Правила отбора

Глава 12

— Доброе утро, Степан Миронович.

— Доброе, Юрий Павлович, — Свиридяк спрыгнул с турника и утёр выступивший на лбу пот. — Честно сказать, не думал, что вы придёте.

— Почему? — удивился «контакт».

Подполковник пожал плечами.

— Холодно сегодня, а вы, англосаксы, мороз не любите.

Партнёр хмыкнул.

— Вы правы. Мороз я действительно не люблю. Но дело есть дело. Негоже его откладывать, даже если на термометре минус.

Бородатый «интеллигент» в накинутой на спортивный костюм меховой куртке уселся на лавочку для отжиманий и, невольно поёжившись, вопросительно посмотрел на Степана Мироновича.

— Ну-с, чем порадуете? Что выяснили об объектах?

Прежде чем ответить, Свиридяк, словно бы расслабляя натруженные на турнике мышцы, сделал несколько маховых движений руками, потом натянул на голову вязаную шапку и не спеша огляделся. Сегодня в парке народу немного. А в этой части «Лосиного острова» и вовсе — только они двое. Внезапное, на фоне относительно тёплой осени, похолодание «напугало» и физкультурников, и просто прогуливающихся. Если бы этот каприз природы случился в конце ноября, никто и внимания не обратил бы и даже, наоборот, воспринял произошедшее с энтузиазмом — наконец-то, зима, а от лыжников с саночниками здесь было бы не протолкнуться. Сейчас же — только пронизывающий ветер, иней на ветках, замёрзшая грязь и пруд, покрытый ледяной коркой.

— Об объектах я выяснил всё, что вы хотели, и даже немного больше.

— Больше? Что больше? — «Юрий Павлович» заинтересованно подался вперёд.

Степан Миронович усмехнулся.

— Больше означает личный контакт.

— Вы с ними общались? — поднял бровь собеседник.

— Пока нет, но видел обоих и знаю, чем можно купить девицу, а через неё и парня.

— Уверены?

— Абсолютно.

«Физкультурник» на некоторое время умолк. Видимо, обдумывал сказанное.

— Да, инициатива разумная, контакт и вправду потребуется… — почесал он затылок. — Но всё же это не главное. Сперва я хотел бы услышать, что именно вы накопали про Клио и Селфера.

Свиридяк покачал головой.

— Не спешите, мой дорогой Юрий Павлович. Не спешите. Прежде чем я стану рассказывать, я должен кое-что уточнить.

— Уточнить? Что уточнить?

— Зачем вам нужны эти двое?

— Простите, Степан Миронович, но мы об этом не договаривались, — отрезал партнёр.

— Не договаривались, — кивнул Свиридяк. — Однако в свете произошедших недавно событий я вынужден требовать от вас именно этого. Мне нужна более полная информация. Слишком велик риск. Палиться на ерунде нет никакого желания. Вам, я думаю, тоже. Поэтому или-или. Или вы мне всё объясняете, или же я отказываюсь от сотрудничества.

— Вы забываетесь, подполковник, — нахмурился «Юрий Павлович». — Условия здесь ставлю я, а не вы. Ваше дело лишь исполнять приказы.

— Верно, — согласился Степан Миронович. — Тем не менее, я вынужден повторить. Или-или. Поверьте, у меня есть причины так поступать.

Мужчины сверлили друг друга взглядами секунд десять. Затем «интеллигент» дёрнул щекой и как бы нехотя поинтересовался:

— Ну, и что за причины?

Свиридяк облегчённо выдохнул.

— Дело всё в том, Юрий Павлович, что эту парочку разрабатываем не только мы.

— Кто?! — голос партнёра звучал напряжённо.

Подполковник пожал плечами.

— Мои коллеги из Главка. Специальная группа Управления «П».

— Но… как?! Как они узнали о них?! И как об этом узнали вы?

— Ответа на первый вопрос у меня нет, а со вторым всё достаточно просто. Через мою службу проходит значительная часть командировочных предписаний. Пару недель назад один из сотрудников группы летал в город, в котором родился Селфер. Другой последнее время почти постоянно находится в городе, где живут сейчас оба объекта…

— Значит, они всё-таки вместе? — невольно вырвалось у «Юрия Павловича».

— Вас это удивляет?

— Есть немного, — поморщившись, признался «контакт». — Что вас ещё в этом деле насторожило?

— Третье, что показалось мне странным, — продолжил Степан Миронович, — это то, что позавчера приказом начальника Главка работу группы перевели на особый режим. То есть, вся бюрократия, предписания, финотчеты, справки-согласования, запросы будут теперь идти спецпроцедурой, минуя и кадры, и бухгалтерию, и аналитиков. Однако и это ещё не всё, — подполковник перевел дух. — Последним из документов, который касался группы и проходил через наш отдел, был запрос в Рязанское управление о родственниках Елены Кислицыной.

Свиридяк замолчал. Молчал и его собеседник.

Похоже, что дело и впрямь принимало нешуточный оборот, и подполковник не зря рассчитывал на откровенность «хозяев из-за бугра».

Так и произошло.

После почти двухминутных раздумий «Юрий Павлович» всё же решился.

— Хорошо. Я думаю, вы имеете право знать. Но предупреждаю. Это знание может стать для вас приговором…

— Можете не предупреждать. Чай, не мальчик, — усмехнулся Степан Миронович…

Стыдно признаться, но то, что я чувствовал после случившегося, было не болью, не горечью и не отчаянием. Нет, я, конечно, страдал, но в то же время испытывал и… некое облегчение что ли. «Кошмар» закончился, дальше горевать ни к чему. Ведь, по большому счету, всё шло именно к этому. Рано или поздно, но обе девушки должны были встретиться, и они встретились. Причём, так, что выкручиваться было бессмысленно, а пробовать что-либо объяснить — бесполезно. Да и что я, в конце концов, мог объяснить? Что сам во всём виноват? Ну да, естественно, только зачем? Зная характер Жанны, уверен на двести процентов: она меня не простит. Точнее, простить-то, может, и сможет, но быть вместе… нет, уже нет. Ребёнок на стороне — это не просто повод для расставания, это крест на нашем совместном будущем. Нет его больше. Нет и не будет. Что бы я там себе не придумывал.

