Правила отбора

Глава 10

— Привет!

Вошедший в зал Михаил Дмитриевич, прежде чем сесть, не спеша осмотрелся и только затем протянул руку Синицыну.

— Давно ждёшь?

— Не знаю, — на лице профессора блуждала улыбка, словно его мысли витали сейчас где-то далеко-далеко.

Смирнов приподнял бровь, но спрашивать дальше не стал. Пока не стал. Просто сел в угол, на то же самое место, которое занимал месяц назад, во время памятной встречи, когда он узнал о записке Андрея и о секретном отделении в портфеле Синицына.

В отличие от прошлого раза, народа в пивной было немного. В каждом из залов по два-три посетителя, и даже у барной стойки никто не тянул тёмный портер или ирландское светлое.

Причина понятна. До конца рабочего дня ещё далеко, основная публика подтянется ближе к семи, когда пробки на дорогах достигнут пика, а моросящий дождь загонит в многочисленные магазины, кафе и питейные заведения даже тех, кто туда изначально не собирался.

— Что будете заказывать?

Михаил Дмитриевич неспешно раскрыл меню.

Нарисовавшаяся возле столика официантка терпеливо ждала.

— Сырные шарики, гренки с чесноком и пинту «Килкенни».

— Горячее?

— Нет, спасибо. Возможно, попозже.

Девушка закрыла блокнот и ушла, а спустя две минуты перед Смирновым уже стояли пара тарелок с нехитрой закуской и изогнутый тюльпаном бокал красноватого пива, увенчанный шапкой пены толщиной ровно дюйм, словно её взбивали и отмеряли специально.

— Сто девятнадцать, пятьдесят три.

— Что? — бывший «чекист» с недоумением посмотрел на профессора.

— Я говорю, ирландское здесь наливать не умеют, — вздохнул тот. — Good things come to those who wait. Мне «Гиннесс Драфт» принесли меньше, чем через минуту, и это форменное безобразие. Его должны были наливать ровно сто девятнадцать и пятьдесят три сотых секунды, причём, в два этапа…

— Тут тебе не Англия и не Ирландия. Привыкай, — усмехнулся Смирнов. — Или устрой скандал и потребуй, чтобы налили ещё раз и как положено.

— Да ну. Неохота, — отмахнулся Синицын. — И потом, раз сразу не сделали, значит, вообще не умеют.

— А ты научи.

— Зачем? — пожал плечами профессор. — Иностранцы сюда не ходят, а наши… Нашим, как назюзюкаются, абсолютно по барабану, что наливать, как наливать, куда наливать… главное, чтобы было налито, остальное пофиг.

Смирнов засмеялся.

— Да. Пожалуй, ты прав. Нашим действительно всё равно, — он отхлебнул из стакана и вопросительно посмотрел на друга. — Ну, что у нас нового?

— Нового? — Синицын порылся в портфеле и выудил оттуда сброшюрованную пачку бумаг. — Вот, посмотри. Тут полная спецификация заказанного оборудования.

Михаил Дмитриевич раскрыл «брошюру» и углубился в чтение.

Читал он достаточно долго, медленно перелистывая страницы и регулярно возвращаясь к уже прочитанному. Минут через двадцать он отложил бумаги и задумчиво пробормотал:

— Итак, если я правильно понял, сейчас нам, кровь из носу, требуются пять с половиной лимонов.

— А? Что? — вскинулся вновь «ушедший в себя» Александр Григорьевич.

Подполковник неодобрительно покачал головой.

— Шура, если бы я не знал, кто ты такой, я бы подумал, что ты влюбился.

— Почему влюбился? Ничего не влюбился, — уши у Синицына вдруг покраснели, а сам он стал похож на взъерошенного воробья. — Просто задумался.

— Точно? — Михаил Дмитриевич насмешливо посмотрел на учёного.

— Ну… да. Просто я это… ну, в общем, ничего серьёзного. Так. Обычно, — совсем стушевался тот.

— Ладно. Проехали. Не хочешь рассказывать, не рассказывай, — смилостивился «фээсбэшник». — Лучше скажи, как срочно нам требуются деньги?

— Так бы сразу и говорил, а то завёл, блин, какую-то ерунду, — проворчал Синицын. — Квадрупольные резонансные трубки стоят недёшево, а очередь не меньше, чем на полгода. Однако нам повезло. Один мой коллега из Университета Манчестера неделю назад отменил заказ на партию из двадцати штук, а я успел его перехватить. Прождал бы ещё неделю, трубки ушли бы к индусам…

— Платить когда? — перебил приятеля Михаил Дмитриевич.

