила на ноги и быстро пошла в сторону разбитого стеклянного окна, дрожа.
Но спор у меня в голове продолжился.
«Ты не знаешь, каково это — жить СНАРУЖИ. Это опасно».
«Не так опасно, как оставаться тут. Ты знаешь, что они заставили тебя сделать с Джерри. Как ты думаешь, что будет дальше? Иди быстрее!»
Но была проблема, неважно как громко кричал голос в моей голове или, как быстро я шла, но побег будет не легким делом. Начнем с того, что пол в комнате наблюдений был на несколько футов выше, чем в моей клетке — чтобы лучше видеть тебя, моя дорогая.
Чтобы перелезть, я должна была дойти туда и как-то перебраться со сломанной рукой через острые края стекла в окне.
Я стояла перед оконной стеной, размышляя над всеми вариантами — разбить оставшуюся часть стекла; нет, у меня нет на это времени — в тот момент проскользнула тень по комнате наблюдений.
Инстинкт велел мне спрятаться. Я побежала обратно к своей опрокинутой кровати и легла на полу.
Я сидела очень тихо, когда появился Марк Такер, прокладывая свой путь через упавшее оборудование в комнате наблюдения.
Тогда, он еще конечно не был моим отцом. Но я узнала его, не смотря на пыль в волосах и сажу на лице. Он был новым охранником, не таким как все.
Охранники патрулировали по двое, по обычному расписанию, по другую сторону стеклянной стены, и я никогда не обращала на них внимания, потому, что казалось, что они не замечают меня, не смотря ни на что (кричи, умоляй, и истеки кровью) и на происходящее прямо перед ними. Теперь я знаю, почему они так поступали, их нанимали за их осмотрительность и вдобавок им хорошо платили.
Но однажды, вскоре после этого… инцидента с Джерри, я сидела в углу своей комнаты, отказываясь смотреть обучающее видео. Как собрать и разобрать M16, если мне не изменяет память. Я повернулась спиной к видео и смотрела сквозь стеклянную стену. Доктор Джейкобс, находившийся по ту сторону, вскользь угрожал мне, но я игнорировала. Пассивное сопротивление было единственной защитой, которая у меня была в тот момент.
Когда пришли охранники, чтобы, что-то доложить доктору Джейкобсу, я заметила кое-что необычное. Один охранник, приближающийся к стеклянной стене… он что-то делал.
После проверки, убедившись, что доктор Джейкобс вовлечен в обсуждение, я немного вылезла из-за угла, чтобы лучше рассмотреть.
Хоть человек и был сосредоточен на разговоре с доктором Джейкобсом, отвечая на его вопросы, его рука двигалась взад-вперед. Волной. Традиционный способ приветствия, когда расстояние или какая-то ситуация не позволяют сказать человеку «привет».
Я втянула воздух и выпрямилась. Этот человек махал мне. Он увидел меня.
Прежде, чем я успела ответить — или осознать, что правильней было бы махнуть ему рукой в ответ — мониторы слежения за моим сердцем, давлением и дыханием стали мигать очень ярко, привлекая внимание доктора Джейкобса.
Охранник махнул и дальше пошел со своим напарником, а доктор Джейкобс перевел все свое внимание на монитор показаний, а затем на меня, пытаясь понять, что вызвало такую реакцию.
Я проигнорировала все его вопросы, отказываясь даже посмотреть на него. Я не расскажу ему эту тайну, зная, что «дедушка Арти» сделает из этого эксперимент. Или средство, которым будет заставлять меня делать то, чего я не хочу.
Но я рассматривала все очень внимательно — каждый шаг охраны, каждую смену. Что я должна была сделать? Это был единственный охранник, который помахал мне рукой. И к моему удивлению, он делал это каждый раз, когда проходил мимо меня. Это не было случайностью. Когда доктор Джейкобс следил за мной более внимательно, охранник становился послушным, как и все остальные.
Теперь, этот охранник шел к разбитой стеклянной стене, целенаправленно ко мне. Он дошел до угла и выбил оставшиеся острые осколки в нижней части окна. Когда осколки упали внутрь, он осторожно наклонился.
— Давай, я знаю, что ты там. — Прошептал он.
Я отступила назад, подальше от своей кровати.
— Ты не должна бояться.
Исходя из моего маленького опыта, это заявление свидетельствовало о том, что я должна бояться. И я боялась. Я не смогла понять из его мыслей ничего, кроме смутного чувства разочарования и беспокойства. Это само по себе было немного страшно. Я привыкла к тому, что могу "слышать" человеческие мысли, даже если не всегда могла их понять…
Я слышала, как его ботинки хрустнули по битому стеклу, когда он сделал шаг.