А что касается Лены… даже не знаю, что и сказать. Своего она, конечно, добилась. Теперь мне деваться некуда. И ведь как всё ловко устроила. Одним махом и соперницу устранила, и меня под правильное решение подвела. Типа, «как скажешь, так и будет». Знает же, наверняка знает, что ни бросить её теперь не смогу, ни аборт предложить.

И откуда у неё такие умения, такой опыт, такой прагматизм? В сущности, совсем ведь ещё молодая девчонка, двадцать с копейками, и училась не на психфаке или в разведшколе, а в самом обычном вузе… Кстати, если судить по срокам, ребёночка мы заделали сразу, на первом свидании. Мало того, складывалось ощущение, что случайным этот «залёт» не был. Оба раза я честно пытался прервать «процесс», и оба раза Лена не давала мне это сделать. Вроде и ненароком, «в порыве страсти», но я же, блин, не какой-то там пацан-неумеха, мог бы и сообразить, что «это жжж неспроста». Однако — увы. Не сообразил и повёлся. Действительно, как пацан, у которого все мозги в штанах, а не в голове…

Словом, в отличие от меня, дурака, Лена вела себя, и тогда, и потом, не как соплюха, а как опытная взрослая женщина, точно знающая, чего хочет от жизни и от партнёра, которого, как я теперь понимаю, сама же и выбрала. Отсюда, кстати, и главный вопрос сезона: почему она избрала меня, первокурсника из провинции, «бездомного, безденежного и безлошадного», а не кого-нибудь старше, умнее и состоятельнее?

Любовь с первого взгляда? Что ж, такое возможно, но верится слабо. «Поражённая в сердце и потерявшая голову» действовала бы по-другому. Хотя любовь у нас, безусловно, была. Причём, страстная, обжигающая, но… одновременно и выстраданная, и, я бы даже сказал, будто прошедшая испытания временем и разлукой. Словно бы Лена тоже была попаданкой, и в нашем с ней общем будущем произошла какая-то драма-трагедия, которую она теперь всеми силами пытается предотвратить. В эту версию, между прочим, хорошо вписываются и её «женский» опыт, и прагматизм, и точный прогноз о том, как изменятся люди лет через двадцать-тридцать, и даже умение хорошо играть в бильярд…

Увы, но у этой версии вероятность оказаться правильной ещё меньше, чем у той, что «с первого взгляда». Поскольку с Леной я раньше никогда не встречался. И, кроме того, такая Лена ни за что не дала бы мне десять дней на раздумья…

Ах, да. Её же в Воронеж услали, в командировку.

В любом случае, для меня это шанс. Возможность ещё раз обдумать случившееся и спокойно во всем разобраться. Что, как, почему и откуда…

Ещё один плюс: учёбу за это время можно как следует подтянуть. А то ведь, со всеми этими страстями-гормонами, я слегка подзабыл, где и когда нахожусь. Вылететь-то из института — раз плюнуть, а восстановиться — сложнее. Особенно после двух лет, отданных Родине на выполнение «священного долга». А если совсем «повезёт», то и трёх, поскольку кроме армейской службы в наличии имеется ещё и флотская…

«Новую» жизнь я, как и положено, начал в понедельник с утра.

Встал, умылся, побрился, сходил на лекции по аналитической геометрии и общей физике и, честно отсидев обе их до конца и даже кое-что законспектировав, с чувством выполненного долга отправился на обед.

Как ни странно, запал ученичества не иссяк и после обеда. Четыре подряд семинара — по химии, геометрии, физике и матану я посетил с той же добросовестностью, что и лекции. Мало того, на предпоследнем даже удостоился похвалы от преподавателя за парочку вовремя заданных вопросов и решённую раньше всех задачу о полом шарике, скатывающемся по поверхности сферы. В этом я даже Шурика опередил, он отыскал ответ на минуту позже. Впрочем, ничего удивительного. Синицын, хотя и гений, но в некоторых областях науки знаний и опыта ему пока не хватает. Особенно в тех, где его будущий-бывший приятель и защитился успешно, и десяток-другой статей успел накропать.

Вечером, не обращая внимания на шум за стеной и регулярно заглядывающих в комнату соседей («Нет ли чего интересного по телевизору?»), я основательно засел за учебники. Уже на этой неделе пора сдавать первые задания по предметам, а у меня в тетрадках ещё и конь не валялся. Не успею решить и оформить в срок три с лишним десятка задач, получу кучу проблем на экзаменах и зачётах. И не важно, кто будет их сдавать — я нынешний или будущий-прошлый, в случае неуспеха страдать будем оба. Поэтому лучше, как водится, перебдеть, чем кусать потом локти и посыпать голову виртуальным пеплом.

Задачами я занимался почти до полуночи, а когда голова начала пухнуть от разного рода дэ по дэ тэ, векторных скобок и кривых второго порядка, в дверях появился пропадавший до этого часа незнамо где Олег Панакиви.

— Андрюх! Ты здесь?! А я тебя по всей общаге ищу.

Я не спеша потянулся, отодвинулся от стола, зевнул и с интересом посмотрел на соседа.

— Долго ищешь. Я тут с восьми сижу.

— Странно, — почесал затылок Олег. — Я думал, ты тоже с матана слинял.

— Чего ради?

— Как это чего ради?! — брови Олега удивлённо вскинулись. — Сегодня в КЗ «Аквариум» выступал.

Я снова зевнул.

— И что?

— Ленинградский рок-клуб! Фестиваль в Тбилиси! Ты что, никогда не слышал?

— Ну, почему же не слышал? Слышал, — пожал я плечами, потом усмехнулся и тихонько пропел. — Он смотрел на следы её, жаждал воды её, шёл далеко в свете звезды её; в пальцах его снег превращался в сталь.