— Платить? Ну… вообще я договорился, что аванс до двадцатого, а полный расчёт в течение месяца.

— Первый транш — как написано? Сорок три тысячи фунтов?

— Ага. Тогда запускают в работу. Поставка — середина ноября, но деньги до этого должны быть заплачены сто процентов, иначе даже аванс не вернут.

— А растаможка?

— С таможней будет нормально. Оборудование пойдёт по каналу научно-технического обмена, вместе с другими позициями в целом по Институту и Академии. Обычно это занимает дня три, так что… — Синицын развёл руками.

— Я понял, — кивнул Смирнов, после чего внезапно нахмурился.

— Что? Проблемы с деньгами? Не сможем аванс заплатить? — тут же заволновался учёный.

«Чекист» дёрнул щекой.

— Аванс-то как раз сможем, а вот потом…

Профессор смотрел на него выжидающе.

— В общем, три с половиной у нас сейчас есть, ещё пять будут не ранее декабря. На фирме все деньги до Нового года расписаны. Если я вытащу раньше хотя бы лимон, всё гавкнется.

— Что гавкнется?

— Контора гавкнется, и мы вместе с ней, — вздохнул Михаил Дмитриевич. — Лично всю бухгалтерию прошерстил. Лишнего там действительно нет, непредвиденные почти по нулям и если изъять из оборота то, что нам нужно, объект не закончим. Твою, между прочим, лабораторию… И убыток такой, что лучше сразу в бега. Ни с людьми рассчитаться, ни с государством.

— Хреново дело, — почесал в затылке Синицын. — А что, других поступлений нет?

— Увы. Свои сбережения я уже все вложил. Ты, как я понимаю, тоже, — Смирнов невесело усмехнулся. — Осталось только украсть. Или ограбить кого-то.

— Я не умею грабить.

— Лиха беда начало. Научишься, — «фээсбэшник» допил залпом пиво, вытер губы и окинул доктора наук оценивающим взглядом. — Отрастишь бороду, возьмёшь полосатый топор и на трассу — бэхи и мерины останавливать.

— Это ты, типа, шутишь что ли? — догадался Синицын.

— В каждой шутке, Шур, всегда имеется доля шутки, — снова вздохнул Смирнов. — А вообще, надеяться надо на лучшее. Заплатим аванс, а там видно будет. Как-нибудь вывернемся, не впервой…

— А тут хорошо. Спокойно.

Лариса, закутавшись в одеяло, стояла на самом краю скользких мостков и смотрела на уходящую вдаль озёрную гладь. Ни волн, ни ряби, ни ветерка. Предутренний туман, поднимающийся от воды, делал её похожей на старинное зеркало, слегка мутноватое, колдовское, подёрнутое паутиной трещинок и царапин — то ли отражением не слишком ровного дна, то ли застывших на гладкой поверхности и никак не желающих утонуть травинок и веточек.

— Тебе не холодно?

Подошедший к девушке Александр Григорьевич заботливо накинул на её плечи ещё и куртку. Лариса невольно вздрогнула, но затем улыбнулась и прижалась спиной к обнявшему её мужчине.

— С тобой — никогда.

Они стояли так секунд сорок, наслаждаясь близостью и романтикой окружающей их природы. Свежестью осеннего утра, оглушающей тишиной Плещеева озера, лишь изредка нарушаемой одиночными всплесками где-то за кромкой тумана, тянущимися от леса запахами сырой хвои, смолы и опавших листьев… А вот цивилизации здесь не чувствовалось совершенно. Дрова в печи давно прогорели, а новых Шура решил не подбрасывать. Всё равно их требовалось сперва наколоть, потом занести в дом, топор в избушке отсутствовал, а идти искать его среди ночи Синицыну совсем не хотелось, да и необходимости не было. Профессору-физику и аспирантке-гуманитарию было тепло и без печки. А временами даже и жарко. Жарче, чем знойной тропической ночью на необитаемом острове, посреди огромного океана, где на тысячу миль на юг и на север, на запад и на восток ни единой живой души, только они одни, одни на всём белом свете. Мужчина и женщина. Нашедшие, наконец, свои половинки…

— Знаешь, Шур, я не была здесь лет двадцать, а ничего почти и не изменилось, — Лариса словно очнулась от грёз и указала глазами на растущие вдоль берега камыши. — Мы с папой ходили там, бывало, часами, искали, может, туда рыба какая-нибудь заплыла, а мама кричала с берега, чтобы мы выходили, а то простудимся.