— Если ты хочешь, чтобы я помог тебе выбраться отсюда, то у нас не так много времени.
Беспокойство в его голосе, наконец, дошло до меня. Он был по-настоящему обеспокоен. Почему? Однозначно, если он будет ждать слишком долго, охранники придут сюда, чтобы помочь ему. Его не нужно было бояться.
Я оставалась на месте, ожидая, что он обратиться за помощью или нападет на меня.
Вместо этого он вздохнул.
— У меня маленькая девочка, не на много старше тебя. Она была больна в течение длительного времени. Она ненавидела находиться в больнице, когда в нее тыкали иголками. Я могу представить, что это означает для тебя. Это не правильно.
Я почувствовала его возмущение, перемешанное с любовью к дочери, с усталостью и беспокойством. Учитывая, как мало я узнала о нем, он был сосредоточен на двух вещах: мой плен и его дочь.
— Я думаю, что смогу вытащить тебя на свободу, если ты доверишься мне, — сказал он.
Я резко поднял голову. Он сказал волшебное слово. Ну, то, которое было волшебным для меня. Прижимая свою руку к груди, я придвинулась ближе к краю кровати и взглянула на него.
— На свободу?
Он медленно кивнул, будто резкое движение могло напугать меня.
— Ты хочешь оказаться на свободе?
Прямой вопрос такого рода, как правило — тестовая проверка. Я задумчиво уставилась на него.
— Доктор Джейкобс будет зол, если я уйду.
Мужчина не отмахнулся от моих слов и не сказал мне, что я неправа. Вместо этого он просто посмотрел на меня.
— А чего бы ты хотела?
Насколько я помню, он был первым, кто задал мне этот вопрос. Обычно, тот, кто был в комнате наблюдений, говорили мне то, что надо сделать. Давали свои команды по внутренней связи.
Но этот человек… он ждал моего ответа в углу комнаты. Ему не было поручено вытащить меня или накричать, чтобы я делала все то, что он скажет. Он спрашивал меня. И только год спустя, я осознала, почему это так сильно поразило меня — мой отец был первым, кто обращался со мной, как с человеком.
Наполовину опасаясь, что это был тщательно продуманный трюк, я встала, мои внутренности дрожали от страха и предвкушения.
— Я хочу уйти. На свободу.
Он протянул мне руку.
— Тогда пошли.
Я помедлила, пытаясь продумать все до конца. Наконец, голос, который кричал на меня ранее, ударил по вискам.
«Кто-нибудь придет за тобой рано или поздно. А этот, бросил вызов доктору Джейкобсу. Прямо как ты. БЕГИ. СЕЙЧАС!»
И моя логика дала мне объяснение: даже если это окажется трюком, я буду в большей безопасности с ним, чем с другими, кто придет позже за мной.
Поэтому я отошла от своей кровати — мира, который я знала — чтобы взять его за руку. Это оказалось самым лучшим решением, принятым мною. За исключением, возможно, отказа сотрудничать с доктором Джейкобсом, но даже это имело непредсказуемые последствия, с которыми я до сих пор борюсь.
Мне повезло, что мой отец использовал сходство своей дочери, с ребенком, который выглядел довольно странно и рискнул спасти меня. И я не смогла отплатить ему за его смелый шаг, делая неверные шаги. Не для Дженны этим утром, и определенно не с Зейном. Его план, несмотря на то всю его заманчивость, имел слишком много погрешностей, слишком много возможностей того, что ситуация может выйти из-под контроля.
Так что мне придется продолжать, что я и делала.
Разочарование несет в себе горький привкус, и я попыталась вспомнить, что съела на завтрак час назад. С облегчением, поняла, что моя еда осталась нетронутой.
Телефон в боковом кармане рюкзака вдруг резко загудел и испугал меня. Я ждала, когда миссис Леноси повернется лицом к доске, и затем нагнулась и вытащила его, чтобы посмотреть полтора десятка новых сообщений от Дженны. Должно быть, я пропустила их из-за шума в холле.
"Ты идешь, верно?"
"Я здесь. Где ты?"
"Где ты?!!!!"
"Ариана? Ты обещала!"
"Я не могу поверить в то, что ты просто оставила меня здесь!"
И, наконец…
"Какой же из тебя друг."
Я вздохнула. К сожалению, сегодня определенно был не мой день.