— Ух ты! Здорово! — восхитился Олег. — Это тоже сегодня было. А ещё можешь вспомнить?

— Могу, но не буду.

— Почему?

— Настроения нет.

— Ну и зря, — сосед бросил сумку и плюхнулся на кровать. — А ты где это слышал? Это же совсем новое.

— В другом времени и другом месте, — ничуть не покривил я душой.

— Понятненько, — Олег почесал несуществующую бороду и вдруг, словно бы что-то припомнив, уставился на меня немигающим взглядом. — Слушай. Тут мне говорили, на дискотеке в субботу какие-то парень с девчонкой классный танец показывали. Это случайно не ты был?

Я вздохнул.

— Случайно я. А что?

— Опаньки! — Олег подался вперёд. — Мне, понимаешь, все уши уже прожужжали. Твой это сосед или не твой? А я, блин, ни сном, ни духом.

— Кто прожужжал-то?

— Да есть тут… разные… — приятель оглянулся на дверь. — Что хоть за танец? Покажешь?

— Ну-у… — я сделал вид, что задумался.

— Да ладно, не жмись, показывай. Тут чужих нет, все свои, — подбодрил Олег.

— Хорошо, — махнул я рукой секунд через пять. — Только, боюсь, без музыки не получится.

— Музыку мы сейчас сделаем…

Олег отсутствовал не больше пяти минут. За это время я успел нацепить кроссовки, отодвинул к окошку стоящий посреди комнаты стол, убрал стулья… словом, как мог, подготовил площадку для очередной «презентации» шаффл-данса. Надеюсь, он всё-таки завоюет Союз, а за ним и весь мир. Вроде бы мелочь, но, с учётом попаданческого послезнания, ничем не хуже, чем «перепеть Высоцкого в 41-м». Тем более что парочку «Гудерианов» я уже как бы уконтропупил, пусть и не своими руками, а «командирская башенка на Т-34» в этом времени не слишком-то и нужна — с передовой наукой и техникой хроноаборигены и сами неплохо справляются.

— А вот и музыка! Как и заказывал.

Приятель вернулся не с пустыми руками. В правой он тащил катушечный магнитофон, в левой — коробку с бобинами. Следом за ним в комнату ввалился ещё один персонаж. Я его хорошо помнил по «прошлой» жизни. Игорь Бобылкин, в просторечье Боб, с нашего же факультета, только на два курса старше. Именно он у нас занимался организацией дискотек, концертов широко известных в узких кругах рок-команд и добывал новомодные музыкальные записи, как забугорные, так и отечественные.

— Не против, если я тоже гляну, — «культурно» поинтересовался он, протягивая мне руку. — Боб.

— Не против. Андрей, — ответил я на приветствие.

— Спэйс подойдёт? — Олег включил магнитофон в сеть, установил катушку и принялся заправлять ленту в лентопротяжный механизм.

— Вполне.

«Астра. Модель-209-стерео, — прочёл я на съёмной панели магнитофона. — Аппаратик зачётный. Расширенный звук, до двадцати килогерц, автостоп, счётчик, индикаторы на каждом канале. И ручка внизу. Олимпийский выпуск, рублей за четыреста. Неплохо, однако, студенты живут…»

Приятель повернул рукоять.

В динамиках зашуршало…

Пошло вступление…

Трек я узнал сразу.

«Magic Fly» от Дидье Маруани.

То, что нужно.

Вышел на середину комнаты.

Прикрыл глаза, вслушиваясь в музыку и мысленно подстраиваясь под ритм.

«Ну, всё. Держите меня семеро…»

Уже через полчаса в комнате было не протолкнуться. В неё набилось десятка полтора парней, и наших из блока, и пришлых, и мне приходилось крутиться буквально на пятачке, чтобы на кого-нибудь случайно не налететь. Однако дело того стоило. Я ничего не скрывал и показывал каждое движение шаффла. Надеюсь, через месяц-другой этот танец будут отплясывать не только у нас, но и на других площадках, а дальше… Это же психологическая война в чистом виде. Своего рода «наш ответ Чемберлену» в условиях 80-х. Диктовать в мировом масштабе моду на молодёжную субкультуру — этим Идеологический отдел ЦК никогда особо не заморачивался. А зря. Одним балетом, как известно, сыт не будешь. Так же как и хоккеем…

Сегодня я в бильярдную не пошёл. Решил взять паузу. Плюс дело одно появилось. О нем договорились ещё с утра. С Олегом, Димой, а заодно и с соседями из «двушки»: Серёгой Герцем и Юрой Шелестовым.

Совершенно «внезапно» выяснилось, что нам позарез требуется холодильник. Ну, прямо вынь да положь. Особенно явно это проявилось нынешней ночью, когда «танцы» закончились, все разошлись по своим «углам», а из жратвы в блоке остался лишь чай, да и тот без сахара. Причина, по мнению большинства, заключалась в том, что негде было хранить заранее купленные продукты. Их следовало или съедать сразу, или угощать ими всех желающих, иначе просто испортятся.

— У нас даже хлеб в холодильник кладут, — глубокомысленно заявлял по этому поводу краснодарец Шелестов. — Не положишь, плесенью через день покроется.

— Факт, — кивал бакинец Герц. — А если и масло туда положить, а ещё колбасу…

— Сыр, яйца, сметану… — со смехом продолжал Дима Петров.

— То всё будет сожрано в тот же день, — резюмировал Олег Панакиви. — Знаете, сколько тут хомячков? Уууу…

— Да ладно. В чужой холодильник не всякий полезет, — возражал Юра.

— Это верно, — соглашался Олег.

— Чтобы так было, холодильник должен быть маленьким, — развивал мысль Дима. — Из большого можно тянуть потихоньку, а в маленьком сразу всё видно.

— А маленький, это какой? — чесал репу Сергей.

— Ну, наверно, такой вот, — показывал руками Юра.

— И где ж его взять? Я таких вообще никогда не видел, — сомневался Олег.

— А я видел, — возражал Дима. — Морозко-3М называется. У дяди такой на даче стоит.