— А вы?

— А мы говорили, что уже всё, идём, но не шли, а мама сердилась и обещала оставить нас без обеда, а ещё пугала, что нас унесут цапли, и тогда я и вправду пугалась и хваталась за папу, думая, что сразу двоих цаплям будет унести тяжело, поэтому они на нас не нападут… Боже, как давно это было. Как было тогда хорошо… — девушка тяжко вздохнула. В её словах чувствовалась неподдельная грусть.

— А сейчас? — голос мужчины звучал напряжённо.

— Сейчас? — Лариса потёрлась щекой о профессорскую щетину и зябко поёжилась, будто бы приглашая обнять её ещё крепче. — Сейчас тоже хорошо. Очень хорошо. Ты даже представить не можешь, как мне сейчас хорошо.

— Ну, почему не могу? Могу, — улыбнулся в ответ Александр Григорьевич. — Не одной же тебе быть счастливой. Мне тоже хочется.

— Правда?

— Правда.

— Тогда пошли в дом?

— Как скажешь…

И они пошли. Скользя по мосткам, смеясь и поддерживая друг друга. К виднеющейся в тумане избушке. Единственной ставшей на выходные жилой среди двух или трёх десятков разбросанных по берегу гостевых домиков.

Синицын знал, что туристы такое время не жалуют. Им подавай лето, когда тепло, или зиму, когда по замёрзшему озеру можно кататься на лыжах, снегоходах и буерах, или хотя бы весну, когда с каждым днём солнце светит всё ярче, распускаются листья, трава становится зеленее, а ночи короче… Сейчас же — увы, дожди, холодно, середина осени, «не сезон».

Однако Шура ничуть не жалел. Наоборот, он был благодарен Ларисе за то, что она вытащила его сюда из пасмурной скучной Москвы. За то, что они полдня гуляли по Переславлю-Залесскому, пусть и под зонтиком, зато вместе. Сидели в уютном кафе, восхищались старинными монастырями и храмами, фоткались на фоне многочисленных утюгов в «одноименном» музее, искали дорогу к ботику Петра Первого и гостиницу на берегу, затем долго грелись в машине, ожидая, когда им откроют домик и подсоединят его к электричеству, а потом была ночь, смятые простыни, горящий в печке огонь, играющие на стенах отблески пламени, тени на потолке и страстное «Да! Да! Ещё! Хочу! Ну же! Не останавливайся!..»

Наверно впервые за много лет Шура Синицын был по-настоящему счастлив. Счастлив безумно, и этому сладостному ощущению ничто не могло помешать. Ни морось, ни холод, ни знание, что уже сегодня надо возвращаться в столицу, по той же дороге, где сутками раньше они с Ларой попали в настоящую переделку, но всё же сумели из неё выпутаться. Вместе, как и положено…

— Не суетись. Просто следи за дорогой. Всё хорошо, ты никаких правил не нарушаешь, — успокаивал доктор наук вцепившуюся в руль Ларису. По её словам, она ещё никогда не уезжала на автомобиле так далеко от дома и потому побаивалась — вдруг что-нибудь случится с машиной или она сама запутается, куда ехать, и в итоге заедет куда-нибудь не туда.

— Заедем — выедем, эка печаль, — высказался по этому поводу Александр Григорьевич, но девушку это, увы, не приободрило.

— Ну да, тебе хорошо говорить, ты же не за рулём.

— Какие проблемы? Давай я поведу.

Однако и на это предложение — о! женщины — Лара не согласилась.

— Нет. Если ты будешь делать всё за меня, я ничему тогда не научусь.

— Хорошо, будь по-твоему, — пожал плечами Синицын. — Тогда я просто…

— Будешь командовать, куда ехать и когда поворачивать.

— Договорились…

Быть штурманом Шуре понравилось. Лариса слушалась его буквально во всём и любые команды выполняла беспрекословно. Правда, иногда слишком рьяно, не глядя ни в зеркала, ни на дорожные знаки, ни на разметку.

— Ну, ты же сказал правее, откуда ж мне знать, что там кто-то едет? — невинно хлопала ресницами автоледи после очередной «переставки», в «надцатый» раз едва ли не чудом избежав столкновения с попутной фурой-Нивой-Газелью.

В ответ профессор лишь возводил очи горе и продолжал терпеливо «руководить процессом».

Впрочем, примерно к сотому километру шоссе девушка всё-таки приноровилась к трафику и стала чувствовать себя намного увереннее, чем в начале пути.