После его заявления все споры свелись к единственному вопросу: где нам достать это чудо?

В долгопрудненских магазинах «Морозко» не продавали. Это мы знали точно — когда ходили за телевизором, ничего похожего ни в прокате, ни на витринах не видели. Хочешь не хочешь, а надо ехать в Москву, причём, вдвоём. Или даже втроём. Товар хоть и недорогой — по словам Димы, всего пятьдесят рублей — но габаритный и весит прилично, килограммов за двадцать.

На этот раз, в отличие от покупки «Рекорда», приобретать холодильник решили в складчину. Всего по червонцу с носа, сущие пустяки. Кому ехать-искать товар определили жребием. Первым длинную спичку вытянул я, две другие достались Серёге и Диме.

На электричку мы двинулись в половине четвёртого. Лекцию по матанализу пришлось пропустить — увы, но обещание, данное самому себе, я так и не выполнил. Впрочем, как и всегда. Любые расчёты разбиваются о неизбежные в этой жизни случайности. Промтоварные магазины закрываются в семь. Поехали бы в Москву после пяти, успели бы, максимум, в один, и если бы там «Морозко» не оказалось, возвратились бы в общежитие несолоно хлебавши. А так есть возможность посетить ещё парочку, и шанс отыскать-таки нужный товар увеличивается в разы.

Так, кстати, и получилось.

Первым магазином, до которого мы добрались, были «Электротовары» на Белорусской, но холодильник «Морозко» в его ассортименте отсутствовал. «Орски» были, «Саратовы» были, были даже довольно экзотические для Москвы «Апшероны», а вот «Морозко» — ну что тут поделаешь — не было. Обидно, блин!

Просмотрев вывешенный в «Уголке покупателя» список адресов аналогичных предприятий торговли, мы поняли, что до закрытия успеем посетить только одно, на остальные просто не хватит времени. И, значит, выяснить, в котором из них есть то, что нам нужно, надо прямо сейчас.

Решать задачу стали стандартным способом — «опросом свидетелей». Дима пошёл общаться с кучкующимися неподалёку таксистами (Белорусский вокзал рядом, а возить приезжих по «знаковым» торговым точкам столицы — дело достаточно выгодное), Серёга начал окучивать покупателей (уже побывавших в других местах и что-то, возможно, видевших), мне же, увы и ах, досталось самое сложное и самое интересное — войти в доверие молоденькой продавщице и выудить из неё «информацию стратегического характера».

Сразу скажу, охмурить я её не пытался — два раза обжёгся, третий, ну его нафиг, тем более, что по внешним данным Рите (так звали девушку) до Жанны и Лены было как Луны пешком. Тем не менее, уже через пару минут мы с ней болтали напропалую. О странностях московской погоды — синоптики обещали мороз, а вместо него солнышко светит и птички поют, о том, что дарить дамам отечественные духи не комильфо, французские, хоть и дороже, но раз или два в году можно и разориться — их и в ГУМе частенько «выбрасывают», и в «Галантерее» на Горького. А ещё покупатели последнее время чересчур привередливые пошли. Им теперь только «Оку» или «Минск» подавай, а «Орск» или «Саратов» брать не хотят, они, видите ли, не престижные…

Нашу увлекательную беседу прервала появившаяся из подсобки старшая продавщица.

Она мигом отправила Риту выписывать товар скопившимся у прилавка гражданам, а на меня зыркнула так, словно подозревала, что я собираюсь украсть из их магазина всё самое ценное, включая некоторых работниц.

Поздновато, однако! То, что мне было нужно, от «некоторых работниц» я уже получил. В смысле, узнал, в каких именно магазинах могут сегодня продаваться «Морозко». Если их, конечно, ещё не раскупили все до единого.

Сергей свой «опрос» закончил одновременно со мной, а минут через пять в магазин вернулся и Дима Петров со «сведениями от таксистов». Соединив три блока «оперативной информации» и определив точки пересечения, мы выяснили главное: требующийся нам товар с практически стопроцентной вероятностью присутствует только в одном магазине, расположенном в самом конце улицы Первомайской, рядом с одноименным метро. Свет не ближний, но — делать нечего — надо ехать.

На место мы прибыли без четверти семь и, как оказалось, не прогадали. Успели тютелька в тютельку — наша очередь подошла буквально за две минуты до закрытия магазина. Правда, со стороны продавцов были отдельные поползновения: типа, уже закрываемся — однако не тут-то было. Не на тех, как говорится, напали. Что мы, зря пёрлись в такую даль? Нет уж, время осталось — выписывайте. Один — с чеком, второй — на кассе, третий — на выдаче. Короче, управились кое-как и уже в девятнадцать ноль пять стояли на улице с вожделенной коробкой.

Веса в холодильнике с упаковкой было чуть больше двадцати килограммов. Вроде немного, но ручек нет, крепкий скотч ещё не в ходу, зато есть моток бечёвки, который я предусмотрительно прихватил из общаги.

— А, может, такси поймаем? — жалобно попросил Герц, глядя, как мы с Димой пеленаем бечёвкой «Морозко».

— И сколько, ты думаешь, с нас возьмут за поездку в другой конец города, а потом ещё в область? — невинно поинтересовался Дима.

Серёга вздохнул.

— Червонец, как минимум.

— А два не хочешь?

На этом прения завершились.

Мы с Димой подхватили холодильник с двух сторон за импровизированные «петли» и споро потащили к метро. Герц уныло поплёлся следом. Меняться мы договорились через каждую сотню метров…

В общагу возвратились около половины десятого. К концу пути и Дима, и я Серёгу готовы были, если и не убить, то, как минимум, довести до «тяжких телесных». Герц ныл и стонал всю дорогу. Когда наступала его очередь «хвататься за гуж», он начинал кряхтеть и вздыхать: и бечёвка-то, понимаешь, узкая, и руки она режет до крови, и холодильник тяжёлый, и коробка, дрянь эдакая, бьёт по ногам, и вообще, лучше бы мы ничего сегодня не покупали. Когда же его сменяли, он сразу же принимался высчитывать и спрашивать самого себя, когда передышка закончится, «возле вон того дерева или дальше, где столб?», чем раздражал нас ещё больше. Зато уже в общежитии Герц радостно рассказывал всем, какие мы герои и молодцы, умудрившиеся без потерь и членовредительства переместить ценный груз из точки А в точку Б, преодолев все тяготы и лишения такелажной службы.

Даже странно, почему в прежней жизни я ничего подобного за ним не замечал? Или в этом потоке времени люди и впрямь немного другие, и поступки, которые они совершают, могут не совпадать с теми, что помню по своему привычному прошлому?..

За окном холодный московский октябрь. Мороз градусов десять. Снег, шедший с утра, закончился час назад. Всё, как тогда, в прошлом, в точно такой же день того же числа, месяца, года. Точно так же в пять с небольшим к нам в комнату заглянул Костя Беньковский:

— Мужики! На футбол поедете?

Тогда с ним поехали трое: Лёха Трифонов, Саня Шпанов и я.

Все с одного курса, но из разных групп: Лёха — из шестой, Саня — из третьей, я, соответственно, из второй. Костя учился в пятой и, единственный из четверых, был ярым болельщиком московского «Спартака».

Даже удивительно, почему мы отправились на стадион вместе? Алексей родился и вырос в Киеве, поэтому, ясное дело, особых симпатий к «Спартаку» не питал, мне было всё равно, за кого болеть, главное, чтобы «за наших», а Саня вообще — в футбол не играл и даже по телевизору не смотрел… Тем не менее, случилось то, что случилось. Мы оказались на том злополучном матче, на той самой трибуне, в том самом секторе… «Спартак» — «Хаарлем». Трибуна «С», она же восточная. Верхний ярус. Десять рядов до выхода…

В Лужники прибыли за двадцать пять минут до начала игры, до Большой Спортивной Арены добрались без четверти семь, билеты приобрели, когда длинная стрелка указывала на десять, на стадион попали ровнёхонько под судейский свисток.

Было действительно холодно. От снега очистили только часть трибун и, видимо, по этой причине, три четверти из шестнадцати тысяч пришедших на матч милиция согнала на «С», оставшихся разместили на «А», вне зависимости от того, что указывалось в билетах. Ну и, наверно, следить за фанатами в этом случае было удобнее, а бегать на холоде и ветру по всему стадиону приходилось меньше. Тем более что летнюю форму одежды стражи порядка ещё не сменили. Хотя, кто знает… бегали бы, согрелись бы стопроцентно, а так… дурацкие мысли, как известно, чаще всего приходят в не слишком здоровую голову.

Тогда я, помнится, слегка удивился тому, что раздвижные ворота на «нашем» выходе закрыты практически полностью, оставлен лишь узкий проход — двое с трудом разойдутся. Однако большого значения этому не придал. В конце концов, выходов с трибун много, на десять тысяч «болел» хватит с лихвой и ещё останется. На Олимпиаде народу было в десять раз больше и — ничего, справлялись. Справились бы и на этот раз. Справились, если бы не стечение обстоятельств, где на одной чаше весов — юношеский пофигизм и стремление к сомнительным подвигам, а на другой — халатность «ответственных и причастных» и слепое следование инструкциям и указаниям руководства.

В Советском Союзе начала восьмидесятых фанатские группировки были ещё в новинку, и власти только учились с ними работать. Опасаясь даже самого термина «фанатизм», милиция не разрешала проходить на стадион с флагами, баннерами или в атрибутике клуба. Болельщикам запрещалось кричать, скандировать и петь песни.

Вто же время, при входе на стадион людей не проверяли и не обыскивали, на трибуны легко проносилось спиртное, не было практики разделения и дозирования людских потоков и допуска их к выходу по секторам.

Вся работа с «футбольными хулиганами» сводилась тогда к сакраментальному «тащить и не пущать». Фанаты в ответ на дух не переносили людей в форме и при каждом удобном случае вступали с ними в словесную перепалку, устраивали провокации, а временами и дрались. Любви ни к тем, ни к другим это, конечно, не добавляло. Простые болельщики частенько оказывались в центре противостояния милиции и фанатов, и в итоге им доставалось с обеих сторон. Фактически, ни за что.

Что-то подобное произошло и в тот день, предыдущее 20 октября 1982 года.

Фанатов, привыкших кучковаться за северными воротами, отправили на другие трибуны, по большей части, на «С». В середине второго тайма они принялись забрасывать снежками милицию, даже фуражку кому-то сбили. Хулиганили, конечно, не все, но отличить бузотёров от остальных и, тем более, задержать возможности не было — люди сидели вперемешку, многие возмущались, почему не дают спокойно смотреть футбол. В итоге стражи порядка просто ретировались с лестниц и сосредоточились возле выходов, явно решив отложить ответные действия до окончания матча. Какие именно, стало понятно позже. За пять минут до финального свистка, когда народ уже потянулся с трибун, милиционеры организовали своего рода живой коридор и принялись загонять стекающие вниз людские ручейки в галерею верхнего яруса, направляя их к тем самым полузакрытым воротам, видимо, с целью фильтрации.

Фанаты к такому повороту событий оказались готовы. Они сцепились локтями, не давая милиционерам выдёргивать себя из толпы по одному. Людская масса становилась всё плотней и плотней, проход всё уже и уже, а сзади понемногу начинали напирать те, кто не знал, в чем дело, и не видел, что впереди. Мало того, многим было попросту весело. Ведь это же так прикольно — поджать ноги и чувствовать, как толпа сама несёт тебя в нужную сторону, а теснота — это совсем ненадолго, надо лишь надавить посильнее, и плотина прорвётся…

Увы, плотина не прорвалась. Она рухнула.

Как всё происходило, нам потом рассказал Саня Шпанов. Футбол и атмосфера на стадионе ему не понравились, и он решил уйти раньше. Мы не стали его отговаривать. Чай, не маленький, до общежития доберётся.