А потом, уже в Ярославской области, трасса сузилась до двух полос, пошли непрерывные подъёмы и спуски, начал накрапывать дождик, и Лара вполне предсказуемо скинула скорость до минимума. Минут через пять за ней выстроилась целая очередь из желающих обогнать медлительную неумеху. Нежданная пробка рассасывалась почти четверть часа. Участков, где обгон разрешён, здесь было немного, а вот опасных поворотов и встречных, наоборот, с избытком, поэтому плетущиеся позади на манёвр решались не сразу, а когда всё-таки выполняли его, то, по всей видимости, испытывали просто нереальное облегчение и практически поголовно выражали эмоции экспрессивным размахиванием рук и нервными гудками клаксонов.

В такие моменты Лариса то готова была едва ли не разреветься, то стискивала вдруг зубы и начинала шипеть, как разъярённая кошка, и Александру Григорьевичу приходилось её успокаивать, говоря, что «всё в норме» и «нечего обращать внимание на разных психических». Иногда это помогало, а иногда — не очень. Тем не менее, проблемы обгона решались, автомобилей сзади становилось всё меньше, и, в конце концов, на хвосте у ярко-синего Пежо-207 осталась висеть только одна машина — какая-то явно не новая, но затонированная в хлам Ауди без номеров.

— Чего он мне всё моргает? — кипятилась Лариса. — Куда я отсюда денусь? Здесь даже обочины нет.

Обочина здесь, конечно, была, но специально останавливаться на ней, по мнению Шуры, не стоило.

— Не волнуйся, тут дальше развилка, а перед ней, скорее всего, расширение. Уйдёшь правее и пропустишь долдона. Пусть гонит, авось на гаишников попадёт.

— Ладно. Уйду.

Александр Григорьевич не ошибся. Перед развилкой дорога и в самом деле расширилась на одну полосу. Лариса тут же включила поворотник и начала перестраиваться. Слава богу, не слишком быстро, иначе Синицын попросту не успел бы ничего сделать. Ауди без номеров вдруг резко ускорилась и тоже рванула правее. Это движение Шура определил интуитивно, по рёву мотора и мелькнувшему в зеркале силуэту.

— Осторожнее! — единственное, что он сумел, это схватиться за руль и не дать девушке вывернуть ещё больше…

— Ай!

Визг тормозов. Машина идёт юзом.

Глухой удар справа, словно в крыло или дверь что-то бросили.

Ауди проносится мимо, от неё отлетают какие-то ошмётки: не то зеркало, не то «габариты», не то вообще — бампер с подкрылками.

Оба авто останавливаются.

— Я что, ударила их, да? Ударила?

Лара всхлипывает и закрывает лицо руками, потом хватается за ручку двери, начинает лихорадочно оглядываться, пытается попасть пальцем в кнопку замка, дёргает рычаг передач, рвёт ручник…

— Сиди спокойно. Никуда не выходи. Я сам. Это подстава.

Девушка испуганно замирает.

— Подстава?

— Сто процентов, — мужчина старается говорить спокойно, но напряжение в его голосе всё-таки чувствуется.

— Ой! И что теперь будет?

Лариса в ужасе зажимает ладошкой рот, её глаза округляются.

— Что будет, что будет… нормально всё будет, — морщится Александр Григорьевич. — Главное, сиди тихо, не дёргайся. Я сам разберусь.

Хлопает дверца.

Девушка остаётся одна…

— Мужик, ты чё?! Охренел, в натуре?! — выскочивший из Ауди «пассажир» раскинул веером пальцы и принялся беспорядочно крутить ими, изображая «крайнюю степень возмущения».

— Б…! Всю шкуру, урод, содрал! Подфарники, зеркало, дверь… — не отставал от него «хозяин-водитель». — Да ты ваще понимаешь, на сколько попал?! У меня же обвес — новьё, три косаря зелени, мать твою в дышло!..

Продолжая изображать крутых, они шаг за шагом приближались к застывшему на обочине «Пыжику». Между машинами было не больше пятнадцати метров.

Шура тоже решил не стоять на месте. Подпускать подставщиков близко к автомобилю ему не хотелось, поэтому он вышел вперёд и поднял руки в примирительном жесте.

— Мужики! Всё нормально. Никто никого не трогает. Поговорили, разъехались. Ничего не было, все при своих.

— Чего?! — оба жулика от такой «наглости» буквально опешили. — Да ты нам весь борт прочертил! А ну, показывай свой!