Знать бы заранее, что произойдёт под трибунами, никуда бы его не отпустили, а так… попал Саня в самую давку…

Её детонатором стал пустяк — обычная женская туфля. Девушек на игру пришло много. Одной из них кто-то наступил на задник, обувь слетела, дама попробовала её подобрать, толпа немного притормозила, затем качнулась вперёд и… короче, для последующего кошмара этого оказалось достаточно. Человеческий поток превратился в оползень. Потерявших опору несло по лестничному пролёту к запирающим дорогу воротным створкам. Руки и ноги, попадающие между прутьями перил, ломались, как спички. Обезумевшие от боли люди стонали, кричали, пытались вырваться из ловушки… Тщетно. На промежуточной площадке первого этажа часть перил оказалась смята. Те, кого выбрасывало наружу, падали на бетонный пол с пятиметровой высоты. Некоторые разбивались насмерть, другие получали многочисленные переломы и сотрясение мозга, однако оставшиеся на лестнице могли бы им позавидовать. Ведь расшибиться и выжить всё-таки лучше, чем быть раздавленным. Людская волна, докатившаяся до ворот, упёрлась в стальную решётку. Решётка выдержала. Люди — нет.

Шпанову повезло. Он не упал и не оказался раздавленным. На неуловимо короткий миг толпа вдруг отхлынула, и Саня каким-то чудом сумел вывернуться из неё, потом перевалился через перила и спрыгнул вниз, отделавшись переломами четырёх рёбер и ушибом лодыжки. Впрочем, будучи в шоке, он этого не заметил. Сверху снова начали напирать. Милиционеры, не знавшие, что происходит на лестнице и желающие побыстрее очистить трибуны, активно подталкивали болельщиков к выходу, прямо в кровавую мясорубку.

Кто спотыкался и падал, подняться уже не мог. Люди буквально шли по телам, а возле ворот образовался своего рода «слоёный пирог» из лежащих вповалку трупов и тех, кто ещё дышал. Саня и прочие, кто смог прорваться из давки, пытались вытащить из этого кошмарного «пирога» хоть кого-то.

Увы, большинство спасённых уже не подавали признаков жизни. Врачей не было, дежурная скорая подъехала слишком поздно, а вереница новых машин с красными крестами остановилась в районе метро — никто не мог указать, куда надо ехать.

А потом Шпанов потерял сознание и очнулся только на следующий день, в «Склифе». Туда отвезли бо́льшую часть выживших пострадавших. По официальным данным, в ту среду погибли шестьдесят шесть человек, ещё шестьдесят один получили ранения и увечья.

Удивительно, но о том, что творилось на лестнице под трибуной, никто из оставшихся наверху не догадывался. На последних минутах игры Сергей Швецов забил второй гол голландцам, и уже собирающиеся на выход болельщики приветствовали его восторженным рёвом.

Многие, в том числе, я, Костя и Лёха, не стали спешить и принялись ждать, пока толпа рассосётся. Тем более что, как обычно, после окончания матча на информационном табло показывали какой-то немецкий мультфильм об играющих в футбол животных, и, несмотря на мороз, значительная часть болельщиков решила досмотреть его до конца. Затем непонятно от чего суетящиеся стражи порядка открыли пару соседних выходов и начали направлять всех к ним. Туда мы, собственно, и пошли. Спокойно, без суеты, как и положено.

С той лестницы, по которой спускались мы, было видно лишь милицейское оцепление и несколько лежащих на земле человек. Костя даже пошутил по этому поводу:

— Глядите! Кто-то уже отдыхает.

То, что это не шутки, стало понятно только на улице.

Возле соседнего выхода стояла скорая, и к ней «за руки, за ноги» подносили тела.

Подойти ближе и выяснить, что происходит, мы не могли — милиция с удвоенной силой гнала всех прочь, подальше от стадиона.

О случившемся в Лужниках в ту холодную среду газеты не сообщали. Только «Вечерняя Москва» на следующий день напечатала коротенькую заметку: «Вчера в Лужниках после окончания футбольного матча произошёл несчастный случай. Среди болельщиков имеются пострадавшие».

Об истинных масштабах трагедии я узнал лишь через полтора месяца, когда Саню выписали из больницы. «Много. Под сотню», — скупо ответил он на вопрос, сколько погибло. И больше мы к этой теме не возвращались. Ни тогда, ни во времена «перестройки и гласности», когда газеты напропалую соревновались, кто больше нагромоздит трупов на «преступлениях социализма», ни в девяностых-двухтысячных, когда накал поутих… Мы словно бы наложили табу на все разговоры о тех событиях. Однако память — штука своеобразная. Иногда, чтобы выудить из её глубин то, что хотелось забыть навсегда, достаточно одной-единственной фразы:

— Мужики! На футбол поедете?..

Воспоминания, хлынувшие на меня, напоминали потоп. Я будто заново переживал всё случившееся тем страшным вечером. Хотя почему заново? Ведь здесь и сейчас ещё ничего не произошло, и все девчонки, мальчишки, решившие поддержать свой любимый клуб на заснеженном стадионе, ещё живы. Как раз сейчас они собираются на футбол, в радостном предвкушении, полные планов на вечер, на завтра, на послезавтра, на месяц, на год, на будущую несомненно долгую и счастливую жизнь. Кто-то спешит на встречу с друзьями, кого-то сразу после футбола ждёт праздничный ужин, кто-то волнуется, что его не пустят на стадион из-за возраста и, значит, надо обязательно попросить кого-то из старших сказать, что он с ними… Ещё никто ничего не знает и даже не думает, что обыкновенный футбольный матч завершится кровавым кошмаром.

Вопрос: можно ли «отменить» трагедию?

Любой, читавший фантастику про попаданцев, уверенно скажет: «Да. Можно».

Надо лишь снять телефонную трубку и позвонить.

Куда? Ну, например, в милицию, сообщить, что на стадионе заложена бомба. Или ожидаются антисоветские провокации. Или что будет потоп, пожар, землетрясение…

Увы, гарантировать, что правоохранители начала восьмидесятых поведут себя точно так же как их коллеги из будущего, я не мог. Кто знает, может, этот звонок только усугубит проблему, милиция проявит рвение, загонит всех не на две трибуны, а на одну, и в итоге на той злополучной лестнице народу окажется в два раза больше…

Другой вариант — позвонить Смирнову и объяснить ему, что…

А что, собственно, я ему объясню? Что у меня плохие предчувствия? Да и потом — я же не знаю его нынешнего телефона. Так же как номеров Ходырева, Новицкого, Кривошапкина. Не удосужился, блин! Месяц с лишним изображаю из себя графа Монте-Кристо, а элементарную вещь — выяснить, как в случае форс-мажора связаться с товарищами офицерами — забыл…

Поэтому, хочешь не хочешь, а действовать и решать придётся по ходу. Самостоятельно, прямо на стадионе. Иного, увы, не дано…

Как и предполагал, мы попали на ту же трибуну, в тот же сектор, на тот же ярус. И тем же составом. Костик, я, Лёха и Саня.

Последний сидел возле прохода и с любопытством осматривался. Он, действительно, первый раз в жизни попал на футбол, поэтому, несмотря на мороз, всё вокруг было ему интересно. И уходящие вниз ряды, и возвышающаяся за нашими спинами чаша для олимпийского огня, и игровое поле, выделяющееся всё ещё зелёной травой на фоне заснеженных беговых дорожек, гул трибун, огромные прожекторы, заливающие стадион ярким светом …

— А почему одни в шапочках, а другие без? — наивно поинтересовался Шпанов, указывая на футболистов.

— Одни боятся мозги застудить, а другим всё равно, — тут же пошутил Лёха.

— А те, кто в трико, за другое волнуются, — продолжил Костик.

Оба заржали.

— Да ну вас. Я же серьёзно, — обиделся Саня.

— Когда на улице минус, разрешено утепляться по усмотрению, — перестав смеяться, пояснил Трифонов. — Кому-то хватает треников, кому-то перчатки нужны, кому-то шапка. Главное, чтобы поверх всего форма была надета, и шипы на бутсах должны быть стандартные, чтобы никого не травмировать…

Слушая вполуха их разговор, я внимательно вглядывался в окружающих нас людей. Их было много, и они были такие разные.

Слева, через проход, сидели парень и девушка, лет, наверное, по пятнадцать-шестнадцать. В «прошлой жизни» они, как помнится, ушли с трибуны, когда матч ещё не окончился, и больше я их не видел…

Справа внизу расположились отец с сыном-подростком. Они тоже ушли чуть раньше. Кажется, у сына был день рождения и он всё спрашивал, какой подарок ждёт его дома. Папаша в ответ посмеивался и говорил, что хороший…

Сзади шумели фанаты. Человек пять или шесть, причём, судя по разговорам, скорее всего, не спартаковские, а цээсковские. В перерыве они приняли по «паре капель на грудь», а затем участвовали в обстреле снежками милиции. Со стадиона они ушли сразу после финального свистка…

Кто знает, как сложилась судьба тех и других, и третьих. Возможно, им повезло, и в давку они не попали. А возможно — наоборот. Может быть, именно эта девушка потеряла туфлю, из-за которой всё началось. Может быть, это именно те отец с сыном, которые пытались открыть ворота, но не сумевшие совладать со стальной решёткой и оставшиеся висеть на ней, задохнувшиеся, с переломанными руками и рёбрами. Может, это именно те фанаты, которые с хохотом поджимали ноги и надеялись, что толпа сама вынесет их куда нужно…

Полтора часа всё шло строго «по сценарию». На шестнадцатой минуте Эдгар Гесс со штрафного забил первый гол в ворота голландцев. Так же как в предыдущий раз, вживую я этот гол не увидел — за пару секунд до удара на ноги вскочило едва ли полтрибуны, и за лесом вскинутых рук не было никакой невозможности хоть что-нибудь разглядеть. В итоге пришлось смотреть повтор по табло, хотя, конечно, это совсем не то, ради чего стоило идти на футбол.

— Ерунда какая-то, — с досадой пробормотал Саня.

Он тоже ничего не увидел.

А вокруг обнимались, орали, хлопали, размахивали шарфами и шапками… словом, вовсю праздновали забитый гол, надеясь, что вскоре последуют и другие.

Надеялись, увы, зря. До перерыва и практически весь второй тайм на поле ничего интересного не происходило. Народ начал откровенно скучать, а чтобы окончательно не замёрзнуть, принялся развлекать себя песнями и кричалками (не всегда понятными), употреблять внутрь горячительное (кое у кого с собой был не только чай) и «задирать» мёрзнувшую не меньше других милицию (та самая игра в снежки, «обидевшая» стражей порядка).

Всё это время я напряжённо думал, как избежать трагедии. И чем ближе стрелки часов подходили к заветным «девяткам» (игра заканчивалась без четверти девять), тем больше меня охватывало отчаяние. Матч подходил к концу, некоторые уже потянулись на выход, а я до сих пор не мог ничего придумать. Хотя требовался сущий пустяк: вынудить милиционеров открыть несколько выходов или, как в «прошлой жизни», оставить открытым один, но растянуть «эвакуацию» на долгое время. Был, впрочем, ещё один вариант — когда милиция не будет никого торопить, а болельщики направятся к выходу организованно и строго по очереди — но это уже, как говорится, из разряда фантастики…

Вот уже покинули свои места «те самые» парень и девушка… вот поднялись со скамейки отец с сыном… зашевелились сидящие сзади фанаты армейцев… Похоже, сегодняшний матч им удовольствия не доставил. Кто-то из них даже бросил с презрением:

— Мясо, б… Позорище, а не игра.

В голове у меня словно бы что-то щёлкнуло.

Кусочки пазла встали на место.

Я, наконец, понял, что делать.