— Ничего показывать не собираюсь. И вообще — вызываю гаишников и звоню аварийному комиссару. Пускай они разбираются, — Синицын демонстративно вытащил телефон и даже принялся нажимать на нем какие-то кнопки.

— Мужик. Ты не понял, — тон «хозяина» Ауди стал угрожающе-ласковым. — Тебе же по-русски сказали. Ты попал. Нам твои комиссары пох. Расплачиваться будешь здесь и сейчас.

— Или баба твоя расплатится, — глумливо добавил второй, делая шаг к загораживающему дорогу Александру Григорьевичу.

Этого Шура стерпеть не смог. Он вспомнил, как месяц назад двое таких же пытались ограбить его около дома, стукнув по голове чем-то тяжёлым, а он их даже не видел. Чувство беспомощности перед подобными отморозками казалось настолько обидным, что ещё тогда ему хотелось сгореть от стыда и перед спасшим его Сергеем-охранником, и перед Смирновым… а теперь вот и перед Ларисой. Ведь если его сейчас снова побьют, а он не ответит…

«Если драки не избежать, бей первым!»

Так объяснял ему в своё время Андрей.

Так говорил Михаил Дмитриевич.

Так когда-то советовал и отец…

Кулаки Синицын решил не использовать. Не потому что совсем не умел, а потому что голова весила гораздо больше. Ей-то он как раз и боднул подобравшегося вплотную «качка-пассажира». Решение оказалось правильным. Нокаутированный противник осел на землю, словно внезапно собрался передохнуть после долгих и непосильных трудов.

— Ах ты… гадёныш! — «хозяин» Ауди, увидев, что случилось с подельником, остановился и сунул руку за пазуху.

«Плохо дело, — мелькнуло в мозгу. — Если у него там травмат или пушка…»

Додумать эту мысль Александр Григорьевич не успел…

— Вот тебе! Вот тебе, сволочь! — выскочившая из машины Лариса, отчаянно визжа, выставила вперёд руку с баллончиком. Мощная струя «перцового» газа ударила жулику прямо в рожу.

— На! На! Получи! — девушка не смогла удержаться, чтобы не пнуть рухнувшего на колени мошенника.

Тот даже не думал сопротивляться. Схватившись руками за морду, он мелко трясся и выл что-то нечленораздельное.

— Быстро в машину! Уходим! — Синицын с трудом оторвал Ларису от поверженного уркагана. Она пинала его с какой-то непонятной не то яростью, не то одержимостью, словно тот был её личным врагом, которого требовалось если и не убить, то, как минимум, покалечить.

— Тварь! — девушка последний раз припечатала урку, потом плюнула на него и лишь затем кинулась к водительской дверце.

Торопиться действительно стоило, поскольку из Ауди вылезли ещё двое. Оба с бейсбольными битами. Дожидаться, когда они подбегут, Синицын не стал. На этот раз он поступил ещё проще. Подобрал валяющийся на отсыпке камень и со всей силой швырнул его в ближайшего из противников.

— А-а-а-ё! С-с-сука! Ты мне ногу сломал! — выронив биту, тот шмякнулся на асфальт и ухватился руками на ушибленное колено. Второй, видимо, испугавшись, что его сейчас тоже приложат, шарахнулся в сторону и принялся беспорядочно размахивать инвентарём для заокеанской «лапты» — типа, не подходи, убью!

Убивать его Шура, конечно, не собирался и даже драться не помышлял.

— Гони, пока не очухались! — он резво нырнул в авто, Лариса рванула рычаг, «Пыж» сделал едва ли не полицейский разворот и, подняв кучу пыли с обочины, унёсся прочь по шоссе…

Лишь через три километра девушка решилась, наконец, сбросить скорость со ста двадцати до восьмидесяти и нервно выдохнула:

— А если догонят?

Синицын глянул на зеркала и невозмутимо заметил:

— Вряд ли. У них сейчас другие проблемы.

— А если милицию вызовут? Или дружков?

Доктор наук рассмеялся.

— Вот чего-чего, а милиции, то есть, полиции им как раз до полного счастья и не хватает. А что до дружков, то их просто нет. Это не местные. Это гастролёры.

— Почему гастролёры?

— Носы горбатые, — пожал плечами Синицын. — И не окают…

Обратно в Москву они возвращались той же дорогой.

— Думаешь, опять нарвёмся на этих, которые вчера были? — спросила Лариса, когда Александр Григорьевич в очередной раз посоветовал ей не разгоняться и быть аккуратнее.

— Нет, на этих уже не нарвёмся. Этих давно уже след простыл.

— А что тогда?

— Ведёшь чересчур… уверенно что ли.

— Разве это плохо? — девушка с недоумением покосилась на спутника.

— Хорошо, если бы ты водила давно. Но если ещё вчера ты побаивалась, а сегодня — нет, то это ложное ощущение. На дороге, как в жизни, какие только ситуации не происходят. Всех их предусмотреть невозможно, а умение предугадать приходит лишь с опытом. У молодых водителей этого опыта кот наплакал, зато уверенности в себе хоть отбавляй.

— Ты сейчас прямо как мой отец говоришь.

— Твой отец был человеком умным, — улыбнулся профессор. — Но ты, наверно, считала его занудой.

— Ну… не без этого, — засмеялась Лариса. — Но к тебе это не относится. Просто… — она на секунду задумалась. — Просто ты сегодня какой-то хмурый. Словно тебя что-то волнует, что-то не очень приятное. Вот я и подумала, может, это из-за подставщиков?

— Нет. Тут другое, — покачал головой Синицын. — У нас получились отличные выходные, а теперь, увы, сказка закончилась, надо возвращаться домой, к старым проблемам.

— У тебя есть проблемы? — в глазах девушки мелькнул интерес.

— Есть, как не быть? — вздохнул Шура.

— Расскажи мне о них.

— Зачем?

— Психологи говорят, если с кем-нибудь поделиться своими проблемами, решить их потом будет легче.

Александр Григорьевич посмотрел в окно, потом почесал за ухом. Весь его вид выражал сомнение.

— Да ты не бойся, — продолжила Лара. — Я никому об этом не расскажу. Просто выслушаю тебя и всё. Ну, может, совет какой-то дурацкий дам. Но ты на него внимания не обращай. Тут важен сам факт рассказа.

— Ладно. Попробую, — решился доктор наук. — Может, и правда, что-то придумается.

— Давай. Я слушаю, — девушка даже скорость немного снизила, чтобы поменьше отвлекаться на дорожную ситуацию. Синицын же откинулся затылком на подголовник, прикрыл глаза и начал неторопливо рассказывать. Как и неделю назад, он ничего не говорил о путешествиях во времени и посланиях в прошлое. Он говорил лишь о друге, которого надо спасти…

— Значит, проблема только в деньгах? — пробормотала Лариса минут через пять, когда рассказ завершился.

— Не совсем, — мужчина помотал головой. — Проблема в том, чтобы они появились вовремя. На всё про всё у меня есть месяц. Потом будет поздно.

— А этот твой друг… Ты его давно знаешь?

— Тридцать лет, — вздохнул Александр Григорьевич. — Мы вместе учились.

— А ты уверен, что твой прибор поможет ему?

— Уверен. Более того, знаю, что только моя установка сможет вывести его из комы.

— Так почему бы тебе не объяснить это докторам?

— Если бы ты была доктором, ты бы поверила? — усмехнулся Синицын.

Девушка наморщила лоб.

— Наверное, нет, — ответила она секунд через десять. — Врачи — люди консервативные. Пока пациент в больнице, они и сами не будут испытывать на нём неапробированные методы лечения, и другим не дадут. Но если больного выпишут или, к примеру, переведут в какую-нибудь экспериментальную клинику…

— Собственно, это я и собираюсь сделать, — скромно сообщил доктор наук.

— Перевести друга в другую больницу?

— Почти. Я собираюсь выкрасть его, а потом вылечить.

Лариса с изумлением посмотрела на спутника.

— Не отвлекайся, а то в аварию попадём, — улыбнулся тот.

— Ой! Извини, — девушка вновь сосредоточилась на дороге.

Примерно минуту она просто вела машину и следила за обстановкой на трассе, однако со стороны было видно, что всё это время она напряжённо думала.

— Всегда полагала, что учёные — это авантюристы, но чтобы настолько… — в голосе Лары чувствовалось искреннее восхищение. — И ты знаешь, мне это нравится. Я даже сама не прочь поучаствовать… Нет-нет, — остановила она вскинувшегося было профессора. — Я не собираюсь навязываться, я о другом. Ты помнишь, где я сейчас работаю?

— Эээ, в аспирантуре РГГУ… нет? — Шуре неожиданно стало стыдно, ведь он вправду забыл, что говорила девушка про свою работу.

— Я так и знала, — рассмеялась Лариса. — Все настоящие учёные не только авантюристы, но и рассеянные до невозможности. Я, Шур, не только учусь, но и работаю в одной крупной инвесткомпании. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?