На то, чтобы слепить несколько плотных снежков и с силой запулить их в расположившихся ниже болельщиков красно-белых, ушло секунды четыре. Все «снарядики», как и предполагалось, попали в цель. И хорошо попали! Двоим угодило за воротник, а одному даже шапку сбило. Дальше оставалось лишь развернуться, выдернуть из-под куртки ближайшего фана спрятанный от «общественности» шарф цээсковских цветов и завопить во весь голос:

— Атас! Конюшня за «Хаарлем» топит!

Эффект от моего демарша превзошёл самые смелые ожидания. Видно, и вправду… что-то такое уже витало в воздухе. Фанаты обоих клубов к драке оказались готовы. Тем более что красно-синих на стадионе было не так уж и мало, и, по отношению к спартаковцам, они занимали достаточно выгодную позицию — в верхней части трибуны, поэтому последним, чтобы добраться до недругов, пришлось слегка «поднапрячься». Впрочем, боевого задора это ничуть не уменьшило. Обе стороны жаждали столкновения, наверное, даже больше, чем выигрыша любимой команды. А то, что второй клуб сегодня в игре не участвовал, не смущало ни тех, ни других.

— Мочи коней! Бей мясо! Вали его! Рви! В рыло! На! Получай! — раздавалось то слева, то справа, то сзади, то спереди.

Побоище не остановил даже гол, забитый в ворота «Хаарлема» на последней минуте матча.

Пофиг! Для настоящих «ценителей» есть забавы поинтереснее.

Тридцать без малого лет я не участвовал в массовой драке, но главное всё-таки помнил. В таких потасовках некогда думать, кто свой, кто чужой. Бей любого, кто замахнулся. И я бил. Всех попадавшихся под руку. Без разбора. Не обращая внимания на потери. Их мы будем считать потом, когда драка закончится…

Для меня она закончилась примерно через минуту. В какой-то момент я просто вывалился из орущей, остервенело размахивающей кулаками толпы. В голове гудело, правое ухо почти ничего не слышало, по левой щеке что-то текло.

Машинально утёрся. Взглянул на ладонь.

Кровь? Рассёк что ли?..

— Андрюха! Валим, а то загребут!

Кто-то дёрнул меня за рукав.

Я обернулся.

Саня выглядел, словно разбойник после неудавшегося налёта. Глаз заплыл, губы распухли, пуговицы на куртке оторваны, на штанине дыра…

— Наши где?

Шпанов неопределённо качнул головой.

— Там.

— Где там?

— Внизу.

Я проследил, куда он показывал, и с облегчением выдохнул.

Всё вышло как нельзя лучше. Почти как с «пожаром в лесу»: тушим огонь встречным палом, а давку перед воротами и на лестнице гасим волнениями на трибунах.

Милиция действовала вполне предсказуемо.

Нынешние правоохранители — это вам не омоновцы девяностых-двухтысячных. У них даже дубинок не было и в драку они, конечно же, не полезли. Вместо того чтобы рассечь, разнять и охолонить дерущуюся толпу, они просто-напросто перекрыли ближайший выход со стадиона (тот самый, с полураздвинутыми воротами) и направили всех не участвующих в «битве» зрителей к другим выходам, пусть по колено в снегу, зато без эксцессов. И о своей недавней «обиде» милиционеры тоже забыли. Какой смысл вспоминать об «игре в снежки» и искать «виноватых», когда на трибуне творится чёрт знает что? У стражей порядка сейчас новая вводная: отделить драчунов от «обычных граждан» и задержать зачинщиков драки.

С первым милиция худо-бедно, но справилась, хотя и не до конца — мы с Саней успели-таки просочиться сквозь жиденькие кордоны людей в форме и слились с подгоняемой ими массой болельщиков. Лёха и Костик сумели это сделать чуть раньше. Я видел, как они махали нам руками из движущейся толпы, а затем скрылись за бетонной стеной верхнего выхода.

Мы с Саней догнали их только на подтрибунной лестнице.

А потом нас всё-таки «заловили».

Возле ворот дежурили два десятка милиционеров и выдёргивали из толпы всех «подозрительных». Мы в эту категорию попадали почти стопроцентно — помятый вид, «следы насилия на лице» и разорванная одежда заставили бы напрячься любого, а не только милицию.

Спустя десяток-другой секунд нас затолкали в какую-то комнату, видимо, «опорный пункт» и, пригрозив, чтобы не смели ничего тут ломать, отправились выявлять других «хулиганов и дебоширов».

Вместе с нами товарищи в форме задержали и какую-то вызывающего вида девицу в фиолетовой куртке и с такого же цвета волосами, собранными в причёску «удар молнии».

— Вот, блин, как чувствовала, не надо на мясо идти! — сплюнула она на пол, когда милиционеры ушли.

— Э! А я тебя знаю. Ты из конюшни, — внезапно заметил Костик.

— И чё?!

— У тебя Марго погоняло.

— Не погоняло, а имя, — обиделась дама…

Это весьма содержательный разговор прервал скрип открываемой двери. В помещение вошёл капитан милиции.

— Вы кто такие? — обвёл он нас недоуменным взглядом.

Быстрее всех сориентировалась Марго:

— Да там милиция людей ногами пинает. Мы пришли заявление написать.

— Что?! — казалось, милиционера сейчас хватит кондратий. — А ну, вон отсюда! И чтобы духу от вас тут не было!

Его пожелание мы выполнили с максимально возможной скоростью. Уже через пару секунд нашего духа в опорном пункте действительно не осталось.

— Спасибо! — успел крикнуть Саня юркнувшей на боковую лестницу девушке.

— Не за что! — донеслось с галереи первого яруса.

Мы за Марго не пошли — направились к центральным воротам.

Так было и ближе, и безопаснее.

— Гляди! Скорая, — указал направо Шпанов.

Я развернулся.

Возле соседнего выхода действительно стояла «Скорая помощь».

Что там произошло, было не разглядеть — машину закрывали ряды оцепления.

Внутри у меня внезапно похолодело.

Неужели мой план провалился?!

Неужели кто-то погиб?

Ведь давки же не было…

Или была?..

Ответов на эти вопросы я получить не мог.

Мог только надеяться…