— Ты хочешь сказать, что ты… что ваша компания… — начал, наконец, догадываться Синицын.

— Да, Шур. Именно это. Наша компания может проинвестировать твои исследования. Суммы от миллиона до трёх — такие вопросы решаются на уровне старшего менеджера, причём, достаточно быстро. Неделя, максимум, две.

— Но ты же не старший менеджер, — усомнился профессор.

— Конечно, — кивнула Лариса. — Однако я хорошо знаю их всех, поэтому в курсе, к кому обратиться и кто наверняка не откажет. Ну что? Согласен попробовать?

Синицын молчал почти две минуты.

— Знаешь, Лар… я должен подумать…

— Хорошо, — не стала настаивать спутница. — Только учти, будешь тянуть, помочь другу не сможешь. Сам говорил.

— Я помню, Ларис… я помню…

— Тарас Степанович, парни надбавку требуют, — ресторатор без приглашения уселся напротив полковника и бросил на стол пачку бумаг.

— Что это? — Тарас брезгливо подцепил двумя пальцами верхнюю, глянул, что там написано, после чего презрительно фыркнул. — А боевые они случайно не требуют?

— Это не шутки, — обиделся О́скар. — Все справки и выписки настоящие. Гураму сломали нос, Мишико — ногу, а Заза, мало того, что чуть зрения не лишился, ему эта дура ещё и ногой по причинному месту заехала, да не один раз.

— Молодец девка! — расхохотался «чекист». — А я ведь предупреждал, не надо Зазу к ней подсылать, она его терпеть не может.

— Может, не может, какая разница?! Мы на такое членовредительство не подписывались!

— Неужели? — приподнял бровь Тарас.

— Ну да. Была договорённость просто пугнуть, и всё.

— С Зурабом вы тоже об этом договорились?

Собеседник мгновенно сдулся.

— Но вы же… вы же пообещали, что всё пройдёт тихо-мирно.

— Насчёт Зураба и его людей я ничего никому не обещал, — голос полковника стал жёстче. — Девица и её приятель повели себя вполне адекватно, а вот ваши бойцы показали себя откровенными идиотами. Начали беспредельничать, за это и получили.

— А этот приятель, он что, тоже с Зурабом знается? — осмыслив сказанное, осторожно поинтересовался Оскар.

Тарас глубоко вздохнул.

— Если бы этот профессор тоже оказался человеком Зураба, мы бы сейчас не разговаривали. Тем не менее, именно через него мы можем выйти на господина Мгалоблишвилли, выявить его связи, а после прищучить и закрыть лет на двадцать, если не больше.

— Всё-таки чёрный бухгалтер? — понимающе хмыкнул грузин.

— Не совсем, но близко. Поэтому повторяю. Никаких лишних шагов, никаких наездов, никакого членовредительства. Обещаю, как только операция завершится, я отдам эту девку вам и вашим ребятам, и делайте с ней, что хотите.

— Ловлю вас на слове, Тарас Степанович, — довольно осклабился Оскар, поднимаясь из-за стола. — Прошу прощения, что потревожил.

— Не за что, Оскар Шалвович.

Тарас проводил взглядом удаляющегося ресторатора, затем едва слышно буркнул под нос «Дебилы, б…» и принялся продумывать план предстоящей беседы с Джонни. Цээрушник не О́скар, его на мякине не проведёшь, да и отчёт от девки он уже наверняка получил… Действительно, сука. Надо потом и вправду отдать её О́скаровым бойцам, пускай позабавятся…

— Ну что, какие у нас на сегодня новости?

— Всё как обычно. Одна хорошая, одна плохая. С которой начать? — Михаил Дмитриевич пожал профессору руку и уселся на ставшее уже привычным место в углу.

Они опять, как и неделю назад, встречались в «ирландском» пабе. По мнению Смирнова, это заведение вполне подходило для тайного рандеву, плюс пиво здесь подавали приличное и кормили не в пример лучше, чем в обычном фастфуде.

— С плохой, — усмехнулся учёный, пододвигая товарищу бокал с пенным напитком. — Вот, специально для тебя заказал и проследил, чтобы налили правильно.

— В два приёма, за сто девятнадцать секунд?

— Сто девятнадцать и пятьдесят три, — поправил Синицын.

— Неужели с секундомером стоял?

— Почти… Да ты пей, пей, чего тормозишь? Ну и рассказывай заодно, что там у нас плохого…

— Да то же самое, что и раньше. Денег нет и пока не предвидится, — Смирнов отхлебнул пива, одобрительно крякнул и, подняв стеклянный бокал, глянул его на просвет. — А что? Неплохо. Лучше, чем в прошлый раз.

— Вот и я о том же, — фыркнул профессор. — Важно не только произвести, надо ещё и оформить правильно, чтобы душа радовалась.

— Душа, говоришь? — Михаил Дмитриевич поставил бокал на стол и, чуть прищурившись, посмотрел на приятеля. — Ну, тогда слушай вторую новость. Хорошую. Помнишь, мы говорили о том, чтобы найти подходящее место для установки?

— Помню.

— Так вот. Я это место нашёл.

— Не посоветовавшись с Андреем? — недоуменно приподнял брови Синицын.

— Представь себе, да, — Смирнов откинулся к стенке, снова взял в руки бокал и ещё раз приложился к напитку. — Горчит. Это хорошо.

— Что хорошо? — не понял профессор.

— Всё хорошо. И пиво хорошее, и место для твоего прибора.

— Да что за место-то? — не выдержал Шура.

— Отличное место, просто отличное, — бывший «чекист» уставился на собеседника немигающим взглядом. — В нашей конторе, Шур, работает один весьма интересный товарищ. Зовут его Борис Маркович Кацнельсон. Знаешь такого?

— Кацнельсон? Борис? — голос профессора звучал несколько ошарашенно. — Ну, в общем, да. Знаю. Его отец тоже танкистом был, как и мой. Три года в одном экипаже, от Сталинграда и до Берлина. Так что, сам понимаешь, было бы странно, если бы я не знал его сына.

— А я вот, как видишь, не в курсе, что вы знакомы, — покачал головой Михаил Дмитриевич. — Недоработка, однако, с моей стороны. Ну да не важно. Главное, что он, ты и Андрей, все вы друг друга знаете. Отсюда и выбор. Место, которое известно всем вам.

Синицын ненадолго задумался, потом поднял глаза на Смирнова и медленно произнёс:

— Кажется, я догадываюсь, о каком месте ты говоришь. У Кацнельсонов, помнится, была дача в Хлебниково. Они построили её году эдак в семьдесят третьем… или в семьдесят пятом… Ну да, точно, в семьдесят пятом. Тогда как раз Союз-Аполлон полетел. Я там даже бывал когда-то. Если Борис её не продал, место и вправду отличное. От института недалеко, дом тёплый, зимой можно жить, народу в посёлке немного, особенно, в конце осени, заборы высокие, никто ни к кому не заглядывает…

— Угадал, — улыбнулся «чекист». — Кацнельсон эту дачу не продал. Он отдыхает на ней каждое лето, а в зиму сдаёт студентам, как и его отец в середине восьмидесятых. Сейчас дача свободна, в 82-м, как я понимаю, тоже. Где-то до декабря надо решить, берём мы её или нет.

— А что тут думать? Берём. Такой шанс упускать нельзя.

— Согласен, — кивнул Михаил Дмитриевич. — Но тут опять вылезает вопрос с деньгами.

— Нам её не на что снять? — удивился Синицын.

— Да нет. Проблема вся в том, что снять-то мы снимем, но только здесь и сейчас. А в 82-м, пока ты не соберёшь прибор, об этом никто не узнает. Ни ты тамошний, ни Андрей, ни, тем более, Кацнельсон.

— Да. Это и, правда, проблема, — почесал затылок профессор. — Но ты знаешь, — он вдруг весело подмигнул приятелю. — Я думаю, что сумею её решить.

— Ты? Как?!

— Как-как… — пожал плечами доктор наук. — Добуду недостающую сумму. И — всё.

Смирнов недоверчиво посмотрел на Синицына.

— Уверен? А то ведь, смотри, ввяжешься в какую-нибудь авантюру…

— Уверен, Миш. Уверен, как никогда…

Шура не стал сообщать другу подробности вчерашнего разговора с Ларисой. И про неё саму не стал пока говорить. Рано ещё. Сперва надо дело сделать. То есть, встретиться со старшим менеджером компании «Реалар-инвест» и договориться с ним об условиях инвестирования проекта. В том, что договориться получится, Александр Григорьевич не сомневался. Недаром ведь вчера вечером Лариса передала ему двести тысяч рублей, пояснив, что это как бы залог будущего соглашения и что за эти деньги поручилась лично она, и если их Шура не примет… В общем, пришлось принять. Иных вариантов у него просто не было…